Петр Ингвин
Мужское счастье
Глава 16. Оборванные ниточки и новый след
Утро субботы ничем не отличалось от буднего дня, Маша отправилась на работу, а Иван некоторое время колесил по городу с включаемым около рекламных экранов и звучащей музыки «Эквалайзером». Результат всюду оказывался нулевой, модулированный сигнал в городе отсутствовал.
Коляус прислал сообщение с новыми, добытыми Маргаритой, сведениями. У ее подруги муж участвовал в акции по избиению, и женщина успела снять на камеру телефона агрессивную толпу и приезд полиции. По просьбе супруга женщина удалила с телефона сделанную запись. Мужчина всегда убедит свою женщину сделать что-то, если ему грозит опасность. Супруг женщины аргументировал просьбу-требование тем, что видео делает его соучастником преступления. Вдруг избитый скончается или делу дадут ход? Дескать, полиция случившееся преступлением не считает, но только пока, а по выложенным в сеть доказательствам дело могут открыть. Естественно, жена не захотела видеть мужа арестованным. Почему вмешался и вместе со всеми бил одного? Оказывается, нашелся, наконец, тот мерзавец, что занял у всех денег и не отдал. Кроме Маргариты, похожие истории прислали проверяющие из комиссий. В ответ на вопрос о слухах про массовые драки, несколько женщин из разных организаций поведали об аналогичных случаях. Их мужья каждый раз выкручивались по-своему. Заядлый преферансист рассказал, что вместе с партнерами по игре наказывал шулера, рыбак – что с друзьями бил гада, который купался в рыбном месте и громко включал музыку на берегу. Мол, его предупреждали, что если увидят… В конце концов, значит, увидели и побили, и даже полиция, когда узнала обстоятельства дела, ничего не сказала. Кроме женщин, об избиениях не умолчали некоторые мужчины, они говорили, что многие договорились между собой и таким образом наказывают должников. Это совпало с информацией Марго, а также вспомнилось упомянутое Виктором Алексеевичем «один за всех, и все за одного». Даже не зная человека и обстоятельств, мужчины подключались к избиениям, будучи уверены, что поступают правильно. Именно поэтому пострадавшие не звали на помощь и не писали заявления в полицию. Понимали, что виноваты.
Версия о должниках выглядела чудесно. Появись она первой, ее взяли бы за основную. Смущало, что о договоре бить должников знали единицы, а Иван своими глазами видел, как все (!) мужчины в едином порыве бросились на несопротивлявшегося бедолагу. Жаль было отбрасывать версию про должников, уж больно красива и логична. Но только на вид.
Помимо прочего Марго нашла факт удаления записи из интернета под давлением. Знакомая женщина-одиночка случайно сфотографировала избиение, снимок появился на ее личной страничке в соцсети. Через час в дверь позвонили. Несколько мужчин в форме сотрудников охранного агентства «Леопард» попросили удалить фото из сети. Причина: хорошие люди наказывали плохого, а со стороны покажется, что в городе творится беспредел, хороших людей привлекут к ответственности, пострадают семьи и репутация города. Женщина предпочла выполнить просьбу, пока «Леопарды» не озвучили альтернативу. По виду гостей было видно, что ни к чему хорошему отказ не приведет.
В общем, стало ясно, что ничего не ясно. Запутанный клубок. Оставалась надежда, что хотя бы ниточка с Зинаидой Аристофановной Плесецких куда-то выведет.
Иван прибыл по указанному Коляусом адресу. Небольшой деревянный дом находился в старом негазифицированном районе, покосившийся забор намекал вросшей в кусты кривизной, что мужчин в доме нет или они безбожно пьют. За забором виднелась гора угля, высыпанная самосвалом и ничем не прикрытая, на бельевых веревках сушились простыни и наволочки. Ни звонка, ни собаки не было. Иван громко постучал по калитке:
– Хозяева! Ау!
В маленькое деревянное окошко выглянула женщина, через миг она показалась в дверях:
– Здравствуйте. Вы из «Электроснаба»?
