Петр Ингвин
Кваздапил. История одной любви. Окончание
Клин клином вышибают
Как же шумит в голове… И стучит… И звонит…
Да выключите же дятлов и отбойный молоток!!!
Конечно, нет здесь никаких дятлов и перфоратора, это разбухшие мозги реагируют на внешние воздействия к черепу. Каждый писк – как тараном в колокол.
И опять – родительская квартира, я в майке и трусах лежу в своей постели, а по стене ползет утренний луч.
Не надо было столько пить.
Или…
Я похолодел. А пил ли я вчера? В застопорившихся мозгах все перемешалось. Что – правда, а что – нет?! Наяву ли приходил дядя Саша из соседнего дома, или это очередной глюк?
По ушам ударило – звонок в дверь, долгий, требовательный. От такого же, наверное, я проснулся.
Какая разница, кто за дверью? Я накинул на плечи банный халат, вышел в прихожую и громко спросил:
– Кто?
– Саня, это Даша.
Надо же. Даша. Честно говоря – странный визит. Машке она сначала позвонила бы. Значит, пришла не к Маше? Выбор кандидатур внутри за дверью невелик.
Я все же сказал:
– Маши нет
– Знаю. Я к тебе.
– Зачем?
Логичный, в принципе, вопрос по отношению к пришедшей в гости девушке прозвучал невежливо и даже грубо. Ничего, переживем. Лучше сразу определиться с целями и средствами, мы знаем друг о друге достаточно, чтобы не тешить себя иллюзиями.
Я поглядел в глазок. Даша подготовилась к посещению одинокого молодого человека. Волосы тщательно уложенными волнами ниспадали на плечи, красивую фигуру облегали шорты и топик, под которым в лифчике пряталось однажды предложенное мне богатство. В тот раз я не оценил, а снаряды и судьба, как утверждает статистика, дважды в одно место не бьют. С чувством утраченного счастья взгляд на этой части Дашиных прелестей застрял надолго. Мне, возмечтавшему о блаженстве с лучшим человеком на свете и оставшемуся у разбитого корыта, нестерпимо хотелось вновь познакомиться с олицетворениями упущенных возможностей. Хорошо, что они не торчат под тонким топиком, словно короны на островерхих шлемах королей-рыцарей, а прикрыты защитой от чужих взоров. Это делало Даше честь. Например, Машка в последнее время на такие «мелочи» внимания не обращала, потому столько внимания обращали на нее.
Впрочем, для смущения глаз хватало и длинных голых ног Даши. Ее шорты лучше бы уменьшительно назвать шортиками или даже шортишками – они окружали бедра узкой полосой, открывая гладкий животик вплоть до опасных пределов, а снизу, я уверен, стоило Даше повернуться ко мне спиной, и шортики покажутся полосой ткани поперек сдобной мякоти. Не понимаю я этой девичьей мании показать всем все. Во времена родителей показом задницы люди оскорбляли друг друга, оголением возмущались, и оскорбленный, если мог, в меру сил и фантазии наказывал оскорбившую особу. Может быть, в девчоночьих организмах активировались какие-то гены, мечтавшие о наказании?
Окончания ног глазок не показывал, но там должны быть кроссовки или что-то легкое – судя по солнцу в окнах, погода сегодня стояла невероятно теплая.
– Маша сказала, что тебе плохо, и я подумала… Прости. Наверное, я не вовремя. Лучше я уйду. Зря я пришла.
Маша права, мне было плохо. Ох, Маша, Маша, добрая душа. О себе бы так заботилась, как о брате.
Но ведь заботилась, несмотря и вопреки. Ей памятник нужно ставить прижизненный, а не ругать. Разве я, например, думал о сестренке, когда мне было особо хорошо или плохо?
Щелкнул отпираемый замок, я посторонился. Дверь захлопнулась за вошедшей Дашей.
В прихожей царила тьма – открывая дверь, я забыл про свет, а теперь выключатель загораживала спина Даши.
– Я только на пару слов. – Она стояла передо мной, почти такая же высокая, как я, взбудораженная, с опущенным взглядом. – Мне нужно кое-что сказать. Не прогоняй меня, хорошо?
Я как бы и не собирался. Если впустил – зачем прогонять?
