Регина Грёз
Русский вид. Медведь
Глава 5. Друзья
Это был чудесный сентябрьский вечер в глубине леса, недалеко от чистейшего озера, густо обросшего ивой и ольхой. Брок вместе с Брисом занялись костром, потом начали готовить мангалы, а Хати держался возле женщин, помогая нанизывать на шампуры мясо, резать салаты.
И если Барс с Медведем работали сосредоточенно – молча, изредка переговариваясь по делу, то Хати не замолкал. Он эмоционально и с добрым юмором осветил некоторые события своей отшельнической жизни и вел себя так естественно, будто давно был знаком с обитателями поселка.
До ушей Брока то и дело долетал заливистый смех Маши, а Брис морщился, слыша чересчур оживленную речь Лизы. Волчонок явно имел успех… Притом без каких-то видимых усилий с его стороны, таким уж общительным был по натуре.
Когда совсем стемнело, Лиза отправилась в свой коттедж за гитарой, прихватив за компанию сразу Хати и Машу. Похоже, то был продуманный тактический ход. Если бы подруги ушли одни, вряд ли после застали Волка на месте предполагаемого пикника. Двое ревнивых мужчин могли найти способ избавиться от интересного дамам конкурента.
Наконец все было готово к ужину на свежем воздухе, посредине поляны горел костер, на вынесенном из дома столе дымились рыба и мясо, горками лежали нарезанные помидоры, сыр, хлеб, зелень и ветчина. Лиза шепотом поинтересовалась у Маши, не сбегать ли к Короткову за алкогольным напитком, все-таки взрослые люди собрались. Поразмыслив вдвоем, от этой идеи решили отказаться.
– Раз мужчин сами не курят и не тянутся к выпивке, значит, не стоит их сбивать с праведного пути, – рассудила Лиза.
– Подозреваю, что они женщинами интересуются, – серьезно сказала Маша, – то есть, выбирают одну женщину и интересуются ей весьма интенсивно! Ты еще в этом убедишься.
– Печально, что у Хати нет подружки. Он, похоже, отличный парень.
– Согласна! Жаль, остальные парни не очень принимают его, ворчат и зверски смотрят.
– Тогда примем Хати в нашу компанию. Он будет только рад! – степенно предложила Лиза, – лишь бы ему не попало…
– Думаешь, струсит? Сомневаюсь, но если что не так – Хати еще и бегает быстро, – заговорщически сообщила Маша.
Настроение у нее было приподнятое, словно удалось полностью отрешиться от недавних забот. Когда начало темнеть и гости уже отведали сытного угощения, Лиза взяла в руки гитару.
– В детстве я каждое лето бывала в летних лагерях. Тетя доставала путевки с работы. До сих пор не оставляет легкая ностальгия по теплым подмосковным вечерам, по магии общих костров и романтике старых хороших песен. Люблю "Перевал" на стихи Юрия Визбора. С него и начну, если позволите.
Мужчины притихли, а Хати – тот прямо на землю улегся, подстелив куртку ближе к бревну, на котором сидела Лиза.
– Мы готовы… – тихо сказала Маша, отчего-то смущенно улыбнувшись Броку. Уж слишком суровым он сейчас казался на фоне мрачного леса.
Лиза начала играть и скоро запела, приказав себе на время забыть о слушателях. Так легче поймать особенную волну настроения, передать тончайшие оттенки смысла любимой песни.
– Просто нечего нам больше терять,
Все нам вспомнится на страшном суде.
Эта ночь легла, как тот перевал,
За которым исполненье надежд.
Может, все, что было с нами не зря
Hо не в этом, понимаешь ли, соль.
Слышишь, падают дожди октября,
Видишь, старый дом стоит средь лесов.
Мы затопим в доме печь, в доме печь,
Мы гитару позовем со стены,
Все, что было, мы не будем беречь,
Ведь за нами все мосты сожжены.
Пусть луна взойдет оплывшей свечой,
Ставни скрипнут на ветру, на ветру.
О, как я тебя люблю горячо —
Годы это не сотрут, не сотрут.
