Подлетев к двери, я тихо позвал Марину.
Тишина.
– Мар…
Скрип задвижки и открывшаяся дверь не дали мне договорить. Я сделал шаг вперед и увидел мордашку Марины.
– Спасибо! Теперь возвращайся домой, а то заболеешь! – сказал ей я и кинулся к дороге, которая была усыпана рябиной. К моему ужасу, Аля уже прошла большую часть пути и теперь была почти рядом с ожидающим ее Карачуном.
У меня было крайне мало времени на размышление. Вернее, у меня его не было совсем, поэтому я решил действовать по ситуации. Прячась за стенами домов и стараясь не показаться на глаза немногочисленным собравшимся, в числе которых была и баба Шура с траурным выражением лица, я пробрался ближе к Але. В белом платье с вышитыми на нем красными узорами она сама выглядела как призрачная невеста. Бледные руки судорожно сжимали букет сухих полевых цветов, венок из еловых ветвей и красных ягод рябины немного съехал на бок.
Рядом с Карачуном стояли туфельки. Аля подошла к ним и, придерживая венок, начала обуваться. Зимний дух поглядывал на нее краем глаза. Интереса в его льдисто-голубых глазах не было никакого, лишь вселенская тоска.
Я притаился шагах в десяти от них, прячась за поленницей у крайнего к лесу дома и ожидая, когда Аля обуется. План был прост, глуп и безумен: я выскакиваю, хватаю Алю за руку и бегу в лес, чтобы вновь попытаться убежать от Карачуна. Если снова не выйдет, то так тому и быть. Алю зимний дух не тронет, ведь она его невеста, а я не так важен. Если не будет Али, не будет и меня.
Ноги девушки замерзли после хождения по снегу, и она никак не могла втиснуть их в туфли. Карачун не помогал ей. Стоял неподвижно и прямо, как айсберг, и терпеливо наблюдал за Алей.
Наконец она обулась и медленно начала разгибаться. В этот момент я вылетел из своего укрытия, подбежал к девушке, схватил ее за руку и утянул за собой.
Все произошло так быстро и просто, что мне даже показалось, будто у нас получится сбежать. Благодаря тому, что Аля увидела меня еще когда я выскочил из укрытия, у нас не возникло никаких заминок. Она мгновенно поняла, зачем я пришел, и была голова бежать.
Я крепко сжимал прохладную ладонь Али и уверенно бежал по натоптанной тропинке. У часовни она должна прерваться, но не страшно. В этот раз я смогу пройти по дороге и не заблудиться. Я должен. Ради Али.
– Он идет за нами? – спросил я, не останавливаясь. Бурлящий в крови адреналин притупил боль в ноге и руке, и мне казалось, что я способен пробежать огромное расстояние.
– Нет, – не сразу ответила Аля. – Но я чувствую его присутствие. Чувствую холод, что следует за нами.
Я не ответил Але. Если будем переговариваться, быстро устанем. Надо беречь силы, потому что неизвестно, сколько нам предстоит бродить в темном лесу.
Подсвечивая путь фонариком, мы добежали до часовни, где я был приятно удивлен тропинкой, которая вовсе не заканчивалась, а вела дальше в лес. Подарок судьбы, не иначе.
– Бежим, – бросил я, утягивая Алю за собой и чувствуя прилив сил и чего-то еще: приятного, теплого, будоражащего. Эйфории?
Однако чувство это не продлилось долго, потому что вскоре вдалеке послышался до ужаса знакомый волчий вой. Аля остановилась, и я вместе с ней. Обернулся, нетерпеливо дернул ее за руку, но она замерла и испуганно смотрела в темную чащу. Венок она давно потеряла, а фата держалась на волосах благодаря единственной оставшейся заколке.
– Они идут… – пробормотала она.
– Поэтому нам надо спешить! – Я потянул ее за собой, и на этот раз она поддалась.
Мы бежали, судорожно втягивая морозный воздух, который, казалось, становился с каждым разом все холоднее и холоднее. На мне была зимняя куртка и зимние кроссовки, а на Але лишь свадебное платье и легкие туфельки. Я бы с радостью отдал ей теплую одежду, но боялся лишний раз остановиться.
Волчий вой приближался, но я старался не думать о том, что будет, если волки нас настигнут.