А зачем впустил? Маша сто тысяч раз права. Мне было очень плохо. Жизнь разрушена, над руинами вился дымок сгоревших надежд. В таком состоянии люди беспробудно пьют, бросаются в окно или пишут стихи.
Как недавно выяснилось, Маша писала стихи. Если, конечно, это был не сон. Неужели ей было настолько плохо? А я, родной брат, не знал. Меня в это время занимала собственная судьба, и даже мысли не возникло отвлечься на переживания близкого человека. Что я сделал, когда узнал о проблемах сестренки? Пожалел? Встал на защиту?
Я высек сестру ремнем. Фактически, я высек себя. За свое нежелание видеть главное. За невнимательность к близким. Прости меня, Маша, если сможешь.
Даша собралась с силами.
– Можно быть с тобой честной?
Что люди ожидают ответить, когда задают такие вопросы? «Нет»?
Я кивнул. Даша быстро заговорила:
– Не хочу юлить и играть в глупые игры. Тебе плохо. Мне тоже плохо. Мне тоскливо и одиноко так, что хоть вешайся. Когда Маша сказала, что ты дома, что с Надей у вас не сложилось и теперь ты очень переживаешь, я решила зайти. Причина проста. Ты не такой как все.
Нас разделяла ширина коридора, примерно полметра. Как говорится, на расстоянии вытянутой руки. Если вытянуть, то не просто коснешься, а…
Мне было так плохо, что коснуться хотелось просто очень. Ко мне, зная о том или нет, пришло лекарство от хандры. Клин клином вышибают. Понимала ли это Даша?
Она продолжала:
– Ты умеешь сказать «нет» приятному, потому что оно приятно лишь на вид, а пахнет плохо. Ты думаешь на шаг вперед. Ты готов жертвовать своим счастьем ради счастья близких. Я ничего прошу. Я понимаю, что пришла слишком рано и ты не готов к такому, и, как обычно, будешь сопротивляться… но потом будет поздно. Мне ничего от тебя не нужно. Я просто хо…
Последние буквы и слова заблудились в лабиринте встретившихся губ. Расстояние вытянутой руки – это очень мало.
***
– Кто-то пришел!
Хлопок входной двери выкинул нас из постели. Это могла быть только Маша, для родителей слишком рано. Я предвидел, что сестренка может вернуться, поэтому раскиданные по квартире вещи мы забрали с собой в комнату. Только розовые кроксы у порога выдавали, что у меня гостья.
– Родители?! – Даша спешно расправляла в руках спутавшиеся трусики, те сопротивлялись, она отбросила их и влезла ногами сразу в шорты.
Правильно, более мелкое можно спрятать и надеть потом, когда опасность минует.
– Маша вернулась.
От моего ответа у Даши на лицо вернулась жизнь.
Я собирал с полу свидетельства бурного времяпровождения. На мне было уже четвертое, и я чувствовал, что сегодня готов на большее. Вместе с надорванными упаковками получилась большая горсть мусора, я едва успел сунуть все это под кровать и замотаться в подобранное с пола ворсистое покрывало, когда раздалось:
– Привет, мы дома!
В испуге, что дверь в любой миг распахнется, я оглянулся на Дашу. Она сидела на кровати в незастегнутых шортах, на меня пялились открытые круглые груди, которые я успел намять и нагладить на годы вперед… а желание продолжать мять и гладить до сих пор не пропало.
Мою сестренку Даша не стеснялась. Сопровождать Машу мог только Захар, а в его компании Даша и другие дворовые девчонки играли и в более откровенные игры. Думать об этом было неприятно. А смотреть, наоборот, приятно. Странно же, однако, устроена мужская физиология.
Двойные шаги переместились из прихожей в кухню.
– Ты не одна? – громко спросил я.
Нужно знать точно, кто есть в квартире. Догадки догадками, но знания – сила. А сила в нашем доме – это я. Пусть так и остается.
– Здравствуйте, – донесся голос Захара.
– Привет.
– Не волнуйтесь, – объявила Машка звонко и задорно, с лукавой интонацией, – не побеспокоим.
– А почему, собственно, мы должны волноваться? Мы ничего такого не… – Я оборвал себя, поняв, какую глупость сморозил.
Лучше бы поблагодарил или признался честно. Не надо, чтобы сестренка сейчас входила. Тем более, с Захаром. Но было поздно.
