Рита Мурз
Марсианское пламя
– Надо, – строго сказал Антон. – Не положено учителям голодать. Завтра будет посылка с Земли, говорят вам подарков насобирали, если будет шоколад – поделитесь?
– Конечно, мне пора, надо ужин накрывать.
Альба сказала Лизе, что родители попали в больницу, но про смерть отца не смогла сказать. Девочка плакала всю ночь, Альба её обнимала.
– Папа всегда говорил, что нужно верить в хорошее, – сказала Лиза уже под утро. – И я буду верить, ведь у нас хорошие врачи, да?
– Конечно, они уже ищут лекарство и скоро найдут.
– А почему эту болезнь назвали «Марсианское пламя»?
– Я не знаю, но мы спросим твою маму, когда её выпишут.
***
В больничной палате даже ночью было светло, да и не спал почти никто. Лекарств на всех не хватало, обезболивающее кололи только самым тяжёлым пациентам, но оно не всегда помогало. Люди горели, а огня не было видно. Гурий Иванович лежал на своей кровати, по шею укрывшись шерстяным одеялом, казалось, что так легче. Рукой он уже не мог шевелить, но она постоянно болела, болела так словно её перекручивали в мясорубке и сразу подогревали на огне изнутри.
– Таблетки есть, принести? – спросила его санитарка.
– Не надо, – ответил старик, так он сам себя начал называть в больнице. – Оставьте вон ему.
Он кивнул в сторону шахтера, который всю ночь стонал. Болезнь обычно начинается с рук, потом ожоги поднимаются к плечам и начинают проедать грудную клетку, только у некоторых они спускаются ниже к желудку, а уже потом внутрь. А у этого шахтёра первый ожог появился на груди, уже через неделю прожёг ребро, теперь горит лёгкое. Он стонет, хрипит, тяжело дышит, иногда вскакивает, хватается за грудь, ему колют обезболивающее, и он ненадолго засыпает, но спит тревожно и постоянно что-то бормочет. На соседней койке лежит женщина, у неё уже сгорели обе ноги, а невидимое пламя подбирается всё выше. Кто-то ещё ходит, пытаясь унять боль в руках, а кто-то хрипит, хватает воздух и замирает. Пламя полыхает, машины привозят людей в больницу, а потом увозят в крематорий, и прах их разлетается над просторами красной планеты.
– Завтра нам сбросят посылку, будут лекарства, легче станет, – успокаивала санитарка.
– Я вот думаю, – шёпотом, чтоб не разбудить тех, кто и без того почти не спит, сказал Гурий Иванович. – За какие грехи Бог послал нам такое наказание?
– Мой отец первым долетел до края Солнечной системы, и знаете что он сказал? – санитарка мягко опустилась на край кровати.
– Что?
– Как бы далеко в космос не забрался человек, он не найдёт там бога, ведь его там никогда не было, но он может его там поселить. Это не наказание, это испытание, и подготовило его самое страшное божество мира – сама Вселенная.
– Может ты и права. Люди возомнили себя всемогущими победителями мира, а на деле мы неумелые подростки. Мы только-только выскочили из–под родительского крыла, нам ещё предстоит столькому научиться. Вот нам и дали под дых, а то размечтались.
– А вот это правильно, мечтать надо, – сказал Мидас, он пришёл на обход. – Без мечты мы и колеса бы не изобрели.
– Была у меня мечта – увидеть другую планету. И вот я здесь – горю, – усмехнулся Гурий Иванович.
– А я всегда мечтаю о разных вещах. Маленьким был, мечтал о телескопе – вместе с отцом накопили денег, до сих пор дома стоит. Потом мечтал врачом стать – отучился, и вдруг захотелось мне космос покорить, решил, первооткрывателей спасать. Вот и стою я теперь перед вами и мечтаю этот пожар потушить.
– Потушите, – кивнула санитарка. – Обязательно потушите, выбора у вас нет.
– Потушу, уже начал.
***
Мишка сидел на подоконнике в коридоре общежития. Теперь здесь было тихо и безлюдно, пустые стены, окутанные невидимым пламенем, стонали от одиночества. Цветы вяли, их поливали, за ними следили, но они всё же опустили свои листья и отказывались цвести, хотя давно пора было. Кошки и те попрятались, приходили по-очереди за едой и снова убегали в укрытие. И только из школьного дворика доносились голоса детей, туда пожар ещё не успел добраться. Мишка наблюдал, как дети играют в футбол, девчонки качаются на качелях, один мальчик что-то рисовал. Нет, не просто что-то, а кого-то, а если точнее девочку. Она сидела на скамейке и вязала игрушку крючком. Это был уголок нормальной жизни посреди марсианского горящего ада.
Возле подъезда остановился транспортёр, из него вышли два человека в скафандрах, вытащили носилки. Эта картина стала настолько привычной, что уже не вызывали никаких эмоций. Мишка даже знал, за кем они приехали.
– Есть новости? – спросил Мишка у водителей, когда они проходили по коридору.
– Тихо пока, – ответил Антон.
– Трупов меньше стало, – не останавливаясь сказал Бор.
– Люди кончаются, – вздохнул Мишка.
– Пожар гаснет, – похлопал его по плечу Антон.
Назад на носилках несли девушку, она работала в столовой, носила еду в школу. Теперь оставалось надеяться только на то, что до школы искры не долетят. Когда загорится первый ребёнок, умрёт последняя надежда.
В больнице Антон и Бор уложили девушку на каталку, врачи забрали пациентку. Дверь, которую уже давно никто не смазывал, жалобно проскрипела, в проеме показался Мидас.
– Подождите пять минут.
Ждать пришлось минут пятнадцать, но они всё же дождались, рация молчала, а значит спешить было некуда.
– Извините, – сказал врач, он подкатил стул и оседлал его, уронив голову на спинку. Некоторое время Мидас так просидел, потом тяжело вздохнул и вскочил со своего места.
– Отдохнуть бы вам, – сказал Бор.
– Теперь уж не до отдыха. Мы нашли лекарство… синтезировали… И оно… работает, – Мидас говорил медленно, тяжело дышал. – Больным вакцины мы сделали, но… Нужно проверить на здоровых… хотя бы для приличия… Сами понимаете у нас нет времени для нормальных исследований.
– Колите, – сказал Бор и снял шлем.
– Для справки: Михеев будет против, – сказал Антон, и тоже начал снимать скафандр.
– А его сейчас уже не спрашивают, раз. Два, мы продолжаем считать стоимость человеческих жизней.
– Нет, но выговор будет, если выживем.
– Вот здесь вы ошибаетесь, – произнёс Мидас. – Если вы выживите вам премии и уважение, а если умрёте – выговор и тюрьма ждут меня. Если, конечно, я выживу.
Мидас проводил водителей в отдельную палату с двумя кроватями:
– Вам сегодня придётся остаться здесь для наблюдения.
Прибежала медсестра с подносом, на котором лежали два шприца с голубоватой жидкостью. Мидас сам сделал уколы, и остался с теперь уже подопытными. Правда через час его вызвали, но время от времени он забегал, измерял температуру.
– Тихая сегодня ночь, – сказал Мидас. Из соседних палат доносились стоны, слышался стук, шаги. Почти никто не спал, кроме Бора, его храп заглушал все остальные звуки.