Осторожно перевернувшись на бок и подсунув руки под подушку, я закрыл глаза, приготовившись уснуть, но сделать этого мне не дали.
Дверь тихо скрипнула, и я тут же открыл глаза. На пороге в полумраке стояла Аля. серый спортивный костюм, который она обычно носила дома, сменился на светлое платье в цветочек, что еще больше подчеркивало ее худобу.
– Что-то случилось? – шепнул я, приподнявшись на кровати.
Девушка воровато обернулась и мотнула головой. На носочках подошла к кровати и опустилась передо мной на колени.
Вблизи я смог получше рассмотреть ее лицо и сделать вывод, что это не Аля. Да, она была очень похожа на Алю, но разные мелочи отличали эту девушку от той, что я знал. Например, несмотря на одинаковый цвет глаз, взгляды у них были разные: у Али – усталый, блуждающий и иногда отчужденный, а у этой девушки – наивный и заинтересованный, как у маленького ребенка.
– Кто ты? – спросил я, внимательно изучив Алину жалкую копию.
– Аля, – шепнула девушка.
– Не ври, ты не она, – уверенно произнес я.
Девушка хихикнула и склонила голову на бок.
– А тебя не проведешь. Да, я не Аля. Я ее сестра – Марина. Мы близнецы.
Вот это поворот. Чего еще я не знал, живя бок о бок с этими людьми восемнадцать лет?
– Мне нельзя выходить на улицу, потому что я могу заболеть и умереть, – пояснила Марина, усевшись на полу и подтянув колени к груди. – Сижу сутками в своей комнате и смотрю в окно.
– Ты больна? – спросил я, подперев голову рукой и глядя на вьющиеся длинные волосы девушки. С каждым разом она все меньше походила на Алю.
– Бабушка говорит, что да. Я родилась мертвой, но она помолилась силам природы, и я задышала. Однако с тех пор малейший неприятный фактор может меня убить. Если порежусь, кровь не остановится. Если простыну, то получу кучу осложнений. Ну и так далее и тому подобное. – Девушка вздохнула. – Из-за слабого здоровья я даже родителям не нужна – они боятся ответственности, поэтому и спихнули меня бабушке, которая рядом со мной даже дышать боится. Она обо мне никому в деревне не рассказывает, все думают, что я умерла при рождении.
– Раз ты – такая тайна, то что ко мне пришла? – поинтересовался я, размышляя о том, как в такой маленькой деревне удалось спрятать человека.
– Скучно стало, – пожаловалась Марина. – Я мужчин только на картинках и через окно видела, а тут ты лежишь, живой, да еще и так близко.
Девушка жутковато улыбнулась и тихо хохотнула. Мда, а говорят, что я странный…
– Посмотрела? Можешь уходить, я спать хочу, – бесцеремонно сказал ей я и, отняв руку от головы, лег на спину.
– Да тут и смотреть не на что было, – фыркнула Марина. – Ты не такой красивый, как он.
– Он? – я бросил на нее уставший взгляд. Боль в ноге начинала потихоньку возвращаться, и я чуял, что еще немного, и уснуть будет трудно. Однако все же задал вопрос, вместо того, чтобы снова попытаться прогнать незваную гостью.
– Он… – мечтательно произнесла Марина, хлопая ресницами. – Юноша по имени Кирилл. Настоящий красавец!
– Васнецов? – Я снова приподнялся на кровати.
– Не знаю его фамилии. Слышала только имя, когда его окликнул сосед на улице, давно еще, когда он был другим и совсем мне не нравился. Однако после аварии Кирилл изменился. Перестал быть нервным и хмурым. Теперь он добрый и проницательный. Кормит птичек, кошек, собак. Подолгу любуется природой. И часто ходит мимо нашего дома. Поглядывает на окна, даже не представляя, что за ними скрывается та, что всем сердцем его полюбила.