– Тогда не возражаешь, если я кое-что возьму? – Нарочно громкие шаги стали приближаться.
Хоть за это спасибо.
– Одну минуту! Не входи!
– А-а, я же говорила! Скажешь когда можно.
Шаги замерли у самой двери.
– Накройся! – прошипел я Даше.
Она пожала плечами и влезла под одеяло.
– Можно, – сказал я.
В приоткрывшуюся щель заглянул один глаз, затем дверь открылась полностью и вошла улыбавшаяся до ушей Машка – по одеянию точная копия Даши до момента, когда одежда стала нам не нужна. К чести сестренки, на этот раз ее шортики были длиннее и закрывали тело до середины бедер, а топик, как я и думал, по обыкновению не столько прикрывал, сколько демонстрировал. Бравада своими достоинствами казалась Машке нормальной, и даже родители перестали протестовать, когда замечали. Тинейджеру надо как-то выделиться из толпы таких же, а как это сделать – он не знает или не хочет знать. Работать над своим внутренним миром – долго и тяжело, а результата хочется сразу. В общем, тинейджер – он и в Африке тинейджер, и хоть разбейся, но ничего не изменишь.
– Привет, Даш. У меня просто фантастический брат, правда?
– Ага. – Укрытая по горло, Даша покосилась на меня с кровати.
Я по-прежнему изображал римского патриция в тоге – с волосатыми ногами, всклокоченной головой и недовольным взглядом, поскольку патриций чрезвычайно возмущен вторжением варваров, отвлекшим государственного мужа от важных дел.
Машка вытащила что-то из шкафа и на цыпочках, как бы с издевкой, но, скорее, от души забавляясь, осторожными шагами направилась обратно к двери. Будто в комнате все спят, а она боится разбудить. «Меня здесь нет», – говорил ее вид. Так и хотелось влепить смачного «леща». Я переборол желание. Машка – умница, хотя и паршивка, каких свет ни видывал. Одним словом – сестра. Люблю, горжусь, ненавижу и придушить готов. Все в порядке, ничего не изменилось.
– Больше не побеспокоим.
Дверь за Машкой закрылась. Нас предоставили самим себе. Даша откинула одеяло:
– Иди сюда!
Шорты она сняла быстрее, чем я свою «римскую тогу».
***
– Тихо! – умолял я.
– Да ладно тебе, Маша уже большая.
– Именно поэтому.
Приходилось сдерживаться, что еще больше распаляло. Утробное рычание и стоны я глушил, зарываясь лицом в зыбь жаркой груди, а Даше закрывал рот ладонью, которую она то облизывала, то кусала. Кровать под нами нещадно скрипела, с этим я ничего сделать не мог. Других вариантов для горизонтального счастья комната не предоставляла. Переместиться на пол мы пробовали, но фантазии не позволял разгуляться узкий проем между кроватями. К тому же, там оказалось грязно и пыльно. Для меня стало открытием, что внешне чистым пол лишь выглядел, а правды не узнать, пока не раскинешься на коврике потным телом и не проведешь руками или ногами по окружающему линолеуму.
Сдвигать кровати я не решился, это была бы наглость из серии «нагадить кому-то под дверью, постучать и попросить бумажку». Если так сделаю я – чего ждать в ответ от дерзкой сестренки? Я должен быть сдерживающим фактором, а не наоборот.
Обидно, что решение – простое и гениальное – изначально было на виду. Я в упор его не замечал, поскольку мысли сбежали в другое место. А надо было всего лишь пройти в родительскую спальню. Мама с папой вернутся не скоро, а у них – шикарный раскладной диван. До покупки новой кровати семья так и не созрела, тем более что после рождения второго ребенка детская комната навеки закрепилась в статусе спальни. Родительская спальня с тех пор исполняла роль гостиной, там всей семьей смотрели телевизор, вели общие разговоры и встречали гостей, с которыми не получалось скромненько посидеть на кухне.
Теперь менять расположение поздно.
– Ты так боишься, что кто-то войдет. – Даша яростно извивалась подо мной, и закатившиеся глаза, иногда на миг возвращавшиеся из ликующего небытия, замечали мои косые взгляды на дверь. – Почему не поставить на дверь замок? Хотя бы простую защелку изнутри. Сколько нервов сохранили бы.
