bannerbannerbanner
Мальчики из Фоллз

Пенелопа Дуглас
Мальчики из Фоллз

Полная версия

Позади меня раздается смех. Не менее пяти Пиратов заперто вместе со мной в этом укрытии.

Прижимаюсь спиной к холодной бетонной стене.

Нужно было уходить, пока оставалась такая возможность.

Глава 4
Хоук

– С чьего телефона ты звонишь? – спрашивает папа.

– Со своего.

– У тебя есть телефон, о котором я не знаю?

Я сдерживаю улыбку, вытираю полотенцем пот с шеи и бросаю его в бак.

– Конечно, у меня есть телефон, о котором ты не знаешь.

Джексон Трент не взращивает идиотов.

– Я могу отследить его, – говорит он.

– Можешь, но ты меня не найдешь.

Слышу выдох на другом конце линии и представляю, как отец качает головой – он постоянно так делает, когда понимает, что яблоко недалеко от яблони упало. Не сказал бы, что я умнее его, отнюдь, однако любое решение проблемы, которое я нахожу, имеет наименьшее количество переменных. Папа другой. Он любит переменные. Любит сюрпризы. В отличие от меня.

– Возвращайся домой. – Его голос звучит тверже и настойчивее. – Проклятье, Хоук. Ты ударил полицейского.

– Я могу объяснить.

– Запись попала в интернет! – рявкает он. – Люди придумывают свои объяснения. Уже слишком поздно.

Знаю. Я также знаю, что отец прав. Чем дольше я прячусь, тем хуже это выглядит. Только не говорю ему, что собственное спасение – не единственный мой интерес. В этом городе живут мои двоюродные братья и сестры. Маленьким детям, когда они пойдут в школу, придется столкнуться с тем дерьмом, которым Ривз потихоньку снабжает вечеринки у бассейнов, скейт-парк, футбольных мамочек. Папа с Мэдоком могут посодействовать, и я, возможно, позволю им помочь, но сейчас я не готов принять такое решение. До тех пор, пока не пойму, как действовать дальше.

– Со мной все в порядке, – уверяю его. – Я в безопасности.

– Твоя мама места себе не находит.

Они, наверное, уже вернулись из Чикаго. Уверен, родители помчались домой, едва услышав о случившемся.

Чувство вины, которое я, вероятно, должен был испытать во время разговора с отцом, наконец-то начинает терзать меня при упоминании мамы. Она никогда не давала поводов для того, чтобы во мне зародился инстинкт защищать ее, однако он всегда срабатывает.

– Я в Шелбурн-Фоллз, – сообщаю, зная, что папа передаст ей, – и не собираюсь уезжать. Но домой не вернусь. До Ночи вражды. Мне нужно время. А после сам сдамся.

Через восемь дней.

На мгновение отец замолкает. Из коридора доносятся голоса. Повернув голову, наблюдаю за дверью спортзала.

– Одно решение может изменить твою жизнь, Хоук.

Он воспитал меня так, чтобы я руководствовался этой мыслью во всех своих поступках.

– Что мне сказать полиции, когда они придут тебя искать? – интересуется папа. В тот же момент Дилан, Кейд, Столи и Дирк врываются в зал.

– Минуты через две, имеешь в виду? – поддразниваю я.

Дом – это первое место, куда наведаются копы.

– Просто скажи им правду, – отвечаю, отвернувшись от своих друзей и кузенов. – Ты говорил со мной. Я в городе. Где именно – тебе неизвестно.

Ему даже лгать не придется.

– А девушка? Кто она?

Снова оглядываюсь. В комнату входит Бунтарка. Она выглядит взбешенной. Отец видел ее на видео? Сколько записей утекло в сеть? Господи. Нужно вернуться к мониторам и провести более глубокую проверку.

– Никто.

Сбросив вызов, кладу телефон в карман, разворачиваюсь и беру бутылку воды.

– Я знал, что мне следовало сохранить это место в тайне, – ворчу, избегая зрительного контакта с Кейдом.

– Просто хотел удостовериться, что ты говорил серьезно. – Он бросает взгляд на девчонку. – Черт, о чем ты думал?

Сомневаюсь, что я вообще думал. Я написал им с Дилан эсэмэски, чтобы ввести их в курс дела. Естественно, они примчались сюда.

Девчонка приближается ко мне.

– Разблокируй двери.

