Питер Зейхан
Конец мира – это только начало: Экономика после краха глобализации

Концепт «больше» по-американски. Третья составляющая: культура

США – одна из четырех стран мира, основанных переселенцами. Соответственно, предки большинства сегодняшних американцев родились в других странах мира. В XVII–XIX вв. эти будущие американцы перебрались в Новый Свет, будучи совсем молодыми людьми, поскольку старые леди и джентльмены не смогли бы (да и не захотели бы) переносить тяготы долгого путешествия через океан в трудных условиях. У молодых людей, прибывших на Американский континент, во-первых, впереди была долгая жизнь, им не грозила близкая смерть от старости; во-вторых, они быстро заводили детей; в-третьих, имели возможность селиться на свободных территориях; и, в-четвертых, получали подкрепление в виде новых молодых людей, вслед за ними прибывших на остров Эллис. В результате сформировалось очень молодое и динамично растущее население. Все это случилось несколько веков назад, но демографические тенденции проявляются в долгосрочной перспективе. (Россия только сегодня начинает пожинать плоды демографической катастрофы времен Первой мировой войны и сталинских чисток перед Второй мировой войной.)

Поскольку США – переселенческая страна, американцы чаще демонстрируют политическое единство и более толерантны к иммигрантам, чем граждане стран Старого Света. Более того, они публикуют данные о доле граждан, родившихся за пределами США, в общей численности населения. Это делают далеко не все страны – почти везде не только публикация, но даже сбор подобных данных считается преступлением, по тяжести занимающим промежуточное положение между попыткой дестабилизировать ситуацию в стране и государственной изменой. Возможно, вас это удивит, но, за исключением индейцев, ни один американец не является коренным жителем континента. Иммиграция в США временами росла, временами сокращалась в зависимости от экономических условий в стране и мире, а также от смены американских политических циклов, но доля иммигрантов в процентном отношении к общей численности населения, как правило, всегда была существенно выше, чем во всех других странах мира.

Во многом это было связано с природой национальной идентичности. Фундаментом большинства государств являются нации. Такие государства обслуживают интересы определенной этнической группы (нации), проживающей на определенной территории (страны). Во Франции оно обслуживает интересы французов, в Японии – японцев, в Китае – китайцев и т. д. В национальных государствах власть, как правило, централизована, первое и последнее слово принадлежит правительству, которое знает, чьим интересам служит. Такие государства называются унитарными.

Но не все государства являются национальными. В некоторых странах проживают представители нескольких наций или этнических групп, причем на отдельных территориях, управляемых местными властями. Когда-то, в силу различных исторических обстоятельств, включая войны и прочие беды или, наоборот, периоды благополучия, народы этих стран объединились и договорились управлять страной совместно. Они сформировали органы власти различных уровней (местные, региональные и федеральные), оговорив их права, полномочия и обязанности. В одних странах (например, в Канаде, Бразилии, Швейцарии и Боснии) полномочия центрального правительства настолько ограниченны, что оно, по сути, вообще не является правительством. Такие страны называются конфедерациями. В других странах (например, в США, Индии и Австралии) власти различных уровней имеют примерно равные полномочия. Такие страны называют федерациями^[52].

В эти политологические рассуждения я пускаюсь для того, чтобы сказать одну простую вещь: федеральное правительство США, то есть правительство, управляющее страной из Вашингтона, не обслуживает интересы какой-то одной этнической группы. Даже приверженцы радикальной расистской теории признают, что этнический состав доминирующей (политически и экономически) группы (белое население) весьма неоднороден, поскольку в нее входят потомки англичан, немцев, ирландцев, итальянцев, французов, поляков, шотландцев, датчан, норвежцев, шведов и русских (в процентном отношении именно в таком порядке).

Отсутствие четких критериев принадлежности к числу «истинных» американцев помогает США (как и другим переселенческим странам, а в более широком понимании – вообще всем федерациям и конфедерациям) легче «усваивать» вновь прибывших иммигрантов. В унитарных государствах иммигранты могут стать представителями доминирующей культуры лишь по особому приглашению, а если им это не удается, становятся представителями низших слоев общества. В США иммигрантам чаще всего позволено определять себя как представителей более широкого сообщества.