Мы оставшихся друзей соберем,
Мы набьем картошкой старый рюкзак.
Люди спросят: "Что за шум, что за гам?"
Мы ответим: "Просто так, просто так!"
(с)
Может, Лиза не очень-то умело обращалась с инструментом, но пела отлично. Голос у нее был сильный, глубокий, слух тоже не подводил. После «Перевала» Маша попросила спеть классическую композицию бардов «Изгиб гитары желтой», а также известные вариации на тему «Алых парусов».
– Древнейшая студенческая романтика!
– Время было сложное для всей страны, но мы как-то успевали мечтать и влюбляться.
Брис слушал, как женщины переговариваются, вспоминая свои поездки в подростковые летние лагеря, делятся переживаниями и надеждами былых дней. Что-то сбылось, а что-то оставило горькое разочарование. Он вдруг остро захотел увидеть детские фотографии Лизы, отчего-то казалось важным представить ее совсем юной и немного наивной. А еще защитить, поддержать, когда родители ее ушли из жизни, а тетя некоторое время с трудом могла прокормить себя и племянницу.
Весь вечер Брис жадно прислушивался к Лизиным песням, следил за каждым движением ее губ и рук, намереваясь прочно запечатлеть в памяти нежный образ. Но и она в ответ бросала на него испытующие взгляды, словно хотела узнать, чем полно сейчас его сердце, нет ли в нем отголосков той лютой злобы, что выплеснулась в первый день знакомства.
И все-таки острый интерес к синеглазому блондину показывать не следовало, а потому Лиза непринужденно спросила Хати:
– А твое необычное имя что-то означает?
– Конечно! – живо откликнулся он. – Так зовут волка из скандинавской мифологии, он вечно гонится по небу за Луной, – а потом вдруг добавил не без ехидства, – кстати, Брок в легендах тоже упоминается, это имя злобного карлика, который хотел погубить бесстрашного Сигурда.
– Злобный карлик, значит, вот как ты меня обозвал? Я весь вечер за тобой наблюдаю, сейчас ты допрыгался, – протянул Медведь и вдруг молниеносно вскочив с места, кинулся в сторону Хати.
Тому пришлось бы худо, если бы Брок не наткнулся на внезапно выросшего перед ним Бриса.
– В лесу будете отношения выяснять, нечего при девочках махать кулаками.
– А ты чего заступаешься? Прочь с дороги, я разорву наглеца, – рычал Брок, пытаясь оттолкнуть Барса.
– Хватит, остынь! У Волчонка длинный язык, но никому зла не желает.
– Разве не видишь, как наших девчонок обхаживает?
"Наших? Странная фомулировка!" – подумала Лиза, чувствуя, что тоже готова спорить с Броком.
Но тут Маша решительно поднялась с места, мигом приковав внимание к своему побледневшему лицу.
– Игнат, я тебя прошу, не злись на Хати. Он мой друг. Мы с тобой ему очень обязаны. Тогда, в лесу, Максим хотел… ну, в общем, ты понял, а Хати прибежал на мой крик. Он меня спас, избил Макса и дал мне воды, потом мы вместе ждали вашу машину. Ты даже спасибо ему не сказал и сейчас затеваешь ссору… Не надо так.
Брок шумно переводил дыхание, качаясь из стороны в сторону, как настоящий медведь.
– Почему ты мне сразу не рассказала?
– Ага! Ты бы Максима еще под сосной придушил, а я не хочу чтобы мой муж был убийцей!
– Может, я уже… – криво усмехнулся Брок.
– Пожалуйста, не продолжай! Я не знаю всего, что было раньше, но верю в тебя сейчас. И повторяю, что Хати – мой друг, не надо цепляться к нему. Он за нас тоже переживает, как бывает между добрыми друзьями. Когда вы ссоритесь, мне очень тяжело.
Маша откашлялась на манер учительницы готовой распекать непослушного ученика и теперь уже обратилась к Волку.