Но я не обращаю на нее внимания. Посмотрев на Кейда, открываю свою воду.

– Я пока не знаю, в каких целях ее можно использовать, поэтому решил приберечь на черный день. Все равно я ничего не выбрасываю. Сам знаешь.

Смех эхом разносится по залу.

– Разблокируй двери. – Тон голоса Аро становится ниже, словно она пытается не заорать.

– Ну, теперь она здесь, – продолжает мой кузен, – и никуда не уйдет, пока угроза для тебя не минует. Можешь себе представить, какой кипиш она устроит, если ее отпустить? Они точно узнают, где тебя искать. Запри все замки и не выпускай ее.

– Разблокируй. Двери, – рычит Бунтарка.

– Боже… – Я морщусь. Ее голос раздражает. За раз я способен вытерпеть только одного из этих людей. – Ты лишь усугубляешь положение, знаешь? – обращаюсь к Кейду.

Разумеется, сегодня я действовал не самым лучшим образом, однако он всех провоцирует. Присутствие девчонки и Кейда в одном помещении просто выводит меня из себя.

– Разблокируй. Двери, – повторяет она.

Кузен подходит ближе.

– Никто не просил ее приезжать в наш город.

– Никто ее не приглашал, – добавляет Столи.

– В каком-то смысле я пригласила… – бормочет Дилан, и я вскидываю брови, потому что это гребаная правда.

Конечно, не она одна виновата. Так или иначе, уэстонское дерьмо всегда находит дорогу в Шелбурн-Фоллз.

– Ты поговорил с отцом? – спрашивает меня Кейд.

– А ты со своим?

То есть его папа – адвокат. Он может помочь разобраться с копом.

Но Кейд отвечает, поморщившись:

– Хочешь, чтобы я с ним поговорил? Я вроде как стараюсь стереть из его памяти, сколько от меня проблем.

– Алло! – кричит Аро. – Я с тобой разговариваю.

Перевожу взгляд на нее и говорю:

– Сядь. – Затем вновь смотрю на кузена. – Я не хочу впутывать наших родителей.

– Ты думаешь, они еще не подняли тревогу? – выкрикивает Кейд. – Я удивлен, что Джаред до сих пор не нацепил ей GPS-браслет на лодыжку.

Он указывает на Дилан, которая просто тихо смеется. Ее отец – единокровный брат моего папы. Отец Кейда – сводный брат наших с Дилан отцов. Технически – Дилан моя родня по крови, но Кейд для меня такой же кузен, хоть у нас и нет общей ДНК.

– Разблокируй двери.

– Ты принесла одежду? – спрашиваю у кузины.

Подняв небольшую сумку, она бросает ее мне.

Я расстегиваю молнию и обнаруживаю пару комплектов одежды, которую Дилан выбрала для Аро по моей просьбе. Не хочу, чтобы она искала предлог уйти.

– Можно подумать, она влезет в твои вещи, Дилан, – вклинивается в беседу Столи с ехидной ухмылкой, и я шикаю на него, чтобы заткнулся к чертовой матери. Мне незачем слушать сравнения размера груди моей сестры с грудью другой девчонки.

Однако Дилан быстро отвечает:

– А я думала, футбольные джерси делают универсального размера.

Кейд, Столи и Дирк взрываются хохотом.

– Неужто ты… – восклицает впечатленный Дирк.

Кузина пожимает плечами, правда, не может скрыть самодовольную улыбку, потому что принесла футболку «Пиратов» Бунтарке.

Качаю головой, периферическим зрением наблюдая за преступницей в черном одеянии.

– Иди и найди себе место для сна, – говорю, швырнув ей сумку.

– Ты будешь хорошо смотреться в наших цветах, – шутит Кейд.

– Черно-оранжевый пиратский трофей, детка! – взывает Дилан.

Столи бросается к ней, подхватывает на руки и высоко поднимает. Все смеются.

Не сдержавшись, я улыбаюсь. Глядя на свою двоюродную сестру, восхищаюсь тем, как она держит марку. Женщины в нашей семье невероятные. Ни одна из них не ждет приглашения. Потолок некоторых людей – это пол для Дилан.

– Под черным флагом мы плывем! – гордо кричит кузина, остальные ее подбадривают.

Внезапно что-то врезается мне в грудь, и я теряю равновесие. Сделав шаг назад, выпрямляюсь. Сумка, которую я только что передал Аро, приземляется у моих ног.

