Рагим Джафаров
Марк и Эзра 2.0
Глава 10
Звякнул колокольчик над дверью, щелкнула табличка. Марк и Эзра автоматически посмотрели на нее. На ней появилась надпись «Лондон». В лавку вошел какой-то оборванный мужчина, скорее всего, бездомный. Он жалобно посмотрел на Марка.
– Сэр, быть может, вы будете достаточно великодушны, чтобы дать несчастному, но благочестивому бродяге немного мелочи, как даете всевышнему обеты ваши!
Марк расхохотался. Эзра никогда такого не видел. Бродяга терпеливо ждал.
– Держи! – Марк протянул двадцать долларов.
– Благодарю! – Нищий схватил купюру и ретировался.
– Я тебя не понимаю! – развел руками Эзра.
– Я и не просил, – вытирая слезу с уголка глаза, ответил Марк.
– Зачем ты дал ему денег? Этому пьянчуге! Ты же сам говорил про свою жадность и про то, что не намерен от нее откупаться пожертвованиями!
– Захотелось дать, – пожал плечами Марк. – Какая мне разница, пьянчуга он или нет. Да и вообще, ты же слышал эту фразу, да? Восторг, да и только.
– Мисс Хильдшер говорила, что, давая деньги вот таким побирушкам, мы спонсируем мафию.
– Это тоже правда. – Марк вернулся к чтению газеты.
– Так давать или нет?
– Давать, – сказал Марк. Потом добавил: – Или нет.
– Да можешь ты хоть раз ответить на вопрос нормально, конкретно и понятно?! – буквально завыл Эзра.
– Могу, – ответил Марк. – Доволен?
Эзра закатил глаза. Но тут колокольчик звякнул еще раз. На табличке появилась надпись «Милан».
В лавку боком протиснулся огромный мужчина в облегающем свитере. Эзра охнул, глядя на нечеловеческие мышцы, и почему-то подумал, что у этого гиганта, очевидно, есть слуги, которые его бреют, кормят и подносят телефонную трубку к уху, ведь согнуть руки он наверняка не может. Да и одежду, похоже, шьют прямо на нем. А провинившихся слуг он ест.
Марк надел очки, вероятно, для того, чтобы гигант, сделав неловкое движение корпусом, случайно не выколол ему глаз одним из исполинских торчащих сосков.
– Добрый день, синьор Кауфман, – вежливо поздоровался великан. – Меня зовут Алессандро. Мне вас порекомендовала Клара, она сказала, что вы можете мне помочь.
Эзра представил, что этот великан сейчас попросит волшебную чесалку для спины, ведь сам он не дотягивается, а последнего слугу съел еще на прошлой неделе. Паренек попытался не рассмеяться от собственной шутки, в итоге получился сдавленный кашель.
Великан повернулся к нему.
– Здравствуйте, – уважительно поздоровался мужчина.
– Здравствуйте, – серьезно ответил Эзра.
– Чем, собственно, я могу вам помочь, по мнению Клары? – уточнил Марк.
– Моя супруга мне изменяет, – глядя на газету за 1971 год, ответил мужчина.
– Печально. И что же вам нужно? Яд? Нож? Револьвер?
– Нет. Или да. Возможно, – раздельно проговорил мужчина.
– Даже интересно, сможете ли вы найти четвертый вариант, если дать вам еще подумать, – сыронизировал Марк.
– Мне кажется, что она изменяет мне, – пожав двумя холмами, растущими там, где у обычных людей плечи, ответил Алессандро.
– Кажется или изменяет? – начал терять терпение Марк.
– Я не уверен.
– Ну так уверьтесь!
– В чем? – не понимая, спросил гигант.
– В любом из вариантов. И скажите, что вам от меня надо!
– Что-нибудь, что помогло бы мне узнать наверняка, верны ли мои подозрения, – наконец решился Алессандро.
– Наймите частного сыщика, – посоветовал Марк.
– Я им не верю.
– А мне, значит, верите? – усмехнулся Кауфман.
– Я верю Кларе.
– Лучше бы верили себе, – буркнул Марк. – Эзра, дай ему плащ Казановы.