Грузной неопрятной женщине было лет пятьдесят, за собой она не следила, тело и одежда рассказали о тяжелой жизни и аховом положении с финансами. Похоже, в семье пьют не только мужчины. Впрочем, женщина выглядела трезвой.
– Зинаида Аристофановна? – Женщина кивнула, Иван продолжил: – Я не из «Электроснаба», я по личному вопросу. Вы были соседкой сестер Пономаренко, мне хотелось бы с вами о них поговорить.
– Порномаренко? – Зинаида Аристофановна нарочно исказила фамилию, чтобы звучало презрительно. – Знаю таких. Ленка, Лала и Мася.
– Мася? Так называли Машу?
– Она сама себя так называла, у нее речь на обе ноги хромала. А кто вы и почему вас интересуют мои бывшие соседки?
– Я скоро женюсь на Маше, а про сестер ходят всякие слухи…
Иван сделал паузу, давая Зинаиде Аристофановне возможность додумать мысль самостоятельно и, желательно, продолжить.
– Молодой человек, мало ли что болтают? Раньше я тоже болтала. Я расскажу вам свою историю. У меня страшно заболел сын. Врачи сказали – неизлечимо. Я продала квартиру, мы переехали к моей маме, денег хватало только на лекарства. Сын умирал. Выяснилось, что ему поможет дорогостоящая операция. У нас не было даже тени таких денег. Маша нашла спонсоров, операцию оплатил фонд, где Маша работает. Мой Феденька жив. Поддерживающие процедуры и лекарства в медцентре нам обходятся бесплатно, этого тоже добилась Маша. Неужели вы думаете, что я буду повторять за кем-то гадости о сестрах Пор… кхм, Пономаренко? Тетя Зина умеет платить добром за добро.
– А про Лену и Клару что-нибудь расскажете? Маша с ними не общается, я даже не знаю, какая кошка между ними пробежала. Говорят, у них были проблемы с мужчинами. Я слышал, что Лена…
Иван вновь многозначительно умолк. Зинаида Аристофановна не зря вставляла в фамилию лишнюю букву, она передавала отношение. Тема для перемывания косточек подобралась благодатная, а Зинаида Аристофановна, судя по тому, что ниточка расследования привела к ней, в деле собирания и распускания слухов – большой спец.
– Бог их разберет, к кому из них мужики косяками ходили, не хочу о них говорить. До свидания, молодой человек. Счастья вам. Маше передавайте привет и скажите, что тетя Зина добра не забывает.
Дверь закрылась.
На обратном пути Иван перебирал в уме разговор. Осталось впечатление, что в отношении сестер Зинаида Аристофановна что-то утаивает, причем по просьбе Маши или чтобы сделать ей приятное. Выяснить, что именно, очень просто – спросить Машу напрямую.
Не сейчас. После свадьбы. Если одна из сестер натворила что-то, из-за чего остальным стыдно, со своими вопросами Иван окажется слоном в посудной лавке. Возможно, ничего спрашивать не придется, со временем все выяснится само. Когда интуиция говорит, что чего-то лучше не делать, в большинстве случаев этого лучше не делать.
Дома Коляус поделился с Иваном новой информацией:
– С Трубецким поговорили. Причин подозревать его в противоправной деятельности не найдено, связи с Тихомировском полностью оборваны, прочие обнаруженные коллегами «художества» к нашему делу не относятся.
– «Художествами» заинтриговал, теперь уснуть не смогу.
– Леонард Константинович Трубецкой – человек из прошлого, он игнорирует все события, что произошли с Россией за век с лишним, и в лепешку готов разбиться, чтобы вывести корни из знаменитого рода, для чего ведет активную переписку с архивами по стране и в мире. Всерьез его притязания нигде не принимают. К политическим партиям он не принадлежит, в противоправной деятельности не замечен, если не считать высказываний, но за ними ничего не стоит. После развода с Кларой Леонард Константинович уехал из города, в областном центре у него завязался роман, сейчас Трубецкой проживает с гражданской женой в ее квартире, нигде не работает, живет на доход сожительницы-предпринимательницы, иногда пишет в сети статьи против официальной власти. Послушай стенограмму разговора.
Коляус вывел на телефоне звук на колонку:
– Леонард Константинович, почему вы развелись? – спрашивал строгий мужской голос.