Я не понимал, как можно полюбить того, с кем ни разу не общался. Историй о любви с первого взгляда много, но в нее я никогда не верил. Любовь с первого слова – да, но с первого взгляда – точно нет. Хотя, не мне, человеку с алекситимией, рассуждать о любви.
– А какие у него пронзительные голубые глаза! – продолжала вздыхать по своей односторонней любви Марина. – Если бы мы встретились, и я бы заглянула в них, то непременно бы утонула в этом голубом океане.
– А мне кажется, что они больше похожи на ледник, – заметил я, вспоминая холодные глаза Васнецова.
Марина фыркнула и хотела было что-то сказать, но замерла и прислушалась. За стеной баба Шура что-то бубнила. Ей, едва слышно, отвечала Аля.
– Пойду я, а то меня прищучат, – тихо произнесла Марина и, махнув мне на прощание тонкой ладонью, на цыпочках вышла из комнаты, оставив меня наедине со странными мыслями и просыпающейся болью в укушенной ноге.
Всю ночь и большую часть дня я проспал. Видимо, из-за раны организм израсходовал много сил и теперь во всю их восстанавливал.
Несколько раз я выныривал из сна и приоткрывал глаза, но сразу же снова впадал в дремоту, а из нее – в полноценный сон. Окончательно я пробудился и открыл глаза, когда было почти три часа дня. Шторы на окне все еще были задернуты, а через щель в двери просачивались аппетитные запахи из кухни. Мой желудок сразу же напомнил о своей пустоте недовольным урчанием.
Я осторожно сел на кровати и посмотрел на перевязанную ногу. Кровь просочилась лишь немного. Сама же рана все еще болела, но не так сильно, как раньше.
– Проснулся? – В комнату заглянула Аля. У нее был посвежевший вид, однако краснота глаз никуда не делась. Наверное, опять плакала.
Я кивнул ей в ответ и потянулся.
– Как нога?
– Лучше.
– Пока не вставай, я сменю повязку и пойдем есть.
Аля скрылась за дверью и вскоре появилась с аптечкой. Пока она обрабатывала мою рану, я спросил:
– Переночуешь сегодня со мной в доме дяди?
Застигнутая врасплох моими словами, Аля сильно надавила на баночку с перекисью и на рану вылилось слишком много жидкости. На одеяле мгновенно расползлось мокрое пятно.
– Блин… – произнесла Аля, избегая смотреть мне в лицо.
Кажется, я ее смутил. Неужели прозвучало слишком двусмысленно?
– Я просто хотел, чтобы ты была рядом, пока я буду контактировать с мамой, – пояснил я.
– А-а-а, – протянула девушка и, наконец, встретилась со мной взглядом. – Конечно, я буду рядом. Я обязана тебе.
– Спасибо.
Мне не понравилось, что она упомянула об обязанности. Будто она согласилась из-за того лишь, что я пообещал остаться с ней до ее свадьбы. Но ведь и я тогда действовал так же и согласился остаться в благодарность за то, что она спасла меня в детстве… И почему люди такие сложные? Даже если не могут испытывать эмоции!
После обеда меня снова заставили лечь, и я то слушал, как Аля читает мне книгу – все того же «Графа Монте-Кристо», – то разговаривал с ней о всяких мелочах. Про Марину спрашивать не стал, хоть мне и было интересно, почему ее нахождение здесь – это такая уж тайна.
В начале одиннадцатого Аля бодро произнесла:
– Пошли?
Я кивнул и поднялся с кровати. Нога почти не болела, если ее не напрягать. Ходьба доставляла небольшую боль, поэтому до дома я доковылял, поддерживаемый Алей. Перед тем, как войти, осмотрелся и, не увидев призраков, спросил:
– Они появляются в определенное время или как?
– После наступления темноты, – ответила Аля, придержав для меня входную дверь. – Точного времени нет. Иногда приходят позже, иногда почти сразу, как стемнеет.
