Петр Вяземский
Проект письма к министру народного просвещения
Все сии мысли, с откровенностью изложенные пред вами, давно таились во мне и разделяются многими у нас благомыслящими людьми. Но побуждением к излиянию их ныне послужило новое отступление от начал, вписанных на скрижали вашего министерства; скажу более: новый соблазн, облеченный и освященный законною силою посредством С.-Петербургского университета. Можно было надеяться, что появление письма в Телескопе указало, хотя несколько и поздно, опасную цель, к которой ведет путь, проложенный новейшею нашею историческою критикой. Но г. Устрялов доказал, что эта надежда была неосновательна. рассуждение, напечатанное им, уже не журнальная беглая статья: оно написано для получения степени доктора философии. И в чем же заключается оно? В необдуманном, сбивчивом повторении пустословных обвинений Телеграфа, Телескопа с братией! Историческая критика не подвинулась в нем ни на шаг, не положила основания ни одной новой истине, но перебрала с любовью груду обломков, взгроможденных черною шайкой наших исторических ломщиков, и, любуясь ими, в заключение провозгласила: нет у нас истории! Или другими словами: юноши, отложите попечение изучать историю народа своего, проникнуть себя любовью к настоящему, воспитав ее любовью к прошедшему! Творение, по которому могли бы вы учиться истории вашей, многим даже не взыскательным читателям стало казаться неудовлетворительным – говорят, что при всей красоте повествования оно наполняет ум какими-то несвязными картинами, часто образами без лиц, еще более неправильными очерками, одним словом, все говорят в один голос, что Россия еще не имеет своей истории (пока, подразумевается само собою, мы, переводчики Маржерета и издатели Курбского, не решимся пожаловать вас оною).
Не станем разбирать удивительное crescendo наглости и нелепости всех этих выражений, в коих автор не умел даже сохранить логический порядок мыслей. Он, например, ссылается для подкрепления мнения своего на авторитет невзыскательных читателей, следовательно, неспособных судить о достоинстве творения. Далее, признает красоту повествования и говорит, что оно наполняет ум какими-то несвязными картинами, образами без лиц и проч. В чем же может заключаться красота повествований, если не в ясности и связи соображений и в верности передачи их другим? Какое отсутствие здравого смысла в докторе философии! Но все это литературные замечания, и я не стану ими обременять вас, готовясь написать для печати возражение на статью г-на Устрялова. Здесь хочу обратить внимание на важнейшие несообразности. Во-первых:
