Пиня Копман
Байки негевского бабайки. Том 2
из-за завес своих стеклянных,
как нам срывает тормоза,
как нас здесь корчит, окаянных.
А вдруг они глядят на нас,
но ощущают всё иначе?
И слезы пьют из наших глаз,
а притворяются, что плачут,
подмигивают, кривят рот
и, насмехаясь, корча рожи,
они, те "мы наоборот",
как звери наши чувства гложут?
Ах, как бы, хоть одним глазком,
Увидеть, что за амальгамой?
Где все не так, и кувырком,
И где «Обратно!» значит: «Прямо!»
Прижавшись к зеркалу губой,
Шепчу, прочувственные речи:
Пустите, братцы, я же свой!
НУ, ГАДЫ, Я ЕЩЕ ВАС ВСТРЕЧУ!
2.6 О кисках и тиграх
Кто такие киски? Это тигры!
Те, что в детстве мало каши ели
Были непослушны и играли ночью в игры,
потому так сильно похудели.
Кто такие тигры? Это киски.
Те, что в детстве ели каши много.
Не хватало им того, что было в миске.
Озверели. Лучше их не трогать.
P/S/ (Не для детей)
Был верблюд двугорбый раньше лошадь.
Одногорбый- тоже,изначально.
Сильно били их по спинам, выводя на площадь.
Оттого глаза их так печальны
А слоны летали б в небе смело,
как летать хотели б, может, все мы.
Только если б слон с небес чего-нибудь наделал -
у кого-то были бы проблемы.
Люди раньше были – обезьяны,
и могли подолгу строить рожи.
Те кто курит, пьет, часами пялится в экраны
на мартышек вовсе не похожи.
P/P/S/ (Можно и для детей)
А поэты раньше были люди.
Только непослушные не в меру.
Как теперь им плохо,– даже говорить не буду.
Дети, не берите с них примера!
2.7 Белый шум
Нет сигналов. Я к динамику ухом приник.
Но эфир замолчал. Только гул проводов перегретых.
Белый шум. Это душ неприкаянных крик.
Душ потерянных и никогда не отпетых.
В повседневных делах, забывая про завтрак и душ,
суетимся, толкаясь локтями без толка и прока.
Белый шум. Это крик неприкаянных душ.
Наших собственных душ, улетевших до срока.
Что нас ждёт? Смерть, конечно! Ты что же, не знал?
Не подарки судьбы и совсем не небесная манна.
Белый шум – это душам заблудшим сигнал:
Делай то, что важней! Смерть всегда убивает нежданно.
2.8 Смысл бытия
Словами пользуются для выражения смысла. Постигнув смысл, забывают о словах.
Где бы найти мне забывшего про слова человека, чтобы с ним поговорить!
(Фэн Юлань (1895 – 1990 г.) Фэнь Юлань – один из выдающихся китайских философов и историков философии XX в.
Когда полвека в багаже
(плюс годы школы и детсада),
все больше горечи в душе,
На языке все больше яда,
А с Правдой вовсе дело швах,
и жажда к переменам скисла,
и вдруг ты видишь, что в словах
все больше звука, меньше смысла.
Век информации жесток,
Сердечность спит. Все хрупче связи.
И мутный новостей поток
несет, увы, все больше грязи.
Но это все фальсификат.
Кунштюк убогого паяца.
Все так же красочен закат
и дети все еще родятся.
Так пыхни фитильком свечи,
Рассыпься эхом слов в колодце.
И, если можешь, помолчи.
Молчанье золотом зовется.
И ты в конце-концов поймешь
что, как бы не сказал ты много,
мысль изреченная – есть ложь.
А жизнь – всего лишь шутка Бога.
2.9 Дети Луны. Песенка
Автор призывает читателей не поддаваться на рекламу курения табака, наркотиков или фимиама.
"О небо! Дай мне быть прекрасным,
К земле сходящим с высоты,
И лучезарным, и бесстрастным,
И всеобъемлющим, как ты."
Дмитрий Мережковский
Войны, голод и мор
и завистников хор
Круг замкнулся в юдоли земной.
Глупость, спесь и враньё,
как в болотах гнильё,
стали верой и жизни ценой.
Во дворцах, в конурАх,
сквозь измены и страх
вам влачить жалкий жребий во зле.
