Александр Прозоров
Жребий брошен
– Я бы сплавал, друже, да неопытен в сем искусстве. Сам ведаешь, берегли меня от воды. Коли с матерью надобно встретиться, то она выручает, а самому плавать боязно. Не умею.
Середин опять не ответил. Но на этот раз совсем по другой причине. Взгляд его упал на сохнущие инструменты, на бронзовые гвозди непривычного квадратного сечения и молоток. И в памяти шелохнулся один из заговоров, которые Ворон почему-то называл «новомодными». Хотя теперь понятно было, почему. Что его учителю какие-то триста-четыреста лет? Ветер…
– Я же не о себе одном забочусь! – вдруг возмутился Любовод. – Забыл, друже, что компаньон ты мой, сотоварищ? И товар весь этот на наше общее серебро поменян! Всего не спасешь, так хоть зеркала увезти надобно. Ну же, колдун, ты чего? Нечто серебро свое вернуть не хочешь?
– А? – оглянулся на него ведун, отмахнулся: – Нет, сегодня не полезу. Все, устал. И голова от гипервентиляции гудит.
– Нечто я тебя гоню? – с видимым облегчением хмыкнул новгородец. – Отдыхай друже, Будута сей миг еще грибов принесет. Запечем на углях. Жалко, соль из мешочка всю вымыло, и перец тоже. Ну, да потом насолимся. Че нам ныне дни считать? Одним боле, одним мене – уже ничто не поменяешь. Как зеркала добудем, так и тронемся. За них сам-пять, сам-десять прибыток все едино выйдет. По миру с сидором тощим не пойдем. Ладьи, само собой, жалко, да товар в трюмах все едино дороже. Толику малую спасти, и то ладно. Суденышек с таким прибытком пару новых купим, и на хлеб с маслом останется. Как мыслишь, колдун? Удачу еще раз в деле торговом попытаешь?
– Ты сперва с этим управься, – не выдержал Середин. – Зеркала медные, тяжелые. В трюме их штук тридцать, коли не более. Как потащим?
– Че тащить? На плот кинем, река сама довезет.
– А до плота их как доставить?
– А я уже придумал, – похвастался купец. – В сундуки сунем. Рухлядь гнилую повыкидываем, а зеркала положим. Коли только до половины загрузить, не хуже лодки сундуки поплывут, токмо поспевай за ними, да подправляй, чтобы на берег не выкинуло.
– Проще два бревна кинуть, связать, да самим сверху сесть и сундуки поставить.
– И то верно, – всплеснул руками Любовод. – Веревок-то у нас ныне в достатке! Так отчего и не связать? Ох, умен ты, колдун, ох, хитер…
* * *
Олег думал, что труднее всего будет снять под водой в одиночку тяжеленную крышку трюма, закрытую вдобавок промасленной парусиной. Но все оказалось донельзя просто. Стоило ведуну, поднырнув к судну, срезать две веревки на углах – как крышка вдруг сама прыгнула вверх, из-под нее вырвался гигантский воздушный пузырь, который не просто освободил лаз в грузовое нутро ладьи, но еще и выкинул наружу огромное количество ковров, мехов, обуви, одежды, что было награблено в трех ка-имских городах. Трюм опустел почти полностью, и найти в нем ровные прямоугольники завернутых в полотно зеркал труда уже не составило.
Вот только извлечь сокровище оказалось намного сложнее, нежели предполагалось. Хотя каждое из медных зеркал весило всего килограмма три или чуть более, форма у них была крайне неудобной: плоский прямоугольник в локоть шириной и два длиной По-пробуй с таким грузом поплавай! Поступить с ними, как с сундуками, было невозможно – на зеркалах не имелось ручек, чтобы привязать веревку. Обвязывать же медные прямоугольники крест-накрест Олег просто не успевал – воздуха не хватало.
Первый день был растрачен на бесплодные попытки вытянуть на берег зеркала. На второй Ксандр придумал веревочное кольцо с деревянным сучком. Кольцом с привязанной к нему веревкой надлежало обхватить медную пластину через углы, сучок использовался вместо крючка. Конструкция казалась очень хлипкой, и поэтому зеркала следовали к берегу не сами по себе, а в сопровождении ведуна: Олег держался за веревку и на протяжении всего пути следил, чтобы драгоценная добыча не выскользнула из петли.