Дорога казалось бесконечной, но я видел ее и был уверен, что рано или поздно мы выберемся из леса и увидим трассу. Там поймаем попутку и доедем до города. И…
Ужасная мысль неожиданно обрушилась на меня как снег на голову. Мысль о том, что дальше будет только хуже. Теперь, с появлением у меня эмоций и вспыхнувшей к Але любви, смерть от рук Карачуна для меня всего лишь вопрос времени. Если останусь с Алей, то рано или поздно умру, а она в который раз будет убита горем и снова вернется сюда, чтобы выйти замуж за зимнего духа. Даже если я оставлю ее, но сам тайно буду за ней наблюдать, как делал это раньше, не факт, что Аля сможет жить спокойно. Рано или поздно она найдет себе пару, и тогда все повториться.
Черт возьми, этому нет конца!
Мне хотелось завыть от досады, но я не мог напугать Алю. Я уже выкрал ее со свадьбы и тащил в темную неизвестность, а она легко позволяла мне это делать.
Черт, черт, черт!!!
– Демид, – позвала меня девушка, но я не ответил ей. Поглощенный своими мыслями, я отчаянно бежал вперед, крепко сжимая потеплевшую ладонь Али.
– Демид! – громче позвала я. Тревожные нотки в ее голосе заставили меня остановиться.
Девушка указала вправо. Я проследил за ее рукой и громко выругался. Перед нами на фоне мрачных деревьях, укрытых снегом, возвышалась недостроенная часовня.
– Вот почему тропинка не обрывалась, – пробормотал я, с ненавистью глядя на часовню.
– Он играет с нами, – сказала Аля, прижавшись к моей спине. – Запутывает и наблюдает.
– Весело, тебе, да?! – крикнул я на весь лес.
– Да, да, да, – ответило мне эхо.
– Ш-ш-ш, не зли его, – прошептала Аля. – Давай лучше снова попробуем выбраться.
Я посмотрел на ее лицо, на котором выступил легкий румянец от бега, и кивнул. Мы снова побежали, но на этот раз я был еще более внимательным.
Волки продолжали выть, но близко не подходили. Ни ворона, ни призраков видно не было. Зато ощущался холод, который резал нос, горло и легкие тысячью кинжалами.
Мы бежали изо всех сил по припорошенной снегом лесной тропе. Впереди – неизвестность и тьма. Позади – верная смерть, чье холодное дыхание преследовало нас, проникая через одежду.
С каждым разом бежать становилось все труднее. Тело замерзало и теряло силы, будто снег, по которому мы бежали, высасывал их. Боль в ранах снова вернулась. Хриплое дыхание вырывалось из моего рта, сопровождаемое резью в горле. Несколько раз мне казалось, что я вот-вот упаду замертво, но теплая ладонь Али придавала мне сил. Я крепко держал ее, сосредоточившись на тепле, что передавалось мне через ее тонкие пальцы.
– Я больше не могу… – Аля вдруг остановилась и согнулась пополам.
– Нельзя останавливаться! Он догонит и заберет тебя.
Схватив девушку за локти, я поднял ее, но устоять она не смогла и рухнула на колени. Ее голова бессильно поникла, а руки соскользнули с бедер и упали в снег, который стремительно таял вокруг Али, пропитывая собой ее нарядное одеяние невесты.
– Аля! – умоляюще произнес я, опасливо поглядывая в сторону, откуда мы бежали.
– Пусть забирает… Я больше не могу… И тебе будет без меня только лучше…
– Какая же ты глупая! – Я повернулся к девушке спиной и присел на корточки. – Цепляйся за спину.
– Не стоит…
– Цепляйся, иначе я останусь с тобой и встречу здесь свою смерть!
Аля тихо захныкала, но на спину мне все же залезла. Девушка весила как пушинка из-за последних событий, и я впервые порадовался этому – бежать будет чуть легче.
Стараясь двигаться как можно быстрее, я отключился от всего и полностью сосредоточился на дороге и своих ногах. Самым главным сейчас было выбраться из леса, поймать попутку и пересечь границу, за которой его силы уже не действуют.
Холодное дыхание, что преследовало нас всю дорогу, усилилось. По моему телу пробежал холодный озноб, а волосы на затылке встали дыбом.