А на лунных горах
на пушистых коврах
мы воскурим свои наргиле.
Мы не ангелы, мы вне божественной власти,
пусть как все мы в болоте земном рождены.
Чужды низости, чаяньям мелким и страсти
Мы почти и не люди. Мы дети Луны.
Здесь, под сенью ночной,
где ни холод, ни зной,
лишь объятья блаженного сна,
пусть мы тьме преданЫ,
но лишь дети Луны
в вечном кайфе без края и дна.
Жажда-голод не тут,
боль и страх не гнетут,
Демон гибели замкнут в кольцо.
Шрамов нет и морщин,
для стыда нет причин
если небо скрывает лицо.
Мы не ангелы, нами утеряны крылья.
Но над миром в морщинах и вечно седым
мы лишь дети Луны , чьи мечты стали былью
воплотившись во всеисцеляющий дым.
Сущий недоглядел,
но достигнут предел
в человечьей измене добру
Будет пламя и лёд
и на Землю падёт
Небо, тем завершая игру.
Царь и раб, стар и мал,
нам никто не внимал,
В сердце зло, на глазах пелена.
Потому мы ушли
из пределов Земли.
Нам приют даровала Луна.
Мы не ангелы, только свободны как птицы.
И в виденьях своих же мы растворены.
В небесах бесконечных дано воплотиться
нам, бессмертие принявшим детям Луны.
2.10 Блогер-век
Вот такая паршивая истина:
волчьей стаей в полночный час
беспардонно, внезапно, неистово
Блогер-век навалился на нас.
Подставляясь мату и критике
душу миру раскрыв второпях
литераторы и политики
пауками сидят в сетях.
Кажут людям своё сердоболие
пусть их хоть посылают нах.
И мечтают о лайках более
чем сержанты об орденах.
Блоги полнятся лжой и сплетнею,
смысл затерян давно, пресловут.
Недоучки пятнадцатилетние
аналитиками слывут.
Стали тыкать как раньше выкали.
Но, уж если дошло до драк,
блогер-блоггеру глаз не выколет,
даже если второй – дурак.
А блогини, все в розовом с золотом
мятно-жвачный липучий комок,
обливаются сладким солодом.
–Усипусеньки! – Чмок-чмок-чмок!
Хоть причины и не обнаружены,-
будто их покусал вампир,
все блогжата с детства погружены
в некий призрачный игро-мир.
И плодится путями смартфонными
род без душ и ума калек.
Люди стали (увы!) пустозвонными.
Грустно, братцы, жить в Блогер-век!
2.11 Бог, наверное, засыпает
Бог, наверное, засыпает.
Облака совсем посерели.
Глухо стонет сова слепая,
Где-то нудно скрипят качели.
Серп луны как улыбка косая,
И, примеру следуя Божью,
разорённая и босая
и Земля засыпает тоже.
Припев:
Срок подошел, миндаль отцвёл вчера,
в силке надежда словно птичка бьётся.
Но мыши съели цепь из серебра,
кувшин разбит и колесо,– в колодце.
Экклезиаст все видел наперёд
И каждый шаг оплачен и оплакан.
Кредита нет, кредитор наш,– банкрот.
Но наши души Он поставил нА кон!
Засыпает песком и пылью
лик Свободы, одетой в пеплум.
И мечты, что не стали былью
опадают на землю пеплом.
Потерявший где-то харизму,
погруженный в вакуум гулкий,
призрак гнилостный коммунизма
колобродит по закаулкам.
Пр:
Страх бежит холодком по вене
молчалив, вездесущ, бесплотен.
То-ли зомби, а то-ли тени
тянут лапы из подворотен.
Время катиться непродуктивно
как последняя в мире монета…
Спать приходится, как ни противно,
если денег на выпивку нету
Пр:
2.12 Спираль жизни
Итогом бурной страсти визави
Рождаемся мы в слизи и крови,
Начало жизни возвещаем криком
И, ощутив безмерность в первый раз,
познав её в смущении великом,
мы слепо верим: этот мир для нас.
В нём счастье постоянно, горе – бликом.
Все ждем до самой смерти: вот сейчас
Фортуна обернется светлым ликом.
Надеемся на жизнь – сплошной "Шарман!"