– Это наше семейное дело, – отвечал второй мужской голос, нервный и немного визгливый.
– Поймите, что из нашего ведомства к вам без серьезного повода не придут, – сообщал первый. – Есть причина. Она серьезна. Для решения проблемы нужно ответить, в том числе, на заданный нами вопрос.
– В заявлении на расторжение брака все сказано. Не сошлись характерами.
– Может быть, вы что-то узнали о своей супруге, чего не смогли ей простить?
– А может быть, это она узнала обо мне? Не будем гадать. Я ничего не скажу. Ненавижу ваше ведомство, вы мне еще за прадеда не ответили. Если бы не вы, мои дети ездили бы на «Роллс-Ройсах», их принимали бы лучшие семьи и приглашали на придворные балы. Будь моя воля – вы все висели бы на столбах вдоль дорог, чтобы люди видели и радовались. Всего хорошего, идите к черту.
Коляус отключил звук.
– Вот такой человек, – сказал он. – Познакомились Трубецкой и Клара Пономаренко два года назад, вскоре развелись, и выводить призывы к избиению от игр с его фамилией, бессмысленно, слово «Лиапата» появилось в Тихомировске намного раньше. Версию с «Ляписом-Трубецким» временно сдаем в утиль. Временно – на случай, если остальные окажутся еще хуже. Как с рассказами про антиалкогольный клуб. У этой истории есть существенный минус, из-за чего версию нельзя рассматривать всерьез. Избиения и членовредительство не могут покрываться властями и органами правопорядка настолько, чтобы давить на свидетелей и уничтожать проболтавшихся. Снижение уровня пьянства и повышение городского рейтинга – это здорово, но не ценой человеческих жизней. Ни один здравомыслящий чиновник и полицейский на такое не пойдет.
– Если он не член клуба.
– Тогда придется взять за факт, что воюющие с пагубной страстью алкоголики – поголовно все мужчины города, а от женщин они свою борьбу почему-то скрывают за глупыми выдумками. Хотя признаться в борьбе с собственным пьянством, казалось бы, для любого лучше, чем быть обвиненным, скажем, в связях с красоткой из борделя. И невозможно поверить, что все мужчины Тихомировска относятся к категории прозревших алкоголиков. Так не бывает.
– Почему же все? Были «неучастники».
– Единицы. Теория больших чисел тоже возражает против версии «клуба трезвенников».
– Отбрасываем?
– Работаем по ней наравне с другими, пока не прорисуется основная.
– Ведьма Лиафанта в списке версий выше или ниже агрессивных трезвенников?
– С ней тоже встретились. Титулами, перечисленными в ее регалиях, она перещеголяла бы средневековых корольков. «Дипломированный маг», «одна из сильнейших провидиц», «величайшая целительница», «потомственная ведьма»… Наша потомственная ведьма – сирота из детдома, после школы работала на заводе, в какой-то момент увлеклась психологией и нашла спонсора, тот устроил ей в Москве выгодный бизнес – в качестве «потомственной ведьмы» обирать доверчивых клиентов. По телевидению шли шоу и передачи про экстрасенсов, клиентов хватало. После разговора с Лиафантой осталось впечатление, что в ответ на вопросы она выдавала заученный текст. То есть, не делилась собственными переживаниями о прошлом и настоящем, а играла роль или специально говорила то, что от нее хотели услышать. С Тихомировском Лиафанту ничего не связывает, кроме проведенных здесь детских лет. Никаких возможностей влиять на события у нее нет. Шумиха с ее именем идет ей на пользу, каждый поверивший в слух о невероятных способностях – потенциальный клиент. В конечном итоге, вариант с Лиафантой – не вариант. Временно откидываем, как и предыдущие версии.
– Что же остается?
– Я надеюсь на успех проверок в городе и на тебя. Ты сегодня встречаешься с Кларой?
– Правильнее сказать – постараюсь встретиться.
– Возможно, разговор с ней что-то даст. Если ничего не сработает – вся надежда на тюремную эпопею с Натаном Щербелисом. У нас почти все готово. Ты готов?
– Всегда готов.