Паренек послушно пошел в глубину лавки, какое-то время возился там, а потом вернулся с вешалкой и чехлом для одежды. Протянул его гиганту. Тот аккуратно взял его в руки.
– Он на меня не налезет, – с сомнением протянул Алессандро.
– Он и не должен. Наденьте его на супругу, если она неверна, то ткань изменит цвет, – проскрипел Марк.
– И тогда я все пойму, – будто бы давая обещание, пробурчал Алессандро.
– Ну да. И что это даст? – спросил Кауфман.
– Уверенность, – ответил гигант.
– А, понятно. Скажите, а вы случайно не лечите кашель ртутью?
– Нет, – Алессандро помотал головой. – А почему вы спрашиваете?
– Да говорят, что помогает, – отмахнулся Марк. – С вас двести долларов.
Алессандро расплатился, попрощался с Кауфманом и Эзрой и ушел. В лавке сразу стало просторно.
– Если бы я был им, то я был бы самым уверенным человеком в мире, – протянул Эзра.
– Тогда он был бы тобой. Сидел бы тут и делал вид, что что-то понимает в жизни, – осадил его Марк.
– Но почему вы не дали ему что-нибудь, что сделало бы его увереннее? Проблема же в этом?
– Он знал, что хотел, и попросил это. Как говорится, у вас товар, а у нас купец, так давайте же меняться.
– Ну, кроме шуток…
– Это самая уродливая фраза, которую я только слышал, – скривился Марк. – Ты уже выбрал колледж, в который будешь поступать?
– Нет.
– Почему?
– Да сдался мне этот колледж! Ты мне уже плешь проел с ним, – взорвался Эзра. – Зачем он вообще нужен? Он что, источник счастья?!
– Ого. – Марк заинтересованно посмотрел на красного от злости Эзру. – Нет, не источник счастья, но справедливости ради замечу, что он и причиной для несчастья не является.
– И что?! Это повод туда поступать?
– Хочешь, объясню, зачем поступать, без эфемерных материй вроде счастья?
– Ну. – Эзра скрестил руки на груди.
– Следи за логикой. Согласен ли ты, что возможность выбирать из множества вариантов – это здорово?
– Да.
– Отлично. Допустим, сейчас перед тобой миллион возможных вариантов развития событий. Миллион жизненных путей. При этом есть два глобальных варианта: поступать в колледж или нет. Представь, что ты решил не поступать. Это нормально, это твой выбор. Согласен ли ты, что твоя возможность выбирать значительно сократилась?
– Нет! Иду куда хочу, делаю что хочу! – спорил Эзра, скорее ради спора, чем понимая суть.
– Ну да, это целых два варианта. Давай честно: просто в силу того, что у тебя нет диплома, тебе закрыта примерно половина возможных вариантов. Ты не устроишься работать туда, где нужно высшее образование, не станешь ученым, не поймешь книг, для понимания которых требуется определенный уровень образования. Осталось, допустим, пятьсот тысяч вариантов.
– Ладно, я понял принцип, – поднял руки Эзра, – но зачем мне тысячи вариантов выбора, если мне нужен только один!
– Это свобода, – ответил Марк. – Трудно подобрать лучшее определение для свободы, кроме как возможность выбирать.
– Но если я выбираю один вариант, это ведь не ограничивает мою свободу!
– Согласен. – Марк уважительно покивал головой. – И что же это за выбор?
– Я хочу остаться тут.
– В паршивом Хьюстоне? – ужаснулся Марк. – Да там целый мир! Ты можешь поехать куда угодно и делать что угодно!
– Да нет, тут – это в лавке.
– Почему? – В глазах Кауфмана отразилось искреннее удивление и непонимание. Будто паренек только что сказал ему, что собирается сунуть голову в пасть Алессандро.
– Потому что тут мое место, – пожал мальчик плечами.
– Нет, тут мое место, – с сожалением покачал головой Кауфман.
– Интересно, а где тогда мое? – снова скрестил руки на груди Эзра.
– Понятия не имею. Знаешь, где ошибка в твоей логике?
– Ну?
