Роберта Вустерова
Бульдозер
Осталось двое… Василий вздохнул. Хочет он того или нет, но единичной местью за друга ему, похоже, не обойтись. Придется еще участников съезда спасать.
– Бороться не пробовали? – спросил он, осматриваясь в поисках подходящего оружия. – Буруна водой полить? Я на клумбе садовый шланг видел.
– Еще как пробовали, – зло пробурчал Кукуцаполь. – Высыхает, гад. Его ничем не проймешь. Твой ковш ему что комариный укус привидению.
– Пропорции один к одному, – вспомнил Василий. – Замешаем в корыте. В бане, кажется, идет ремонт?
Он изложил свой план. Анчутки, убедившись, что Песочный Бурун пока не явился, водрузили корыто на клумбу, развернули шланг так, чтобы струя попала точно в цель, и, вооружившись лопатами и мешком с цементом, укрылись в тени. Кукуцаполь вызвался уговорить Ягушенцию сыграть роль живца, и, к удивлению домового, ему это удалось.
Когда Песочный Бурун завертелся смерчем в начале аллеи, Василий вцепился в вентиль шланга и кивнул Ягушенции. Бабка, стоявшая на клумбе у корыта, кивнула в ответ, открыла рот и нанесла Песочному Буруну словесное оскорбление. Опешивший монстр замер. Яга поправила бандану и выстрелила в адрес неприятеля длинной очередью уничижительных эпитетов. Смерч сорвался с места. Как только он завращался в нужной точке, а Баба Яга отпрыгнула в сторону, Василий крутанул вентиль и окатил врага водой. Промокший монстр рухнул в корыто. Подбежавшие анчутки сыпанули сверху цемента и бешено заработали лопатами. В минуту дело было сделано. Оставалось подождать, пока бетон схватится.
Кукуцаполь снова влез на ковш. «Опять будет глаголом жечь сердца», – подумал Василий и, прислонившись к стене, устало прикрыл глаза. Зазвучали стихи:
Их было трое – монстров тех,
Кто сеял жуть и хаос.
Коньки отбросил Раскладон,
Бурун отправился в бетон,
Остался только Страус.
– Остался только Страус! – вскричали анчутки и зааплодировали.
– Василий, – прошептал чей-то голос, и руки домового коснулось что-то мокрое и волосатое, – что происходит?
Домовой, не веря своим ушам, медленно открыл глаза. Перед ним стоял его лучший друг болотный хмырь Сигизмунд, и в хвосте его покачивался цветущий куст розовых пионов.
Когда восторги по поводу Сигизмундового воскрешения приутихли, Василий оттащил друга за угол бани и рассказал, что произошло, пока тот был в отключке. Хмырь ничему не удивился. Он давно говорил, что там, где Кукуцаполь, чего угодно можно ожидать. Не понял Сигизмунд одного – какой из кучи песка экспонат выставки? «Если я зачерпну в своем болоте тины и вылью у тебя за печкой, это будет, как ты говоришь, акт творчества?» – «Смотря по тому, как ты это объяснишь, – фыркнул Василий. – У инсталляций весь смысл в объяснениях. Давай о другом. Помнишь «Трактат учителя Суня»?»
Сигизмунд помнил. Еще бы – домовой, пока читал это знаменитое древнекитайское сочинение про искусство сражений, друга до колик доводил цитатами. Сунь Цзы говорил то, Сунь Цзы говорил это. «Колись, – сказал хмырь. – Ты что задумал? Хочешь и третьего уконтрапупить?» – «Анчуток жалко, – ответил Василий, – да и за тебя ему причитается. Опять же один совет Сунь Цзы я уже выполнил – оставил противника без союзников».
К выполнению другого совета учителя Суня – «Изучи противника» – Василий привлек Кукуцаполя. Домовой не сомневался, что анчутка сумел как-то пробраться на выставку, иначе не знал бы, что там за экспонаты. Немного покочевряжившись, Кукуцаполь привел Василия к двери в подвале, которая была заперта, но против скрепки не устояла. Разведчики аккуратно заглянули внутрь. От корзиночек, сплетенных из фантиков, шляп, связанных из синтетических мочалок, зайцев и волков из пивных крышечек, лебедей из автомобильных покрышек рябило в глазах.
– Вон он, – шепнул Кукуцаполь. – В углу стоит.
Страусиный Поршень ни разу не походил на рядовое детище бриколажа. Василий скорее назвал бы его инсталляцией, рожденной экзальтированной инженерной мыслью. По стальному стержню вверх-вниз ходил металлический поршень. К его верхней части была прикреплена цепь, на которой болталось небольшое чугунное ядро; видимо, от него багровела на лбу Сигизмунда шишка. Увидел Василий и то, что не удалось разглядеть сквозь дырку в рекламном постере, – украшавшее поршень страусиное перо почему-то розового цвета. Потрепанное перо павлина лежало рядом. Монстр стоял неподвижно и, похоже, скакать к бане не собирался.
– Надо его как-то выманить, – сказал домовой. – У него есть слабые стороны?
Кукуцаполь почесал лысину:
– Ему нравится, как мы поем хором.
Василий вздрогнул. Однажды ему довелось услышать хоровое пение забайкальских банных анчуток, и он испугался, что второго раза не выдержит. Однако деваться было некуда.
Стратегической новизной план сражения не отличался, зато своей простотой и коварством вызвал бы одобрение знаменитого китайца. Следуя еще одному совету Сунь Цзы, Поршню, как и Буруну, готовили ловушку, причем всё на той же клумбе – только рядом с ней росло самое высокое в саду дерево – ель. Когда привлеченный пением анчуток Поршень до клумбы доберется, на него сверху – с вершины ели – храбрый и ловкий воин высыплет ведро песка. Попадание песка в движущуюся часть ни один агрегат не выдержит. Главное – с выбором воина не промахнуться.
Анчутки в принципе могли бы и на дереве спеть хором, да ведро с песком им было не удержать. У Сигизмунда все еще кружилась голова. Домовой должен был координировать военные действия с земли. Баба Яга лезть на ель отказывалась. Подсадной уткой она уже побывала, хватит с нее. К тому же она, хоть и летает на ступе, высоты боится и с дерева как пить дать сверзнется.
