Петр Врангель
Записки
Поэтому приказываю:
Впредь до установления общегосударственной властью окончательного порядка земского самоуправления, вводить в действие в местностях, занимаемых войсками Русской армии, утвержденное мною 20-го сего сентября Временное положение об уездных земских учреждениях, с соблюдением утвержденных того же числа правил.
Генерал Врангель».
Выборы в волостные земства в некоторых волостях уже закончились.
Население осторожно и вдумчиво отнеслось к выборам. Разруха местной жизни вызвала здоровое стремление к объединению. Выбранными оказывались в большинстве волостей домовитые, хозяйственные крестьяне. Было выбрано и несколько крупных помещиков. Волостные советы в тех местностях, где их не заменили еще волостные земские управы, проявляли большую работоспособность. В большинстве волостей обследование земель было закончено. Намечены были нормы землевладения. Местами приступлено было к укреплению земель в собственность трудящимся на них хлеборобам.
Во многих наиболее богатых волостях обеспеченные крестьяне непосредственно покупали у владельцев земельные участки. Помещик сразу получал выкупную сумму, крестьяне освобождались от выкупных платежей. Ярко проявилось стремление к получению земли в собственность, к получению законным путем. Дух нового закона был понят населением.
Число земельных сделок по полюбовному соглашению между крестьянами и помещиками было бы несомненно еще больше, ежели бы не тяжелые условия, созданные гражданской войной, постоянные призывы, лишавшие крестьянские хозяйства работников, недостаток коневых средств и т. д.
Для того, чтобы посадить на коней прибывшие с Кубани войска, я вынужден был произвести новую конскую мобилизацию в Бердянском и Александровском уездах.
Стремясь всемерно облегчить тяжелое положение крестьян, я неизменно требовал от войск помощи населению в полевых работах.
Одновременно с земским самоуправлением было обращено внимание и на городское, 23-го сентября открылось совещание под председательством и. об. начальника гражданского управления С. Д. Тверского, имевшее целью рассмотрение действующего положения о выборах городских гласных. Саму систему выборов предполагалось оставить неизменной, изменения должны были коснуться лишь порядка выборов.
С приближением зимнего времени следовало предвидеть появление заболеваний сыпным тифом. Главным военно-санитарным инспектором был выработан, по моему предложению, детальный план борьбы с угрожающей эпидемией. Намечено было устройство трех заградительных пунктов, ряда больниц, общим числом на 6000 коек, изоляционных пропускных пунктов и т. д.
Если со стороны моих ближайших гражданских помощников и было сознание необходимости в исключительных условиях нашей работы избегать всякой рутины, бюрократизма и канцелярщины, то гражданские учреждения, как непосредственно ими возглавляемые, так и ведущие работу на местах, от всех этих недостатков отрешиться не могли. Работа в этих учреждениях во многих случаях оставалась неудовлетворительной и ко мне поступало большое число справедливых жалоб.
12-го сентября был объявлен приказ и положение о высшей комиссии правительственного надзора:
«ПРИКАЗ
Правителя юга России и Главнокомандующего Русской Армией.
№ 3626.
Севастополь. 12 (25) сентября 1920 года.
Я неоднократно замечал, что мои приказания и требования не исполняются точно и быстро, а иногда остаются вовсе без исполнения.
Основательные жалобы на нарушение законов и прямых моих распоряжений не всегда доходят по назначению и частью не получают справедливого разрешения. В населении нет уверенности, что голос обиженного будет услышан и оно нередко не знает, к кому обратиться за восстановлением своих попранных прав и надежным ограждением от чинимых обид. Для устранения этих непорядков приказываю:
Учредить высшую комиссию правительственного надзора, на следующих основаниях:
1. высшая комиссия правительственного надзора образуется из ревизующих сенаторов, председателя главного военного и военно-морского суда и особого постоянного члена комиссии. Председатель комиссии и постоянный член назначаются по моему избранию;
2. к ведению комиссии относятся: а) принятие и рассмотрение жалоб, заявлений и сообщений о злоупотреблениях, имеющих общегосударственное значение, а равно о всех вообще особо важных преступных деяниях по службе государственной или общественной и серьезных непорядках в отдельных отраслях управления и б) рассмотрение всех передаваемых мною в комиссию, принесенных на мое имя прошений;
3. комиссии предоставляется по поступающим к ней сообщениям, жалобам и заявлениям: а) распоряжением председателя производить через чинов сенаторской ревизии предварительные расследования и собирать необходимые сведения и б) по постановлениям самой комиссии направлять сообщения, жалобы и заявления по подведомственности подлежащим учреждениям и должностным лицам и входить ко мне с представлением о назначении расследований, через особо назначенных для сего лиц, или о производстве сенаторских ревизий.
