Роберта Вустерова
Бульдозер
Хотя в гору бульдозер полз с трудом, до фруктового сада, в глубине которого стояла баня, добрались в две минуты. Бросив машину на улице, домовой помчался по аллее, не замечая, как чудно пахнет вокруг яблоками и как ярко светит полная луна. Всматриваясь в землю, он оббежал баню дважды. Ни на клумбе, ни под яблоневыми деревьями, ни где-либо еще Сигизмунд не обнаружился. Василий в отчаянии забарабанил в окна. Одно распахнулось, из него высунулись головы сразу пяти анчуток, и голос Кукуцаполя прошептал: «Тс-с-с! Не шуми!».
– Где Сигизмунд!? – заорал домовой и еще раз шарахнул по переплету. – Что вы с ним сделали?
– Ничего мы с ним не сделали, – забормотали анчутки. – Только к стене перенесли и корытом прикрыли. Вон там.
Откинув корыто, Василий опустился на колени. Придвинутый к стене Сигизмунд мирно лежал на спине. На лбу его багровела шишка, а в хвосте был зажат цветущий куст розовых пионов. «Мы пытались куст вытащить, но он держит крепко, – сообщили анчутки. – И пульс хотели проверить, только никто не знает, где его у болотных хмырей искать». Василий тоже этого не знал и просто прижал пальцы к шее друга. Пульс не прощупывался. Банные анчутки вздохнули. Ягушенция отступила в тень. Василий вытер слезы, коснулся, прощаясь, груди хмыря и подогнал к бане бульдозер. Анчутки побледнели, решив, что домовой собирается немедленно рыть могилу. «Не собираюсь, – огрызнулся Василий. – Домой повезу. Помогите уложить его в ковш».
Закивав, анчутки обступили Сигизмунда, прикидывая, как половчее справиться с тяжелым телом. Внезапно со стороны улицы до бани донеслись уже знакомые Василию вопли и скрежет. Он повернул голову. По аллее в лунной дорожке снова неслась, подобрав юбку, Баба Яга, а за ней, щелкая алюминиевыми ногами, снова гнался Клацающий Раскладон.
Вот тут Василий рассердился окончательно. С криком «Вы меня достали!» он вскочил в кабину, рывком рычага поднял ковш и обрушил его на подскакавшего Раскладона. Чудище крякнуло, распласталось по земле и затихло. На всякий случай домовой влупил по нему еще раз, но в этом действии уже определенно не было необходимости.
Уняв дрожь в руках, Василий впился глазами в поверженную железяку. Из глубин его затуманенного адреналином мозга пробивалась на поверхность некая стратегическая мысль. Стержнем ее являлось осознание, что он не может уехать из города с телом Сигизмунда, за друга не отомстив.
Оформиться мысли окончательно помешал Кукуцаполь. Взобравшись на ковш, он читал стихи, подкрепляя каждый ударный слог маяковским взмахом руки.
Страх наводил триумвират.
В нем монстров было трое.
Один погнался за Ягой,
И их осталось двое.
– И их осталось двое! – проскандировали банные анчутки и зааплодировали.
«Триумвират? – удивился Василий. – Трое монстров? Что, в конце концов, тут происходит?»
События этой ночи развивались стремительно, и ответ не заставил себя ждать. Прохладный предрассветный ветерок внезапно усилился, компанию осыпало взвившимся с земли мусором, в глазах защипало от попавшей в них пыли. «Идет, идет!» – заверещали анчутки и бросились к дверям в баню. Баба Яга, пометавшись меж деревьями, рванула за ними. «Кто идет?» – придержал Василий удирающего Кукуцаполя. «Песочный бурун, – нервно хихикнул анчутка. – Куча песка, чтоб его! Вам, юноша, не помешает скрыться».
В бане Василий потребовал от Кукуцаполя объяснений. В услышанное домовой поначалу верить отказывался. Бред какой-то. Мистический триллер. Но окружившие его анчутки клялись, что всё так и есть.
– Наши съезды анчуток – самые мирные во всех Забайкальских лесах, – возмущенно говорил Кукуцаполь, глядя на Бабу Ягу. – Днем сидим тихо, городских не трогаем, заседания проводим по ночам. Соответственно ждем в ответ аналогичного уважения. Однако, когда в город приехала выставка бриколажа, у нас начался хоррор.
На слове «бриколаж» Ягушенция подпрыгнула. Василий понял: она заподозрила, что Кукуцаполь нарочно употребил иностранный термин, чтобы выпятить перед ней свою образованность. В воздухе запахло экспрессивной и, главное, длительной перебранкой. Погасить ее в зародыше могло только одно.
– Простите, что прерываю, – промямлил домовой, изображая крайнюю неосведомленность. – Что такое бриколаж?
– Э-э-э, – повернулся анчутка к Василию, забыв о Ягушенции, – стыдно, молодой человек, не знать элементарных вещей. Василий смущенно пожал плечами, дав себе слово дальше так не лгать. – Под бриколажем понимается повторное творческое использование предметов, их реконструкция. Грубо говоря, это переделка бэушных объектов для получения новых смыслов.
– Новых смыслов? – Домовой переступил с ноги на ногу. – Я правильно понял: связать коврик из старых колготок – это бриколаж?
– Браво! – воскликнул Кукуцаполь. – Вы, юноша, не так глупы, как кажетесь. А как вам такие примеры – юбка из мужских галстуков? Брутальное кашпо с цветущими незабудками из дырявого резинового сапога?
– Мы в курсах, что такое бриколаж, – расплылась в презрительной улыбке Баба Яга, избежавшая благодаря домовому публичного позора. – Чего там с хоррором?
Из дальнейшего рассказа стало известно следующее. Через неделю после открытия выставки к бане стали являться ее экспонаты. Не все, но трое – Песочный Бурун, Страусиный Поршень и Клацающий Раскладон. Главного среди них нет, действуют сообща – типа триумвират. Являются каждую ночь, то вместе, то порознь, и принимаются участников съезда кошмарить. Раскладон ноги норовит переломать. Бурун засыпает песком так, что не продохнешь. Поршень вон что с болотным хмырем сделал. И не только с ним. К великому счастью анчуток, только что их герои – тут анчутки с благоговением и надеждой уставились на домового и Ягушенцию – урезали банду монстров на треть: «один погнался за Ягой, и их осталось двое».