Что будет нам любовь, удача счастье,
Все это получаем лишь отчасти,
но чаще боль, неверие, обман,
влекущие незримо в бездну страсти
А вместо солнца тьму или туман.
Да, редкость в нашем мире благодать.
Идем к концу и я и остальные.
С тревогою последней ждем поры.
Но кто, нахал, посмеет утверждать,
что за порогом нас не ждут иные,
и, может быть, не худшие миры?
2.13 Жди, когда…
Если кто-то причинил тебе зло, не мсти. Сядь на берегу реки,
и вскоре ты увидишь, как мимо тебя проплывает труп твоего врага.
(Лао-Цзы, V век до н. э.)
Уточнение от Пини: … если у тебя есть лишних 100 лет
Местью язвимый, неутомимо
ты наблюдаешь, как вдоль берегов
мерно плывут, как обещано, мимо,
мирные трупы заклятых врагов.
Вот и последняя тушка гнилая
кости желты и глазницы пусты…
злоба глухая глаза застилает
Батюшки-светы! Да это же ты!
Время ведь, сука, забавная штука -
мошки секунд, что летят в никуда
под метрономомность сердечного стука
мерно сжирают нам дни и года.
Радости мало – осень настала.
Желтые листья одели твой сад.
Смотришь устало: куда все пропало?
Времени нет оглянуться назад.
Неощутимо, коварно, кошмарно:
жизнь утекает, как в речке вода.
Что ж ты растратил полжизни бездарно?
Можно оплакать. Вернуть-никогда.
Каждый твой день и твой миг сочтены
Нет в этом мире им равной цены.
2.14 Прогресс
(Моему другу Олегу)
Я тень на плетень, я твой будущий день.
Я дух, об сову разбивающий пень.
Ты прах позади. Ты заноза в груди.
С дороги моей поскорей уходи.
Беги! И мешать мне в пути не моги.
Твой ужас мои не замедлит шаги.
В досаде слепой я ударю стопой
и стены осыплются мелкой щепой.
Разрушится дом, распадется скала
и выгорит бор стовековый дотла.
Ничто не порвет путеводную нить
Мой ход не скривить и не остановить.
Молитвы без эха уйдут в пустоту
мечту обменяешь ты на маету,
и злато просочится сквозь решето,
и душ миллиарды увязнут в ничто.
Машина заменит муллу и попа
а в храмах, слепа, будет биться толпа.
Не хочешь бежать, так внемли же и бди:
Пади предо мною, как ваши вожди!
Прими мою суть и уж не обессудь:
мой путь это твой же рехнувшийся путь.
Отдай мне свой мозг! Я дарю тебе рай.
Но только играй со мной, милый, играй!
Я Альфа, Омега, предлог, послелог
Я миру начало и я эпилог.
Я – БОГ!
2.15 Цена времени
Узнать цену времени можно, лишь убив его
Автор неизвестен
Норовистее горной бегущей воды
время шутит с тобой и со мною.
То зимой закуёт в недвижимые льды
то заполнит арыки, озёра, пруды,
то снесет водопадом весною.
У него то осенних садов тишина
благость мирных колосьев и роз
То с бурливой волной разразится война,
и река будет боли и крови полна
и наполнится горечью слёз.
Время,– деньги одним. И потратить зазря
хоть минуту считают кошмаром.
У других его пропасти, горы, моря,
как дерьма у последнего золотаря
и не нужно его и задаром.
Время может быть мерой, а может,– игрой.
Мы находим его и теряем.
И еще убиваем, транжирим порой.
То герой для нас время, а то геморрой.
Каждый миг его неповторяем.
Время может быть всяким, конечно же, но
одинаковым времени быть не дано.
2.17 Реалии и иллюзии
В понедельник с утра на себя не смотри.
Не смотри, чтобы не было хуже.
Ты бела и пушиста, быть может, внутри.
Только зеркало видит снаружи.
Так настроил Создатель исток и итог,
Им посыл столь безжалостный даден:
Мир и к лучшим из нас беспощадно жесток.
К остальным вообще беспощаден.
Но, чтоб жребий свой тяжкий влачить мы могли
беспросветно, но и неустанно,
в наших душах коптят неослабно угли
из иллюзий и самообмана.
И кумар-фимиам, недоступный ветрам,
тешит душу мечтою отстойной.