В мире будущего эта особенность будет чертовски важна. Экономики мира, ориентированные на потребление, будут брать на себя все больше ответственности за внутреннее производство и становиться все более замкнутыми. Соответственно, у трудоспособного населения стран с экспортной экономикой и тем более экономикой построста будет крайне мало экономических возможностей. Даже если эти слабеющие страны выживут, работникам придется выбирать между тяжелым налоговым бременем, обусловленным необходимостью поддерживать стареющее население, и эмиграцией. Можно предположить, что в скором времени значительная доля мирового трудоспособного населения, в особенности высококвалифицированных специалистов, постучит в двери американцев. С каждой новой волной миграции положение Америки будет становиться все лучше по сравнению с положением других стран.

Но, помимо мигрантов, у Америки есть еще один, последний, козырь в рукаве.

Концепт «больше» по-американски. Четвертая составляющая: фактор мексики

С одной стороны, влияние фактора Мексики очевидно: в 2021 г. средний мексиканец был почти на 10 лет моложе среднего американца. Будучи для США главным поставщиком иммигрантов, Мексика решает сразу несколько проблем Америки. Мексиканские мигранты снижают средний возраст американцев, не дают расти стоимости труда работников низкой и средней квалификации и улучшают демографический профиль, особенно таких регионов, как Дальний Юг, в которых без притока мексиканцев структура населения была бы близка к структуре населения быстро стареющей Италии.

С другой стороны, некоторые проявления фактора Мексики не столь очевидны. Речь идет о производственной интеграции. Мексиканская экономика не очень эффективна в плане снабжения населения электроэнергией, а также развития системы образования и инфраструктуры. Следствием этого являются низкая заработная плата, низкий уровень квалификации работников и низкая производительность труда. Любое сложное производство включает как высокотехнологичные операции, так и операции, выполняемые неквалифицированными работниками. Плавить алюминиевую руду проще, чем штамповать алюминий. Собирать компьютеры из готовых деталей проще, чем писать компьютерные программы. Штробить стены проще, чем производить кабель, прокладываемый в штробы. Выполнение производственных задач разной сложности работниками, имеющими разные профессиональные навыки, или, иначе говоря, разделение труда, позволяет максимизировать производительность труда и минимизировать затраты. Глобальные цепочки поставок строятся на выборе работников, имеющих нужные профессиональные навыки, и оптимизации стоимости рабочей силы для получения максимального результата при минимальных затратах. Мало кому повезло так, как Соединенным Штатам и Мексике, в этом плане так прекрасно дополняющим друг друга и к тому же являющимся ближайшими соседями.

В каком-то смысле влияние фактора Мексики проявляется парадоксальным образом, то есть совсем не так, как можно было бы ожидать. Дело в том, что в Мексике доминирующей этнической группой являются потомки испанцев, а в США – потомки иммигрантов из других стран Европы. С точки зрения мексиканцев, разница не так уж велика. Мексиканцы испанского происхождения иногда смотрят свысока на коренных мексиканцев, а к иммигрантам из стран Центральной Америки относятся примерно так же, как американцы. Переехав в США, мексиканцы быстро ассимилируются. Представители второго поколения американцев мексиканского происхождения, а тем более третьего и четвертого, считают себя белыми. При этом в понятие «белые» американцы мексиканского происхождения сегодня вкладывают совершенно другой смысл, чем в прошлом. Раньше так именовали чужих, «этих гринго», а теперь – своих, то есть белых, к числу которых американцы мексиканского происхождения относят и себя, или, иными словами, раньше это понятие указывало на отличие американцев мексиканского происхождения от представителей доминирующей культуры, а теперь – на их принадлежность к ней.

Новоиспеченные американцы мексиканского происхождения демонстрируют даже более развитую способность к ассимиляции, чем представители предшествующих волн иммиграции. Последние переходили с родного языка на американский английский на протяжении жизни двух-трех поколений, а новоиспеченные американцы мексиканского происхождения – уже во втором поколении. В наши дни они проявляют больше энтузиазма, чем другие американцы, в погоне за американской мечтой – не только в экономическом плане, но и в культурном.

Но, разумеется, не все идет гладко.