Моя улыбка сползает, веселье прекращается. Кейд направляется к Бунтарке.

– В чем дело?

Я протягиваю руку, останавливая его.

Смотрю на сумку. Вот и очередная перепалка подоспела. Знал ведь, что это будет пустой тратой времени.

– Посмотри на меня, – произносит она.

А я ненавижу терять время зря.

– Я сказала, посмотри на меня, hijo de tu puta madre[4].

Мое сердце пропускает удар, но я поднимаю глаза и смотрю на нее.

Бунтарка сняла капюшон; выбившиеся из-под шапки темно-каштановые волосы спадают на спину и грудь. На ее шее виднеется кровавый след. Я вздрагиваю. Не заметил этого раньше.

Хотя на зеркале была кровь. Наверное, в одежду впиталась.

Медленно двинувшись в мою сторону, Аро заявляет:

– Я нужна тебе, а ты мне – нет. Ты можешь потерять все, мне терять нечего. Все равно я окажусь в тюрьме через два года, не так ли? – Она склоняет голову набок. – Или в могиле?

– Или забеременеешь. – Едва слова срываются с моих губ, хочу забрать их обратно. Я…

Закрываю рот. Дилан переступает с ноги на ногу слева от меня. В зале настолько тихо, что сквозь стены слышен бой городских часов, расположенных одним этажом выше в двух кварталах к югу отсюда.

Аро молчит, только сильнее вздергивает подбородок, не сводя с меня глаз. Но мне хочется смотреть куда угодно, лишь бы не на нее.

– Я не то имел в виду, – мямлю.

– Нет, нет… – перебивает Бунтарка. – Придерживайся нарратива. Так намного проще.

Прищурившись, отвожу взгляд. Я не позволю ей перевести стрелки на меня. Бедность – не оправдание для того, чем занимается она или ее приятели. Аро может сама создавать возможности для себя. Мой отец так и сделал.

– Разблокируй двери, – снова повторяет она.

 

Я не шевелюсь.

Затем она кричит:

– Разблокируй двери!

И я выполняю требование. К черту все. Достав телефон, ввожу код. Раздается щелчок замков.

Развернувшись кругом, Бунтарка идет к выходу. На миг звук ее шагов затихает. Она поворачивает голову и смотрит на меня.

– Меня зовут Аро Маркес.

Встречаюсь с ней взглядом.

– Аро Тереза Маркес, – говорит она мне. – Может, через много лет ты меня не вспомнишь. Может, никто даже думать обо мне не захочет. Но я существовала, мать вашу.

Я оцепеневаю.

Девушка на мгновение удерживает зрительный контакт со мной, а потом уходит.

Остальные устремляют взоры на меня. Спустя несколько секунд слышу, как захлопывается люк.

– Хоук… – шепчет Дилан. – Какого черта?

Я не смотрю на кузину. Упрека в ее голосе достаточно, чтобы пристыдить меня.

Глава 5
Аро

Избыточная влага собирается в уголках глаз – я чувствую, как она смачивает мою кожу, – но моргаю еще пару раз, медленно, спокойно, и она исчезает. Глядя вверх, сквозь стальные перекладины пожарной лестницы, нахожу Вегу. От нее провожу прямую линию и определяю положение Арктура. Две самые яркие звезды этой ночи.

Я смотрю на них и на другую светящуюся точку в небе – Марс. Мы сможем наблюдать за ним каждую ночь до следующего понедельника, после чего его орбита снова скроется из виду.

Вспоминая фотографии, представляю дюны и скалы, простор и тишину. Хотя мне никогда не доведется лицезреть планету ближе, чем сейчас, ничего красивее в своей жизни точно не увижу. Это напоминание, что я – никчемная песчинка, не играющая никакой роли. Марс вращается миллиарды лет, наша Земля вращается миллиарды лет. Миллионы таких же, как я, приходили и уходили. Что бы я ни делала – Вселенной без разницы.

Мысль может показаться удручающей, хотя на самом деле это не так. С осознанием, что единственная моя забота – найти себе пропитание и понять, куда меня приведет сегодняшний день, живется легче.

Опять моргаю, проверяя, высохли ли слезы, и отталкиваюсь от наружной стены «Глазури». Я не помню, когда в последний раз плакала, однако сейчас была близка к этому впервые за долгое время.