– Не было ни причин, ни желания. У нас никто не войдет в чужую комнату без спросу.
«В чужую». По новым временам мы находились в комнате сестры, теперь я здесь гость.
– А Маша жаловалась, – выдохнула Даша. – Если бы ты в свое поставил замок, ей было бы намного проще. Не представляешь, как трудно жить, когда у тебя нет безопасного личного пространства.
Как житель комнаты на шестерых, я мог бы поспорить…
В это мгновение внутренние ощущения перевесили внешние, и меня вынесло из реальности в многосерийное кино про извержение вулкана.
Даша оказалась чудесной партнершей. Она не играла роль, а жила полной жизнью. Ей нравилось то, что происходило, и она не скрывала ни чувств, ни желаний. Оказалось так здорово не задумываться над своими мыслями и, тем более, действиями, а просто делать то, что хотелось. Мне нравилось то, что я делаю, а партнерше нравился я и нравилось, что я делаю, и мне до безумия нравилась раскручивавшаяся по спирали и уходившая в бесконечность мысль об этом.
Нравилась ли мне Даша как человек? Физически – очень. Об остальном я старался не думать. Например, бывает сахар, а когда его нет, то можно воспользоваться заменителем – каким-нибудь сахарином и так далее. Нет денег на сливочное масло – берешь маргарин. Почему раньше входные двери отделывали дерматином, а не натуральной кожей? Кожа – она дорогая, вложишься в покупку – а она истреплется или порвется, или ее украдут, а на новую не будет денег. Каждый пользуется тем, что ему по средствам. Я мечтаю о мощном игровом ноутбуке, а сижу, между тем, за обычным, и даже на него пришлось брать кредит.
Даша – такой же заменитель. Как пишут на этикетках, «аналогичный натуральному». На другое у меня, образно говоря, не хватило средств. По правде сказать, я и аналога не заслужил, который шел привеском к главному призу, но приз оказался не по карману или не по размеру.
Истинная красота, душевная и физическая, – в гармонии. И в незаметности. Она не бросается в глаза. Аналог сразу отличишь по вырвиглазной яркости, блесткам и чрезмерному аромату. В дешевый продукт добавляют усилители цвета, запаха и вкуса. Зачем? Чтобы походил на идеал. Точнее, чтобы его приняли за идеал.
Даша неидеальна. Как ни странно, меня это радовало. Я тоже далеко не идеален. Для красоток вроде Насти и Люськи, которым по внутренним качествам до желаемого мной идеала было как Сизифу до вершины, я не представлял вообще никакой ценности. Понижая планку красоты до уровня, где мной заинтересуются, до каких глубин я дойду? Ни во дворе, ни в школе, ни в институте очереди за мной не выстраивались. Вывод прост. Надо радоваться тому, что предлагает жизнь, а не гнаться за недостижимым идеалом.
Я нежданно понравился человеку, который мне тоже во многом нравится. Что может быть лучше?
Мы откинулись на подушку – две головы висками друг к другу, с перепутавшимися волосами, с прижатыми руками и бедрами.
Все было отлично – настолько, что не верилось. Впервые за долгое время я был счастлив. Счастье нашло меня само. Мне не нужно было ничего делать, только плыть по течению.
А ведь это и есть счастье в понимании большинства. Ничего не делать, и чтобы само пришло. У меня сбылась чья-то мечта. Я хотел иного, а получил это. Стало любопытно: это мне возмещение предыдущего морального ущерба (не награда же за что-то, в самом деле) или случайность? Пути Господни, как известно, неисповедимы.
А может быть, все к этому шло? Даша – человек моего мира, моей культуры. Я понимаю ее поступки, даже если понимать их неприятно. Она так же понимает меня. Мы с ней живем по одной морали, как это ни противно для определения морали.
Мне было хорошо. Просто и беззаботно. Ничего не хотелось делать. Ни о чем думать. Я играл пальцами с красной пипкой, то напрягавшейся, как разгневанный вахтер, то разморенно расслаблявшейся и не обращавшей на мои действия никакого внимания – позволявшей хоть тереть, хоть гладить, хоть щипать.
Впрочем, любое действие, если оно делалось не механически, а с душой, приносило результат, и охранявший белые сладости «вахтер» на красном пятачке опять вставал на стражу.
