Петр Вяземский
Вилла Бермон
IV
Ожидали прибытия Императора в Ниццу. Одним развлечением в тяготевшей над всеми скорби было озабоченное и тоскливое желание, чтобы Родителю, пораженному в глубину души своей, Бог дозволил застать еще в живых возлюбленного Сына. Все понимали мыслью и перечувствовали душою невыразимую тоску, волнения, которые Царь-Отец должен был испытывать в этом быстром переезде из конца в конец Европы, под картечью телеграмм, несколько раз в сутки раздиравших сердечную рану его и возвещавших ему неотвратимое и с каждым часом приближавшееся несчастие. По крайней мере эта молитва наша была услышана: Государь приехал еще вовремя. В день и час, назначенные для приезда Государя, все Русские, проживавшие в Ницце, собрались на площадке у железной дороги. Невозможно выразить, с какими чувствами, с каким стеснением сердца увидели мы приближавшийся поезд и встретили его. Многих из нас не щадило Провидение; многие из нас испытали на себе горе, подобное тому, которого мы были свидетелями. Но здесь самое естественное, свыше предопределенное и всех в жизни, в том или другом виде, ожидающее горе было обстановлено необычайными и потрясающими душу особенностями и принадлежностями. Воображению нельзя было бы придумать ничего разительнее и оконченнее в своей величавой и скорбной полноте. Самый плодовитый вымысел изнемогает иногда пред ужасами действительности. Не исчисляя всех подробностей, укажем на некоторые черты. В поезде с Императором была и нареченная Невеста Великого Князя. Государь встретился и познакомился с Нею в Дижоне. Ехала Она не на брак, не на радостное свидание, а на предсмертное прощание при болезненном одре умирающего и нежно любимого Ею Жениха. Тут же должна была познакомиться с Нею и Та, которая была уже второю, нареченною Ей Матерью! Сия нежная Мать уже заранее предчувствием, скоро оправдавшимся, полюбила новую Дочь Свою нераздельною и горячею любовью, которую питала Она в Сыну своему. В помышлениях своих, в гаданиях и заботах о близком будущем, Она уже сливала в душе Своей эти два милые образа, две жизни, две участи. Но разразившаяся гроза сокрушила в первую минуту свидания все надежды Матери и обрывала все цветы, возлелеянные её любовью. И первое лобзание, первое благословение, данное ею той, которая и заочно занимала уже кровное место в душе и семействе её, были приветствием и выражением безнадежной скорби, грустным напутствием на дорогу, где милый суженый спутник должен был оторваться от избранной им спутницы и проститься с нею навсегда на близком и роковом перепутье. Какое трагическое свидание! Какое сцепление и, при самой очевидности их, уму едва доступных и невероятных явлений! И все это на чужой и дальней стороне, соединившей для подобной скорби два царства, два царские семейства, две молодые прелестные жизни, друг другу сочувственные, но которым не суждено было осуществиться в одной. Как выразить все умиление, весь ужас этой встречи, этих первых слез первых приветствий, в которых уже невольно было слышно прощание с тем, кто был виновником и душою сего семейного и предгробного свидания!