За каждым из зеркал приходилось плавать отдельно, ради каждого – нырять три раза: чтобы найти, чтобы обвязать и чтобы сопроводить от трюма до берега. Непривычный к подводным работам, Середин выдыхался быстро, и поэтому за второй день смог достать только двенадцать покрытых амальгамой медных листов, на третий – десять, на четвертый – опять десять, и только на пятый день работ последние четыре зеркала были доставлены на берег.
В завершение ведун в несколько попыток тщательно обшарил трюм. Там еще оставались суздальские клинки, киевские мечи с драгоценными рукоятями, какие-то бочонки, тяжелые, не всплывающие узлы неизвестно с чем – но зеркал не нашлось ни одного. Поколебавшись, Олег прихватил один из бочонков: зря, что ли, нырял? Обмотал веревкой, зацепил сучком и поплыл к берегу, удерживая его перед собой.
– Хозяин, ты глянь! – обрадовался кормчий, увидев добычу. – Мед хмельной! Вот те крест, мед!
– Значит, и отметим заодно, – перевел дух Середин. – Все, нет там больше ничего!
– Оружия жалко, – с тоской поглядел на реку Любовод. – Столько серебра за него отдано было.
– Имей совесть, друже. – Олег скинул ремень и начал одеваться. – Чтобы все забрать, новую ладью строить придется. Самое ценное спасли, и то хорошо. И за то Сварогу поклон глубокий.
– Выпить надобно за него, хозяин. За милость Сварога, да за сотоварища твоего… – предложил Ксандр, видимо, забыв на время, что является христианином. – Теперича не с пустыми руками вернемся. Прибытка большого не получим, но и разор стороной минует. А, хозяин?
Купец осмотрел зеркала, расставленные в кустарнике под сохнущими на ветвях тряпицами, решительно махнул рукой:
– Меда не выпить, коли он есть, грех будет. Открывай!
Кормчий довольно хмыкнул, поставил бочонок на землю, резким ударом кулака вбил одну из верхних досок внутрь. Наружу немедленно полезла пена. Молодец, не давая драгоценной влаге стекать на песок, вскинул емкость и принялся пить большими глотками. Оторвался он от бочонка лишь минуты через три – Олег как раз успел вернуть на ремень саблю, сумку, ложку и опоясаться.
– Эх, хорош медок. Никак, стояночный?[1]
– Вареный с собой не больно-то повозишь. – Купец забрал у него бочонок, громко забулькал хмельным напитком. Спустя минуту, довольно крякнув, передал угощение подошедшему ведуну.
– Ну, за успешное окончание моих купаний, – произнес немудреный тост Середин и тоже прильнул к емкости. Правда, живот у Олега оказался не столь объемистым, сколь у бывалых путешественников, и уже через десяток глотков он вернул мед Александру.
– Теперича лишь бы до дому доплыть без напастей, – в свою очередь провозгласил кормчий. – А там как-нибудь поднимемся.
Он отпил – на этот раз уже не так много, – передал бочонок хозяину, размашисто перекрестился, вытянул нательный крестик и с искренней благодарностью поцеловал:
– Милостив Господь, велики деяния его.
– Токмо не бог твой распятый греческий нас из нищеты вытянул, – не удержавшись, напомнил Любовод, – а колдун русский, друг мой.
– Без божьей воли волос с головы человеческой не упадет, – парировал Ксандр.
Купец ответить не смог: снежно-белая пена сползала у него с бороды, а кадык прыгал вверх-вниз, пропуская в зажатое широким поясом брюхо драгоценную жидкость.
– Коли все по его воле, – вступился за исконных богов Середин, – стало быть, и зло тоже с его ведома и желания творится.
– Веру он испытывает человеческую, совесть и помыслы, – степенно пояснил кормчий. – Коли пред искусами устоял, то и дорога тебе в царствие небесное открылась. А коли нет – то в аду гореть станешь. Ради земного греха будешь вечностью расплачиваться.
И опять заявленный постулат оказался без ответа, поскольку мед перешел к ведуну, а реальное угощение показалось Середину куда большей ценностью, нежели никчемные схоластические споры.