Какие бы экономические и демографические преимущества ни давала иммиграция, количество иммигрантов, которых та или иная культура может принять и переварить за определенный период, имеет предел, и, похоже, в 2010-х и 2020-х гг. в США этот предел был достигнут. И это не просто ощущение. Это факт, подтвержденный результатами исследований (см. график ниже).

В 1970-е гг. (десятилетие, когда американские беби-бумеры становились взрослыми) иммиграция в США была относительно невысокой. Беби-бумеры, которые были преимущественно белыми, сталкивались с проблемами межрасовых противоречий, лишь наблюдая за борьбой иммигрантов за гражданские права. При этом участвовавшие в ней иммигранты уже проживали в стране в то время, когда беби-бумеры были молоды и придерживались либеральных взглядов.

Затем иммиграция начала стабильно расти и росла до 2010-х гг., пока не достигла исторического максимума (опять же в процентном отношении к общей численности населения), когда беби-бумеры начали достигать пенсионного возраста и, соответственно, становились более консервативными. В течение всего периода взросления и старения беби-бумеров львиная доля общей численности иммигрантов всегда приходилась на мексиканцев. Беби-бумеры считали последних не просто чужаками, но чужаками, мигрирующими в США в огромных количествах. Многие беби-бумеры поддерживали националистическую политику Дональда Трампа в том числе потому, что их боязнь резких изменений в американском обществе не была проявлением массового психоза, но имела под собой веские основания. Возможность таких изменений была вполне реальна.

Это была одна из причин того, что в 2010-х и начале 2020-х гг. американская политика стала более закрытой, ориентированной на решение внутренних проблем. Но что бы мы ни говорили о беби-бумерах, мексиканцах, межрасовых противоречиях, торговле, ассимиляции и границах, есть несколько вещей, о которых нельзя забывать.

Во-первых, иммигранты мексиканского происхождения уже являются гражданами США. Стоит ли беспокоиться за американскую культуру или рынок труда, если огромная волна иммиграции из Мексики не только накрыла страну, но уже и схлынула? Миграционный прирост численности американцев мексиканского происхождения достиг пика в начале 2000-х гг., а начиная с 2008 г. на протяжении 12 лет он был отрицательным. В Мексике, как и в развитых странах, индустриализация и урбанизация привели к снижению рождаемости, только на несколько десятилетий позже. Сегодня демографическая структура Мексики такова, что страна больше никогда не будет крупным поставщиком иммигрантов в США. Начиная с 2014 г. самые мощные потоки иммигрантов текли в США из наименее развитых стран Центральной Америки – Гондураса, Сальвадора и Гватемалы^[53].

Во-вторых, даже те американские политики, которые придерживаются самых радикальных националистических взглядов, постепенно меняют отношение к мексиканцам. Всего за два года сам Дональд Трамп прошел путь от открытого осуждения иммигрантов-мексиканцев, которых он называл насильниками и «плохими парнями», до заключения нового торгового соглашения с Мексикой^[54] и работы над соглашением о безопасности, в результате чего отношения между двумя странами стали самыми дружественными, а сотрудничество – самым плодотворным за всю историю двух стран. Главной целью Трампа был пересмотр положений Североамериканского соглашения о свободной торговле (НАФТА) о возвращении производств на территорию Северной Америки – не конкретно в США, но в любую из трех стран, подписавших соглашение. Команда Трампа добавила эти пункты, явно имея в виду Мексику.

При этом американцы мексиканского происхождения сами становятся нативистами, то есть противниками иммиграции. Граждане США, наиболее активно выступающие против иммиграции, – не белые американцы, а американцы мексиканского происхождения (не в первом поколении). Они поддерживают иммиграцию с целью воссоединения семей, но только своих семей. Неслучайно такой ярый противник иммиграции, как Дональд Трамп, собиравшийся построить стену на границе США с Мексикой, во время президентских выборов 2020 г. получил большинство голосов почти во всех приграничных округах.

В-третьих, у Америки и Мексики все еще есть то, чего нет у большинства других стран мира. У них есть концепт «больше». И, конечно, на двоих у стран больше этого «больше», чем было бы у каждой страны в отдельности.

Разумеется, не все так безоблачно. Население США стареет, хотя и медленно. Мексиканцы пока молоды, но они тоже стареют, и даже быстрее американцев. Скорее всего, в середине 2050-х гг. средний мексиканец будет старше среднего американца.