Стрижка Хоука, запах его одежды, то, как она скроена – чуть лучше, чем у других парней, чтобы сидела идеально, – сразу понимаешь, с чего вдруг дизайнерам сходит с рук просить шестьдесят долларов за гребаную футболку…

Мне незнакома большая часть оборудования из комнаты наблюдения, я понятия не имею, как с ним работать. Хоук умный. И он говорит так, будто всегда был в центре внимания.

У него есть близкие люди, место в колледже, деньги в бумажнике. Он знает, что важен. Почему это так сильно меня гложет? Я знаю, какие они. Трент и его друзья не способны ранить мои чувства. Почему я ощущала себя такой ничтожной рядом с ними?

Мне было необходимо выбраться оттуда.

Я натягиваю капюшон, сую руки в карманы, сворачиваю за угол и бегу по переулку между «Ривертауном» и хозяйственным магазином. Добравшись до мусорного контейнера, распихиваю несколько коробок и ящиков – проверяю, не прячется ли тут до сих пор Томми.

Пусто. Надеюсь, она пошла домой и будет безвылазно сидеть там, потому что мне нельзя возвращаться в гараж.

Подхватив ящик, швыряю его на землю.

– Черт, – шепчу я. До меня наконец-то доходит вся тяжесть моей дилеммы. Трент прав. Мне некуда идти. Моя бывшая опекунша все еще разрешает ночевать у нее, пока плачу ренту, поскольку я уже достигла совершеннолетия и бросила школу несколько месяцев назад.

Только это первое место, где Хьюго будет меня искать.

Сопротивляясь желанию пуститься в бег, опускаю голову и выхожу из переулка на пустынный тротуар, потом юркаю на боковую улицу.

Я пересекаю парк; свернув к Оранж Хилл, вижу припаркованную перед домом машину с работающим двигателем.

Бросаю взгляд на вершину холма, замечаю движение сквозь матовые панели входной двери и подхожу ближе. В салоне никого. Гори оно огнем. У меня и так уже достаточно проблем, чтобы сесть на десяток лет. Еще одно правонарушение ничего не изменит.

Быстро открыв дверь BMW 2008 года выпуска, забираюсь внутрь и включаю первую передачу.

Нажимаю на газ, срываюсь с места, пока никто не вышел из того дома. Выжав сцепление, переключаюсь на вторую, затем на третью передачу, мчусь по улице, игнорируя дорожные знаки. Время позднее, вокруг ни души, а мне нужно выехать на шоссе, где я смогу ускориться. В жилых районах нет уличных камер, но в элитном городке типа Шелбурн-Фоллз все следят за порядком. Кто-нибудь увидит машину. Хотя мои дни в любом случае сочтены. Мне нужно увидеться с ними в последний раз, прежде чем…

Я держусь левой полосы, соблюдая скоростной режим, проезжаю мимо магазинов, начальной школы, частных домов. Домов, где живут люди вроде Хоукена Трента, которые думают, будто знают, что такое настоящие проблемы.

Люди вроде его кузины Дилан, с ее черными кожаными кедами, в которых она была на нашей первой встрече. Это ее форма протеста против стандартных «Чаксов» или «Вэнсов», потому что она хочет добиться уважения за флер неформальности, одновременно не желая сильно выделяться среди сверстников.

Люди вроде Кейда Карутерса, которые в первые пять минут знакомства показывают вам все, что они собой представляют, и большего от них ждать не стоит.

Заглядывая в окна таких домов по обеим сторонам улицы, я понимаю, что мне там не место.

Однако…

Я бы хотела перед смертью увидеть Мэтти и Бьянку, спокойно спящими в одном из них. Мой взгляд задерживается на светло-голубом доме в викторианском стиле с темно-синими ставнями и крыльцом. Передний двор засажен деревьями. На ветке даже веревочные качели есть. Мэтти бы понравилось.

Выехав на темную проселочную дорогу, разгоняюсь до девяноста километров в час и быстро преодолеваю короткое расстояние до Уэстона. Пусть мы живем неподалеку от Фоллз, но это совершенно разные миры.

Вместо того чтобы двинуться в сторону Чикаго, я поворачиваю направо, пересекаю мост через реку и еду дальше по лесной дороге, разбитой за годы запустения. На обочинах стоят дома вперемешку с трейлерами, изредка попадаются заправки или автомастерские.