– А тебе, дорогой друг, надо быть осторожнее со словами и никого не провоцировать. Это наш дом и Брок здесь хозяин, а хозяина следует уважать, если хочешь и дальше бывать в гостях. А мне бы этого хотелось, признаться. Следи за языком и не лезь на рожон. Ну, все… мир вернулся в нашу обитель? Ребята, вы даже не представляете, как мне понравился сегодняшний вечер! Вот если бы чаще так общаться, разве сложно? Все зависит от нас. Я даже говорить не могу, я сейчас заплачу, наверно…
Брок виновато опустил голову, протягивая руки к Маше.
– Иди сюда! Не надо плакать, ну что расстроилась из-за пустяков? Мы же в шутку подурачиться хотели. Больно нужна мне его серая шкура. Драная и облезлая…
Прижав к себе взволнованную девушку, он бросил долгий взгляд в сторону напряженного Волка и тихо проговорил:
– Спасибо, что помог Маше. На твоем месте тогда должен быть я.
Хати растерянно засопел, усаживаясь на освободившуюся часть бревна. Симпатичная физиономия Волчонка выражала почти искреннее раскаяние, но в светлых глазах плясали лукавые искорки.
– Ну, прости уж, не злись. Я ведь не хотел тебя обидеть, я ж не виноват, что того карлика тоже звали Броком, это легендарный факт… я тут при чем?
Лиза не смогла сдержать невольный смешок, и Маша тоже улыбалась, пряча лицо на груди Брока, и тот вдруг громко расхохотался, звучно целуя ее в щеку.
– Ничего себе – злобный карлик… Маленькая моя, как до сих пор терпишь такого урода?
Даже Брис выглядел довольным оттого, что кровопролития удалось избежать. Нет, он вовсе не жалел дерзкого парня, который заслужил хорошую взбучку, но Лизе не следовало этого видеть. Их звериная суть должна быть запрятана подальше от женских глаз.
– Хати, а откуда ты так хорошо в скандинавских мифах разбираешься? – поинтересовалась Маша.
– Кхм… Ко мне приходил один человек, – неохотно отвечал Волк, – кормил меня и никогда не бил, даже не ругался. Он был археологом до войны, участвовал в экспедициях, делал раскопки курганов-могильников. Он часто рассказывал разные истории… про кузнеца Вельсунга, про проклятое кольцо Андвари, про всех их древних богов – от одноглазого Одина до коварного Локи. Я легко запоминал… Он же и назвал меня Хати, другого имени я не знаю.
У костра повисло тягостное молчание, каждый сейчас думал о своем.
– Тебе нужно выбрать имя для документов, – тихо проговорила Маша, – может, будешь Иван? Тебе бы подошло, раз любишь сказки народов мира. Иван-Царевич и Серый волк, например. Что думаешь?
– Да мне все равно! Хотя, если Иван-Царевич, то я согласен. Царевич – ха!
– Лишь бы не Иванушка-дурачок! – не остался в долгу Брок, радуясь, что смог таки «укусить» болтливого Волчонка.
* * *
С приближением полуночи от озера потянуло холодом. Брок принес из дома куртку для Лизы и плед, чтобы укутать сонную Машу.
– Может, спать тебя уложить, а я тут все сам уберу?
Лиза немедленно поддержала идею.
– Машунь, правда, иди в дом, отдыхай! Увидимся завтра.
– Угу! А тебя ребята проводят? Мы так хорошо посидели все вместе, давайте завтра снова увидимся! Хати, Брис… приходите к нам! Лиза… скажи, чтобы они приходили…
– Встретимся, встретимся… – добродушно ворчал Брок, увлекая ее внутрь коттеджа.
Брис тушил догорающий огонек костра, Лиза собирала со стола посуду, когда Хати подошел ближе и задал весьма волнующий его вопрос:
– Так, значит, ты с Белобрысым? И когда только успели…
– Я сама по себе, но, честно сказать, не против с ним подружиться поближе, – Лиза старалась отвечать шепотом. – Как уж получится, загадывать не люблю.
– Выходит, я опять опоздал? – сокрушался Хати.
– Ты отличный друг.
– Да, опять только друг для разговоров. Маша тоже так считает, а мне бы хотелось иначе.