Но даже при самом неблагоприятном сценарии демографического развития у США будет то, чего в мире приближающегося беспорядка не будет больше ни у кого. У них будет время.

Всем остальным приходится ломать голову над тем, как всего за несколько лет перекроить систему, изобрести и внедрить новый -изм. У американцев и мексиканцев на это есть два или три десятилетия – как минимум до 2050-х гг. У отстающих есть одно преимущество: они могут смотреть, что делают опередившие их участники забега, и учиться на их ошибках.

Но, пожалуй, главный вывод таков: дело не в том, что для американцев (вкупе с мексиканцами) переход к приближающемуся новому миру будет менее травматичным, чем для других стран. Дело в том, что будущее мира принадлежит Америке.

Все просто: население Америки достаточно молодо, и даже без учета фактора Мексики и иммиграции оно еще в течение нескольких десятилетий будет расти.

Конец привычного мира

Сравним ситуацию в США с ситуацией в Китае. Динамика численности населения Поднебесной прошла точку невозврата 20 лет назад. Среднестатистический китаец стал старше среднестатистического американца (по разным оценкам) в период между 2017 и 2020 г. В 2010-х гг. численность трудоспособного населения и общая численность населения страны достигли максимальных значений. В 2070 г. численность населения Китая будет вдвое ниже численности населения в 2020 г. Последние цифры, просочившиеся в прессу в результате утечки данных переписи населения, говорят о том, что это может произойти даже раньше – к 2050 г. Демографический коллапс в Китае уже начался.

И это без учета динамики мировых (и китайских) показателей смертности после завершения глобализации. Бо́льшая часть мира (включая Китай) импортирует энергию и ресурсы для производства продовольствия. Большей части мира (включая Китай) торговля нужна не только для того, чтобы население жило богато и счастливо, но и для того, чтобы оно вообще жило. Без всего этого смертность во всем мире (и Китае) взлетит, а уровень рождаемости продолжит падать.

Благоприятная демографическая ситуация в США на фоне демографического коллапса во всем мире приведет к росту доли Америки в численности мирового населения более чем наполовину. Это произойдет в течение жизни всего лишь нескольких поколений. А еще Америка сохранит контроль над Мировым океаном. А еще у Америки будет время на адаптацию. При этом остальной мир, скорее всего, будет драться за осколки разрушенной экономики.

В 2022 г., когда я пишу эти строки, мне исполняется 48 лет. Не думаю, что к 2050-м гг., когда новый мир в полной мере вступит в свои права, я сохраню трудоспособность. Каким будет мир будущего, когда Америка наконец вернется в строй, – тема другой книги. Цель этой книги – показать, каким будет переходный период. Что несет нам грядущий новый мир? Как изменятся наши знания и представления о том, что мы хорошо знаем и к чему привыкли, – еде, деньгах, топливе, транспорте, гаджетах и богатствах, добываемых из недр земли? Как они будут расширяться и углубляться?

Как они будут рушиться?

Чтобы ответить на эти вопросы, поговорим о жизни, которая начнется после конца света.

Несколько слов от автора и новости из москвы

Публикация книги – дело небыстрое. Представьте, что вы только что убили парочку мировых лидеров. Или что вы – Опра Уинфри. Все сгорают от любопытства, ловят каждое ваше слово. Но если вы излагаете свои мысли на бумаге, любопытным придется запастись терпением. Над текстом должны поработать редактор и корректор. Книгу надо будет сверстать, напечатать и отправить в книжные магазины. В лучшем случае пройдет месяцев пять, прежде чем вы сможете ее купить.

Я не Опра Уинфри (и не убийца мировых лидеров), поэтому, естественно, после того, как я закончу писать книгу, пройдет еще какое-то время, прежде чем вы сможете ее прочесть (или прослушать в моем исполнении). Издатели и редакторы делают все возможное для того, чтобы книга вышла в свет как можно быстрее, но, думаю, вы уже поняли: мы немного опоздали. Финальная версия финальной версии финальной версии была готова 16 февраля 2022 г. Почти ровно через неделю, 24 февраля, Россия начала военную операцию на Украине. А книга должна была выйти из печати не ранее 14 июня.

