О, пасынок природы нелюбимой, Изгнанья край! Ни голубых озер, Ни темных рощ: пустынный, нелюдимый, Грядами гор стесненный кругозор. Спеша, иду на голую вершину, В надежде там родной сыскать простор – Открытый вид на мирную долину, Иль на густой, в короне снежной, бор. Забвенья миг… И вот мечтою смелой В больной душе роскошный создан пир: Не там ли, там за этой гранью белой, Лежит и он, отчизны светлый мир? Вот верх скалы… О, тише, сердце, тише! Поднялся я – и слезы чуть сдержал: Ряд новых гор, еще мрачней и выше, К отчизне путь сурово преграждал!.. Спускалась ночь; кричала где-то птица; Валился снег на свежий волчий след… Мечтатель, стой! Прочна твоя темница – На родину пути отсюда нет!
1894.
«Не в шуме гроз, не в красоте стыдливой…»
Не в шуме гроз, не в красоте стыдливой Румяных зорь мне снится край родной, Не в блеске дня над опаленной нивой, – Он снится мне под утреннею мглой.
Густой туман клубится над полями; Как призрак, бор синеет вдалеке; Едва блестит за влажными кустами Отсвет зари в извилистой реке.
Вот сонный пахарь едет в отдаленьи, – Поник Гнедко, чуть дребезжит соха… Вот каркнул грач… И мертвое селенье Рог огласил тревожный пастуха.
Промчался в даль работы зов бодрящий, Но солнца лик еще в туманной мгле. И столько грусти кроткой и щемящей Везде, во всем – на небе, на земле!
Курган. Январь 1898.
«Проклятье – ваш удел, безумные века…»
Проклятье – ваш удел, безумные века… Когда отживший мир народы перестроят, – Не все исчезнет зло, не замолчит тоска, И язвы новых ран заноют.
Где свет сплошной горел, увидим бездну тьмы; Победу возгласив, узнаем гнев бессилья И снова разбивать о душный свод тюрьмы Мы будем трепетные крылья!
Но и в уныньи злом, в ночи без маяка Ни разум мудреца, ни пылкий дух поэта, Мечтая и скорбя о днях любви и света, Не обратятся к вам, проклятые века!
1892.
«Волна упала, прошумев…»
Волна упала, прошумев, Блеснув, как дивное виденье… Погибло наше поколенье – Любовь угасла, замер гнев!
Но так был грозен этот блеск, Что полночь дрогнула пугливо… И до поры иной, счастливой Дойдет волны погибшей плеск!
И волны новые придут На берег, сумраком повитый, И жизни острые граниты Усилий их не разобьют!
1898.
Тишина
Вечер румяный притих, догорая, Лист не прошепчет в лесной глубине; Тучек перистых гряда золотая В недосягаемой спит вышине.
Тихо мелькнула звезда, и другая… Ночь надевает свой царский венец. – Мука, великая мука людская! Стихла ли ты, наконец?