– Значит, надо дождаться свою девушку, – убеждала Лиза. – Загадай желание, думай о нем, представляй вашу встречу и все сбудется. Есть даже такая специальная техника исполнения желаний, звучит как волшебство, но помогает в реальности приближать необходимые события. Я тебя научу, это вовсе не сложно, может здорово помочь. Если верить спокойно и без лишней суеты.
– Да, что вы все трясетесь над этим Волчонком! Возитесь с ним, как с младенцем, ей-богу! – вспылил вдруг прежде невозмутимый Брис, – Маша наглядеться на него не может, ты – наговориться… На меня даже не смотришь, а я ведь к тебе пришел.
Лиза всерьез растерялась, обескураженная вспышкой его гнева, но Хати неожиданно спас ситуацию.
– Ладно, все у вас получается правильно и неспешно. Вы друг другу подходите. Мне пора, хороший выдался вечерок, Маше спасибо, и тебе тоже, Лиза. Ты замечательно поешь, я бы еще послушал. До встречи! Думаю, тебя есть кому проводить… – грустно кивнул он в сторону хмурого Барса.
– Завтра увидимся!
Она бросила беглый взгляд на стройную фигуру Хати, исчезающую в темноте, а потом неуверенно спросила Бриса:
– Игнат, наверно, тоже выйдет попрощаться? Будем дожидаться его?
– Не будем, ты устала, да и поздно уже – пойдем, доведу тебя до дома.
Лиза повесила куртку Брока на столбик перил крыльца и вернулась к Брису. Тот сейчас же нашел в полумраке ее руку и повел за собой к аллее в центре поселка. Вскоре они добрались до коттеджа, где поселилась Лиза. Там она зажгла маленький фонарь под навесом крыльца, открыла дверь и оглянулась на провожатого.
– У тебя глаза в темноте светятся… Чудеса!
– Можно мне остаться с тобой?
– Сейчас? – Лиза сомневалась, что правильно поняла вопрос, но Брис уже поднялся на крыльцо вслед за ней.
– Я заметил, что все домики здесь типовые, значит, на твоей кухне тоже есть диван. Я там могу лечь и не потревожу тебя.
– Он… он же маленький… в смысле – диван маленький, тебе будет неудобно.
Кажется, Лизу всерьез беспокоил только этот факт, а сама мысль, что почти незнакомый мужчина просится ночевать в соседней комнате даже не вызвала протеста.
Брис терпеливо ожидал ответа, покорно склонив голову, а Лизе хотелось еще раз заглянуть в его глаза. Может, ей померещилось их мерцание, нужно было непременно убедиться. А потому она молча прошла в коридор, и Брис уже изнутри запер двери.
Глава 6. Размолвка
За день до нового обследования Маши в «Северный» приехал посетитель. Брок рубил дрова для вечернего костра, когда заметил приближающуюся к дому машину. Первым из "Хантера" вышел сам полковник, следом незнакомый молодой мужчина.
Заметно нервничая, Коротков показал рукой на коттедж и что-то быстро начал объяснять приезжему, а потом на крыльцо выбежала Маша. На ее лице отражались сразу несколько ярких эмоций: удивление, досада и радость. А с чего бы так переживать…
Не выпуская из рук топора, Брок подошел ближе, чтобы расслышать преувеличенно бодрый рассказ Короткова, обращенный к незнакомцу.
– Ну, вот и Мария Васильевна наша! Сам видишь, не в темнице, не в больнице, выглядит отлично, все у нее хорошо.
– Вижу, – еле слышно пробормотал гость, бесцеремонно разглядывая Машу с головы до ног.
Идя навстречу, она вымученно улыбалась, легонько шмыгала носом, будто сдерживала слезы. Обнимала себя за плечи, желая согреться или спрятаться.
– Здравствуй, Вадим! Не ожидала твоего приезда, думала, мы обо всем поговорили по телефону.
– Хотел убедиться лично, что тебя здесь не силой держат в секте. У тебя голос был странный в трубке… мы наедине поговорить можем?
– Нет! – громко заявил Брок, опираясь рукой на перила крыльца и бережно укладывая топор на нижнюю ступеньку перед собой.