Затрещали кусты, к костру выбрался Будута, вывалил собранные грибы, свернул к мужчинам:
– Я вот… На обед, мыслю, хватит…
– Ладно, глотни маленько, – разрешил ему ведун, и холоп с готовностью ухватился за бочонок.
– О, опять ветки трещат, – утирая усы, рассмеялся Любовод. – Видать, невольница твоя торопится. И как учуять все исхитрились, что тут хмелем пахнуло?
– Господин! – придерживая в руке кулек из лопуха, выскочила на песок Урсула. – Господин, там кони ржут!
– Где? – сразу посерьезнел купец. – Много? Далеко? А ну, братки, давайте быстро товар собирать. Опосля полотно просушим…
И, первым бросившись к зеркалам, стал снимать с веток тряпицы, заворачивать в них добычу и укладывать в сундуки. Ксандр поспешил следом.
– Може, тракт тут какой недалече? – помялся Будута. – Може, едет кто просто?
– Ты тут хоть одну дорогу или тропу видел, пока мы плот вязали али от медного чудища бегали? – оглянулся на него Любовод. – Товар собирай, давай, не стой! Може, уйти успеем, пока не заметили…
Девушка сунула кулек с малиной Олегу, тоже побежала на помощь.
– Костер залить надо… – предложил было Середин. – Дым ведь идет.
– Нет!!! – испугался купец. – От воды такой дымина поднимется, слепой углядит! А так, защити нас Макошь, может, и обойдется.
Ладно…
Ведун набил полный рот ягод, наскоро прожевал, проглотил, снова набил. После третьего захода малина закончилась – Олег отбросил лопух и тоже пошел заворачивать покрытые серебряной амальгамой медные листы, аккуратно раскладывая их в сундуки – один из-под рухляди, другой из-под грамот с тем, что в будущем станут называть лоциями. Сундук с плотницким инструментом оставили нетронутым. Мужчины еще помнили, как строили плот почти голыми руками – с помощью только мечей и ножей. Второй раз, случись какая неприятность, никому так же надрываться не хотелось.
На все хлопоты ушло всего минут десять. К тому времени, когда кустарник начал с жалобным хрустом ложиться под копыта коней, весь товар был уже запрятан в надежные сундуки с окованными железом углами и прочными замками на крышках.
Воинов оказалось девять – обычный боевой дозор. Если, конечно, забыть, что никаких войн в здешних землях, как уверяли местные жители, отродясь не велось, да и дорог или даже тропинок для конных или пеших путников окрест за минувшие десять дней замечено не было. Девять бойцов. Бездоспешных – одетых всего лишь в толстые куртки из сыромятной бычьей кожи поверх полотняных рубах, да и то расстегнутые на боках, чтобы летняя жара не слишком парила, с копьями на коротких ратовищах, лишь на полторы сажени над головами всадников выглядывающих. Ребята явно не сталкивались с реальным сопротивлением минимум несколько лет и не слышали про военное дело никогда в жизни.
– Это кто же вы такие, и почто в каимских землях бродите? – строго спросил один из дозорных, поглядывая с высоты седла на костер среди кустарника, на вытоптанный берег и составленные бок о бок сундуки.
Пока Олег соображал, удастся выдать себя за местных или не удастся – как глаза ни отводи и зубы ни заговаривай, все едино ни про селения, ни про обычаи местные они почти ничего не знают, – Любовод выступил вперед и низко поклонился:
– Торговыми людьми мы будем, мил человек. Плыли сюда с добрым товаром, да злые духи лишили кормчего разума, отвернул он со стремнины речной к берегу каменистому, да на камни струг мой славный посадил. Потонул и товар, и люди мои. Осталась лишь толика малая.
– Э-э, кгм, – крякнул Ксандр, но вовремя сдержался.
– Как же вы выбрались? – Старший дозора, курчавый, веснушчатый и рыжеволосый, спешился, а следом за ним на землю сошли, оставив копья у седла, еще четверо воинов. – Не вижу я ныне ни лодок с судна вашего, ни сотоварищей ваших погибших, ни добра. Ужели в столь тихом месте все река унесла?
– Лодок у нас и не было отродясь на струге, – понурил голову купец. – Сотоварищи, кто не выплыл, в водах остались. А что до добра – так что на палубе стояло, то выбросить за борт и успели. Вот, три сундука всего.