– Ты представляешь себе выбор как нечто статичное. На самом деле ты делаешь выбор постоянно. Один и тот же выбор в том числе. Каждое утро, вставая на пробежку, человек делает выбор бежать. Приходя домой после работы, он смотрит на жену и делает выбор любить. Каждый день. Каждую минуту. Или делает другой выбор – не бежать и не любить. Уйти из колледжа – пожалуйста. Осознать в тридцать лет, что надо срочно в колледж, тоже вариант, но чертовски сложный. А что до лавки, так она никуда не денется, в отличие от живости твоего подросткового ума. – Марк ткнул Эзру пальцем в лоб.
– Ладно, согласен, – неохотно признал Эзра. – Но мне все же кажется, что ты меня где-то обманул, хотя я и не понимаю где.
– Хотя бы ради того, чтобы понять где, стоит поступить в колледж.
– Знаешь, мне просто немного страшно уезжать отсюда. Тут все такое родное, знакомое.
– Даже жабы иногда перебираются в другое болото. У тебя час, чтобы выбрать колледж!
– Всего час?!
– А что там думать? – пожал плечами Марк. – Кстати, помимо выбора, есть еще одна важная причина для поступления.
– Какая?
– Ну, ты сможешь унижать товарищей, которые не поступили в колледж, – хмыкнул Марк. – Это важнее, чем тебе кажется сейчас.
Снова звякнул колокольчик. Оба посмотрели на надпись на табличке, но та не поменялась. В дверь снова протиснулся Алессандро.
– Синьор Кауфман?
– Ну теперь-то тебе точно нужен яд, – резюмировал Марк.
– Нет, я бы хотел вернуть деньги.
– Что?
– Если это возможно, конечно.
– Я не понял, – прищурился Марк, – что-то не так с плащом?
– Нет, просто…
– Тогда с чего вы решили, что имеете право на эти ваши туда-сюда?! И речи быть не может! – Марк сурово посмотрел на гиганта, тот даже отступил назад.
– Хорошо, извините.
– Почему вы решили вернуть деньги? – спросил Эзра.
– Я же правильно все понял, все ваши намеки, дело в уверенности. В доверии к себе. Плащ – не чудо, вы дали мне больше, и я навечно ваш должник, синьор Кауфман!
– Я бы не стал кидаться такими громкими клятвами, – фыркнул Марк.
– Так или иначе, спасибо!
Гигант попятился и вышел из лавки.
– Ты слышал?! – ликовал Эзра. – Да этот пещерный тролль вернул мне веру в чудеса. Да что там, в людей! Он понял!
– Ему кажется, что он что-то понял. Он просто внушаемый и неуверенный в себе дурачок. Вдобавок трус, не решившийся узнать правду, – возразил Марк из-за газеты.
– Ты как всегда, – махнул рукой Эзра. – Ну с чего ты это решил?
– Попробуй угадать.
– Даже не буду пытаться, – отмахнулся паренек.
– Как хочешь.
– Кстати, я определился с колледжем, – похвастался Эзра.
– Осчастливь меня, – абсолютно ровным голосом сказал Марк.
– Очевидно, что если мне нужно максимальное количество вариантов выбора, то нужен лучший колледж.
– Угу, – буркнул Марк из-за газеты.
– А лучший колледж в мире вроде как Оксфорд, – улыбнулся Эзра.
Марк выглянул из-за газеты и посмотрел на него с сочувствием:
– Пришло время рассказать тебе о том, что некоторые варианты для твоего выбора определяет выбор твоих родителей, а у тебя и родителей-то нет. Оксфорд тебе не по карману.
Эзра, как ни странно, не расстроился, а только шире растянул улыбку:
– Помнишь Марию? Красотку, которой ты помог стать мисс мира?
– Не помог, – пожал плечами Марк, – я ее обманул.
– Не важно, она-то думает, что помог! А ценой было одно желание, любое, не противоречащее закону и не наносящее никому вреда. И она, насколько я понимаю, намерена сдержать данное мне слово.
– Так, – Марк отложил газету, – давай уточним. Ты шестнадцатилетний подросток, ну почти шестнадцатилетний. Она – самая красивая девушка в мире по каким-то там критериям. Кстати, сколько ей лет?
– Двадцать два, – мигом ответил Эзра.
– Итак, самая красивая девушка в мире готова выполнить любое желание подростка, скажем даже так – она полностью в его власти, и он просит у нее, внимание, оплатить учебу в университете?