Вадим пренебрежительно усмехнулся.
– Ага! Значит, это твой лесник? Ты теперь с ним живешь…
– А ты, говорят, удачно воскрес, – жестко ответил Брок, расставив ноги пошире и сложив руки на груди, – чего ж тогда не вознесся? Зачем сюда прикатил?
Маша быстрехонько повернулась к нему, с упреком покачала головой. Шутка была на грани откровенной грубости, но Вадим ее оценил. Как и самого "лесника", стоящего перед ним.
Он выглядел очень опасным, тут и дураку ясно, что такой суровый взрослый мужик никогда не отдаст ему Машу. Но трусом Вадим не был, и потому не мог уйти, поджав хвост и скуля от досады. Несмотря на предостерегающий возглас Короткова, он решительно обратился к Броку.
– А кто ты вообще такой? Что ты можешь ей дать в глухомани? Что у тебя есть за душой?
– Я Машу люблю и сделаю все, чтобы ей было со мной хорошо. Все, что потребуется, – просто ответил Брок, едва заметно пожав плечами.
– Значит, тут секта все-таки, ясненько… так и запишем, – раздраженно прошипел Вадим, – нет, конечно, я тебя понимаю, Маш, тебе всегда хотелось чего-то эдакого… березки, цветочки, мед…
– … и молоко. Самое главное в жизни, оказывается, мед и молоко! Остальное приложится, – загадочно ответила Маша и приобняла Брока за шею, будто закрыла собой, отвернувшись от Вадима.
А тот с удивлением заметил, как мрачный, неприятный на вид человек вдруг ласково ей улыбается. Во взгляде, которым они обменялись было нечто интимное, сокровенное, недоступное для понимания Вадима, отчужденное от него, выставившее непреодолимую преграду между ним и бывшей невестой.
И тогда Вадима охватила злость. Это было обидно, невероятно обидно! Оказывается "серую мышку" не легко отпустить к другому.
А ведь Рязанов пробовал ее забыть, когда по полной программе отрывался в специальных ночных заведениях с холеными, породистыми телками, готовыми исполнить каждую прихоть за определенную плату.
В последний раз Вадим заказывал сразу несколько прелестниц в приватный кабинет, наслаждался эротическим массажем в четыре руки, пока третья девица извивалась вокруг шеста, сбрасывая одежду. Он испробовал множество чувственных удовольствий большого богатого города, но возвращаясь домой один все-таки хотел, чтобы дверь ему открывала родная девушка с длинной косой и лучистыми карими глазами.
Вадим вдруг вспомнил ее робкие ласки, тихий нежный голос, тепло податливого тела, – душу охватила нестерпимая боль. Только потеряв Машу, он вдруг понял, насколько она была ему дорога. И теперь этим сокровищем владел большой хмурый лесоруб или кто он там на самом деле, надо еще разобраться. Ишь, затесались в неведомую глушь, сразу и не найдешь.
Брока и впрямь легко было представить держащим в руках топор, нож или охотничье ружье. Он органично смотрелся на фоне дикой природы, являясь неотъемлемым пазлом ее мозаики, без которого, она – природа, была бы даже неполноценна. Как мог Вадим забрать Машу у такого грозного человека?
Вообще-то Рязанов ехал в «Северный», желая убедится, что бывшая невеста погрязла в деревенском навозе, опустилась и обабилась. Вадим охотно представлял ее растрепанной клушей в неопрятном халате и грязных галошах. А рядом какого-нибудь невзрачного «колхозника» с папироской, небритого мужичонку с похмелья.
Маша должна была прослезиться, увидев подтянутого лощеного Вадима и горько пожалеть о том, что отказалась возвращаться к нему. Вот тогда бы, пожалуй, он сжалился и вытащил ее из дерьма, привез обратно в город, отмыл и заставил долго благодарить за спасение.
Но сейчас перед ним была все та же, прежняя, любимая и желанная Маша, стоявшая на крыльце в знакомой курточке, знакомых ботинках, и даже, кажется, ставшая еще краше от лесного отпуска. Глаза ее умиротворенно светились, личико немного округлилось, на щеках цвел румянец.