Вечером Маша позвонила, что задержится допоздна, поэтому Иван мог не торопиться. К началу церковной службы он был на месте. Церковь при кладбище ничем не поражала воображение – ни размерами, ни особенностями архитектуры, ни чем-то необыкновенным внутри. Обычная церковь, каких Иван видел сотни и тысячи – такие же иконы, свечи, роспись на стенах и потолке. Верующий человек, конечно же, не согласится с мнением об одинаковости, а Ивану вспомнились слова однополчанина Курбана Ибрагимова: «Видел одну церковь – видел все». В ответ Курбан получил «ответку» с тем же смыслом: «Видел одну мечеть – видел все». Закончив богословский диспут, Иван с Курбаном спина к спине продолжили бой. Когда подоспели Дабрый с Коляусом, Курбан был мертв. У мусульман праведник попадает в рай – место, где много рек и деревьев. Для жителя пустыни это, наверное, правильно, а жителю большей части России достаточно выйти из дома или хотя бы выглянуть в окно.
Курбан погиб за правое дело, и Бог, какое имя не носил бы, простит и примет его, иначе Он не милосерд и не всемогущ.
Внутри церкви, сразу у входа, стоял столик со всякой церковной всячиной, из-за столика на Ивана подозрительно и недобро косилась бабулька.
– Я хочу поставить свечу за погибшего друга.
Подозрительность в едва видных из-за морщин глазах исчезла, отношение к Ивану переменилось. С купленной свечой Иван прошел к ближайшей иконе, зажженная свеча осталась перед скорбным ликом святого.
Прихожан на вечернюю службу явилось немного – пять старушек, дед, четыре женщины, одна из них – с ребенком лет двух или трех. Впрочем, в маленькой церкви даже такое количество народа создавало видимость аншлага. Иван приглядывался к молившимся женщинам. Священник, которого он подвозил, на вопрос о Кларе упомянул о шраме, но даже без столь явной приметы Иван не обознался бы. Обычно сестры не очень похожи, если не близнецы, а с сестрами Пономаренко было не так. Клара походила на Машу как две капли воды. Тот же рост, та же коса русого цвета, спускавшаяся из-под косынки, те же фигура и профиль. Разница проявилась, когда Клара с беспокойством обернулась, словно почувствовала чужой взгляд.
Совершенно другое лицо. Щеки – чуть округлей, брови – гуще, нервно сжатые губы – тоньше. А взгляды различались кардинально. Маша смотрела на мир так, будто хотела обнять его, а Клара глядела настороженно, ожидая подлости или подвоха. И, конечно же, спутать Машу и Клару не дал бы шрам на лице. Жуткая безобразная рана тянулась через правую щеку от носа к уху и скрывалась под косынкой.
Священник, служивший службу, был тот самый, знакомый. Узнав Ивана, священник при первой возможности кивнул ему, Иван кивнул в ответ.
Церковная служба закончилась, прихожане потянулись к выходу. Иван вышел одним из первых, чтобы перехватить Клару снаружи на аллее. Не в церкви же разговаривать.
Тенистая липовая аллея между кладбищем и больничным корпусом напоминала проходившую неподалеку центральную, но укладки тротуарной плиткой еще не дождалась. Она значительно проигрывала центральной и в ширине: женщина, катившая пустую коляску, и топавший рядом с ней малыш с зажатой в руке пластиковой лопаткой едва позволяли обогнать себя тем, кто торопился. Под ногами хрустел гравий, отовсюду слетались голуби – одна из бабушек достала из пакета булку, и начался, как видно, привычный ритуал кормления. На кладбищах чаще всего обитают вороны и галки, а здесь, благодаря сердобольной старушке, жили голуби и юркие, старавшиеся урвать свой кусок, воробьи. Многими десятками, если не сотнями, птицы бросались за крошками, налезая друг друга и не обращая внимания на людей. Хлопанье крыльев забило остальные звуки.
Клара вышла не одна, ее сопровождала женщина в длинном плаще, из-под которого виднелся белый халат. Иван шагнул навстречу.