– Ага! – радостно кивнул Эзра.
– Это ненормально, – покачал головой Кауфман, вернувшись к газете.
Эзра улыбнулся и подошел к окну, посмотрел на улицу. Мимо лавки проходили итальянцы, и паренек пытался понять, чем они отличаются, например, от американцев. Смог бы он понять, что это Милан, если бы не видел надпись на табличке? Потом он вдруг повернулся к Марку:
– Ладно, я сдаюсь. Почему ты так уверен, что Алессандро ничего не понял? Что ничего не изменилось? Что он по-прежнему неуверенный в себе громила?
– Зачем он забрал с собой плащ, если тот ему уже не нужен? – ответил вопросом на вопрос Марк.
– Ну ты же не вернул ему деньги, – сказал Эзра. – Вот он и утащил его с собой, не зная, что делать.
Марк ничего не ответил.
Глава 11
Звякнул колокольчик над дверью, щелкнула табличка. Марк оторвался от газеты и посмотрел на надпись. Прага.
В лавку вошел Генри. В руках он держал торт «Прага» с четырьмя свечами.
– С днем рождения тебя! – запел он, но Марк его прервал:
– Какой день рождения, ты спятил?
– Вообще-то ровно четыре года назад ты…
– Заткнись, – снова перебил его Марк, указывая куда-то за спину. Из подсобки выглянул Эзра.
– Генри! – обрадовался он, потом увидел торт со свечами. – А что за праздник?
– Привет, пацан! – косясь на Марка, поздоровался Генри. – Что за праздник, ну так…
– Годовщина знакомства, – подсказал Марк.
– Кстати, а где вы познакомились? – спросил Эзра.
– Да прямо тут, – ответил Марк, снова углубляясь в чтение.
– Я думал, ты уже в колледже. – Генри поставил торт на прилавок и посмотрел на Эзру.
Тот подбирался к торту с видом охотящегося кота.
– В июле-то? – хмыкнул парень.
– Точно, июль, – кивнул Генри.
Марк внимательно посмотрел на него из-за газеты.
Генри продолжал:
– Кстати, куда поступаешь?
– В Оксфорд, – ответил Эзра. – Я принесу тарелки и нож.
– Ого, силен! Передавай привет профессору Симмонсу! – крикнул вдогонку Генри.
– Ты учился в Оксфорде? – Эзра выглянул из подсобки.
– Да, а что?
– То, что ты, Генри, живое доказательство того, что высшее образование не делает человека умнее, – фыркнул Марк.
Эзра поставил три тарелки, посмотрел на свечи:
– Кто будет задувать?
– Давайте вместе, – предложил Генри.
Марк отложил газету и закатил глаза.
Звякнул колокольчик, щелкнула табличка. Все трое посмотрели на надпись. Хьюстон. В лавку вошла мисс Хильдшер. Она устало улыбнулась всем присутствующим:
– Добрый день, джентльмены. – Она увидела торт, свечи и неловко помялась на месте. – Я, наверное, попозже зайду.
– У вас какое-то дело? – спросил Марк.
– Да, но это может подождать, – беззаботно махнула рукой мисс Хильдшер.
– Судя по вашей растерянности – нет. Что случилось?
– А что вы празднуете? – невпопад спросила женщина.
– День рождения Генри, – ответил Марк.
Мисс Хильдшер посмотрела на четыре свечи и пожала плечами.
– У него было трудное детство, мы помогаем ему наверстать упущенное, ну вы понимаете, – невесело пошутил Марк, но женщина кивнула так, будто поняла, о чем речь.
– Мы можем поговорить наедине? – спросила она.
Эзра и Генри молча пошли вглубь лавки. Марк выжидающе посмотрел на мисс Хильдшер.
– Я долго откладывала этот разговор. Но однажды это должно было произойти.
– Все когда-то должно произойти, но, может, уже перейдете к сути? – начал терять терпение Марк.
– Мы вынуждены отказаться от ваших денег, – сказала мисс Хильдшер.
– И кто же вас вынудил? – хмыкнул Марк.
– Может, вынуждены – не совсем верное слово…
– А может, и совсем не верное. С чего бы вдруг приюту перестали быть нужны деньги? Сироты кончились? Коммунисты победили? Что?
