Реми Эйвери
Плод
Когда оставалось полмили, Мириам стошнило.
– Ничего страшного, не катастрофа, бывает, – он пытался вытереть рвоту с ее рубашки, – Совсем чуть-чуть осталось. Хочешь, я донесу тебя?
Жена обмякла у него в руках.
Уже стемнело, когда они добрались. Джо аккуратно поставил Мириам на крыльцо, положил одну ее руку на перила, убедился, что не упадет, и стал искать ключ, мысленно молясь, чтобы он оказался в кармане, а не в машине. Ключ нашелся в куртке. Без всякого толка. Выстуженная гостиная напоминала наркоманский притон: на полу грязное ковровое покрытие, из мебели – два засаленных дивана и кресло, жирные объедки на щербатых тарелках стопкой на кофейном столике. В спальне было еще хуже. В кухню Джо побоялся заходить.
– Прости, любимая, прости, – он метался по комнате, – Мы уедем домой! Ты не останешься в этом хлеву. Я сейчас вызову эвакуатор и нас отвезут.
– Джо…
– Прости, детка, прости, моя птичка. Только не расстраивайся, только не волнуйся, тебе нельзя…
– Джо!
Прежняя Мириам, серьезная, красивая смотрела на него целое мгновение.
Только сейчас он увидел, что ее джинсы промокли насквозь, под ботинками собралась целая лужа.
– Ох, не успели с тобой в туалет? И это не катастрофа! Ничуть! – затараторил он, – И ничего стыдного. Такое бывает, я читал, на позднем сроке часто отказывает мочевой пузырь.
– У меня отошли воды, – сказала она.
– Что?
Мириам закрыла руками лицо и завыла.
Сначала он бегал по лесу. Мобильник не ловил сеть ни на пригорке, ни под пригорком, ни на сосне, на которую он вскарабкался, как испуганный промахнувшимся охотником медведь, а потом долго не мог слезть – нога скользила и срывалась с коротких сучьев. Потом в доме искал кастрюлю, чтобы нагреть воды – так всегда говорили в старых фильмах, когда кто-то начинал рожать.
Мириам голосила.
– Дыши, главное, дыши! Пф! Пф! Пф! Пффф! – ему было все равно, правильный это ритм или нет, – Пффф! Давай. Пф! Пф! Пф!
Телефон разрядился, и считать интервалы между схватками было невозможно. По крикам жены Джо предполагал, что они где-то в середине.
Когда головка младенца ввинтилась в лоно, Мириам на секунду затихла, переждала, скривившись, схватку, и сказала:
– Джо. Джо, я не хочу, – Пожалуйста. Пусть этого не будет. Пусть это не случится.
Ее голос давно сел и сейчас она сипела, отчего слова выходили особенно безумными.
– Пусть все остановится. Пусть прекратится. Прямо сейчас.
– Ничего, ничего, – он держал ее за руку, дул на лоб, – Ничего, моя хорошая. Надо потерпеть. Боль пройдет.
– Нет. Боль не пройдет. Пожалуйста, – звучала она испуганной девочкой, – Я не хочу! Я не хочу! Не хочу, чтобы это происходило со мной. Помоги мне. Избавь меня от этого! Пожалуйста. Джозеф!
Она плакала, захлебываясь слезами, умоляла, пока ее тело скручивали схватки одна за другой, но с первой потугой замолчала, замерла в неизбывном ужасе, как приговоренный к смертной казни, чувствует обнажившейся шеей движение воздуха под лезвием гильотины.