А из зеркала смотрит на нас по утрам
то, что кажется в целом пристойным.
И какая кобыла не грезит во сне
даже в самой глухой из провинций
о прекрасном и ласковом белом коне,
прискакавшем на доблестном принце
Да простится Творцу и садизм, и обман,
лишь за то, что в одно из мгновений
подарил нам иллюзий блаженный дурман
Его творческий сумрачный гений.
2.18 Без жалости к себе
Они средь нас как пот из пор,
как ненарочный пук,
несвоевременный укор,
упавший в суп паук.
Огрехи социальной лжи,
свинья у входа в храм.
Подонки, чмо, бичи, бомжи.
Отбросы, как ты ни скажи.
Они наш стыд и срам.
Мы их обходим, сторонясь
с душевным холодком
отвратны людям вонь и грязь
в обличии людском.
Судьба отребье толп людских
вогнала в эту жуть.
И мне почти не жалко их
ничтожеств, крыс, бомжей, бомжих,
ну разве что чуть-чуть.
Плыть по течению реки
куда несет волна…
Они не смели "вопреки"
они всего лишь слабаки -
и в этом их вина.
А мы сильней. Мы лезем вверх
по склону бытия
Но если б кто меня низверг?
вот смог бы выплыть я?
Мог разуверившись во всех,
без друга, без любви
не различая сил и вех
сказать себе: "Плыви!"
Не "Горе мне!", не "Мне конец!",
не "Ах, упиться в хлам!"
А лишь: Плыви! Ползи, боец!
Кто скажет “мне конец”, – подлец!
Хрен всем напополам!
Не Ахиллес, не Геркулес,
но бедам всем назло
сцепил бы зубы и полез
по камню, грязи, через лес,
на битое стекло.
Как ни был бы твой путь тяжел
как ни сильны враги.
Упал-отжался-встал -пошёл.
Иначе не моги!
Я это бы занес в скрижаль
Тут вся людская суть.
И это – главная мораль.
А опустившихся мне жаль.
Но, право же, чуть-чуть.
2.19 Подражание Хафизу
"И Адам не добыл рая на земном своем веку." /Хафиз Ширази, XIV век/
Изменить в моей ли воле путь, что был начертан мне?
Каждый ищет лучшей доли кто в войне, кто в чайхане.
Не завидую вельможе , идеал мой не таков
не хочу я быть похожим на надутых индюков.
Шах в парче и на престоле тоже счастлив не вполне
но покуда я на воле, я с царями наравне.
Унижаться не хочу я. Если милая со мной
я и в хижине ночую словно в замке царь земной.
Колокол звонит тревожно в предрассветной тишине.
Смерть приходит непреложно в свой черед к тебе и мне.
Но, поют покуда птицы в поднебесной вышине,
буду пить и веселиться. Буду счастлив я вдвойне
2.20 Не плачь!
Не грусти, голубка! Послушай:
может, в пёрышках вместо одежд,
эти ангелы – наши же души
или тени пропавших надежд,
молчаливые стоны от боли
и беззвучные песни любви.
Что им делать в земной юдоли?
Вот порхают себе, на воле.
И, пожалуйста, не реви!
2.21 Напутствие
В час неудач, тоски, потери,
спасая душу от невзгод,
мы открываем вере двери
но через двери входят звери
и страшен их неспешный ход.
А звери веры фетишисты
хрустящи как картошка-фри
их сладкий дух, – елей душистый,
снаружи розово-пушисты,
и липко-ласковы внутри.
От древних дикарей и Рима
в какое время не живи
кумиры с ликом херувима
тебя томят неумолимо
взыскуя жертвы на крови.
И что бы толку от камланий
в дыму бессчетных алтарей,
от воздыханий и рыданий?
Ведь ты всего лишь раб желаний
звериной сущности своей.
И больше бед падет на плечи,
суля еще при жизни ад.
И будет светлое далече.
И все же, все же, человече,
иди, возделывай свой сад!
2.22 Моралите. Гордость
"Goordy" (gurdus) в переводе с латинского "тупой, глупый"
Нос задирая чуть не в облака
как монумент (себе же) с пьедестала
гордец на прочих смотрит свысока
хоть сам, по сути, стоит очень мало.