– Прекратите! – поморщилась мисс Хильдшер. – Просто у нас теперь другой… Жертвователь.
– И чем его деньги лучше моих? – удивился Марк.
– Ничем. Просто это его условие, он должен быть единственным спонсором, – наконец сказала она слово, которого избегала.
Марк неопределенно покачал головой:
– Вам не хватало тех денег, которые даю я?
– Хватало, мистер Кауфман, мы очень вам благодарны, ведь вы практически спасли приют, но…
– Но вас замучила жадность? – закончил за нее Марк.
– При чем тут жадность! – возмутилась мисс Хильдшер.
– Очевидно, что этот замечательный человек предложил вам больше, иначе чего ради вы сейчас переживаете такой стыд. Намного больше.
– Но поймите меня! Если у нас будет больше денег, мы сможем помочь большему количеству детей, предоставить им лучших учителей, нанять хороших специалистов, понимаете?! – Женщина смотрела на него почти с мольбой.
– Конечно, понимаю, – легко согласился Марк. – Именно так и выглядит жадность. Но пусть все будет так, пожалуйста, скажи, что я ошибаюсь.
– Вы это мне? – стушевалась мисс Хильдшер.
– Нет, – холодно ответил Марк.
– Как бы вы поступили на моем месте? – спросила женщина.
– Я бы разобрался в мотивах этого поступка и был бы готов к любому исходу. Что-то еще?
– Да. – Мисс Хильдшер тяжело вздохнула, очевидно, намереваясь сказать еще какую-то скверную новость. – Мы вынуждены будем демонтировать памятную табличку с вашим именем.
– У меня есть памятная табличка? – удивился Марк.
– Да… пока еще есть.
– Да плевать. До свидания. – Марк демонстративно отгородился от женщины газетой.
– Всего доброго. – Мисс Хильдшер тихо выскользнула из лавки.
К стойке подошли Генри и Эзра.
– Да ты врешь! – продолжая какой-то разговор, воскликнул паренек.
– Я всегда вру, – усмехнулся Генри. – Я прямо сейчас тебе вру!
– Подожди… – Эзра задумался. – Если ты всегда врешь и прямо сейчас мне врешь, значит, ты говоришь правду!
– Но, если я говорю правду, значит, я вру! – улыбнулся Генри.
– Свечи прогорели наполовину, давайте задувать, – предложил Эзра.
– Без меня, – кинул Марк из-за газеты.
– Ну, не порти праздник!
Звякнул колокольчик, на табличке появилась надпись «Багдад». В лавку ввалился мужчина, выглядящий как бедуин в детских книжках. Он подскочил к стойке и выпалил женским голосом:
– Запечатай выход!
– Клара? – Генри присмотрелся к глазам замотанной в тряпье фигуры.
– Жалюзи, Эзра, – спокойно сказал Марк.
Паренек подскочил к ручке, но не успел. Дверь снова распахнулась, в лавку ворвался такой же бедуин, только бородатый. Генри тут же пнул его ногой в живот с такой силой, что тот вылетел из помещения быстрее, чем в него ворвался. Щелкнули жалюзи. Звуки улицы пропали.
– Еще одним входом меньше, – заметил Марк.
– Не одним. Думаю, теперь стоит закрыть все выходы в Ираке, – снимая чалму и тяжело дыша, ответила Клара. Она бросила головной убор и села на пол, привалившись к стойке.
– Привет, – поздоровался Генри.
Клара посмотрела на него, потом на торт прямо у нее над головой.
– Что празднуем?
– Годовщину знакомства, – ответил Эзра.
– Эти женщины, – хмыкнул Марк, – вечно забывают важные даты, да, Генри?
Тот промолчал, покосившись на Клару.
– Тебе принести тарелку? – спросил Эзра гостью.
– Привет, малыш! – только заметив мальчика, поздоровалась Клара.
– Я не малыш, – буркнул тот.
Девушка усмехнулась.
– Справедливо, – заметил Марк.
– Прости. Принесешь мне тарелку?
Эзра ушел в подсобку.
– Принесла? – спросил тихо Марк.