По всем сообщениям, жалобам и заявлениям, препровожденным комиссией по подведомственности, подлежащие учреждения и должностные лица обязаны уведомлять комиссию о последовавшем направлении или разрешении означенных сообщений, жалоб и заявлений;
4. на постоянного члена комиссии, кроме участия в ее заседаниях, возлагается: прием, рассмотрение, доклад мне и направление прошений и жалоб, поступающих на мое имя;
5. делопроизводство комиссии возлагается председателем ее на одного или нескольких чинов ревизии, по соглашению с подлежащим членом комиссии.
Генерал Врангель».
В состав комиссии вошли: генерал Экк (председатель), – сенаторы Неверов, Трегубов, Ненарокомов, генерал-лейтенант Макаренко, генерал Залесский, генерал Беляев и полковник граф Воронцов-Дашков.
Указывая на возможность для каждого обывателя в будущем принести жалобу на любого представителя власти, с уверенностью, что жалоба дойдет до меня и не останется нерассмотренной, я предложил и. об. начальника гражданского управления принять меры к недопущению в повременной печати статей, имеющих целью дискредитировать представителей власти.
«ПРИКАЗ
Правителя юга России и Главнокомандующего Русской Армией.
№ 158.
Севастополь. 28 сентября (11 октября) 1920 г.
(По гражданскому управлению).
За последние дни в ряде органов печати появляются статьи, изобличающие агентов власти в преступных действиях, неисполнении моих приказов и т. д. При этом большей частью пишущие указывают, что долг честных русских людей помогать в моем трудном деле, вырывая язвы взяточничества, произвола и т. д.
Приказом от 12 (25) сентября с. г. за № 3626 учреждена комиссия высшего правительственного надзора, куда каждый обыватель имеет право внести жалобу на любого представителя власти с полной уверенностью, что жалоба дойдет до меня и не останется нерассмотренной. Этим путем и надлежит пользоваться честным людям, желающим действительно помочь общему делу. Огульную критику в печати, а равно тенденциозный подбор отдельных проступков того или другого агента власти объясняю не стремлением мне помочь, а желанием дискредитировать власть в глазах населения и за такие статьи буду взыскивать как с цензоров, пропустивших их, так и с редакторов газет.
Генерал Врангель».
Если оппозиционная левая печать всячески пыталась дискредитировать власть, то и правые «патриотические» круги своими выступлениями причиняли мне немало забот. За последнее время небезызвестный отец Востоков усиленно вел работу как в Севастополе, так и в других городах Крыма. Его проповеди носили чисто погромный характер. Отличный оратор, умевший захватить толпу, он имел, особенно среди простого люда, значительный успех.
В некоторых городах толпа пыталась произвести противоеврейские выступления. Я вынужден был отдать приказ, запрещающий «всякие публичные выступления, проповеди, лекции и диспуты, сеющие политическую и национальную рознь»:
«Русская армия в тяжких боях освобождает родную землю. Ее право требовать единодушной поддержки всех, кому она обеспечивает мирное существование. В этой поддержке должны объединиться все силы страны, отбросив несогласия и распри. Пока враг у ворот, я не допущу политической борьбы.
Запрещаю всякие публичные выступления, проповеди, лекции и диспуты, сеющие политическую и национальную рознь. Вменяю в обязанность Начальникам гарнизонов, Комендантам и Гражданским властям следить за выполнением моего приказа. Нарушивших его не взирая на сан, чин и звание, буду высылать из наших пределов».
Отца Востокова я вызвал к себе и постарался объяснить гибельность его работы. Не знаю, что повлияло, моя ли беседа, или упомянутый приказ, но отец Востоков проповеди свои прекратил.