– Простите, меня зовут Иван, я жених Маши Пономаренко. Я пришел по своей инициативе. Хочу познакомиться с будущими родственниками, даже если между собой они не ладят. От своего имени я приглашаю на нашу свадьбу и постараюсь сделать все, чтобы уладить разногласия.
Сказалось общение с Коляусом, Иван заговорил его языком – казенным, словно для протокола. Любую фразу Коляус произносил так, будто формулировал в уме будущий отчет, и любой отход от текста считался преступлением.
– Здравствуй, Иван. Я Клара. Приятно познакомиться. Маша рассказывала обо мне?
– Нет. Поэтому я пришел познакомиться.
– Маша рассказывала о том, почему мы не общаемся?
– Нет.
– Прости, Иван, но на свадьбу я не приду, хотя люблю Машу и желаю ей счастья. Ты, возможно, хороший человек, но дело не в тебе. Прости.
Малыш с лопаткой помчался в гущу кормившихся птиц. Испуганные голуби и воробьи разом взмыли в небо, от шума крыльев Клара сжалась, как от удара, ее руки вскинулись к лицу в защитном жесте, и рукава съехали вниз. Глазам открылось множество шрамов от порезов на запястьях.
– Клара, пойдем, у тебя процедуры. – Сопровождавшая Клару женщина потянула ее за руку.
– Одну секунду. – Клара на прощание еще раз обернулась к Ивану. – Спасибо, что пришел. Надеюсь, еще увидимся.
Клара ушла. Иван вернулся домой.
Выслушав его рассказ, Коляус проговорил:
– Чувствую себя древнегреческим мудрецом, конкретно – Сократом. Тоже хочется подытожить: я знаю, что ничего не знаю. Ничего нового мы с тобой не выяснили, а старое ни к чему не привело. Что тебе говорит интуиция?
– Молчит, собака женского пола.
– А моя канючит: «Все ниточки ведут в Центр!» Для приезжих там словно медом намазано. Возникают вопросы. Почему такой ажиотаж? И откуда столько денег у благотворительного фонда «Тихомир»? Ты в курсе, что для крупных благотворителей посещение салона «Лиана» – бесплатно?
– Теперь в курсе.
– Версия, на которой настаивает моя интуиция – шантаж собранным в «Лиане» компроматом. Ничего другого, что могло вызвать благословенный ливень инвестиций, на ум не приходит.
– Компромат как источник благосостояния фонда? – задумчиво повторил Иван. – Не верится.
– В числе меценатов – городское начальство в полном составе, полиция, судьи, адвокаты, прокуратура… Девяносто процентов – мужчины. Мне почему-то кажется, что от имени женщин деньги перечисляют тоже мужчины. Тогда можно говорить о ста процентах.
– И что же получается, всех ловят на живца? И все покорно несут денежки – городское начальство, полиция, судьи, адвокаты, прокуратура…
– Соглашусь, выглядит глупо.
– И, наверняка, не все благотворители женаты. Холостого или того, кто семьей не дорожит, на «клубничку» не поймаешь.
– Тоже соглашусь. К тому же, пожертвования и переводы идут, в том числе, от юридических лиц, а если деньги дает организация, она заинтересована в некой отдаче.
– В какой?
– Повторяю: чувствую себя Сократом. Ничего не знаю.
– Организации состоят из людей, – сказал Иван. – Людей можно поймать на компромате, и за них расплатится организация, которой они владеют или которую представляют.
– Все верно. Поэтому главный вопрос на сегодня: откуда у скромного провинциального фонда такие деньжищи?
На следующий день Ивана арестовали.
Глава 17. Изолятор, подземелья, «Лиана»
Процедура Ивану была знакома: сдать документы и вещи вместе с ремнем и шнурками, оставить только самое необходимое, пройти в душ, оттуда – в камеру. Слово «пройти» на территории изолятора означало передвижение в наручниках под конвоем. Каждая часть здания, лестница, этажи и переходы перегораживались запираемыми решетками. Когда навстречу кого-то вели, конвоиры давали команду повернуться лицом к стене и ждать, не оборачиваясь, пока сзади не пройдут.