– Задерживаются. – Кинув последний взгляд на улицу, я вошел в дом.
– Подождем. – Аля зашла следом и закрыла за нами дверь.
Мы прошли внутрь и сели на диван. Я вытянул больную ногу и расслабленно выдохнул.
– Болит? – сочувственно спросила Аля.
– Не очень.
Девушка кивнула и посмотрела на зашторенные окна. Подскочила, подбежала к ним и убрала шторы в сторону, открывая вид на забор и передний двор. Затем снова опустилась на диван, чуть ближе ко мне.
Почему-то в доме бабы Шуры мы много разговаривали и не испытывали неудобства, но здесь, в тишине и с осознанием, что никого, кроме нас, в доме больше нет, между нами появилось гнетущее молчание.
– А знаешь, – нарушила тишину Аля, – я раньше была в тебя влюблена.
– Что? – Я резко повернулся к ней и, надо сказать, почти удивился.
Аля смущенно улыбнулась и устремила взгляд на свои колени.
– Это случилось через пару лет после нашего знакомства. Мне хотелось тебе признаться, но я боялась, ведь ты не мог ответить мне взаимностью. Тогда, чтобы не мучать себя и еще больше не влюбиться, я решила отдалиться от тебя.
– Вот оно что, – только и смог произнести я.
Аля была влюблена в меня, а я этого не понял. А даже если бы и понял, то что бы сделал? Она права, я бы не смог ответить ей взаимностью. Все, что я мог, – это наблюдать за ней издалека, а потом последовать за ней в город и там продолжить свое наблюдение за ней.
– Думаю, те чувства никуда не ушли, – продолжила Аля, нервно заламывая пальцы на руках. – Я просто спрятала их глубоко в себе, постаралась о них забыть, но, когда увидела тебя пару дней назад, запертые чувства вырвались на свободу. – Девушка медленно подняла голову и посмотрела на меня: – Ты мне всегда нравился, и продолжаешь нравиться. Думаю, эти чувства всегда будут со мной.
Я сглотнул, не в силах подобрать правильных слов. Вообще любых слов. Из меня словно высосали весь разум.
– Можешь не отвечать мне, – ласково улыбнулась Аля. – Я все понимаю. Просто хочу, чтобы ты знал, что я чувствую к тебе.
Сглотнув ком в горле, я кивнул.
– Знаешь, – осторожно начал я, – это все мне…
– Демид! – воскликнула вдруг Аля, перебив меня. – Смотри!
Девушка подскочила и указала на окно, за которым стояла призрачная женщина. Моя мать.
Она протянула руку к окну. Я кивнул ей и, взяв куртку и, игнорируя боль в ноге, поспешил во двор. Краем глаза я заметил нерешительность Али. Она не знала, последовать ей за мной или нет.
Выйдя из дома, я обошел крыльцо и вышел к окну, возле которого меня ждала мать.
– Что ты хочешь? – спросил я, глядя в темные глаза призрака.
Мать вытянула вперед бледную руку и подплыла ко мне. Замерев в метре от мня, она склонила голову на бок, будто ожидая разрешения. Я понимал, что она хочет сделать.
– Давай, – сказал я, решительно шагнув вперед, к призраку.
Бледная ладонь коснулась моего лба. Я вновь почувствовал холод, закрыл глаза и провалился в небытие.
***
Мама была красивой. От нее я взял цвет глаз, волос и овал лица. Возлюбленный мамы и человек, которого я всегда считал своим отцом, тоже был красивым, но ни сейчас, глядя на него через воспоминания мамы, ни раньше, рассматривая его на фотографиях, я не находил в нем никаких схожих со мной черт.
Мама и ее возлюбленный хотели пожениться, когда Матвей завершит свою службу в армии, однако дух зимы выбрал маму себе в жены.