Потом лес уступает место городу, впереди виднеются заводы, фабрики, старые склады, переделанные в квартиры. В темноте выглядит почти красиво. Старая кирпичная кладка. Фонари.

Я не знаю, что, черт побери, манит сюда Томми Дитрих, жаждущую скрасить свою жизнь, но единственное наше достояние – это сильная футбольная команда и хорошо сохранившаяся история. Будучи речным городом, мы стали одним из первых поселений пилигримов, пересекших плато Великие равнины. Многие старинные постройки дожили до наших дней в недурном состоянии. У нас есть характер. Просто нет денег, чтобы его поддерживать должным образом.

И все же… зимой детишки из Фоллз приезжают сюда, чтобы погонять на заледеневшем Утином пруду, когда их трек приходит в негодность из-за снега.

Свернув у кофейни, мчусь по улицам туда, где точно нет камер, и оставляю угнанную машину перед заброшенным домом.

Натягиваю рукав толстовки, вытираю руль, рычаг переключения передач, той же рукой открываю дверь, после чего протираю наружную ручку.

Двинувшись на юг, преодолеваю один квартал, потом поворачиваю налево и бегу вверх по холму к дому своей родной мамы. Ее машины нет на подъездной дорожке, но внутри горит свет. Меня в равной мере охватывают страх и облегчение. Плевать, кто дома. Лишь бы не он.

Мне нужны деньги, одежда, и поспать не мешало бы. Завтра придумаю план. Главное, я еще жива.

Прокравшись сзади, снимаю сетку с окна своей спальни, однако улавливаю движение внутри. Я замираю, глядя в щель между шторами.

Бьянка сидит на своей кровати, чему-то улыбаясь. Осматриваю комнату, насколько это позволяется точка обзора. В поле моего зрения попадает парень. Он натягивает футболку, прикрывая тощую грудь, затем наклоняется и целует мою пятнадцатилетнюю сестру в губы, застегивая ремень. Я выпрямляюсь, убрав руки от окна.

«…или забеременеешь», – всплывают в памяти слова Хоука. Звучат они правдивее, чем хотелось бы признать.

– Проклятье, – бормочу, направившись к черному ходу.

Парень моей сестры – ее ровесник, но я по какой-то причине убедила себя, что у них не было секса. Конечно, был. Вот чем занимаются бедные дети из Уэстона, когда не беспокоятся о поступлении в колледж.

Открыв дверцу с москитной сеткой, медленно поворачиваю ручку, слышу, как она скрипит. Поморщившись, распахиваю дверь и вижу Мэтти. Он стоит у кухонного стола на цыпочках, с трудом удерживая равновесие, и пытается намазать арахисовое масло на крекер. Его пальцы перепачканы.

Ногти на ногах брата все еще покрыты черным лаком – я накрасила, когда в прошлый раз была дома. Это хороший знак. Отчим, похоже, попал за решетку, иначе бы заставил стереть.

Я проскальзываю в дом. Не успеваю закрыть дверь, как Мэтти оборачивается. Глаза пятилетки радостно сияют. Он роняет нож для масла.

– Аро!

Опустившись перед ним на колени, прижимаю палец к его губам.

– Ш-ш-ш-ш… – Я целую его в лоб. – Где мама?

Мэтти чешет нос, пачкая лицо арахисовым маслом.

– На работе.

Вытерев его щеку большим пальцем, беру бумажное полотенце и вытираю собственную руку. После чего поднимаю нож и помогаю брату с крекерами.

– Почему ты не спишь?

Уже за полночь. Помню, как сосчитала удары городских часов Шелбурн-Фоллз перед тем, как покинуть убежище.

Вместо того чтобы ответить мне, Мэтти принимается за готовый крекер.

Я смотрю на малыша. Он держит печенье обеими руками, откусывая кусочек за кусочком, словно кто-то может его отнять.

Горло сжимается.

Брат глотает, пока я доедаю остатки.

– Мы скоро пойдем покупать школьные принадлежности? – спрашивает он.

– Я ведь пообещала.

А я всегда держу слово, потому что не обещаю невозможное. Например, поездку на Гавайи, машину или деньги на колледж. Хочется посмеяться над тем, какой доверчивой я была, когда мать сказала, будто у меня с детства есть сберегательный счет.