Вадиму вдруг захотелось заново приручить милую простушку, накрыть ее своим телом, доказать, что только он один может владеть ею и указывать, как жить. Однако именно сейчас Маша была совершенно недосягаема, поскольку рядом с ней несокрушимой скалой стоял плечистый лесоруб.
И для Брока почти сразу же все стало предельно понятно. Чужой парень со злыми глазами ошибся, он ищет какую-то другую, прежнюю Машу, но ее здесь нет. Парню придется уехать ни с чем. В этом доме живет лишь одна чудесная девушка, которая навсегда принадлежит Броку.
Похожей версии придерживался и полковник Коротков. Стрельнув глазами по каждому участнику инцедента, он с явным удовольствием резюмировал:
– Что ж Вадим Александрович? Убедились, что с Марией Васильевной все в порядке? Жива, здорова, как я и говорил. Давайте, я вас в город отправлю, добираться долго. Кстати, насчет Машиного будущего, если вы так переживаете… Игнат у нас кавалер не бедный, местный коттедж на него записан, и если задумает перебраться с семьей в город, будет выделена служебная квартира в хорошем районе. Также пенсия Игнату назначена солидная, как участнику боевых действий.
– И где ж это ты у нас воевал? – сквозь зубы процедил Вадим.
– Пойдемте к машине, молодой человек! – выкрикнул Коротков, подхватывая Вадима под руку, – чуть ли не силой потащил за собой к джипу.
– В сорок первом под Вязьмой… всего два боя, потом окружение и плен, – тихо ответил Брок, но его расслышала только Маша.
* * *
Следующий день принес хорошие известия. Доктор Лиза подтвердила, что Машин малыш чуточку подрос и его сердцебиение отлично прослушивается, хотя и является несколько разряженным. Главное, у ребят появилась надежда на лучший исход, а с надеждой гораздо веселее просыпаться по утрам.
Жизнь Русановых наконец вошла в спокойное русло. И постепенно эта пара оказалась центром всего уклада размеренной деятельности «Северного».
Вечерами в их доме собирались гости: Брис с Лизой и Хати, изредка ненадолго заходил Влад Белоногов, забегал поздороваться вечно занятой Коротков, как-то даже появилась Ольга – принесла букет луговых цветов, вызвалась напечь блинчиков с начинкой. Потом откровенничала, не скрывая волнения в голосе:
– Можно буду иногда заходить? У меня никогда не было семьи, я замужем за работой. Сейчас с возрастом тянет к домашнему очагу погреться. А с вами тепло.
Брок с некоторым удивлением замечал, что присутствие чужих людей уже не столь раздражает его, как прежде, а наоборот, вызывает интерес. К тому же он видел, что общение с другими обитателями «Северного» благотворно влияет на Машу.
Ради ее хорошего настроения он готов был терпеть даже непоседливого Волка, а тот воистину стал душой компании, а с Машей держался подчеркнуто дружелюбно и уважительно, называл «сестричкой», что позволило Броку несколько ослабить контроль.
Отношения Лизы и Бриса тоже складывались удачно. Уже не для кого не было секретом, что Барс почти переселился в ее коттедж через неделю после первого общего вечера у костра. Лиза порой делилась с Машей нюансами их общения.
– Смотрит на меня и молчит. И я молчу. Мне спокойно. И хорошо бывает от одной мысли, что он рядом, больше ничего не нужно. Гуляем у озера, просит разрешения взять меня за руку. Иногда мне кажется, что в нем есть дворянская кровь, откуда бы взяться аристократическим замашкам? И даже грубость в нем какая-то барская проявляется. Маш, я всерьез верю, что предки его держали крепостных крестьян и свору борзых. Пробовала о родных спрашивать, он презрительно морщится, отвечает, что никого не осталось. А сам кулаки сжимает. Начинаю какие-то мировые новости передавать, тоже сердится, сопит угрюмо, иногда шепотом начинает ругаться, что-то вроде "свиньи"… "предатели"… "подлецы".