У Карачуна были белые как снег волосы с голубым отливом. Он предстал перед мамой в роскошном серебристом кафтане, отороченным белым мехом. Лицо его было молодым и красивым, но красота эта была холодной и нечеловеческой.
– Я не стану твоей! – воскликнула мама, совсем еще юная и страшно напуганная.
– Станешь, – холодно ответил дух зимы.
– Я люблю другого!
– Мне все равно.
Мамины большие глаза, обрамленные длинными ресницами, наполнились слезами.
– Если будешь сопротивляться мне, – продолжил Карачун, – то твой возлюбленный умрет. Такова участь влюбленных в моих невест мужчин.
Упав на колени, мама заплакала. Она не хотела, чтобы с папой что-то случилось. Она любила его и ради него согласилась принести себя в жертву и стать невестой зимнего духа.
За неделю до свадьбы отец внезапно приехал в деревню – ему дали увольнительный, и он поспешил к своей невесте. Увидев его, мама заплакала, но прогнать не смогла. Они провели весь день и всю ночь вместе, не отходя друг от друга ни на шаг. Утром папа уехал, а через неделю маму выдали замуж за Карачуна.
Жуткая свадьба проходила на окраине деревни. Солнце еще не взошло, и вокруг было мрачно и тоскливо. Народу было немного – лишь те, кто знал тайну деревни. Мама шла босая по снегу, на котором были раскиданы ягоды рябины. Шла к стоящему к ней спиной зимнему духу и до ужаса боялась.
Когда мама встала рядом с Карачуном, тот повернулся к ней лицом и запечатлел на ее губах обжигающе холодный поцелуй.
– Вот и все, – произнес он бесцветным голосом. – Теперь ты моя.
Мама не успела ничего сказать, как он прижал ее к себе, и вокруг них закрутилась метель. Пара секунд, и вот они уже в его ледяном царстве, на границе мира живых и мира мертвых. Там, где всегда царит холод и завывает вьюга. Там, где нечем будет согреться простой смертной девушке, которая никогда не сможет полюбить своего мужа.
В этом ужасном месте мама прожила несколько месяцев, а затем поняла, что ждет ребенка от любимого мужчины. Она рассказала об этом Карачуну, в надежде, что тот позволит ей вернуться в мир живых хотя бы на время, пока не родится ребёнок, но зимний дух был жесток. Он посмеялся над ней и сказал:
– Никто тебя тут не держит. Можешь уйти в любой момент. Если, конечно, сможешь.
Ледяная ухмылка исказила его красивое лицо. Сердце мамы пронзил страх, но она все же решила попытаться. Ради меня.
Сколько неудачных попыток побега она претерпела. У многих бы уже давно опустились руки, но только не у нее.
Наконец летом, когда Карачун много спал, чтобы беречь силы, маме все же удалось сбежать.
Зимний дух так устал, что забыл убрать свой волшебный посох, который открывал завесу между мирами. Мама схватила его, открыла проход и шагнула в мир живых.
Долго плутала она по лесу, пока, наконец, не добралась до родной деревни. Из последних сил она дошла до дома её возлюбленного, постучала в дверь и упала в обморок.
Дальше воспоминания мамы подёрнулись пеленой. По всей видимости, она то приходила в сознание, то снова его теряла. Однако в какой-то момент она ясно увидела брата своего возлюбленного, который с отвращением держал на руках новорожденного ребенка – меня.
– Это твой племянник… – пробормотала она из последних сил. – Позаботься о…нем…
Это были ее последние слова. Дальше – лишь мрак.
Однако я не спешил приходить в себя. Мне казалось, что за мраком скрыто что-то еще. Что-то, что нельзя увидеть, лишь почувствовать.
– Сынок! – прозвучал чистый женский голос.
– Мама? – неуверенно спросил он.
– Мой милый мальчик! – воскликнула тьма. – Ты так вырос и стал похож на своего отца!
– Отца? – Я сразу же вспомнил о зимнем духе и ощутил, как что-то неприятно сжалось у меня внутри.