Вопрос с печатью продолжал стоять неудовлетворительно. Закваска покойного «Освага» продолжала чувствоваться. Субсидируемые правительством органы, а таких было большинство, льстили власти самым недостойным образом, но в проведении общих руководящих мыслей государственного значения помочь правительству не могли. Исключение составляла газета «Великая Россия», редактируемая В. М. Левитским (серьезный орган, в котором участвовали Н. Н. Львов, П. Б. Струве, Н. Н. Чебышев, В. В. Шульгин и др.). Заведующий печатью Г. В. Немирович-Данченко по своей ограниченности и неподготовленности руководить делом не мог. Состав цензоров по-прежнему был неудовлетворителен. Я не раз обращал внимание А. В. Кривошеина на необходимость упорядочения печатного дела. Александр Васильевич и сам это сознавал. Он придавал печати исключительное значение, намечал проведение в этой области целого ряда мер, предполагая предварительно собрать съезд деятелей печати. Был намечен и срок съезда 30-го октября. Однако, прежде всего необходимо было передать руководство печатью в подходящие руки, заменить Немировича-Данченко другим лицом. Между тем, все еще не удавалось найти подходящего заместителя. Неожиданно вопрос разрешился.
С некоторых пор одновременно в ряде газет стали появляться статьи с нападками на деятельность тыла. Столбцы газет запестрели статьями под заглавием «Фронт и тыл», «Что они делают» и т. д., в коих неизменно подчеркивалось, что в то время, «как войска безропотно умирают на фронте, тыл спит», указывалось на неудовлетворительную работу многочисленных гражданских учреждений, следствием которой является недостаток снабжения войск и т. д. Как я упоминал выше, работа гражданских управлений была далека от совершенства, однако постоянное натравливание фронта на тыл являлось недопустимым. Правительство делало все, что было в его силах и конечно, если большинство нужд войск и не получало своевременного и полного удовлетворения, то в этом повинны были не исполнители власти, а общие условия, в большинстве случаев от правительства, а тем более от исполнителей, не зависящие.
Просматривая эти статьи, я обратил внимание на некоторые ссылки, где указывались отдельные факты упущений или нераспорядительности, действительно имевшие место, сведения о которых однако могли проникнуть в печать лишь от лиц близко стоящих к делу. Я обратил на это внимание А. В. Кривошеина. В тот же день представлялся мне заведующий отделом печати, желавший передать мне отчет о деятельности этого учреждения. В конце доклада он передал мне папку с газетными вырезками.
«Позвольте передать вам некоторые вырезки, ваше превосходительство. Я должен покаяться: хотя начальник печати по своему желанию и не может участвовать в периодических изданиях, однако, желая использовать свои литературные способности, я конечно, под псевдонимами, принимал посильное участие в работе».
Я открыл папку и с изумлением увидел те самые статьи, на которые несколько часов тому назад обратил внимание А. В. Кривошеина. Начальник печати одновременно сотрудничал почти во всех газетах под самыми разнообразными и в большинстве случаев оригинальными псевдонимами: Смиренный Пимен, Розовый Мускат и т. п. (В тот же день я, через А. В. Кривошеина, предложил Немировичу-Данченко подать в отставку).
Должность заведующего отделом печати А. В. Кривошеин решил предложить профессору симферопольского университета Вернадскому, сыну известного академика Вернадского. Вернадского горячо рекомендовал П. Б. Струве.
20-го сентября я выезжал в Мелитополь на совещание с командующими армиями и просил Александра Васильевича вызвать Вернадского в Севастополь ко времени моего возвращения.
Секретарь А. В. Кривошеина Н. М. Котляревский передал поручение симферопольскому губернатору и получил ответ, что профессор Вернадский прибудет в мой поезд при обратном следовании в Севастополь. Возвращаясь после совещания, я принял в вагоне исполнявшего должность симферопольского губернатора А. А. Лодыженского. На вопрос мой: «А что же Вернадский?» Лодыженский ответил, что Вернадский прибыл с ним лично на вокзал.
«Едва удалось его разыскать. Он был в научной экскурсии за городом. Я всю полицию на ноги поднял», добавил Лодыхенский.
Поезд приходил в Севастополь вечером и к вечернему чаю я прошел в вагон-ресторан. Вернадский был уже там. Я с удивлением увидел дряхлого старца, типичную фигуру точно сошедшую с картины Маковского, в пальто-разлетайке табачного цвета, с длинными седыми волосами, в очках на сморщенном лице. Я пригласил профессора сесть рядом со мной и завел разговор об общественной жизни в Симферополе; в конце октября предполагалось собрать в Симферополе съезд городов, долженствующий рассмотреть целый ряд вопросов городского самоуправления.