Ивана поместили не в прежнюю камеру. Новая «хата» оказалась в разы просторнее, ряды двухъярусных нар стояли по обе стороны, и людей, соответственно, тоже было в разы больше. Из множества повернувшихся к Ивану лиц одно оказалось знакомым: грузин Вано, «блатной» из прежней камеры. По неведомой причине руководство следственного изолятора периодически переводило сидельцев из камеры в камеру, тасуя, точно карты в колоде. Никакого смысла в этом, кроме как ближе познакомить криминальный мир друг с другом, Иван не видел. Впрочем, ходили слухи о неких «пресс-хатах», маленьких камерах на четверых, куда помещали нужного человека, чтобы специально науськанные трое других «прессовали» его морально и физически – доводили до состояния, в котором человек либо вешался, либо сознавался во всем, включая то, чего не совершал. «Тасование» заключенных не давало узнать, кого, куда и для чего помещают и кто именно «работает на Хозяина» – то есть, «прессует» по поручению тюремного начальства или втихую собирает сведения о соседях по нарам. Возможно, слухи о «пресс-хатах» – такие же слухи, как о Лиапате в городе. Когда все знают, но никто не видел, это не факт, а догадка. Может быть, никакой Лиапаты нет, а есть преступники или коррупционеры, их неприглядные делишки прикрываются удачной выдумкой. Иван для того и вернулся в тюрьму, чтобы в вопросе о Лиапате поставить точку.
Вано приглашающе махнул Ивану рукой.
– Ты вроде не собирался возвращаться?
Вано вольготно раскинулся на крайней нижней шконке под окном. Крайняя нижняя у окна – самое козырное место, и это значило, что в «хате» Вано был главным авторитетом. Иван подошел и присел на край соседней шконки, которую мгновенно освободили, чтобы авторитет спокойно поговорил с новеньким.
– Не собирался. – Иван опустил в ноги принесенный с собой пакет с вещами. – Жизнь заставила.
– А дальше как?
Вано прямо намекал на состоявшийся в прошлом разговор. Какую дорогу выберет Иван: охотника или дичи? В переводе с местного – будет частью блатного мира или лохом и фраером?
– Не решил.
– Помнишь все, что я говорил?
– Я ничего не забываю.
– Тогда добро пожаловать.
Ивана взяли в «семью» блатных. Шконку выделили вторую после Вано по нижнему ярусу – ту, которую освобождали для разговора. В глазах «первоходок» Иван выглядел матерым рецидивистом – второй арест, знакомство с авторитетом, крутая статья. В детали того, в чем обвиняли, в рассказе о себе Иван не вдавался, ограничился формулировками «грабеж» и «причинение телесных повреждений». В следственном изоляторе сидят только невиновные, если поспрашивать. Естественно, Иван тоже заявил, что невиновен и что его подставили. Блатные похлопали Ивана по плечу и улыбнулись:
– Да-да, конечно.
Иван приглядывался к сидельцам. Надписи «Пол» вроде бы ни у кого не было. А ночью, вытянувшись на шконке, он, словно бы во сне, тихо, но достаточно четко протянул:
– Лиапата…
– Что ты сказал? – повернулся к нему лежавший по другую сторону дагестанец Мага.
– Лепота, говорю.
– А-а. Ну-ну.
Иван постарался заснуть, но через минуту с другой стороны его позвал Вано:
– Тезка, пошептаться надо.
Иван сдвинулся ближе к нему.
Вано с хищным прищуром прошептал:
– Ты забыл, что есть вещи, о которых говорить нельзя?
– О каких вещах?
Вано задумался.
– Что знаешь о Лиапате? – тихо спросил он Ивана.
– В том и дело, что ничего. Краем уха слышал, что, вроде бы, Лиапатой зовут невероятную красотку и что от нее все без ума – настолько, что жизнью не дорожат. Но разве в такое поверишь – чтобы мужики, все как один, из-за бабы дурью маялись?
Вано молчал с минуту.
– Я тебя достаточно знаю по прежней хате, – сказал он, наконец. – Ты пацан правильный и за базар отвечаешь. Выйдешь – найди Витю-Быка из «Леопарда». Знаешь такого?
– Если полное имя Быка – Виктор Алексеевич, то да, пересекались.