– Он здесь, – испуганно пролепетала Аля. – Он нас догнал…
– Нет! – протестующе крикнул я, а затем обернулся.
Из лесной тьмы на меня смотрели два льдисто-голубых глаза. Насквозь пронизывающий ветер свирепым коршуном накинулся на меня, едва не сбив с ног. Жуткий хохот раскатистым эхом прокатился по лесной чаще. Не успел я моргнуть, как два глаза, похожих на ледышки, уже были прямо передо мной.
– От меня не убежать, – выдохнула мне в лицо сама смерть.
Холод сковал мое тело. На мгновение я замер, глядя на расплывчатую фигуру в снежном вихре, что появился перед нами.
– Демид! – Аля спрыгнула на землю и потянула меня за собой.
Оторвав взгляд от Карачуна, я пошел за девушкой.
Оказывается, мы снова вернулись к часовне, и теперь Аля тянула меня к ней, придерживая подол и пробираясь через высокие сугробы.
Позади оглушительно завыло сразу несколько волков. Я вздрогнул и обернулся. Карачун был всего в нескольких шагах от нас и жутко ухмылялся. Рдом с ним, рыча и сверкая глазами, топтались волки, а из-за темных стволов деревьев выглядывали призрачные невесты.
– Не уйдете, – прогремел Карачун и сделал шаг вперед, протягивая к нам руку.
Он почти ухватился за мою куртку, но Аля с силой дернула меня на себя, и мы повалились в сугроб. Снег попал за шиворот, и по моей спине пробежала холодная дрожь.
Резко поднялся и, увидев перед собой Алю, протянул ей руку, но девушка не спешила вставать. Развалившись в сугробе, она смотрела на Карачуна со своей свитой и довольно ухмылялась.
Я недоуменно спросил:
– Ты чего?
– Они не могут подойти, – сказала Аля и жутковато рассмеялась.
Красивое лицо Карачуна искривила злость. Волки громко зарычали, оставаясь на месте. Ближе подошли призраки, но к часовне не приблизились. Нас разделяло где-то шагов пять, не больше, но, кажется, этого вполне хватало, чтобы нам не причинили вреда.
– Почему? – спросил я, глядя на одинаковые лики призраков и гадая, есть ли среди них моя мама.
– Потому что это освященная земля, – пояснила Аля, схватив, наконец, мою руку и поднявшись.
– Ты знала, что это сработает?
– Наверняка – нет. – Девушка принялась стряхивать с себя снег. Ее руки дрожали.
Я стянул с себя куртку и накинул ей на плечи. Аля взглянула на меня с благодарностью.
– Рано радуетесь! – пророкотал дух зимы. – Вы не сможете долго находиться на морозе. Рано или поздно придется покинуть убежище или же умереть.
– Я лучше умру, чем стану твоей женой! – выкрикнула осмелевшая, но все еще дрожащая от холода Аля.
Нащупав ее ладонь, я крепко сжал ее и добавил:
– Я тоже лучше умру, чем отдам Алю тебе!
Девушка вскинула на меня удивленный взгляд. Я заглянул в ее прекрасные карие глаза и почему-то решил, что «лучшего» момента не сыскать, чтобы сказать ей заветные слова.
– Знаю, в это трудно поверить, но я теперь могу чувствовать, – тихо, чтобы слышала только Аля, произнес я. – И я чувствую, что люблю тебя. Всегда любил. Знаю, момент неподходящий, но…
– Боже, Демид. – Губы Али дрогнули в улыбке.
Да уж, момент крайне неподходящий, но я должен был сказать ей это перед тем, как умру.
– Ваш шепот слишком громкий, а от ваших чувств веет фальшью, – прорычал Карачун. – Жертвовать собой ради кого-то? Люди на такое не способны!
– Ты плохо знаешь людей. – Я с выпрямился и с презрением посмотрел на зимнего духа. – Либо ты оставишь нас в покое, либо мы оба умрем на этом месте! Выбирай.
Карачун громко и жутко рассмеялся.
– Думаешь, я позволю тем, кто убил мою возлюбленную, счастливо жить?
– Да сколько можно злиться?! – в сердцах воскликнул я. – Прошло уже двести лет! Те люди давно умерли, как и их дети, и дети их детей. Мы с Алей не виноваты в том, что случилось с твоей женой. Прошу, прекрати все это!