– Вижу, давно стоите, – покосился на догорающий костер каимский воин. – Ужели ничего более спасти не смогли?
Двое из верховых двинулись вперед и заняли проход между людьми и огнем. Копья свои они перехватили в руки, но пока не опускали.
– Дык, как спасешь, мил человек? – пожал плечами Любовод. – Нечто отнимешь у водяного, что он себе прибрать захотел?
– Чего же он вам оставил, добрые люди? – никак не осаживал своего любопытства старший. – Может, вестника к Раджафу снарядить надобно? Великий правитель издавна зарок дал, что никому на водах страны нашей от стихии али баловства нежити водяной даже малого вреда причинено не будет.
– Правителя тревожить ни к чему, мил человек, – отмахнулся купец. – Сегодня прибыток, завтра убыток. Дело торговое. Управимся как-нибудь…
– Так чего же вам река наша оставила? – продолжал упорствовать в своем вопросе старший дозора, и четверо воинов его, что уже положили ладони на рукояти мечей, побуждали дать ответ хранителю порядка в здешнем пограничье.
Любовод кивнул кормчему, тот подошел к сундуку с инструментом, откинул крышку. Затем, с преувеличенной небрежностью, распахнул соседний сундук:
– Да вот, сами полюбуйтесь. Здесь тряпье вымокшее, рухлядь всякая. А здесь струмент корабельный, плотницкий. Для ремонта, что в дороге случиться может. Мыслим, пригодится долбленку для дороги обратной вырубать.
Дозорный подошел ближе, покивал. Его воины, расслабившись, отпустили мечи. Старший наклонился, поднял долото, покрутил в руках, кинул обратно и подобрал рубанок. Похоже, плотницкий инструмент был для него в диковинку.
– Может, медку выпьете? – предложил кормчий, поднял с земли бочонок и сделал несколько глотков, показывая, что угощает не отравой.
– Раджафу всемогущему вам челом бить надобно, – не обратил внимание на его предложение старший. – Может статься, коли нежить в реках баловать начала, он вам за товар погибший и струг заплатит.
– А разве нежить речная у него в подчинении? – переглянулся с Любоводом ведун. – Отчего правитель ваш за нее ответ держит?
– Не так вы поняли, гости торговые. – Старший откинул край тряпки в сундуке с медными листами. – Враждовал Раджаф с речными тварями, да и перебил всех до единой. Коли опять появились – стало быть, снова перебьет.
Купец побледнел, рука его потянулась к оружию.
– Священные зеркала!!! – Старший дозора отпрыгнул назад, рванул свой клинок: – Взять их! Это воры! Тати!
– Проклятье!
Засверкала на ярком солнце сталь, всадники дружно опустили копья, пока оставаясь на месте. Мужчины замерли друг напротив друга, готовые к схватке.
– Стойте, безумцы! – вскинул руку старший дозора. – Коли вы прольете хоть каплю нашей крови, страж Раджафа проснется и придет за вашими жизнями! И тогда никто не сможет его остановить. Ни я, ни вы, ни даже сам Раджаф. Бросьте оружие, пока на вас нет крови, и вы останетесь живы.
Путники замерли. Воспоминание о медном воине, который шел за ними по пятам несколько дней подряд, не отдыхая ни днем, ни ночью, не останавливаясь ни перед скалами, ни перед болотами; который при каждой заминке во время бегства убивал всех, до кого мог дотянуться, оставаясь неуязвимым и для стрел, и для мечей, и для копий; который убивал, пока не истребил до последнего, всех, кто участвовал в разграблении каимских городов, – это все еще слишком яркое воспоминание заставило людей нерешительно переглянуться.
Будута хмыкнул носом и первым бросил свой меч. Следом, выругавшись, кинул оружие Ксандр, за ним Любовод.
– Вот так-то вернее будет, – кивнул старший. – Ребята, руки им вяжите. А ты чего тянешь?
Последние слова относились к Середину. Ведун, так и не успевший обнажить оружие, расстегнул пояс, сложил его пополам, прихватив левой рукой и толстую кожу ремня, и ножны, взялся ладонью за рукоять сабли, чуть выдвинул клинок. Склонил голову, прочитав нанесенную крестообразно гравировку: «Аз есмь».