– Кто бы что ни говорил, запомни: твой отец – Матвей. Только он и никто другой.
– Но тогда почему я родился таким… – Я не договорил, но почему-то был уверен, что мама поймет меня.
– Ты – человек, Демид. Люди несовершенны, и ты не стал исключением. Просто прими это и доверься тем, кто тебя любит.
– Но меня никто не любит. И никогда не полюбит…
– Ты ошибаешься, мой мальчик. Тебя любят в двух мирах: мы с папой – в мире мертвых, и та девушка, что сейчас крепко сжимает твою руку, – в мире живых. Помни об этом, Демид, и никогда не забывай. – Голос мамы дрогнул, а затем тьма рассыпалась на миллионы осколков, которые разлетелись в разные стороны.
Я открыл глаза и увидел перед собой лицо Али. Она обеспокоенно смотрел на меня и крепко сжимала мою ладонь.
– Все хорошо? – спросила она.
Я кивнул, оглядываясь по сторонам.
– Как я оказался в доме? – спросил я, удивленно рассматривая комнату и диван, на котором лежал.
– Призрак коснулся тебя, и ты потерял сознание, – поспешила рассказать Аля. – Я увидела это в окно и кинулась к тебе. Дотащила тебя до дивана и просидела рядом до самого утра, боясь, что с тобой может что-то случиться.
– Да что со мной могло случиться?
– Не знаю, – растерянно пожала плечами Аля. – Что-нибудь…
Она закусила нижнюю губу и жалобно посмотрела на меня. Лучи восходящего солнца освещали ее лицо, попадали на розовые щеки и карие глаза, отчего их цвет стал янтарным в темную крапинку.
Внутри меня что-то екнуло. Я инстинктивно прижал ладонь к груди и прислушался к своему внутренними миру, где до недавнего времени всегда было тихо и спокойно. Однако сейчас что-то изменилось.
Смотря на Алю, я остро осознавал ее красоту и чувствовал исходящее от нее тепло. Оно словно перетекало в меня, бежало по моим венам и заполняло мое сердце, которое билось так часто, что казалось, будто вот-вот выскочит.
«Тебя любят в двух мирах», – вспомнились мне слова мамы.
– Ты меня любишь? – эти робкие и тихие слова слетели с моего языка прежде, чем я их обдумал.
Глаза Али расширились и вспыхнули жидким золотом. Она резко выпустила мою руку и прижала ладони к своей груди.
– Ты нравился мне раньше, нравишься и сейчас, я же говорила… – пролепетала она, потупив взгляд.
– Так ты меня любишь? – Мне нужен был конкретный ответ: «да» или «нет». Я уже слышал от нее, что она была в меня влюблена, и что я ей нравлюсь. Теперь же мне надо было услышать, любит ли она меня.
Аля покраснела еще сильнее.
– Я не знаю, как это произошло… – пробормотала она, упрямо избегая смотреть на меня. – Это была просто симпатия, ты просто мне нравился, но потом… В лесу, во время побега, ты защищал меня, держал за руку, пытался помочь, и я…
Девушка прижала к лицу ладони и замотала головой. Что-то глухо произнесла, но я не расслышал. Это вызвало во мне странное чувство, которое было очень похоже на расстройство.
Я расстроился, что не слышу ее голоса и не вижу ее лица. Расстроился из-за того, что она закрылась от меня.
Черт возьми, я, кажется, действительно расстроился.
Пьянящее чувство распустилось внутри меня, как цветочный бутон. Что это? Радость? Желание? Предвкушение?
Боже, я запутался! Однако кое-что я четко осознавал: мне хотелось увидеть лицо Али, заглянуть в ее прекрасные глаза, ощутить ее тепло и получить, наконец, ответ на свой вопрос.