– Приспичило же вам политику обсуждать! Я вообще стараюсь не касаться этой скользкой темы с Игнатом, можем к согласию не прийти, он любит поспорить. А Брис делает тебе комплименты? – допытывалась Маша. – Вы хотя бы целовались?
– Тянет к нему, несмотря на угрюмый вид. Я сначала боялась привыкнуть, – уклончиво отвечала Лиза, – а потом решила, пусть все идет своим чередом. У Бриса сложный характер. Он себе на уме, скрытный. Из той породы, что любят и ненавидят до последней капли терпения или крови. Но я уже ничего не боюсь. Сколько можно…
В первый день ноября, когда лесной поселок щедро засыпало снегом, между Лизой и Брисом случилась серьезная размолвка. А началось все с безобидной на первой взгляд оговорки, когда обнимая Лизу, он снова тихо произнес чужое холодное имя, похожее на лязганье друг о друга острозаточенных клинков.
В этот раз Лиза не стала делать вид, что ей послышалось, а прямо спросила:
– Кто была тебе та женщина? Забыть не можешь, мучаешься. Я хочу помочь, скажи как именно.
– Эльзу я ненавидел. Хотел убить, но мне помешали, только об этом и приходиться сожалеть. А еще ненавижу себя, что так просто ей поддался, поверил…
– Ох, Господи! А в чем я виновата? Внешнее сходство и только. Теперь всегда буду тебе служить болезненной ассоциацией. Иногда кажется, что ты специально свои раны бередишь, чтобы себя наказать. Давай в прошлом оставим горе, попробуем дальше жить.
– Ты сама в это веришь?
Брис встряхивал в руке бутылек с таблетками, сосредоточенно прислушиваясь к их слабому шелесту. У Лизы недавно болело горло, поднималась температура, до сих пор сохранялись в голосе хриплые нотки.
– Почему же нет? Кхм…
– Тогда перестань думать о своем бывшем! Я тебя целую, а ты виновато прячешь глаза, не позволяешь трогать тебя днем, только ночью, под одеялом. Разве мы воры с тобой? Зачем прятаться?
– Брис, ну, это же неправда. Мне хорошо с тобой.
– А порой смотришь в окно так, будто дай крылья – полетишь отсюда к прежней любви. Я уже научился тебя без слов понимать. Когда с Машей все устроится, ты отсюда сбежишь? Мне надо твердо знать, Лиза.
– Честно, я не загадываю дальше недели. Мне так проще. В любом случае, к Руслану я не вернусь, – он сделал мне очень больно. У нас все закончилось, едва он женился по расчету, желая соблюсти заветы предков. Или свою ненасытную похоть удовлетворить. Неважно, что и как… я многое поняла потом, у нас все равно бы не получилось нормальной семьи. Слишком разные взгляды на самые обычные вещи.
– Тогда попробуй понять и меня. Эльза тоже причинила мне боль. Ты видела шрамы на моем теле, никогда не спрашивала о них, но ты к ним прикасалась. Душа тоже изранена.
– Я знаю, я тебя чувствую… Но прошлое не должно нам мешать.
– Нельзя запросто вычеркнуть все, что было. Это часть нашей личной истории, оно всегда будет сидеть в нас, как уродливые рубцы.
– Значит, я всегда останусь для тебя отражением Эльзы – злобной сучки-надсмотрщицы, которую ты хотел… да, хотел! Убить уже после, а сначала…
Лиза рассержено взмахнула руками, и вдруг заметила, как лицо Бриса мгновенно превратилось в бледную маску с кривящимся ртом.
– Хватит! Не стоило затевать разговор. Я не считаю, что нам нужно отказаться от своего прошлого. Это невозможно. Прошлое нужно принять, и я давно это сделал. В отличие от Брока я горжусь своей звериной сутью, а не испытываю стыд. Я признаю в себе зверя и восхищаюсь им. Он делает меня сильным и быстрым. Он помог мне выжить, когда по всем правилам я должен был сдохнуть среди крови и грязи. Зверь проснулся во мне и спас, заставив поверить в свои новые силы. С тех пор мне никто не нужен, я всегда сам по себе – один.