– Дай сюда, – сделав шаг навстречу, потребовал старший. – Давай, не дури.
Воины дозора, сняв с седел веревки, уже разматывали волосяные арканы, готовясь спутать пленников, и Олег вдруг с внезапной ясностью вспомнил, что все это в его жизни уже было: путы на руках, серьга раба в ухе, железный ошейник. Было – и не понравилось.
– Русские не сдаются, – тихо произнес он, со щелчком вогнав клинок обратно в ножны.
– Что? – не понял старший.
– Не сдаются русские!
Ведун с силой рванул саблю из ножен. Оголовье рукояти с чавкающим стуком врезалось дозорному в лоб, и тот, раскинув руки, полетел на спину. Середин отпустил пояс с ножнами, стремительно рубанул ближнего воина поперек груди, и тут же, через бок – второго, что стоял слева. Секундное замешательство среди врагов закончилось – все, кроме раненого в грудь, ринулись на Олега. А вот раненый, заорав дурным голосом, кинулся наутек. Почему – непонятно. Толстую кожу ратной куртки, больше похожей на кирасу, прорубить не так просто, а потому самое страшное, что мог получить дозорный – это глубокий порез. Скорее всего, клинок даже до ребер не достал. Однако бедолага очень удачно оказался на пути у двух всадников, и, пока они там разбирались, Середин повернулся влево, поймал на саблю клинок четвертого воина, откинул в сторону – и тут на голову дозорного обрушился сзади меч Любовода. Ксандр тоже успел поднять с травы оружие и рубился со случившимся перед ним дозорным. Чуть дальше Будута со злобным воем повис у одного из всадников на руке с копьем, явно сваливая того с седла.
Те всадники, что стояли напротив ведуна, наконец объехали воющего бедолагу, нацелились на Олега пиками. Середин метнулся влево вперед, прикрываясь одним всадником от другого, отбил укол – с места тяжелым копьем быстрого удара не нанесешь, – обратным движением рубанул коня поперек морды. Несчастный скакун поднялся на дыбы, опрокидывая своего всадника на соседнего, и ведун получил мгновение, чтобы оглянуться. Дозорный, что был ранен в бок, скрючился в луже крови, поверх него распластались еще двое. Будута своего всадника из седла таки выдернул и теперь исступленно колол мечом. Любовод и кормчий наседали на другого.
Когда Середин повернулся обратно, то увидел дозорного с мечом. Видать, всаднику пришлось-таки покинуть седло. Из-под лошадиной туши слышались стоны второго, придавленного воина.
– Сдавайтесь, тати! – грозно заорал каимец.
– Совсем сдурел? – рассмеялся Олег. – Доспех лучше застегни, мешаться будет.
– А-а-а!!! – вскинув меч над головой, кинулся на него дозорный.
Ведун начал медленно поднимать саблю, делая вид, что намерен удар парировать, но в последний момент резко качнулся вправо и сверху вниз полосонул противника по открытому телу:
– Говорил же тебе, застегнись…
Старший дозора, хрипя, перевернулся на живот и на четвереньках поспешил в кустарник. Олег, не отвлекаясь на безопасного врага, побежал на помощь Ксандру и купцу – но те уже снимали истекающего кровью воина с седла.
– Все?
– Кажись, да, колдун, – оглянулся на него Любовод. – Чегой-то хлипкие тут совсем дружинники. Не насмерть рубятся, а словно в шутку балуют.
– Будешь тут хлипким, когда многие поколения ни с кем воевать не приходилось, – пожал плечами ведун. – Похоже, слишком уж они на своего медного стража надеются. Никак не ожидали, что мы биться станем. Думали, лапки покорно сложим и руки под веревки подставим.
– Как же мы теперь с ним, со стражем медным? – поднял глаза на Олега купец. – Погонится ведь. И пока не убьет, не отстанет. А, колдун?
– Коней ловите… – посоветовал Середин. – Коли боишься, чего же за меч взялся? Трусил бы сейчас у седла хозяйского и в ус не дул.
– Ты же сам кричал, что не сдаются русские, – возразил Любовод. – От и схватился. Нехорошо, когда наших вяжут. Однако же ныне и про стража подумать не грех. Жить-то и на свободе хочется.