Плевать, даже если меня арестуют, мы пойдем за покупками.

– Нарисовал мне что-нибудь за последнее время?

Мэтти берет еще один крекер, отрицательно качая головой, и не смотрит на меня.

Я прищуриваюсь. У него всегда есть рисунок для меня.

– Где карандаши, которые я тебе подарила?

– Папочка…

– Он тебе не отец.

Из гостиной доносится кашель, следом звук удара пустой пивной банки о другую, и я напрягаюсь. Понятия не имею, зачем вообще лелею эту пустую надежду. Мой отчим не в тюрьме. Мать никогда его не выгонит. В конце концов, он оплачивает аренду.

У нас с Бьянкой один отец, а Мэтти родился шесть лет назад в результате интрижки, длившейся около трех месяцев. Вскоре после этого появился Джон Дракос, который нашел себе удобную систему поддержки. Ему стирают белье, готовят еду, убирают за ним. Мама не хочет возвращаться к тому, чтобы самой оплачивать все свои счета.

Передав Мэтти тарелку, сажусь на корточки и говорю:

– Иди поешь в своей комнате. Закрой дверь.

Брат кивает, уже приученный не задавать лишних вопросов. Я жду, пока он уйдет. Отчим смотрит телевизор. Слышатся автоматные очереди, взрывы, потом его смех.

Еще одна дверь закрывается. Кто-то шагает по лестнице.

– Развлекся там, парень?

Пробираюсь к краю стены, отделяющей кухню от гостиной. Бойфренд сестры, наверное, уходит.

– Если изголовье кровати будет чуть сильнее долбить в стену, оно проделает дыру, – говорит Джон, усмехаясь. – Видать, она хороша.

– Господи, старик, – смеется его друг.

Я выглядываю из-за угла. Парень Бьянки открывает входную дверь и выходит.

– Больной ублюдок.

Пацан довольно рассудительный, чтобы понять, от кого хорошего не жди, и все же он оставляет свою девушку и ее младшего брата с таким человеком.

Снова вспоминается Хоук и то, как он вынес меня из «Ривертауна», подальше от дорогих ему людей. Почему-то мне кажется, что он не оставил бы свою девушку в таком доме.

Открываю ящик рядом с холодильником, перебираю гвозди и отвертки разного размера. Наконец-то найдя длинную деревянную ручку, достаю молоток, прячу его за ногу и иду в гостиную.

Я встаю перед отчимом, загородив телевизор.

– Мэтти не спит. Никто не приготовил ему ужин, – говорю ему, не обращая внимания на его дружка, сидящего слева.

Джон невозмутимо смотрит на меня. Он всего на семь лет старше моей матери, но жизнь его сильно потрепала. Кожа вокруг глаз и на лбу испещрена морщинами, ему постоянно приходится бриться, а его черные волосы всегда сальные. Зато без седины. Отчим не толстый, и у него есть работа, так что в наших краях он считается выгодной партией.

– Где его карандаши для рисования? – требовательно спрашиваю я.

 

Джон лишь смеется, опустошая банку пива.

– Думаю, у тебя сейчас имеются заботы поважнее, девочка. – Протянув руку, он ставит пиво на стол у себя под боком. – Проваливай отсюда.

Я не сдерживаюсь. Шея и лицо вспыхивают. Мне тошно от всего этого. Ненавижу его. Ненавижу такую жизнь!

Замахнувшись, обрушиваю молоток прямо отчиму на руку.

Если уж мне светит тюрьма, то зачем мелочиться? Давно хотела это сделать. Подхватив его пистолет, который просто лежит на тумбочке, бросаю молоток и взвожу курок.

– Твою мать, – рычит Джон, потирая руку. Его средний палец в крови. Он смотрит на меня, внезапно протрезвев. – Это уже не твой дом. Тебе больше некуда идти, да?

Я лучше буду на гребаных улицах спать. Не впервой. Однако понимаю, что забрать с собой брата и сестру не получится.

– Ты труп. – Его губы искривляются в мерзкой улыбке, пока отчим пытается перевести дыхание. – Сама знаешь. Я – все, что у тебя есть. Поэтому ты вернулась.

Моя рука дрожит.

В глазах Джона не остается и следа от боли, причиненной мной. Успокоившись, он наклоняется вперед и шепчет:

– Я – все, что у тебя есть.