– Никогда! – прогремел Карачун и подошел так близко к нам, как только мог. – Я никогда не забуду те прекрасные чувства, что появились во мне благодаря Людмиле, как и ту страшную боль, что я испытал, когда ее убили. Мне больше не хочется никого любить, лишь сводить с ума людей и наблюдать за их муками. Никогда я никого не полюблю, и никто не полюбит меня. Так будет всегда, и проклятие мое – вечно!
Голубые глаза Карачуна горели ледяным пламенем. Ужасные, нечеловеческие, злые глаза, в которых не было ничего прекрасного. И как только они могли понравиться Марине?
Аля прижалась к моей груди и тихо всхлипнула. Я крепко обнял ее и приготовился к худшему. Сколько мы будем замерзать? Час? Два? Или меньше? Судя по тому, что карачун может регулировать температуру, то, думаю, мы умрем быстро. Однако телу нужно время, чтобы остыть и окоченеть, а значит…
– Кирилл, отпусти их! – раздался тонкий, но уверенный голос.
На тропинке со стороны деревни стояла запыхавшаяся Марина. Без головного убора, в легких ботинках и пальто нараспашку. Видимо, после моего освобождения она так и не вернулась домой.
Злость Карачуна сменилась на заинтересованность. Склонив голову, он долго рассматривал Марину, изредка кидая взгляд на Алю. Поняв, что перед ним близнецы, зимний дух растянул губы в ухмылке и хохотнул.
– Это что же получается: вас двое, а я об этом не знал?
– Ты много о чем не знал, – сказала Марина. Кажется, она его совсем не боялась.
– Например? – Его растущий к девушке интерес был очевиден.
– Ты не знал обо мне, – Марина сделала шаг навстречу к Карачуну, – о том, что я давно за тобой наблюдаю, – ещё шаг, – и…
Девушка остановилась и затихла. Она была уже совсем рядом с зимним духом. Ещё шаг, и расстояние между ними сократится до миллиметров.
– Что ещё? – нетерпеливо произнес Карачун.
Лицо Марины вдруг озарила тёплая улыбка. Девушка сделала большой шаг вперёд, оказавшись лицом к лицу с зимним духом.
– Я люблю тебя, – прошептала Марина, коснувшись дрожащими пальцами щеки Карачуна.
Зимний дух мгновенно переменился в лице и отшатнулся от девушки, как если бы она была охотницей за нечестью.
– Не может быть, – пробормотал Карачун. – Меня никто не может любить!
– А как же та, о ком ты все никак не можешь забыть? – прошептала Марина. – Она ведь любила тебя, а ты любил ее.
Карачун пятился, растерянно мотая головой, а Марина наступала. Со стороны это выглядело нелепо: хрупкая девушка без применения силы притесняла могущественного духа.
С приходом Марины температура начала заметно повышаться, и нас с Алей уже не трясло от холода так сильно, как раньше, да и дышать стало легче.
– Она отвлекает его от нас, – шепнула мне на ухо Аля.
– А как же его слуги?
– Они тоже не следят за нами, погляди.
Я послушно всмотрелся в волков и невест. Они, действительно, наблюдали за Мариной, которой своими словами удалось переключить на себя все внимание.
Аля осторожно начала отступать в сторону деревни, а я за ней.
– Я обратила внимание на тебя после той аварии, – продолжила Марина, отводя от нас растерянного Карачуна. – И пусть все думали, что Кирилл жив, я чувствовала, что с ним что-то не так. Будто он – это уже не он… А сегодня поняла, что все это время любила не человека, а духа в его теле. Тебя.
Она снова протянула к нему руку, и я остановился, с интересом наблюдая за изменившимся поведением Карачуна. Он больше не отступал. Замер и пристально смотрел в лицо Марины. Пальцы девушки почти коснулись его лица, когда Аля вдруг наступила на спрятанную под снегом ветку, и та хрустнула так, что, казалось, звук раздался на весь лес.
Карачун резко повернул голову в нашу сторону и снова рассвирепел. Мы с Алей испуганно замерли, не в силах сдвинуться с места. Волки, что на некоторое время затихли, оскалились и зарычали.
– Вы от меня не уйдете! – прогремел Карачун, кинувшись к нам.