Лишняя жидкость потребовала выхода. Юная парочка голубков затихла на кухне, и только сейчас я, потерявший счет времени, заметил, как подозрительно тихо они себя ведут.
– Накройся,– приказал я Даше.
Она показала мне язык, потрясла завибрировавшей грудью, как цыганка в танце, но послушно спрятала белую роскошь под одеяло.
Я надел трусы и открыл дверь. У себя дома стесняться посторонних и создавать себе неудобства не хотелось. В конце концов, ни для кого не секрет, что происходит в нашей комнате. Имею право ходить просто в трусах.
На кухне было пусто, на столе одиноко стояли две чашки с чаем – наполненные и забытые. Я перевел взгляд в прихожую. Машкины серо-белые кроссовки и более внушительные черные стояли рядом с кроксами Даши. А на ручке двери родительской спальни висела бейсболка.
Первый позыв – вознегодовать и в праведном гневе качать права старшего брата, который отвечает за моральный облик сестренки-несмышленки.
Хорошо, что у трусов нет ремня. Я медленно выдохнул. Нельзя поддаваться чувствам. Слова, какими бы ни были, всего лишь врут, а эмоции доводят до беды. Нужно отстраниться от того, что взбесило, досчитать до десяти и дальше разбираться логически.
Если подумать – что, собственно, такого происходит? Девочка выросла, она девочка только для родителей и для меня, привыкшего ее опекать. На самом деле Машка уже взрослая. Если быть с собой честным, то я развлекаюсь с первой же особой женского пола, которая дала мне такую возможность, и просто удовлетворяю физиологические потребности, а Машка проводит время со своим парнем – именно со своим, постоянным, который ее любит и доказал это. У них отношения. У таких отношений иногда бывает будущее. Иногда на всю жизнь. Сравним это с моей ситуацией. Я сплю с девушкой, подругой сестры. Хорошо хоть, что подруга на несколько лет старше и явно совершеннолетняя. Конечно, общение с такими подружками не прошло даром, и сестренка повзрослела раньше, чем мне хотелось бы. Но это ее жизнь, ее выбор. Вот и получается, что сегодня Машка, ищущая возможности уединиться с постоянным парнем, моральнее меня, очень больно учившего ее жизни без какого-либо права на это.
А она меня не укоряет. Она желает мне счастья и радуется за меня. Ей хорошо от того, что мне хорошо. Кто из нас прав?
Я отвернулся от двери, за которой царила мертвая тишина (там, наверняка, услышали мое появление и теперь изображают памятники перед открытием), и пошел в туалет.
Физическое облегчение принесло за собой моральное. На душе полегчало.
Не мое дело лезть в жизнь сестры и, тем более, портить ее. Мое дело – указывать на опасности и помогать, если указание запоздало или было понято неправильно.
Шумно сработал слив, я помыл руки и вышел.
Дверь родительской спальни распахнулась, оттуда выскочила сестренка. Свободной рукой она прикрывалась снизу. Надеть на себя хоть что-то Машка не удосужилась. А действительно, зачем? Чего я там не видел после экзекуции на квартире с «Надей»? Зато расставлены точки над i: мы, дескать, занимаемся тем же, что и вы, мы об этом знаем, вы об этом знаете, к чему же лишнее ханжество разводить?
Что на это сказать? Машка – сестра своего брата, кровь от крови. У нее те же мысли, с которыми я гулял по квартире в одних трусах: «У себя дома стесняться посторонних и создавать себе неудобства не хотелось…»
В проеме двери виднелся разложенный диван родителей. Раскинувшийся на нем Захар резко прикрылся простыней.
– Оденься! – запоздало крикнул он Машке.
Поза, голос и выражение лица дали понять, что ему небезразлично, в каком виде его девушка шастает по квартире. Пусть эта квартира – ее дом, но в доме есть ее брат, не говоря про еще одну особу непонятного положения, но тоже явно горизонтального. Звук опорожненного мной бачка, через минуту после которого выскочила дожидавшаяся освобождения туалета Машка, подразумевал, что брат выходил из спальни и, возможно, туда еще не вернулся, и сестренке действительно следовало одеться или немного подождать. Но это же Машка, и этим, к сожалению, все сказано.