– Моя страна – великая страна!
– Мой дом,– столица! Твой – ваще халупа.
Мне гордость эта минимум странна.
И по латыни "гордый" значит "глупый"*
Ты докажи сперва каков ты есть!
Чужим не хвастай, это некрасиво.
Победы предков не добавят честь
Страны богатства – не твои активы.
Учись, трудись. Умом или хребтом
границ достигни. Выйди на орбиты.
Стань знаменитым, и гордись. Потом.
Но не гордятся те, кто знамениты.
Спесь, хвастовство и гордость – близнецы
В чистилище они в единой группе.
Пот трудовой не любят гордецы.
Ведь гордый, – это, вправду, чаще – глупый
2.23 Рубаи у порога
Пусть протёрт мой халат и заплата видна,
плов без мяса, в кувшине давно нет вина,
я- богач: мне не раз доводилось услышать
песни те, что Земле напевала Луна.
***
Не моли у Творца ни богатства, ни благ.
Ты пришел в этот мир беззащитен и наг,
так живи, человек, не заботясь о бренном.
Ведь с собой ничего не утащишь во мрак.
***
Тратит силы богач на излишков тщету,
нищий – чтобы забить живота пустоту,
и без пользы мудрец размышляет о Вечном.
Так ругать ли Творца нам за неправоту?
***
Не хвалю за добро, не ругаю за зло.
Не грущу о небывшем и том, что ушло.
Жаль, что в завтрашний день мне закрыта дорога
Просто верю: в нем будет тепло и светло.
2.34 Грустные рубаи
Оскудею душой, – буду пить я вино.
При потере большой буду пить я вино.
Может, Смерть,– примиритель для всех правоверных,
но её брат меньшой,– это все же вино.
––
Мир наш полон грехов, как воды-огурец:
создавая его, торопился Творец.
Неумеха Творец , чем не повод для смеха?
Так посмейся же вместе со мною, мудрец!
––
Богачи к стонам бедных и сирых глухи.
Мы им просто досада, чуть меньше блохи.
Но счастливым бываю я чаще богатых.
Ведь чиста моя совесть, правдивы стихи.
––
Сгорает в серый пепел уголек,
стремительно тощает кошелек.
Как, право, блага мира быстротечны.
И ты, Творец, прими за то упрек!
––
Очень скучно живем мы в юдоли земной.
Нынче праздник, красавица, выпей со мной!
Будем петь мы как птицы, не ведая завтра,
наслаждаясь счастливой минутой одной!
––
Дерюга ль твой наряд иль кашемир,
мы голыми приходим в этот мир,
и сходим в землю, чтобы оголиться.
И в том равны крестьянин и эмир.
2.25 Размышлизмы
О ВЫВЕРТАХ ВРЕМЕНИ
Вот дети выросли как раз
без всяких трюков.
Теперь пришла пора для нас
дрожать за внуков
***
Хорошо уходить навсегда по весне,
И не в стенах холодных квартиры.
Как мой дядя, водила: нетрезвым, во сне.
А не так, как его пассажиры.
***
Империй Рима канул в бездну лет,
уж сколь его не славили витии.
И пали, Риму Первому вослед
и Рим второй, что звался Византией
И Третий Рим, под именем Москвы,
Четвертый Рейх, так хваставшийся силой.
Ушедшее величие, увы
всего лишь холм над старою могилой.
Еще придут иные времена
и Пятый Рим восстанет ото сна
О БОЖЕСТВЕННОМ
Ни в сон не верю и ни в чох,
Не верю в птичий грай.
Но верю в то, что слово, – Бог.
Оно же – ад и рай.
***
В любые времена, в любой земле,
храни нас Бог от зависти и зла.
И дай нам, Боже, хлеба на столе.
И дай нам Бог родных вокруг стола
***
И над любыми временами
звучит молитвой в окоём:
Дай Бог любить нас тех, кто с нами!
Пока живем. Пока живем.
***
Будет день и будет пища
но за трату долгих дней
Бог накажет вас умищем.
Люди – глупостью своей
***
Не верьте ни в расчеты ни в приметы
Весь мир огромный ваших душ приют.
Вам грезить о большом дано, поэты.
А прочее вам боги так дают
***
Может рано подводить итоги?
Если будут благосклонны боги
годы дальше мерно проплывут.