– Остановись! – Марина схватила его за руку, но тот даже не посмотрел на девушку. Его вниманием снова завладели мы с Алей. – Отпусти сестру и возьми меня!
Дух зимы замер и посмотрел на тяжело дышащую Марину. Она судорожно сжимала пальцы на его руке и умоляюще смотрела на него.
– Я люблю тебя и хочу быть с тобой! – хрипло произнесла девушка. – Сделай меня своей женой, а Алю отпусти. Вот увидишь, ты не пожалеешь! Я все сделаю для тебя!
– Не слушай эту дурочку, она не в себе! – крикнула внезапно появившаяся баба Шура.
На ней была потрепанная дубленка, в которой она стояла на церемонии. К спине и рукавам прилип снег, из чего я сделал вывод, что она несколько раз упала, пока добиралась сюда. Съехавший с головы платок тоже был в снегу.
– Она родилась мертвой, я еле вымолила ее у высших сил! – продолжила баба Шура, держась за бок и морщась. – Она ни разу на улицу не выходила до сегодняшнего дня, потому что слабая совсем, может быстро заболеть и умереть. На кой тебе такая жена?
Мне было неприятно то, что баба Шура защищала Марину, а не Алю. Было бы у меня две дочери, я бы стоял горой за обеих. Однако баба Шура явно переживала больше за Марину. Возможно, потому что она была слабее?
Вопреки ожиданиям бабы Шуры, ее слова Карачуна заинтересовали. Он посмотрел на Марину иным взором, будто бы разглядел в ней нечто большее, чем болезненную сестру своей невесты.
– Так ты отмечена богиней смерти Мареной, – произнес он, глядя на девушку не моргая. – Поэтому и нарекли тебя Мариной.
Баба Шура, заметив, как Карачун смотрит на внучку, поняла свою ошибку, но было уже поздно. Дух зимы взял Марину за руку и, оторвав от нее пристальный взор, посмотрел на Алю и объявил:
– Добро! Забираю ее вместо тебя.
Баба Шура охнула. Аля прижала ладони ко рту и испуганно воззрилась на сестру. Марина улыбнулась ей. В глазах ее стояли слезы.
– Сестренка, не надо… – пролепетала Аля. Посмотрев на Карачуна, она добавила: – Не забирай…
Злой дух нахмурился, а Марина едва заметно качнула головой, давая понять, чтобы та не вмешивалась. Я положил руку на плечо Али и прижал девушку к себе.
– Не думайте, что спасены, – прогремел Карачун, хмуро глядя на нас с Алей. – Если она умрет, то я вернусь за следующей невестой.
По взмаху его руки волки отступили в чащу, а невесты растворились в ночи. Вокруг зимнего духа и его невесты поднялся и закрутился снег.
– Прощайте! – успела крикнуть Марина, прежде чем исчезнуть вместе с Карачуном.
Воцарилась давящая тишина, которая простояла недолго.
Аля всхлипнула и сильнее прижалась ко мне. Баба Шура упала на колени и зарыдала. Один я не плакал, но вовсе не из-за того, что не мог. Просто я еще не до конца осознал, что произошло и кого мы потеряли.
Взметнувшийся магией Карачуна снег плавно опадал обратно на землю. По уже посветлевшему небу пролетела стайка птиц. Над кронами деревьев забрезжили первые лучи солнца. Медленно, но верно наступало утро.
Весна в этом году пришла слишком рано. Уже в начале апреля в городе невозможно было найти ни одного пяточка снега. Солнце светило ярко, даря тепло и хорошее настроение уставшим от холода и снега людям.
Остаток зимы мы с Алей никуда кроме университета и супермаркета не ходили. То, что мы пережили, постепенно превращалось из кошмара наяву в печальные воспоминания. Сил и желания на бурную жизнь у нас на тот момент не было, поэтому мы лечили наши душевные раны тем, что просто были рядом друг с другом. Аля была такой светлой и теплой, что мне казалось, будто она каждый раз дарила мне частичку своей души, отчего я становился все полноценней и полноценней.
Наконец к апрелю, когда снег полностью растаял, унося прочь связанные с ним и зимой болезненные воспоминания, мы с Алей заметно оживились. Начали чаще выбираться из дома в разные места, много гуляли по улицам и паркам, подолгу сидели в кофейнях и много смеялись.
За пару дней до своего дня рождения Аля вдруг сказала:
– Надо навестить бабушку.