– Нет, пришлось выкинуть по дороге, – сокрушенно покачала головой Клара.
– Плохие новости не могут быть бесконечными, – ни к кому не обращаясь, сказал Марк.
Эзра вернулся с тарелкой.
– Свечи почти совсем догорели. Давайте задувать, каждому по одной!
Все присутствующие, даже Марк, приготовились дуть.
– Три, четыре, – скомандовал Эзра.
Огоньки на свечах сначала заплясали, а потом погасли. Генри достал нож и поделил торт на четыре части. Все принялись жевать.
– Вкусно, – прокомментировала Клара.
Марк крутил в руках вилку и смотрел на свой кусок, когда снова звякнул колокольчик. Все посмотрели на табличку, но на той не было вообще никакой надписи.
– Э-э-э, – протянул Генри.
В лавку вошел мужчина в твидовом пиджаке и аккуратных очках. Располагающе улыбнулся, глядя на собравшихся:
– С днем рождения, Марк! Я не опоздал?
Все посмотрели на Марка.
– Нельзя опоздать туда, куда тебя никто не звал, – холодно ответил Кауфман.
– Не будь таким вредным. Может, предложишь мне кусочек торта?
– Кончился, – отрезал Марк.
– Я могу съесть твой кусок, если ты не против, – улыбнулся мужчина.
– Против, – в очередной раз односложно ответил хозяин лавки.
– Ладно, не буду портить вам вечеринку. У меня для тебя письмо, Эзра. – Посетитель достал из внутреннего кармана большой конверт и протянул его пацану.
Тот не тронулся с места. Посмотрел на Марка. Марк же пристально смотрел на гостя.
Генри сделал шаг, чтобы забрать письмо, но мужчина отдернул руку.
– Нет, тут написано: лично в руки.
Эзра снова посмотрел на Марка. Тот коротко кивнул. Мальчик сделал три медленных неуверенных шага и забрал конверт.
– Был в ваших краях, решил лично обрадовать. Тем более что и повод заглянуть был, так сказать, на огонек, – улыбнулся мужчина.
– Это из Оксфорда, – глядя на конверт, сказал Эзра.
– Именно! До встречи в учебном году! – Посетитель повернулся, чтобы уйти.
– Что это значит? – спросил Генри.
– О, я буду вести у Эзры философию. Жду не дождусь, невероятно талантливый молодой человек.
Мужчина вышел. Наступила тишина.
– Плохие новости не могут быть бесконечными, – неуверенно протянул Генри.
Глава 12
– Почему именно газеты? – спросил Эзра. – Почему не учебник истории, например?
Марк отвлекся от чтения и посмотрел на пацана, потом на газету в своих руках.
– Прекрасный источник информации, – ответил Марк.
– Брось, это же необъективная чушь.
– Именно это и важно.
– Почему?
– Ну вот, например, статья о том, что США собираются бойкотировать Олимпиаду в СССР. Меня интересует не сам факт, а то, как его преподносят.
– И зачем тебе эта пропаганда?
– В ней отражение пропагандиста.
Звякнул колокольчик, щелкнула табличка над входом. Марк и Эзра посмотрели на надпись. Краков.
В лавку вошел ужасный старик в потертом на локтях пиджаке. Он помогал себе при ходьбе тростью и едва заметно подволакивал ногу. Эзра не мог оторвать взгляда от его изуродованного лица. Оно будто было собрано из неровно сшитых кусков. Кривое, уродливое и страшное. Губ не было вообще, отчего рот становился похож на безобразную неровную щель с торчащими оттуда зубами.
– Пан Кауфман. – Старик попытался улыбнуться, отчего ужасная щель, заменявшая ему рот, стала еще страшнее.
Марк удивленно поднял брови и всмотрелся в лицо посетителя. Тот приложил трясущуюся руку к груди.
– Я Виктор. Помните меня?
Эзра поймал себя на том, что морщится. У него зачесалось лицо, причем не что-то конкретное, например нос или щека, а будто бы все сразу.
– Новак? – предположил Марк.
– Да! – обрадовался старик. – Новак! Как поживаете, пан Кауфман?
– Никак, – равнодушно ответил Марк.
Старик почему-то хихикнул.