Припозднится Общий Утешитель
и Харон прислужит, пресловут,
И сойдет в спокойную обитель
неспокойный изначально житель.
Там (увы!) без памяти живут)
***
Если Бог лишь предрассудков сумма,
Лишь дорога, счастье и покой,
То Его бы стоило придумать
Только ради истины такой.
***
Осень, хмарь, туман клубится,
стоны птичьих стай вдали,
и душа тяжелой птицей
оторвалась от земли.
У Земли свои задачи:
рапластавши телеса
Вслед летящим душам плачет,-
тоже хочет в небеса.
***
Уж так постановил Творец:
дурак, когда молчит, – мудрец.
Мудрец, когда кричит,-дурак
И было так и будет так.
О НАШЕМ, СОБАЧЬЕМ
Каждый день в детстве как флаги был ярок.
Мелкие зубы белели в оскале.
Жизнь нас натаскивала как овчарок
чтобы хватали и не выпускали
***
Кто это чудо разъяснит:
Собаки, без сомнения,
любви экстракт, любви магнит
и наших душ спасение.
***
Страдаем то любовью, то ушибами
и тратим жизнь средь мелкой суетни
Граница сред нас разделяет с рыбами.
А в остальном мы точно как они.
Нас тянут и приливы и отливы
За червяками лезем на крючок.
И даже те, кто сильно говорливы
нырнут поглубже в омут и, – молчок.
***
Манит сучка кобеля́
делает мужчиной.
Вот и вертится Земля
по этой же причине
***
Мы, по сути, собачники, клещ нас язви,
постепенно, годами, вбираем, однако,
непростую науку – быть тоже собакой
очень честной, и верной и полной любви
***
Когда, закончив счет своих земных часов
душа навек уйдёт в небесные широты
ждет души всех собак созвездье Гончих Псов
Прекрасные сады, поля Большой Охоты.
И я надеюсь: там найдется место мне:
под лай и шум и гам бежать в аллеях сада
среди моих собак при колдовской луне
И это лучший рай. Другого мне не надо
ОБ ОБЩИХ ЦЕННОСТЯХ
Довольны и малым, но грезим большим.
Взлетаем, и не возвращаемся в гнёзда.
Грешим и, раскаявшись, снова грешим,
но тóрим свой путь и урок свой вершим
и в небе над нами звёзды.
***
Ворчишь, будто бисер пред свиньями мечешь,
и воешь, как старый облезлый койот.
Кто держит тебя за штаны, человече,
и кто над собою расти не даёт?
***
Нам приговор сей вынесен заочно:
Так и стоим бессонно и бассрочно
На месте пугал, псов и сторожей
всегда, пока живем. Меж двух межей.
***
Осененные невезением
Но надеемся на успех.
Ведь спасение Мира в спасении.
Во взаимном спасении всех
***
Мир с изнанки очень тонок
как из радуги ларец.
Что увидит в нем ребенок
не заметит и мудрец.
Не поймет его явленья
сколько лет не проживи.
Создан мир из восхищенья
и замешен на любви.
***
Так много во Вселенной черных дыр!
В пространстве будто знаки препинания…
Сокрыт на самом деле целый мир
в твоём, в моём, да и в любом сознании
***
Мечтанья и грезы, когда это внове
легки и полны красоты.
Мечтать-то не вредно. Да режут до крови
осколки разбитой мечты.
***
Одно осталось неизменно,
уж как о том не каламбурь:
не за грехи мы платим цену,
а лишь за собственную дурь.
О БЛИЗКИХ
Друг не тот, кто, обнимая, говорит тебе "Шалом!"
и словам твоим внимая пьет за праздничным столом.
Будет строгим судиёю всем твоим ошибкам друг.
Приютит тебя с семьёю, если дом сгорел твой вдруг.
Это – друг!
***
Под старость жизнь не оскудела.
Но, поважнее всех химер,
для мужика, конечно, "дело"
(стихи поэту, например)
А что еще? Твоя собака,
и, если веришь, божество.
Твоя душа в семье, однако
Вот это и важней всего
***
Разделенные карантинами
не дадим мы сердцам зачерстветь.
Утешаяся годными винами
потребляем во здравие снедь.
Неотъёмное это сокровище:
единение в добрый час.