«Я, ваше превосходительство, не в курсе этого дела. Я от жизни далек, занимаюсь исключительно научными вопросами», ответил профессор. Я недоуменно переглянулся с Шатиловым и отложил дальнейший разговор до Севастополя, наскоро допив чай, прошел к себе в вагон.
Ко мне пришел Шатилов.
«Не понимаю, что случилось со Струве. Какой же это начальник печати…» – недоумевал Шатилов.
С вокзала мы проехали во дворец, я пригласил академика к себе в кабинет и послал адъютанта попросить А. В. Кривошеина зайти ко мне. Я с трудом поддерживал разговор с Вернадским, с нетерпением ожидая прихода Александра Васильевича. Наконец послышались его шаги, дверь приотворилась, однако мгновенно вновь захлопнулась. Затем раздался осторожный скрип, дверь вновь приотворилась и я увидел Александра Васильевича, делавшего мне за спиной Вернадского какие-то таинственные знаки. Я извинился перед Вернадским и вышел в приемную.
«Что Вы наделали?», спросил меня Кривошеий, «кого Вы привезли?».
«А что?»
«Да ведь это не тот, это отец».
24-го сентября назначение Вернадского-сына состоялось.
В последних числах сентября заболел командующий флотом адмирал Саблин. Болел он уже давно, однако перемогался. Теперь он слег. Болезнь – рак печени – быстро развивалась и положение его стало безнадежным. Это была для флота большая потеря. Энергичный и знающий адмирал Саблин, несмотря на необыкновенно тяжелые условия, полное расстройство материальной части, сборный, случайный, неподготовленный состав команд, сумел привести флот в порядок. Корабли подчистились, подкрасились, команды подтянулись. Материальная часть в значительной мере была исправлена, образованы были в портах неприкосновенные запасы: 500 тысяч пудов угля, 1500 пудов масла на случай эвакуации. Боевые суда эскадры успешно несли охранную службу побережья, прикрывая наши операции. Производившиеся нами десанты были всегда удачны. Надежд на выздоровление адмирала не было и я предложил должность командующего флотом и начальника морского управления, вызванному А. В. Кривошеиным в Крым, адмиралу Кедрову. Последний имел репутацию исключительно умного, решительного и знающего моряка. При личном знакомстве он произвел на меня наилучшее впечатление. После некоторых колебаний адмирал Кедров изъявил согласие должность принять. Этот выбор оказался чрезвычайно удачным. Беспримерная в истории исключительно успешная эвакуация Крыма в значительной мере обязана своим успехом адмиралу Кедрову.
В составе моих ближайших сотрудников намечалась еще одна перемена. И для меня и для Кривошеина представлялось несомненным несоответствие занимаемой должности начальника финансового управления М. В. Бернацкого. В настоящих исключительных условиях требовался человек дела и практики. Бернацкий же был исключительно теоретик. Наметив заменить Бернацкого, Кривошеий сделал предложение прибывшему в Крым в числе приглашенных на экономическое совещание бывшему министру финансов П. Л. Барку. Однако, последний от предложения отказался. Таким же отказом ответил и председатель правления Азовско-Донского банка Каминка.
В прочность Крыма по прежнему мало кто верил.
Большинство приглашенных на экономический съезд уже съехались. Приехали: профессор Н. Н. Алексеев, князь Н. И. Аматуни, граф П. Н. Апраксин, П. Л. Барк, М. И. Батшев, А. Д. Введенский, В. И. Воробьев, Ю. И. Гессен, В. И. Гурко, С. М. Гутник, С. Н. Гербель, Ю. Н. Глебов, профессор П. Н. Гензель, А. Н. Дьяконов, С. С. Демосфенов, В. С. Дрибинцев, А. Ф. Дерюжинский, Р. И. Дорогостальский, П. П. Зеленов, Ф. А. Иванов, В. В. Келлер, инженер Э. Б. Кригер-Войновский, А. А. Кокорев, Н. Т. Каштанов, П. А. Лобов, В. В. Лежнев, А. В. Мономахов, В. В. Маркозов, князь В. А. Оболенский, П. В. Оболонский, А. Г. Попов, В. Н. Патрикеев, Я. Д. Прядкин, В. П. Рябушинский, Н. А. Ростовцев, В. В. Розенберг, Н. Н. Саввин, Н. В. Савич, В. С. Соколов, П. В. Семичев, А. А. Трусковский, И. И. Тхоржевский, А. С. Хрипунов, Т. А. Шамшин, С. А. Шателен.