– Скажешь, что от меня. Не забудь.
– Это все, что надо сказать?
– Еще скажи: «К Лиапате. Вано за меня ручается». Понял?
– Как отблагодарить? Не люблю быть должником.
– Скажи, что от меня, и считай, что в расчете.
Вано откинулся на свою шконку, Иван – на свою.
О том, чтобы уснуть, речи не было. Счастье привалило где не ждали. Выяснились два важных факта. Первый: Лиапата существует. Второй: выход на нее у блатных – через Виктора Алексеевича. Сообщить бы об этом Коляусу…
Иван уснул под утро, и, едва заснул, его растолкали. Над ним навис Вано.
– Говорят, ты женишься?
– Да.
Быстро же в тюрьме распространяются новости.
– На младшей Пономаренке, где средняя в психушке, а старшая из «Лианы»?
– Да.
– О нашем разговоре забудь, гарантии отменяются, а если заикнешься где-нибудь, будешь ходить с картинкой на животе, как была у Натули. Усек?
– Усек.
– Лады. Замяли и забыли.
– Можно узнать, что случилось?
– Ничего не случилось. И для всех будет лучше, чтобы не случилось и дальше.
С утра жизнь продолжилась как обычно, о ночном разговоре не вспоминали. На третий день, после обеда, когда стальное окошко-«кормушка» в двери камеры отворилось, чтобы забрать посуду, снаружи донеслось:
– На выход, с вещами.
В общем шуме Иван прослушал, чью фамилию назвали. Его толкнули:
– Собирайся, чудила, тебя крикнули.
– Меня? Куда? К адвокату или на допрос? Почему с вещами?
– Наверное, в другую «хату» кинут.
Вано напомнил:
– Не забудь, о чем ночью говорили.
– Мы ни о чем не говорили.
Вано улыбнулся и дружески кивнул на прощание.
Вместо допроса или свидания Ивана прошел недавние круги ада в обратном порядке: хождение по этажам и коридорам, получение сданных на хранение вещей, включая ремень и шнурки, роспись в документах и…
Свобода!
Почему?!
Снаружи у ворот изолятора стояла Маша. Объятия были долгими, поцелуи бесконечными.
– Я так боялась, что с тобой что-то случится.
– Все хорошо, со мной ничего не случилось, и я не понимаю, что случилось здесь, то есть почему меня выпустили. План был другой. Где Коляус?
– Ждет дома. Он все объяснит.
На такси Иван с Машей вернулись домой. Бабульки у подъезда поздоровались как обычно, об аресте Ивана они не знали. Для окружающего мира все оставалось по-прежнему, никто ничего не заметил.
Коляус ждал в кресле в гостиной.
– Садись. – Он указал на диван.
– Человеку из тюрьмы так говорить невежливо.
– Ты мне еще на фене поботай. Не понимаешь, почему выпустили? Операция потеряла смысл. Выяснилось, что Натан Щербелис порезал себе вены. Он жив, находится в тяжелом состоянии. Вчера его перевезли из колонии в отделение реанимации городского медцентра. Одновременно пришло сообщение, что психиатрическая экспертиза признала его невменяемым с какой-то хитрой формулировкой, и вместо отбывания наказания Щербелис на положении психически больного переводится в психбольницу. Проще говоря – опять же в Центр, в психиатрическое отделение. После таких новостей наш адвокат представил в суд доказательства твоей невиновности, и тебя оперативно освободили.
– А я кое-что узнал. Меньше того, что мог поведать Натуля, но больше, чем мы накопали здесь за все время расследования. Прими как факт: Лиапата – известная в криминальных кругах и связанная с ними женщина, о которой нельзя говорить. Виновному в разглашении на животе рисуют надпись «Пол». Городские уголовники выходят на Лиапату через нашего разлюбезного Виктора Алексеевича из агентства «Леопард».
– Солидно. – Коляус помолчал. – У меня тоже есть, чем похвастаться. Я поговорил с Машей, она готова провести нас ночью в обход дежурных в отделение реанимации.
– К Щербелису?!
Коляус кивнул.