– Думаешь, уже пора? – спросил я, разлив нам в кружки свежезаваренный кофе.
С того дня, как мы покинули деревню, Аля не упоминала ни сестру, ни бабушку. Лишь иногда созванивалась с родителями и спрашивала, как поживает последняя. Те, похоже, восприняли участь Марины спокойно. Наверное, потому что с самого ее рождения они готовились к худшему.
– Пора, – кивнула Аля.
Я поставил перед ней кружку с дымящимся кофе. Она обхватила ее ладонями, подула на напиток, но глоток так и не сделала. Ждала, пока я не сяду рядом. Такая у нее была привычка: не начинать ничего без меня.
– С тобой все будет хорошо там?
– Да.
Я сел рядом, погладил девушку по плечу и произнес:
– Значит, навестим.
***
Место, в котором я вырос, встретило нас ярким солнцем, бескрайним голубым небом и поющей капелью. Здесь, как и везде за городом, снег еще не сошел полностью.
Увидев белые кучки снега возле остановки, Аля поморщилась.
– Тебе нехорошо? – заволновался я. – Можем вернуться.
– Нет, – упрямо произнесла Аля и первой шагнула в сторону леса.
На этот раз путь оказался быстрым. Лес был светлым и совсем неопасным. Натоптанная грязная дорожка отчетливо виднелась на протяжении всего пути. Со всех сторон заливисто пели птицы, а пробивающийся через кроны деревьев солнечный свет играл на сочных молодых листочках, которые совсем недавно были набухшими почками.
Вскоре мы услышали шум. Пройдя еще немного, мы с Алей в изумлении застыли на месте. Возле часовни сновали люди, переговариваясь друг с другом и смеясь. Всюду были разложены строительные материалы, а сама часовня обросла лесами.
Неподалеку с большой корзиной в руках стояла баба Шура и раздавала работникам пирожки. Мы подошли к ней и поздоровались.
– Приехали, наконец. – Реакция бабы Шуры на наше появление была сдержанной. Наверняка родители Али предупредили ее, что мы сегодня приедем.
– Я решила, что должна быть здесь в наш день рождения, – сказала Аля. Глаза ее уже были влажными от подступивших слез. Я по привычке протянул ей носовой платок, который она приняла с благодарной улыбкой.
– Правильно сделала, – кивнула баба Шура. – Марина будет рада.
– Думаешь, она нас видит? – удивилась Аля.
– Не сомневаюсь. – На губах старой женщины мелькнула лукавая улыбка. – Подождите меня немного, и я вам кое-что покажу.
Мы кивнули, и баба Шура пошла дальше раздавать пирожки. Через некоторое время она вернулась и протянула нам по одному. Проголодавшиеся после дороги и прогулки по лесу, мы с аппетитом съели угощение, пока шли за бабой Шурой в сторону, противоположную деревне.
Когда любопытство взяло верх, я решил спросить, куда она нас ведет, но вдруг увидел впереди знакомый пейзаж. Раньше я уже был здесь, когда всюду лежал снег.
– Это же та роща! – воскликнул я, с интересом осматривая пейзаж, который предстал передо мной в новой, зеленой, ипостаси.
Баба Шура кивнула. Аля испуганно посмотрела на меня, и я мгновенно понял ее мысли. Она боялась, что бабушка покажет ей новую осинку, которая выросла на могиле ее сестры.
Я ободряюще сжал ладонь девушки.
Баба Шура подошла к роще и довольно улыбнулась.
– Она распустилась.
Я понял ее сразу, даже еще не глядя на заветное дерево. Сердце затрепетало от радости.
Мы с Алей одновременно посмотрели на березу, чьими сочными молодыми листочками играл легкий ветерок. Я опустил взгляд и не смог сдержать удивленного возгласа. Красные подснежники превратились в обычные белые.
Спустя двести лет жестокой мести, боли и печали ледяное сердце зимнего духа снова растопила любовь смертной девушки. Марина сумела завоевать сердце своего сурового возлюбленного и спасти жителей деревни от страшного проклятия.
Радостная улыбка озарила лицо Али. Она взглянула сначала на бабу Шуру, затем на меня и, смахнув прокатившуюся по щеке одинокую слезу, произнесла:
– У нее получилось.
Конец