Подготовительные работы шли полным темпом. Были образованы группы: финансовая, под председательством П. Л. Барка, торгово-промышленная, под председательством Ф. А. Иванова и транспортная, под председательством В. И. Гурко. Начались групповые совещания.
20-го сентября принято было французское радио из Батума. Тамошний французский представитель сообщил, что несколько тысяч казаков-повстанцев под начальством генерала Фостикова, после борьбы с большевиками отошли к побережью в район Сочи – Адлер с целью перейти в Грузию, однако грузинское правительство отказывается их принять. Казаки просили помощи. Я тотчас приказал грузить патроны, снаряды и продовольствие на один из транспортов и выслал миноносец, дабы установить с повстанцами связь. На миноносце выехал генерал Шатилов. Он вернулся 22-го сентября.
Генерал Фостиков, поднявший восстание еще среди лета, собрал вокруг себя несколько тысяч казаков и после ряда удачных боев освободил от красных значительную часть лабинского и майкопского отделов. Однако после нашей неудачи на Кубани, положение его стало тяжелым. Огнеприпасов не хватало, красные войска постепенно окружали повстанцев. Предвидя неизбежность отхода с Кубани, генерал Фостиков пытался установить со мной связь через Батум, где проживала большая часть кубанских правителей после позорной сдачи армии генерала Букретова. Однако, все посылаемые донесения кубанскими правителями перехватывались и до меня не доходили. Наконец из захваченной большевистской газеты генерал Фостиков узнал о состоявшемся признании правительства юга России Францией и решил попытаться связаться со мной через французского представителя в Батуме. Это донесение дошло до меня.
Последнее время, окруженный со всех сторон большевиками, испытывая недостаток в огнеприпасах, генерал Фостиков решил отходить в Грузию. Всем желающим казакам он предложил разойтись по домам, с остальными, около двух тысяч, он отошел в район Сочи, где продолжал с трудом держаться. Патроны и провиант были совсем на исходе. Грузины отказывались пропустить казаков. Помощь требовалась немедленно. К сожалению поднявшийся шторм не давал возможности отправить транспорт. Лишь через несколько дней судно могло выйти в море. Тем временем было получено радио, что казаки, теснимые красными, отошли в Грузию, выдачи. Я отдал приказание конвоирующему транспорт миноносцу, во что бы то ни стало, принять и погрузить казаков на транспорт, не останавливаясь, в случае препятствия со стороны грузин, прибегнуть к содействию артиллерии.
На требование предоставить войскам возможность грузиться, грузины сперва ответили отказом. После продолжительных переговоров было достигнуто соглашение, однако, опасаясь большевиков, грузины согласились на погрузку казаков, лишь инсценировав «уступку под угрозой вооруженной силы». Миноносец дал несколько безрезультатных выстрелов, грузинский отряд отступил, после чего казаки погрузились. Согласно отданному мною приказанию, отряд генерала Фостикова, около двух тысяч казаков, выгрузился в Феодосии, где люди должны были отдохнуть, одеться, получить вооружение и в дальнейшем следовать на фронт. Генерала Фостикова я произвел за отличие в генерал-лейтенанты и наградил орденом Св. Николая Чудотворца.
24-го сентября я выехал на фронт для руководства заднепровской операцией. За четыре дня до моего отъезда я отдал приказ о сформировании 3-ей Русской армии в Польше.
«ПРИКАЗ
Главнокомандующего Русской Армией.
№ 3667.
Севастополь. 20 сентября (3 октября) 1920 года.
С моего согласия на территории Польши моим представителем при польском правительстве генералом Махровым формируется 3-я Русская армия. Задача этой армии – борьба с коммунистами, сначала под общим руководством польского командования, а затем по соединении с Русской армией под моим непосредственным начальством.
Приказываю всем русским офицерам, солдатам и казакам, как бывшим на территории Польши раньше, так и перешедшим в последнее время к полякам из красной армии и честно бок-о-бок с польскими и украинскими войсками бороться против общего нашего врага, идя на соединение с войсками Крыма.
Генерал Врангель».
26 ноября 1923 г. Сремские Карловцы.