Лиза вдруг почувствовала себя растоптанной, полностью опустошенной.
– Тогда зачем тебе я? Что тебе от меня нужно? Только постельные удовольствия?
«Конечно, что же им всем еще…»
Выговорившись, Брис хранил ледянное молчание, хотя Лиза и не ждала ответа. Она зябко повела плечами и подошла к окну посмотреть, как медленно падают на землю снежинки.
– Я тоже привыкла быть одна. Признаю, иногда кажется, что так легче живется. Не придется никого терять, ни с кем не надо расставаться. Никто не обидит. Ты никому не веришь, замкнутый в своей скорлупе. Наверное, мужчинам еще проще, чем женщинам. Жаль, я не родилась мужчиной. Уходи, Брис. Мы дали друг другу все, что смогли. Спасибо за все. Ты мне тоже помог… окончательно убедиться в своей теории.
Брис бесшумно поднялся и встал рядом с ней.
– У меня тоже была своя теория до встречи с тобой. Но ты ее изменила. Теперь я понял, что устал быть один. Я больше не хочу так жить. Это унылое прозябание, если не с кем разделить тишину леса или треск дымящихся поленьев в костре. Я люблю тебя и хочу быть с тобой. И если что-то во мне тебя пугает, я попробую загнать это глубже, спрячу.
– Боюсь тебе верить и обмануться. Ты непостижимый человек, у тебя сотня скелетов припрятана – там, в "поглубже" твоем.
– Никто между нами больше не встанет, клянусь!
– Откуда ты можешь знать это наверняка? Завтра мы ляжем вместе, и ты снова назовешь меня Эльзой… Я этого не вынесу! Лучше уходи сейчас и больше не приближайся к дому без острой надобности. И старайся не болеть, чтобы не было причины. Кхм… да когда же кончится этот кашель!
Лиза с трудом сдерживала подступающие к горлу рыдания. Она оттолкнула Бриса, загородившего путь к дивану.
– Ты правда хочешь, чтобы я сейчас ушел?
– Даже если не хочу, так надо! Мы не должны прицепляться и прилипать друг к другу, иначе потом придется отрываться с клочьями кожи. Я это уже пережила и не желаю проходить снова через что-то подобное. Уходи!
Брис накинул куртку и встал возле закрытой двери.
– Тогда я подожду. Буду ждать, сколько скажешь, Но никогда от тебя не откажусь. Никогда! Мы все равно будем вместе, потому что ты моя женщина. Моя зима. Так подсказывает мне сердце, и я ему верю. Даже если еще не раз ошибется, не буду винить.
Когда он ушел, Лиза спешно отвернулась от окна, чтобы не смотреть вслед.
«Ты – моя женщина!»
Красиво звучит. Руслан что-то подобное говорил или нет… запуталась. А, вот так, кажется:
«Я не отдам тебя другому! Ты будешь принадлежать только мне! Я найду тебя, где бы ты не была, ты нужна мне».
Хм, нужна… как еще одна наложница в гареме.
Руслан! Чудовище, во что ты меня превратил? Как же я тебя ненавижу! Может как Брис свою Эльзу… свою… Брис… А ведь я чуть было не влюбилась. Оказывается, это страшно – влюбиться и быть зависимым от чьего-то расположения. Это как морок, как болезнь, когда ты уязвим и слаб.
Есть ли тогда любовь, дающая силы? Любовь, что приносит чувство уверенности и защищенности? Как у Маши с Игнатом. Им просто повезло или дело в чем-то другом?
Может, и мне стоит начать жить, следуя совету старушки Мод из скандальной пьесы Колина Хиггинса: «Не бойся боли, играй, живи…».
Просто жить, принимая, как подарки, все хорошее, что встречается на пути. Как в стихотворении Людмилы Татьяничевой:
«Изведав горечь укоризны, обид, ошибок, мелких драм, учитесь радоваться жизни, ее обыденным дарам…».
Может, Брис прав, и мне тоже нужно уложить прошлое на дно сундука памяти, захлопнуть крышку и просто жить дальше? И будь, что будет…"