– Я знал, что однажды вы вернетесь! Знал! Я каждый день приходил к вашей лавке и был уверен, что рано или поздно толкну дверь и она откроется, – радовался ужасный старик, воздев палец.
– Эзра, принеси стул, – попросил Марк, косясь на мальчика. Потом спросил у Виктора: – Я не сегодня вернулся, где же ты был все это время?
– Года четыре назад я сдался, – признался старик. Он благодарно кивнул Эзре, который принес ему стул.
Парень вздрогнул, встретившись глазами с Виктором. Он только сейчас понял, что один глаз у него стеклянный.
– И как тогда ты сюда попал?
– Случайность. Один человек сказал мне о том, что вы открылись, – ответил Новак, аккуратно сев на стул и вытянув вперед правую ногу. Руки его покоились на стоящей трости. Покоились – неудачное слово, подумалось Эзре, скорее наоборот – беспокоились. Они тряслись, будто у запойного пьяницы с похмелья.
– Я даже догадываюсь, как он выглядел, – вздохнул Марк. – Зачем же ты пришел, Виктор?
– Мне нужна рама, – прямо сказал старик.
Марк подумал немного, потом вдруг спросил:
– Ты все еще рисуешь?
– Нет, конечно. – Он поднял трясущиеся руки. – Контузия.
– Значит, ты хочешь оживить старое полотно. – Марк достал из-под прилавка шкатулку и расшитый бисером кисет.
– Да.
Марк стал набивать трубку. Виктор терпеливо молчал. Эзра неловко мялся, не зная, куда себя деть.
– Паршиво выглядишь, – закурив, сказал Марк.
– Война, – пожал плечами Виктор.
– Война – это тоже паршиво.
– А вы были на войне, пан Кауфман? – с вызовом спросил Новак.
– Был, – спокойно ответил Марк. – Эзра, принеси старую раму.
Помощник удалился вглубь лавки. Настала тишина. Обычно такая пауза в разговоре вызывает неловкость. Но не сейчас. Старики сидели напротив и, ничуть не стесняясь, рассматривали друг друга.
– Вы прекрасно сохранились, пан Кауфман, – сказал наконец Виктор.
– Да. Но если тебе интересно, то чувствую я себя совсем не так здорово.
– Ну уж не хуже меня, – усмехнулся Новак.
Из-за стеллажей появился Эзра. Он тащил огромную старинную раму для картины.
– Я думал, что она меньше, – задумчиво сказал Виктор.
– Дотащишь? – спросил Марк.
– Нет. Наверное, придется прислать за ней посыльного. Вы ведь не собираетесь снова закрыться?
– В ближайшее время не планировал, – хмыкнул Марк.
Виктор с трудом встал. Снова посмотрел на раму, протянул руку, чтобы коснуться ее, но передумал.
– Я отправлю соседского мальчишку. Сколько она стоит?
– Сто пятьдесят, – ответил Марк, внимательно глядя на Виктора. – А какую картину ты хочешь оживить?
– Она называется «Девушка на качелях», – неопределенно ответил Новак.
– Да хоть мужчина на осле, – пожал плечами Кауфман. – Название мне ни о чем не говорит. Что на ней изображено?
– Девушка, в которую я был влюблен.
– Был? – уточнил Марк.
– Влюблен, – поправился Виктор.
– Ясно.
– До свидания, пан Кауфман.
– В твоем возрасте логичнее говорить «прощайте», – заметил Марк. – Можно и не дожить до следующей встречи.
– Вы всегда умели подбодрить.
Виктор положил на прилавок деньги и ушел. Марк долго смотрел ему вслед.
– Что значит оживить картину? – спросил Эзра.
– То и значит.
– Я имею в виду, как это выглядит? Например, он оживит картину с девушкой, и она выйдет из рамы? Станет настоящей?
– Наоборот. – Марк принялся вытряхивать трубку. – Это работает в другую сторону, ты можешь войти в картину.
– И что там? – округлил глаза Эзра.
– Не знаю, никто не вернулся, чтобы рассказать. Но логично предположить, что там то, что нарисовано.
– То есть Виктор встретится со своей возлюбленной?
Марк вычистил трубку, убрал ее в шкатулку. Потер шею:
– Не думаю.