– Поживем.
Ведун огляделся. Лагерь, еще недавно чистый и аккуратный, был залит кровью. Пятеро каимских дозорных и одна лошадь лежали мертвые, еще четыре скакуна стояли в кустарнике – остальные убежали.
– Будута, сумки чересседельные обшарь, может, соль найдешь. Устал я уже пресное жрать. Урсула, огонь разведи. Ксандр, давай мяска парного отрежем. Хоть и конина, но после двух десятков дней на одной траве и она слаще поросенка молочного покажется.
– Какое мясо?! – повысил голос купец. – Ты про медного стража скажи, колдун. С ним как поступать мыслишь?
– А никак, – отмахнулся Олег. – Ты вспомни, когда он в прошлый раз появился. Твои людишки три города разорить успели, по два дня стояли у каждого, да еще путь-дорога. Где-то только на седьмой день он до нас добрался. Думаю, и сюда раньше не заявится. Так что и поесть успеем спокойно, и в дорогу мяса подкоптить. Верхом до плота за день доедем – это не свои ноги топтать. А там сундуки погрузим, да и поплывем. Река, она хоть и не заколдованная, а тоже без устали трудится. Коли на ночь не останавливаться, до моря медному стражу нас не нагнать. Плавать он не умеет, значит, на глубине тоже не достанет. Не дотянется со дна. Потом ладью, опять же, найдем… Пусть гонится. Мы до Руси останавливаться не собираемся. А там… Неужели ты, Любовод, в родных местах хорошую яму-ловушку для гостя дорогого приготовить не сможешь, али охотников не соберешь, чтобы сетью этого истукана запутать, толпой наброситься и завалить?
– И то верно! – посветлел лицом новгородец, хлопнул Олега по плечу: – Ну, хитер ты, колдун. Ой, хитер! Хорошо, не князь…
– А как я их? Как?! – Будута, тяжело дыша, припал к бочонку, сделал несколько глотков. – Видели, какие это богатыри были? А я одного за копье – р-раз! И улетел сразу с коня, токмо и видели. Второго – р-раз! И на земле, одним ударом. А третьего…
– У тебя с математикой как в детстве было? – поинтересовался Середин. – Возле тебя всего два всадника стояли. И то одного кормчий с купцом завалили.
– Да то… – Холоп торопливо отпил еще немного. – Да то опосля… А начинал я, когда их еще много было. Вы тогда еще в мою сторону не смотрели.
Он опять припал к бочонку, допивая остатки меда.
– Грязно тут теперича, колдун, – глядя на бочонок, сказал Любовод. – Чего в грязи пировать? Давай разделаем лошадку, да к плоту поскачем. Там и перекусим, и закоптим мяска в дорогу.
– Тоже верно, – кивнул ведун, поднял свой ремень, опоясался, спрятал саблю и выдернул нож. – Но хоть по ломтю, а зажарить надо. Не скакать же целый день голодными?
В этот раз Олег снова ошибся: обратный путь до плота занял на лошадях не один, а два дня. Пробиваться через заросли верхом было ничуть не легче, нежели пешком, хотя кони двигались, конечно, заметно ходче, да и следить за рекой путникам теперь не требовалось. Зато впервые за многие дни люди смогли нормально поесть и отдохнуть – в седельных сумках нашлись и огниво, и соль с перцем, и котелки для каши, и крупа, и подстилки для сна. Учитывая обстоятельства, такие немудреные удобства показались всем верхом блаженства. Ну и, конечно, мясо. Ешь, сколько хочешь, от пуза. О будущем можно не думать – конскую тушу все равно не сохранить. Так что, чем больше слопаешь – тем меньше пропадет.
Два дня пути, еще один день – на заготовку припасов. Мясо нарезали на длинные полоски и часть коптили в густом горячем дыму от зеленых осиновых веточек, часть натирали солью. Путники старались сделать все возможное, чтобы в пути не понадобилось сходить на берег. Набив мешки, Ксандр отпустил трофейных коней, с явной тоской глядя на уходящие в лес мясные туши, но… Ни времени, ни места на плоту больше не оставалось. На третьи после схватки у затонувшей ладьи сумерки путники сошли на чуть покачивающийся плот и позволили ему отойти от берега.