Вполне возможно, что в период между написанием этой заметки (28 февраля 2022 г.) и моментом, когда вы приступите к чтению книги, произойдут и другие серьезные события. Я пристально слежу за событиями в Китае, где возможно разоблачение культа личности председателя Коммунистической партии Китая Си Цзиньпина. Но неожиданные повороты сюжета – не столько случайные сбои, сколько характерная особенность будущего мира, который уже становится реальностью. Медлительность, с которой принимались решения, тормозившая ход истории, канула в прошлое. Мы быстро вступаем в новую эпоху.

Удачи нам всем!

Часть II
Транспорт

Долгая, долгая дорога

Начнем с кесадильи с кимчи.

Обожаю блюда в стиле фьюжен. Бекон с суаньлатаном. Пицца на завтрак. Энчиласанья. Вонтоны с карамельным чизкейком. Бургеры с ананасами. Пирожное «Павлова» с крем-брюле. Суп пути́н с маслом и уткой. Подавайте все!

Может быть, вы удивитесь, но нельзя просто пойти в магазин и купить в отделе замороженных продуктов готовый к употреблению корн-дог с суши. (А жаль.) Но можно купить поленту, муку, гималайскую соль, перец в зернах, коричневый сахар, упаковку яиц без холестерина, тунца для суши, рисовый уксус, тепличные огурцы, копченого лосося, васаби, майонез, нори, разноцветную морковь, имбирь, мисо, соевый соус, семена кунжута и подсолнечное масло.

Ассортимент среднестатистического продуктового магазина сегодня включает около 40 000 различных продуктов, в то время как на заре ХХ в. их продавалось не более 200. Самый обычный супермаркет – настоящее технологическое чудо: стоит только захотеть немного поэкспериментировать с какими-нибудь безумными сочетаниями блюд национальной кухни, и можно купить практически любые ингредиенты, привезенные из самых разных стран и регионов^[55]. Шведская кухня? Тайская? Марокканская? Продукты не по сезону? Пожалуйста! Продовольственные товары поставляются бесперебойно, они практически всегда в наличии по доступным ценам. Продукты не просто доступны и дешевы. Они всегда доступны и дешевы.

Возьмите концепцию абсолютной доступности товаров, приложите ее ко всем без исключения товарам, и вы увидите клубок всеохватывающих взаимосвязей, лежащих в основе современной глобализированной экономики. Детали, необходимые для производства современных промышленных и потребительских товаров, доступны лишь потому, что их можно быстро, без особых затрат и абсолютно безопасно доставить из одной части света в любую другую. Телефоны, удобрения, нефть, вишня, пропилен, односолодовый виски (список можете продолжить сами) – все эти товары постоянно перемещаются. Все товары. Постоянно. Транспортировка решает все.

Большинство технологий не меняют нас кардинально. Возьмем современный смартфон. Его можно использовать и как фонарик, и как проигрыватель, и как камеру, игровую приставку, пульт управления, библиотеку, телевизор, справочник и компьютер. С его помощью можно осуществлять платежи. Все в одном. Он не дал нам каких-то принципиально новых возможностей, но объединил в себе с десяток существовавших по отдельности устройств, повысив их эффективность и доступность. Это важно? Разумеется, смешно даже спрашивать. Но подобные технологии, основанные на усовершенствованиях, не меняют нашу жизнь кардинально.

Транспортные же технологии существенным образом меняют наши отношения с географией. Сегодня мы можем за несколько часов перебраться с одного континента на другой. Так было не всегда. На самом деле такого не было никогда. Еще 200 лет назад мало кому доводилось удаляться от дома на расстояние более нескольких километров. Шесть тысячелетий нашей истории почти буквально были мучительно медленным путешествием по долгой, долгой дороге.

Знание того, через какие периоды эволюционного развития и революций пролегал наш путь из точки А в точку Б, и осознание взаимосвязанности всего и вся, сделавшей возможным появление современных супермаркетов и смартфонов, позволяют понять, почему наш мир устроен именно так, как он устроен.

А еще – понять, с какими удивительными и пугающими тенденциями нам предстоит столкнуться в ближайшие несколько десятилетий.