Будьте веселы-здравы родовичи
ибо пьем мы, конечно, за вас!
2.26 Ошибка часовщика
Мастер золотые руки
бородатый старый Лейб
Смотрят нежно глазки-щелки
на часы как на дитя.
Постигал свою науку
ты, наверно, сотню лет.
Мой Буре, упавший с полки,
к жизни ты вернешь шутя.
Старичок бормочет что-то
сжав часы в руке-ковше
Говорит сжимая губы,
начинает чехарду:
– Это добрая работа.
Так не делают уже.
Триста евро. Это грубо.
Репассаж* я проведу.
Я кричу, ругаюсь, вою:
Я азартен и горяч.
Репассаж мне твой не нужен!
Ось и камень – вся ботва!
Он качает головою.
Не уступит мне, хоть плачь!
Он таких как я на ужин
съест десятка, может, два.
– Ты отдашь мне лишь бумажки.
nothing, пустяки, штуёт
Ты ж не жаден по природе.
Дам я жизнь твоим часам!
Мастер допустил промашку.
Время,– пусть себе берет.
Старый Лейб глаза отводит.
Он к работе рвется сам.
Мне часы пришли от деда
Он такой оставил след
Я пойду своей дорогой.
Точно знаю, господа:
Деньги – стоят меньше следа,
Нынче есть, а завтра нет.
Память стоит очень много.
Больше жизни, иногда.
*Репассаж – техосмотр часов с чисткой и возможной заменой деталей
** nothing, штуёт (иврит) – чепуха, пустяк
2.27 Солдаты времени
"Солдаты! Сорок столетий смотрят на вас с высоты этих пирамид". Наполеон 1798 г
Ведут нас безумец, безглазый и плут
сквозь мрак по зыбучим пескам.
Сулят избавленье из времени пут
Всем верящим в них простакам.
В колючих лучах Провидения глаз
печально, но пристально бдит,
и пялятся сорок столетий на нас
с облезлых высот пирамид.
Как пули шрапнели то фейки, то спам,
то добрым властям дифирамб.
– Наверх вы, товарищи, все по местам!
Хореет на мачте наш ямб.
Пусть я не дойду или ты не дойдешь,
наш будет инскрипт* нарочит.
На наших айфонах уже молодежь
нам лайк отходной отстучит.
А Время спокойно продолжит полет
под выплески праздничных дат.
И без промедленья себе отольёт
из олова новых солдат.
В Нью-Йорке, Париже, Сеуле, Москве
В Тик-Токе с Рапунцель зажги,
когда в оловянной твоей голове
вчистую застынут мозги.
И горы ветшают и царства падут,
морское поднимется дно.
Века ли пройдут или пара минут
Тебе-то не все ли равно?
На небо спешить нам пока не резон
и сон, как и подвиг, в зачет
Ведь я не Геракл и ты не Ясон.
Кемарим, а служба идёт.
* инскрипт – памятная или дарственная надпись
2.28 Виновен! (Михаилу Ефремову)
Этот лук был прекрасен, Боже!
Словно дева на брачном ложе.
Нежных рук он жаждал. Умелых,
чтобы небо пронзали стрелы.
Начиненные миозином
мышцы сжались жгутом резинным,
а потом, словно пасть гадючья,
враз распялились пальцев крючья.
Чуткий лук легко до предела
распрямил согбенное тело.
Тетива, прогудев жеманно,
в наруч звякнула злым чеканом,
и стрела, плучив свободу,
взмыла жалом вверх к небосводу.
Песню пела, легко летела…
пронизала ласточки тело.
И кому я тупо талдычу
про ненужную мне добычу!
И кому сказать, сквернословя,
что совсем я не жаждал крови.
Алость пятен и лук – улики.
В небе тучи, как судей лики.
Воздух давит, тяжел, свинцовист,
и черней Преисподей совесть.
2.29 Доразвивались!
Скупаем души – рубль за десять.
Война обыденней чем грипп.
До исступленья правда бесит
Как ржавый скрип.
Мы загниваем, без сомнений:
Уже разжижены мозги.
Перед толпой ты будь хоть гений, -
Себе не лги!
И бред и фейки души спамят,
Залил эфир словесный СПИД,
А у людей отшибло память
И разум спит.