***
Иван, Маша и Коляус подъехали к Центру вечером, в часы посещения, когда в больничных корпусах от посетителей было не протолкнуться. Чтобы встретить Ивана из тюрьмы и помочь им с Коляусом, Маша взяла отгул, это был ее первый отгул на памяти Ивана.
По дороге Маша рассказала:
– Дима узнал об аресте и помчался к следователям. Те сказали, что сделать ничего не могут. Дима чуть не побил их. Когда стало окончательно ясно, что из-за условного срока сделать и вправду ничего не нельзя, Дима написал заявление, где взял вину на себя. Он написал, что вы с ним похожи, поэтому пострадавшая и соседи указали не на того, и что надо провести опознание еще раз, и тогда недоразумение выяснится.
– Если Дабрый в присущей ему манере заранее поговорит с пострадавшей и соседями, они укажут на любого, – проворчал Коляус.
– Камеры наблюдения показали человека, похожего на Ивана, но на самом деле не Ивана, а Диму – Дима настаивал на этом и всеми силами пытался сесть в тюрьму вместо тебя, – Маша погладила Ивана по руке. – Ради вашей дружбы и нашей свадьбы.
Друг познается в беде. А Иван сомневался в Дабром.
Жизнь все расставляет по местам. Дабрый мог не доверять Ивану некие секреты, играть в связанные с работой на Виктора Алексеевича игры, но он остался верным другом. Верным и преданным настолько, что без раздумий менял беззаботную жизнь на свободе на счастье друга.
Маша перешла к другой новости:
– Грантику Петросовичу я объяснила, что случилась судебная ошибка и что ты ни в чем не виноват. Твоя работа тебя ждет. Микроавтобус, о котором говорил Грантик Петросович, привезли, выйти на работу можешь в любой день, только предварительно позвони.
Иван задал не дававший покоя вопрос:
– Откуда у фонда такие средства, чтобы строить здания, закупать лучшее оборудование, нанимать профессионалов и массово помогать людям?
Маша пожала плечами. Похоже, она не задумывалась об этом.
– Нас знают, нам доверяют. Я не вникала в детали. Поступлениями и распределением занимаются Грантик Петросович и Лала, мое дело – быть лицом фонда, улыбаться и дарить людям счастье. Я же говорила, что в бухгалтерии только числюсь, на месте главной сотрудницы фонда я приношу неизмеримо больше пользы, чем при перекладывании бумаг в кабинете.
– Клара занимает в фонде настолько большую должность? – Иван по-настоящему удивился.
«Средняя Пономаренка из психушки», по словам Вано. Психически больному не доверят распоряжаться финансами.
– Лала – тоже соучредитель фонда. Останови здесь. – Маша указала на перекресток перед строившейся двенадцатиэтажкой.
Коляус вышел. Так договорились, чтобы в Центр войти раздельно. Чем меньше посторонних увидят Машу, Ивана и Коляуса вместе, тем лучше.
– Поставь машину ближе к «Лиане», – распорядилась Маша при въезде стоянку, – так будет удобнее на выходе.
Иван и Маша встретились с Коляусом у входа в отделение реанимации. Двери распахнулись, на лицах сотрудников расцвели улыбки.
– Я к маме, они со мной. – Маша кивнула на Ивана и Коляуса.
Машу здесь знали хорошо, интереса к ней и ее спутникам не проявилось. Казалось, присутствие Маши делало тех, кто находился с ней рядом, невидимыми.
Сначала действительно зашли к маме. Анастасия Афанасьевна лежала на той же кушетке, в том же положении, с теми же подключенными проводами и шлангами.
– Что говорят врачи? – участливо поинтересовался Коляус.
– Ничего хорошего.
В коридоре Маша оглянулась по сторонам и открыла Ивану с Коляусом одну из дверей. Служебное помещение временно использовалось как склад нового, еще не установленного оборудования. Окно плотно закрывали горизонтальные жалюзи, света сквозь щели едва хватало, чтобы разглядеть огромные ящики, запакованные в полиэтилен и по углам обитые досками. Здесь, в пыли и сгущавшейся темноте, Иван с Коляусом просидели много часов. Шаги снаружи раздавались все реже и, наконец, исчезли вовсе.