– Да ладно тебе, – отмахнулась она от Захара, как от назойливого комара, поморщившись от назидательного тона и излишней заботы, – Санька и тебя без штанов видел, когда ремнем по квартире гонял, и это не говоря про фото. Вот уж денек тогда выдался…
Дверь родительской спальни, наконец, закрылась, и с истерическим смешком Машка прошмыгнула мимо меня, застывшего столбом, к освободившемуся заведению.
Вновь до чесотки в ладонях захотелось дать ей вдогонку «леща». Благо, плацдарм для внезапного удара был предельно расчищен и прямо-таки просился под силовое воздействие. Не ремня же, в самом деле? Девочка выросла, ремень отменялся на веки вечные.
Именно то, что девочка выросла, заставило меня вернуть поднявшуюся руку на место. Не хотелось попасть в двусмысленное положение. Шлепок по заднице нашкодившей сестренки – это одно, а касание мужской пятерни обнаженной пятой точки красотки вроде той, какой стала Машка, если глядеть на ситуацию со стороны…
За моей спиной Машка изменила маршрут, опередила меня на пути к бывшей нашей с ней, а сейчас моей с Дашей спальне, и сунула туда любопытный нос:
– Я придумала новую игру! Сыграем потом все вместе, такого еще не было: будем играть в карты на одевание!
– А ремня не хочешь?
– Отличная идея! Сыграем на «дать ремня»! И уж тогда я отыграюсь за прежнее!..
Я не выдержал, ладонь взвилась в замахе.
С хохотом Машка увернулась, поскольку я постарался промазать, и юркнула за дверь туалета. Установилась благословенная тишина.
Я вернулся к Даше. В голове звенела пустота. Мир вокруг стал неконтролируемым, и мне не нравилось то, что происходит.
Нет, кое-что нравилось. Даша ждала меня накрытая одеялом, и едва дверь захлопнулась, все лишнее было отброшено – нам не требовались посредники. Мы оба хотели видеть и чувствовать, и все, что этому препятствовало, воспринималось как личный враг.
Но меня грызли сомнения. Я присел рядом с потянувшейся ко мне Дашей. Ложиться не стал, просто погладил ее по растрепанным волосам:
– Не знаю, что делать. И не знаю, надо ли что-то делать. Мне не нравится чрезмерная раскрепощенность Машки, так не должно быть. У тебя есть брат?
Даша опустила глаза.
– Нет.
В короткое слово она вложила столько тоски и отчаяния, что у меня мурашки пробежали. Одна в целом мире… Некому защитить, некому приласкать, некому обнадежить и утешить…
Все же хотелось выяснить волновавшее меня, и я продолжил:
– Если бы у тебя был брат – ты бегала бы перед ним нагишом?
– В детстве все братья и сестры бегают нагишом друг перед другом.
– В том и дело, что детство кончилось.
– Детство заканчивается, когда начинается ответственность. Маша всегда думает, прежде чем что-то сделать. Разве она делала что-то такое до сегодняшнего дня?
В отношении меня – нет, но за ней тянулся целый хвост неприличных приключений…
Я знал это из фотографий и видеозаписей. Почему дошло до того, что снимки и записи такого рода появились на свет? Сильный брат, который мог не допустить, был далеко, и до сестры, вступавшей во взрослость, ему не было дела. Родители вечно на работе. Маша осталась с суровой жизнью один на один, ей приходилось самой решать любые проблемы. Иногда ее решения были не лучшими, но откуда мне знать подробности и, особенно, то, что творилось у Машки на душе? Возможно, стоило бы порадоваться, что она не вскрыла вены и, после всего, осталась нормальным человеком.
– Не делала, – признался я. – Она очень повзрослела. Теперь я ее просто не понимаю.
– И не надо. – Даша прижалась ко мне сзади. – Она делает, как считает нужным. Ты всегда поступаешь так же. Результаты и действия у вас не всегда одинаковы, но это и здорово. Захар любит Машу за то, что она именно такая. Если она изменится, то это будет не Маша, а кто-то другой. Ее поведение – это именно ее поведение. Тебе что-то не нравится в ней? Просто скажи ей об этом!
Меня оплетали теплые руки, по спине расплывалась мягкая грудь, шею щекотали губы и волосы, в ухо втекал жаркий шепот. Смысл с трудом пробивался сквозь завесу удовольствия, но он нравился мне не меньше. Все, что говорила Даша, было верно от первого слова до последнего.