Творец, наверно, очень злится:
В зенит пошла Полынь-звезда
И близок к нам Апокалипсис
Как никогда.
2.30 Этот непонятный, непонятный, непонятный мир
Мир безжалостен снаружи
как наждачный жесткий круг.
Кожу рвет, суставы рушит,
словно зубы злых зверюг.
Чтобы ты притерся к прочим,
стал удобным, как шарнир.
Потому нас всех курочит
наш ужасный прочный мир.
Мир с изнанки очень тонок
как из радуги ларец.
Что увидит в нем ребенок
не заметит и мудрец.
Не поймет его явленья
сколько лет не проживи.
Создан мир из восхищенья
и замешен на любви.
Мир непрочен, слаб и зыбок.
Здесь, на лучшей из планет,
он подобен стайке рыбок:
Были. Тронешь воду, – нет.
Тверд как камень. Мягко-ватный.
Полный света, полный тьмы.
Нестабильно-непонятый.
Как и мы, мой друг. Как мы
2.31 Как пользоваться очками
И я был юн, мой мир был ярок,
И прян, как новый кляссер марок,
Ночь освещали светлячки.
Легко хмелел я с пары чарок.
Тогда и получил в подарок
С цветными стеклами очки.
Не впрок мне стал тот дар опасный:
Блазнён надеждою напрасной
Мой взгляд обманывал меня:
Зелёный зрел я там, где красный,
И сотни радуг в час ненастный,
И тьму, порою, среди дня.
А каждый лжец мне был как гений,
Я искушался среди мнений,
В упор не видя чад и муть.
И, меж химер и привидений,
В плену наивных заблуждений,
Поспешно в пропасть тóрил путь.
Прошли года. Очки разбиты.
Из храма выгнаны левиты,
Со взгляда снял завесу Бог.
Корюсь виною неизбытой.
И у разбитого корыта
Сижу и подвожу итог.
Клепать на Рок уже не смею:
Ведь было ж время, был в уме я,
И различал небес хорал.
Считал, глупец, что все успею,
Но жизни глупую затею
Почти вчистую проиграл.
Мой юный друг! Судьба, – пройдоха.
Её дары всегда с подвохом,
И твёрдой требуют руки.
Годи, и пользуй их по крохам,
Чтоб в крайний день с тяжелым вздохом
Не проклинать, как я очки.
2.32 Писец обывателю!
За тыщу лет до Авалона
окутал всю планету лед.
Улитки падали со склона
и был прекрасен их полет.
И вроде было все на месте,
и даже кто-то встал с колен,
но выметал осколки чести
холодный ветер перемен.
Так и живем, проблем не зная,
хоть жжет Фортуна, словно йод,
лишь на щиты лисицы лают
и солнце черное встает.
А кто-то нищий бури ищет,
обряща только Dura lex…
Но будет день и будет пища,
и будет ночь и будет секс.
2.33 Страшное открытие
Умру я скоро ли, не скоро
Но с сожаленьем сознаю:
Не понимаю мир, в котором
Растратил втуне жизнь свою.
Тянулся к свету, лез в науки,
Пытался страждущим помочь,
И дети выросли и внуки
Но вновь, как в юности, точь-в-точь
И в каждой женщине загадка,
Непостижимая уму,
И сил и времени нехватка
И сам себя я не пойму.
Все зыбко, неопределённо.
Плетусь, и не взлечу, бескрыл.
Но во Вселенной есть законы.
И я один из них открыл.
Вне времени, повадней моды,
Хоть Бог, хоть Дьявол прекословь,
Превыше всяких сил Природы
Влечение, сиречь Любовь.
Храню моё открытье втае,
Тайнее бывших всех допрежь,
И никому не разболтаю,
Хоть ты меня на части режь!
3 ВРЕМЯ И ВРЕМЕНА
3.1 Двадцать первый
Век двадцатый труп к погосту вёз
на скрипучей ржавенькой кровати.
Щедро расточал амбрэ навоз
в цветнике свобод и демократий.
С шумом маразматика сменил
Двадцать первый, шаловливый внучек.
Из болот ненужных всем чернил
лезли в свет личинки недоучек.
Белый шум в сетях глушил в упор,
виртуальность заполняли дети,
милый оруэллов «Скотный двор»