– Подсобишь, колдун? – поинтересовался кормчий. – Поутру Любовода и холопа к веслам поставим. Опыта у хозяина моего меньше, но днем и править проще будет. Так поможешь?
– Не вопрос. Делать-то что нужно?
– Как скомандую: «Помогай», – греби туда же, куда и я. Скомандую: «Крути», – греби в обратную сторону. Понял?
– А чего тут не понять?
– Тогда помогай…
Ксандр навалился на весло, сделал гребок, еще. Олег, стараясь попасть в его ритм, тоже сделал несколько сильных гребков. Плот бочком, бочком, как нашкодивший подросток, выбрался на стремнину и, постепенно разгоняясь, покатился вниз мимо лесистых берегов.
– Ну, ладно, друга, – раскатав трофейную подстилку, вытянулся вдоль левого края Любовод. – Вы глядите, а я покамест вздремну. Тяжело в темноте с набитым-то брюхом.
– Ну, и я пока покемарю, – передернул плечами Будута и принялся укладываться с другого края. Приподнял голову: – Иди ко мне, Урсула. Теплее вдвоем-то будет.
Невольница даже не посмотрела в сторону беглого холопа и предпочла усесться у ног ведуна, слегка облокотившись на его колено. Река начала плавно отворачивать влево. Кормчий пару раз гребнул, поворачивая нос немудреного суденышка туда же, однако инерция продолжала упрямо нести плот по прямой, к обрыву на противоположном берегу.
– Подмогни, – негромко попросил Ксандр. Вместе они несколькими гребками удержались на стремнине, и отпущенные весла снова погрузились в темную воду.
Урсула зевнула, тряхнула головой, но через несколько минут обмякла и свернулась калачиком у ног Олега. Середин накрыл ее своей многострадальной косухой, снова встал к веслу. Ночь окончательно вступила в свои права: темнота сгустилась до такой степени, что исчезла граница между берегом и водой, между кронами деревьев и чернотой звездного неба. Правда, одна подсказка осталась – на берегу не дрожали на волнах отраженные звезды.
– Закрути, – негромко попросил Ксандр и после двух гребков поправился: – А теперь помоги.
Послышался еле слышный плеск, звезды по сторонам смялись, словно нарисованные на бумаге, но почти сразу вернулись на свои места, прыгая с волны на волну.
– Как ты тут чего-то видишь, Ксандр? – удивился Середин.
– Привык, – тихо ответил тот. – Ночью по рекам плавать опасно, но иногда приходится. Как и ныне. Оттого без мастерства ночного пути никто человека за кормчего не признает.
– Не видно же ничего!
– Ну и что? Где волна о берег плеснется, где вода о камень выпирающий зашипит, где эхо отзовется, где лягушка голос с мели подаст. Так и плывешь. Коли без поспешности, то и не страшно совсем.
– Какая уж тут поспешность… – согласился ведун, положа ладонь на рукоять весла. – Как несет, так и несет.
Летняя ночь была теплой. Даже здесь, на воде, в одной рубашке и тонких, хотя и шерстяных, шароварах Середин чувствовал себя в полном удовольствии, нарушить которое не могли даже редкие порывы ветра. Казалось, воздух прогрелся до температуры тела, а потому стал совершенно неощутим. Лес пах теплой сосновой смолой, сонно повякивали какие-то пичуги. Олег все больше ловил себя на коварной расслабленности: будто он отправился в поход с пионерским отрядом и плывет сейчас по безопасной окультуренной речушке от одной стоянки к другой, а не спасается от страшного смертоносного чудовища, порожденного магией и мастерством неплохих, в общем-то, здешних металлургов.
– Подсоби, опять поворачивает.
Середин послушно заработал веслом, удерживая суденышко на стремнине, но необычно крутой поворот реки завершился быстро, и опять наступил покой.
Неожиданно мир вокруг начал потихоньку светлеть. Олег даже подумал, что наступает рассвет, но это оказался всего лишь полумесяц, после полного мрака показавшийся ослепительным, как галогеновая лампа. Теперь на реке стало и вовсе светло. Проступили высокие кустарники на берегах, мертвенной белизной проявились листья кувшинок и остролистника. Теперь и вовсе опасаться стало нечего.