Я протянул к девушке руки и осторожно убрал ладони с ее лица. Она робко взглянула на меня, такая смущенная и такая красивая. Сердце предательски сжалось. В груди будто что-то взорвалось, а затем все мое существо потянулось к Але. Однако я сдержал порыв и лишь положил ладонь на ее горячую щеку.
– Ты меня любишь? – повторил я свой вопрос, пристально глядя в карие глаза Али и теряясь во внезапно появившихся чувствах.
Девушка сделала глубокий вдох, зажмурилась и кивнула.
– Да, – прошептала она. А затем еще раз, чуть более уверенно: – Да.
По моему телу пробежала горячая волна, руки задрожали, в глазах защипало. Сердце будто пропустило удар, а затем снова начало биться, как ненормальное. От всех этих эмоций у меня закружилась голова. В глазах начало темнеть, однако я решил окончательно добить себя и, потянувшись к Але, коснулся ее губ своими.
Эмоции, которых не было целых двадцать лет, и которые появились всего несколько минут назад, достигли пика. Взорвались во мне атомной бомбой, вырывав из реальности и отправив в забытье.
Тыльную строну моей ладони что-то приятно щекотало. Прикосновения были легкие и приятные, будто бы кто-то пробегал по коже кончиками пальцев.
Аля…
Воспоминания о девушке теплом разлились по озябшему телу. Мои губы на ее губах, ее приятный запах, сбивчивое дыхание, отчаянное биение сердца.
Я открыл глаза, ожидая увидеть перед собой Алю, но вместо девушки меня встретила темнота. Я лежал на чем-то жестком, пахнущем сыростью и сухой травой.
Сено?
Щекотание на руке не проходило. Я шевельнул ею, и щекотание сразу же прекратилось. Раздался писк и быстрый топот малюсеньких ножек.
– Черт, – пробормотал я, вытирая о штаны руку, на которой сидела крыса или мышь.
Нащупав в кармане телефон, включил фонарик. Напротив меня возвышались стеллажи с пустыми грязными банками. Морщась от боли в ноге, я приподнялся, шурша курткой, которую кто-то позаботился на меня надеть, и осмотрелся: повсюду стеллажи с хламом, старая мебель, техника. На полу вокруг меня и подо мной раскидано сено. Шагах в десяти виднелось маленькое окошко, которое я сразу же узнал. Два года прошло с моего отъезда, а дядя успел забить сарай всяческим барахлом.
Поднявшись на ноги, я подошел к двери. Толкнул ее раз, второй – бесполезно. Кто-то притащил меня сюда, пока я был без сознания и запер?
Алин жених? Зимний дух…
Еще раз толкнув дверь, которая, разумеется, не поддалась, я повернулся к окошку, до которого мне было не достать. Осмотрелся в поисках того, на что можно было бы встать. Голова гудела, будто я всю ночь пьянствовал. Хотя, если разобраться, у меня действительно было опьянение – эмоциями и Алей.
Что же произошло после того, как я потерял сознание? И куда делась Аля?
Вспомнилась ее дурацкая свадьба, и внутри у меня все похолодело – абсолютно новое и неприятное чувство.
Обратил внимание на время и дату в телефоне: пять утра. До свадьбы еще день, так что…
Собрался позвонить Але, открыл контакты и … замер. У меня не было ее номера. Мы с ней даже не удосужились занести друг друга в телефонную книгу.
Зато у меня был записан номер бабы Шуры, которую я сразу же и набрал.
– Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети, – поведали мне на том конце провода.
– Отлично, – пробормотал я, убрав бесполезный телефон обратно в карман.
Заприметив в углу старую советскую тумбочку, я поднес ее к стене, осторожно встал на нее и выглянул в окно. То, что я там увидел, мне не понравилось.
На снежной дороге, что вела к лесу, зловеще темнели разбросанные ягоды рябины.
– Они перенесли свадьбу? Но зачем? – пробормотал я себе под нос, силясь рассмотреть в маленькое окошко еще что-нибудь, помимо снега и соседских домов.
