Роберта Вустерова
Бульдозер
Фиолетовая стрелка под текстом указывала на расположенное рядом здание. Василий перевел глаза. Окно первого этажа закрывала фотография резинового, видимо, прохудившегося, сапога, на котором был нарисован большой вопросительный знак. Там, где под знаком стояла точка, фото прорвалось, и приникший к стеклу домовой увидел, как за дыркой энергично ходит вверх-вниз что-то розовое и пушистое. Василий уже почти нашел положение собственной головы, позволяющее рассмотреть, что это там мельтешит, но тут Ягушенция на друзей прикрикнула, и они заторопились.
Замок на воротах КБУ оказался сложнее, чем Василий рассчитывал. Но Бабу Ягу задержка даже обрадовала. «Ты пока тут ковыряешься, я в одно место сгоняю, – заявила она, перевязывая бант на блузе. – Сигизмунда возьму с собой. Негоже даме одной без кавалера шастать».
– Идите, – пожал Василий плечами и на секунду оторвался от замка, осматривая круто уходящую в гору пустынную улицу. – Только быстро.
Замок открылся с восьмой попытки. Василий вывел бульдозер, запер для порядка ворота и только поднял ногу, чтобы залезть в кабину, как сзади раздались чьи-то душераздирающие вопли. Голос был знакомым. Василий оглянулся. Подобрав юбку, вниз по улице неслась Яга. Подбежав к воротам, она метнулась через них с легкостью чемпиона мира по прыжкам в высоту, а приземлившись, показала Василию фигу, прибавив словами: «Накось выкуси!».
– Это вы мне? – удивился домовой.
– Да не тебе. Ему,– прошипела бабка и мотнула головой куда-то вдаль. – А ты чего стоишь? Погибели хочешь?
Василий не представлял, что так напугало Ягушенцию, но на всякий случай послушался совета. И едва перебрался во двор, как раздался громкий металлический лязг, и к ограде КБУ подскакало странное создание о трех ногах. Рассмотреть его как следует было трудно, потому что оно ни секунды не стояло на месте. Однако Василий готов был поклясться, что создание больше всего походило на взбесившуюся раскладушку, потерявшую где-то свой брезентовый верх. «Раскладушка» подпрыгивала, билась о решетку и злобно клацала двумя соседними ногами, будто то были не гнутые алюминиевые трубки, а смертоносные челюсти. Под ударами чудовища ограда трепетала как осиновый лист.
Василий не сомневался, что вопли и лязги разбудят горожан и те явятся к КБУ с топорами и кольями. Но железная тварь внезапно успокоилась и, щелкнув напоследок челюстями, исчезла за домами.
– Что это было? – повернулся Василий к Бабе Яге.
Яга дернулась и поправила бандану.
– Клацающий Раскладон. Шустрый гад. Ногу мне чуть не оттяпал. Еле вырвалась.
– А Сигизмунд где? – занервничал Василий. – Вы ушли вместе…
Повертев головой, Баба Яга махнула рукой в ту сторону, откуда появилось лязгающее чудовище.
– Там.
– Где – там?! – заорал Василий. – Что он – там – делает?
Яга недовольно повела плечами. Было видно, что вопросы домового ее раздражают.
– Там – это на клумбе у бани. Сигизмунд – там – лежит.
Василий перестал что-либо понимать. Его друг, застенчивый болотный хмырь Сигизмунд, поздней ночью в незнакомом городе ни с того ни с сего вдруг прилег отдохнуть на какой-то клумбе у какой-то бани?
– Ну, не то чтобы отдохнуть. – Баба Яга неопределенно пошевелила пальцами. – Ему того… Страусиный Поршень в лоб попал.
Василия затрясло. Он взлетел в бульдозер, за шиворот втянул Ягушенцию в кабину и задвигал рычагами. Из-под колес вырвался дым, бульдозер подпрыгнул и помчался вверх по улице. В следующее мгновенье затрясло и Ягушенцию. Домовой в ярости – не дай кому бог с таким столкнуться. Дрожа, заикаясь, сморкаясь в юбку, Ягушенция рассказала, что случилось.
В бане, расположенной на вершине холма, в эти дни проходил съезд банных анчуток. В нем принимал участие и Кукуцаполь, самый известный банный анчутка Забайкальских лесов и большой любитель замутить какой-нибудь скандальчик.
С Незапамятных времен Яга и Кукуцаполь друг друга на дух не переносили. Анчутка легко втягивал Ягушенцию в виртуозные перебранки, неизменно заканчивающиеся бабкиным позором. С другой стороны, если Яге представлялся случай зависнуть в ступе над головой недруга, она начинала плеваться, как разочарованный жизнью верблюд, целясь аккурат в центр вражьей лысины.
И вдруг, совершенно необъяснимо, Кукуцаполь предложил Ягушенции мир. Даже письмо со съезда прислал – давай, мол, подружимся, прилетай немедленно. Яга, конечно, сомневалась в истинных анчуткиных намерениях и никуда лететь не собиралась. Но тут подвернулась оказия – кража бульдозера, и она решила, раз уж в городе, провести разведку боем и свое любопытство удовлетворить.
Когда бабка с болотным хмырем добрались до бани и постучали в условленное окно, их ждало неожиданное. Створки отворились на крохотную щель, и через эту щель рыдающий Кукуцаполь стал с Ягой и Сигизмундом прощаться, уверяя, что смерть его пришла.
Объяснить, с чего он вдруг собрался помирать, анчутка не успел. Вдали что-то металлически заскрежетало, Кукуцаполь охнул, прошептал «Явились!» и потянул створки на себя. «Кто, кто явился?» – только и успела спросить Яга. «Клацающий Раскладон и Страусиный Поршень», – простонал Кукуцаполь, и окно захлопнулось.
В следующую секунду к Ягушенции и Сигизмунду подскакали две непонятные штуковины. Описать их бабка не смогла. Не успела разглядеть – темно было, да и не до разглядывания, ноги бы унести. Потому как одна из штуковин вдарила чем-то по лбу Сигизмунда, и тот без звука опустился на клумбу, а вторая с криком «Взлохматим бабку!» нацелилась на Ягушенцию. Ну, она и дала деру.