– Почему? – удивился Эзра.
– У тебя есть мечта? – ответил Марк вопросом на вопрос.
– Да, – подумав, ответил Эзра.
– Представь ее хорошенько. В деталях. Представил?
– Да.
– А теперь представь, какой ты в этой мечте. Как ты выглядишь?
– Ну… – начиная догадываться, протянул Эзра.
– А теперь представь себя в этой мечте таким же склеенным по частям, как Виктор. Что-то уже не так привлекательно, да?
– Я почему-то никогда не думал о том, какой я в моих мечтах. Никогда не допускал, что к тому моменту я могу быть старым и больным. Я как бы по умолчанию такой, как сейчас, – задумчиво сказал Эзра.
– Он тоже. Причем в его случае все еще хуже. Там, в картине, – девушка, которую он нарисовал еще до контузии. То есть, наверное, еще до 1939 года. Молодая, красивая, нежная, она оборачивается и видит это чудом выжившее военное недоразумение. Это как сказать серферу, что за этой дверью рай, где идеальные волны, но пускают туда только безногих.
– Думаете, он не решится?
– Виктор – нет. Особенно учитывая, каким красивым он был когда-то. Если вернуться к аналогии с серфингом, то он был королем прибоя. Думаю, ему его уродство кажется совсем невыносимым.
– Так! – вдруг вскинулся Эзра. – Он думает, что он урод!
– И у него есть на это некоторые основания, – хмыкнул Марк. – А что?
Эзра не ответил. Он выскочил из лавки. Марк только посмотрел ему вслед. Прошло минут десять, прежде чем звякнул колокольчик и Эзра вернулся. Не один, с Виктором.
– Пойдемте! – Юноша буквально тащил старика за собой.
Тот пытался двигаться быстрее, но явно не мог. Марк с интересом наблюдал за происходящим.
Эзра тащил Виктора вглубь лавки, туда, где стоял прислоненный к стене огромный прямоугольник, обтянутый тканью. Марк понял задумку, хмыкнул.
– Так, становитесь тут. – Эзра указал на место напротив зеркала. – Я сейчас.
Паренек принялся стаскивать ткань.
– Я не совсем понимаю, что я должен делать? – спросил Виктор.
– Просто смотрите! – Эзра наконец справился с тканью, она упала, открыв зеркало.
– Что… что это? – Старик завороженно смотрел на свое отражение.
– Это зеркало показывает, каким вас видят другие, – сказал Эзра.
– Он имеет в виду, что таким тебя увидит она, – уточнил подошедший Марк.
– А все не так уж плохо, пан Кауфман, – крутясь перед зеркалом, сказал Виктор. Он даже ногу перестал подволакивать.
– Ну, у меня когда-то была линейка, которая при измерении показывала такой результат, который хотел видеть ее хозяин, – усмехнулся Марк.
– Какая глупость, – нахмурившись, сказал Эзра.
– Смотря что мерить, – в один голос возразили Марк и Виктор.
– Спасибо, Эзра, – посерьезнев, сказал Виктор.
– Зеркало не продается, – заметил Марк.
– Жаль. Но все равно спасибо.
Виктор еще раз посмотрел на свое отражение и улыбнулся своей страшной улыбкой. Потом пошел к выходу. Когда дверь за ним закрылась, Марк спросил:
– Как ты понял точку отсчета зеркала?
– Ну, я долго думал о нем, когда увидел впервые. Зеркало показывает нам то, как нас видят другие. Очевидно, что это какие-то конкретные люди, потому что большинство нас никогда и не видело. Я предположил, что оно отражает взгляд тех, кто для нас важен. Я подумал, что близкие люди не видят его уродом, они ведь видят то, что за всем этим. – Эзра указал рукой себе на лицо, подразумевая Виктора.
– Рискованное было предположение, но риск оправдался, – кивнул Марк.
– Каким же он видел себя? – задумчиво спросил Эзра.
– Никто не видит нашего уродства таким страшным, каким видим его мы, – ответил Марк. – Не хочешь довести дело до конца?
– В каком смысле? – не понял Эзра.
– Помоги ему отнести раму, заодно по Кракову прогуляешься.
Паренька не пришлось просить дважды.