– Саня, каждый из нас видит мир по-своему, но мир-то – один! Благодаря тебе Маша стала другой – лучше и спокойнее. Не укоряй ее и не думай о ней плохо. Ну, выскочила без белья, но посмотри вокруг: обстановка здесь у нас настолько интимная и свойская, что ей такой поступок показался нормальным. Никаких глупостей у нее на уме нет и быть не может. Ну, если только она старается позлить тебя немножко… Не может простить того ремня. Прости ее.
– Простить не проблема, я уже простил. Но она же снова нарывается!
– Просто не понимает, что тебя это нервирует. Наивным способом Маша показывает всем вокруг, насколько ей хорошо, когда ты рядом. Неужели ты не видишь главного? В твоем присутствии она ничего не боится и ничего не стесняется, она может быть просто собой, ей не нужно притворяться правильной или примерной, ты знаешь и терпишь ее настоящей, а если потребуется – защитишь. С тобой она чувствует себя в безопасности. Эту уверенность даешь ей ты – лучший брат в мире.
Лучший брат в мире – я? Серьезно?!
А действительно, Даша права в каждом слове: каждый Машкин поступок говорит, что со мной она ничего не боится и ничего не стесняется, при мне ей не нужно притворяться, потому что я знаю ее настоящей. И если потребуется – защищу. «Неужели ты не видишь главного?» – мелькнул в речи Даши хороший вопрос. Кажется, я увидел.
А Даша продолжала:
– Думаешь, почему я приехала домой, а не осталась в областном центре? Потому что сюда вернулся ты. Таких, как ты, я больше не встречала, мне с тобой хорошо и спокойно. Ты особенный. Любой, кто рядом с тобой, чувствует себя защищенным и неодиноким. Я хочу быть с тобой до тех пор, пока не прогонишь. Ничего не отвечай, пожалуйста. Когда надоем – скажешь «уходи», и я уйду, а до тех пор – молчи. Мне достаточно твоих рук и поцелуев. И твоего присутствия в одной комнате. На одной улице. В одном городе.
Слова – как бальзам на рану. Неприятно зацепила фраза «Пока не прогонишь». Проблема в том, что такие люди, как я, не прогоняют. К нам, вот таким, приходят, от нас уходят. Мы терпим, оправдываем и защищаем. Вряд ли Даша об этом не знает. Тогда получается, что она все продумала, и замечательная речь – наживка на крючке, чтобы рыбка клюнула. А там – подсекай, тащи и потроши, он твой навсегда.
Впрочем, я тоже могу выгнать. Есть одно необходимое условие. Я вряд ли прощу, если у той, которая рядом, параллельно будет кто-то еще. Даже если один раз. И любые обстоятельства, в которых этот кто-то может появиться, меня нервируют.
Даша интуитивно почувствовала, о чем я хочу услышать.
– Пока ты меня не прогонишь, мне не нужен никто другой. Я не прошу верить на слово, но это так. Я докажу своей жизнью. Единственный мой приработок на сегодня – разовая работа в клубе, но я брошу эту работу. Брошу все и всех. Только скажи.
– Брось, – сказал я.
Это был ответ сразу на множество невысказанных вопросов.
Казалось, Даша не верила, что я это произнес. У нее навернулись слезы.
– Уже бросила. – Она улыбнулась: жалобно, умоляюще, с надеждой.
Ей требовалось подтверждение. Намек, даже прямой – еще не ответ.
И я улыбнулся в ответ.
– Спасибо! – Даша навалилась на меня, по коже в самых разных местах пронесся шквал жадных многообещающих поцелуев.
Я тихо радовался жизни. Это не то, о чем я мечтал, но непредставимо лучше, чем я мог мечтать после всего, что случилось.
Теперь я буду с Дашей. Мы друг друга стоили. Оба через многое прошли, много повидали. Оба умели терять и проигрывать. Если подумать, то из нас получится отличная пара.
Вру. Она уже получилась. Без любви, без души, на чистом расчете и удовольствии.
Разве нужно что-то еще? Так живут миллионы, если не миллиарды. Нам было хорошо здесь и сейчас. Что это, если не счастье?
Внутренний голос что-то бубнил, но я его заткнул. Пусть молчит, когда взрослые разговаривают. А то ремня получит. У меня в этом плане опыт большой.