Поблизости раздались чьи-то шаги. Я вжался лицом в стекло, что неплотно сидело в раме. Холодный ветер, проникающий в сарай через зазоры между стеклом и рамой, дул в глаза, но я не обращал на это внимание. Мелькнули темные волосы и льдисто-голубые глаза.
– Кирилл! – крикнул я что есть мочи.
Парень остановился и поднял голову. Наши взгляды встретились.
– Кирилл, открой дверь сарая! – попросил я. – Меня кто-то запер. – Помедлив немного, я добавил чуть тише: – Пожалуйста.
Васнецов долго смотрел на меня, не моргая, словно размышлял, стоит ли мне помогать.
– Чего молчишь? – не выдержал я. – Помоги, прошу. Я тут задубею же.
Говорить ему про свадьбу и все, что с ней связано, я, разумеется, не стал.
– Не задубеешь, – ответил Кирилл и двинулся дальше.
– Стой! – отчаянно крикнул я. Старая тумбочка опасно зашаталась под моими ногами. – Открой чертову дверь, пожалуйста! Тебе трудно что ли?!
Кирилл остановился и обернулся. Его льдисто-голубые глаза не выражали никаких эмоций, и это было жутко. Неужели я тоже так выглядел? Тогда не удивительно, что со мной предпочитали не общаться.
– Тебя выпустят. Просто потерпи пару часов.
– Не могу я столько ждать! За эти пару часов… – Я не договорил и с подозрением уставился на абсолютно бесстрастное лицо Кирилла. – Так ты обо всем знаешь…
Тонкие губы Васнецова медленно изогнулись в кривую ухмылку.
– Знаю, – кивнул он. – Прощай. Мне пора на свадьбу.
– Так это ты! – крикнул я ему в след. – Ты ее жених!
Понимание опустилось на меня так же резко, как забытье сегодняшней ночью после поцелуя с Алей. Все же было до смешного очевидно: наша с ним первая встреча, следы на снегу только в одну сторону, ворон с такими же глазами, странное поведение, слова Марины о том, что он изменился.
– А ты догадливый, – произнес Кирилл совсем другим голосом, глубоким и низким. – И очень интересный.
Он сделал шаг назад и щелкнул пальцами. Осевшие на земле снежные хлопья поднялись вверх и закружились вокруг Кирилла. Прошло несколько секунд, и они снова осели, являя моему взору другого человека: высокого, статного и нечеловечески красивого. Тряхнув белыми волосами, Кирилл поправил расшитый серебром голубой кафтан и продолжил:
– Местные шепчутся, что ты мой сын, но это вовсе не так. Твоя мать уже была на сносях, когда я взял ее в жены. Да и своего ребенка я бы сразу почуял.
– Выпусти меня, – прорычал я, стукнув кулаком о стекло.
– Если выпущу, придется тебя убить, – развел руками Кирилл. Вернее, не Кирилл, а зимний дух. Карачун. Черт возьми, глупые сказки оказались правдой, кто бы мог подумать?!
– Зачем тебе меня убивать? – спросил я, стараясь угомонить тревожные мысли. Жить с внезапно появившимися эмоциями было непросто. – Я не влюблен в твою невесту и не собираюсь становиться ее женихом.
Карачун подошел ближе и склонил голову на бок, глядя на меня.
– Ты совсем глупый? – спросил он, прищурив льдисто-голубые глаза. – До сих пор не понял, что с тобой произошло после прикосновения матери?
– У меня появились эмоции, и я …
– Ты любишь мою невесту! – злобно выплюнул зимний дух. В его холодных глазах сверкнула ненависть. – Твоя мать своим прикосновением передала тебе не только свои воспоминания, но и излечила твою хворь. Эмоции нахлынули на тебя, ты ощутил весь их спектр, в особенности любовь. Она давно зародилась в тебе, но ты даже помыслить об этом не мог. Из-за своего недуга ты не мог ее чувствовать, и это было твоим спасением. Твоя же мать оказала тебе медвежью услугу этим исцелением. Я уже шел убить тебя, но ведьма Александра заступилась за тебя. На коленях молила, чтобы я тебя пощадил.
Я не сразу понял, что зимний дух говорил о бабе Шуре.
– Так это она закрыла меня в сарае, – пробормотал я. Под ребрами что-то противно сжалось. Обида? Боль предательства?
– С моего разрешения. Так что сиди тихо и жди, когда тебя выпустят. Посмеешь помешать церемонии, умрешь.
Сверкнув льдисто-голубыми глазами, Карачун снова щелкнул пальцами и растворился в поднявшейся вокруг него метели.
– Зараза! – крикнул я и ударил кулаком в стекло. Затем еще, и еще.
Наконец стекло разбилось. Костяшки засаднило от боли. Кровь горячей струей потекла по руке.
Боль меня отрезвила, и я взглянул на ситуацию другим взглядом. Окно было слишком маленьким, чтобы выбраться из него. Даже если я выбью все стекла, это будет невозможно сделать.
– Черт! – простонал я, спустившись на пол.
Закрыл здоровой ладонью лицо и представил, как Аля, плача, идет босиком по разбросанным на снегу ягодам рябины. В сердце словно вонзили нож. Ох уж эти эмоции. Спасибо, мам…
Не представляя, что мне делать дальше, я привалился к стене и сполз на грязный пол. Как же сейчас страшно Але. Она просила меня быть с ней до конца, а я…
Снаружи послышался тихий плачь. Я отнял ладонь от лица и прислушался.
Плачь усилился. Кто-то начал завывать.
Я снова залез на табуретку и, балансируя на ходящей ходуном столешнице, выглянул в окно. Мой обзор был весьма ограничен, и я смог увидеть лишь худые колени на снегу.
– Кто здесь? – осторожно спросил я.
Плачь резко стих.
– Прошу, откройте дверь сарая! – громче произнес я.
Человек встал на ноги, и я перестал видеть его колени. Однако через мгновение передо мной предстала заплаканная девушка, очень похожая на Алю.
– Марина! – воскликнул я. – Помоги мне!
– Зачем? – шмыгнув носом, спросила она. – Он же сказал, что убьёт тебя.
– Ты видела Кирилла? Видела, как он…
Я не договорил, но Марина поняла меня и кивнула. Потупила взгляд, снова шмыгнула носом и плотнее закуталась в не застёгнутое пальто.
– Все ушли готовиться к церемонии, – тихо произнесла она. – Я, как всегда, смотрела в окно и увидела Кирилла. Он медленно шел, поглядывая на мои окна. Мне показалось, что это мой шанс сказать ему о своих чувствах. Держать их в себе больше не было сил. На удачу еще и никого не было дома… – Девушка смахнула пробежавшую по щеке слезу. – Я и представить не могла, кто он на самом деле… И что он – жених моей сестры…
От вида жалкой Марины мое сердце сажалось. Останусь я взаперти или выберусь, не имеет значения. Я все равно умру сегодня, от рук Карачуна или же из-за передозировки эмоций, что хлынули в меня благодаря моей матери.
– Марина, я хочу защитить Алю, – вкрадчиво начал я. – Прошу, открой дверь сарая.
Девушка вскинула на меня заплаканные глаза и спросила:
– Как?
– Очень просто. – Я разговаривал с ней как с маленькой. – Зайди во двор через заднюю калитку, она должна быть незапертой. Подойди к двери сарая и сдвинь задвижку. Поняла?
Девушка неуверенно кивнула и поплелась в сторону заднего двора.
Время стало резиновым. Минуты тянулись, как сыр моцарелла. Я уже решил, что из этой затеи ничего не выйдет, как возле входа послышалось копошение.