Мне было на год меньше, чем Бьянке сейчас, когда он в первый и последний раз попытался что-то со мной сделать. В результате Джон лишился половины мочки уха. Но именно меня тогда забрали из дома, арестовали и несколько недель подвергали психологическим экспертизам, пока я не выяснила, что мама не ждет моего возвращения. Меня дважды забирали из ее дома. В обоих случаях я была не виновата. Черт побери, я всего лишь среагировала на происходящее, в то время как ей было все равно.

В конечном итоге она выбрала того, кто мог оплачивать счета.

Во мне больше не осталось ненависти к матери. Я искренне думаю, что когда-то она меня любила. Я это помню.

Просто некоторые родители понимают, насколько огромной ответственности и финансовых затрат требует ребенок, лишь тогда, когда он подрастает и перестает быть милым. И все ради чего? Что они получат взамен? Ну, серьезно? Собаки дешевле и не пререкаются.

Я не презираю мать из-за того, как она обошлась со мной. Однако ненавижу ее за то, что она завела еще двоих детей, которых не собирается воспитывать.

Джон поднимается с кресла и подходит ко мне.

– Приходи в гараж, Аро.

Мой взгляд устремлен на грудь отчима. Буквы на его футболке расплываются, я уже не могу их разобрать.

– Ее мать скоро вернется, – говорит его приятель.

Он не сводит с меня глаз.

– Ее мать в курсе, что она достаточно взрослая, чтобы начать зарабатывать себе на жизнь.

Не знаю, что Джон имеет в виду, но уверена, это касается единственного ремесла, для которого, по распространенному мнению, пригодны женщины.

Это все, на что, по мнению моей матери, годится она, до тех пор, пока не станет слишком старой для работы в клубе. И Бьянку учат тому же.

Я выдыхаю, когда Джон хватает мою руку и пытается отнять пистолет. Встретившись с ним взглядом, нажимаю на спусковой крючок.

К черту.

Раздается оглушительный хлопок; я вздрагиваю, а отчим отлетает назад. У него на руке появляется красное пятно. Друг Джона вскакивает со своего места и убегает. Выстрел эхом разносится по дому. У меня звенит в ушах. Сверху доносятся крики.

Я ощущаю жалящую боль в правой руке. Посмотрев вниз, замечаю кровь. Отчим держит мой молоток и, врезавшись в стену, падает. Его рука тоже вся в крови – рана не смертельная, но этого достаточно, чтобы мне впаяли несколько лет.

Все кончено.

Таков мой финал. Я практически чувствую облегчение.

Единственное, беспокоюсь о Мэтти. Бьянке будет понятно все то дерьмо, которое случится с ней в жизни. Мэтти еще слишком мал. Сейчас ему хочется только объятий. Брат не поймет, почему он никому не нужен.

– Аро! – кричит моя сестра. – Аро, что ты делаешь?

Она стоит в коридоре, переводя взгляд с меня на Джона. Мэтти прячется за ней с таким видом, словно вот-вот заплачет.

– Аро! – окликает кто-то еще.

Однако я не могу сосредоточиться. Пошатнувшись, ударяюсь спиной о стену и сползаю вниз, согнув колени.

– О боже! – Мать влетает в дом, падает рядом с отчимом и всхлипывает. – Что ты наделала? – орет она, обернувшись через плечо. – Убирайся! Убирайся немедленно! Как он теперь будет работать?

Как он теперь будет работать? Я едва не смеюсь.

Вдруг звучит другой, более низкий голос.

– Уберите отсюда ребенка, – распоряжается он.

Краем глаза вижу, как Бьянка разворачивает Мэтти и уводит обратно в спальню.

Я смотрю на происходящее будто сквозь пелену.

– У нас жертва с пулевым ранением, не фатальным. Бернс-авеню, 875, – опять произносит мужской голос. А потом… он прикасается к моему лицу. – Вставай.

Моргнув, поднимаю глаза. Хоук? Внезапно тело пронзает боль. Прежде, чем успеваю опомниться, он подхватывает меня на руки.

– Кто за это заплатит? – выкрикивает моя мама. – Аро? Мы не можем позволить себе скорую помощь. Почему ты не оставишь нас в покое?

Рука дрожит, и я не могу с ней совладать. Хоук выносит меня из дома. Я утыкаюсь подбородком ему в плечо, оглядываясь на дом, но смотрю не на мать, плачущую на полу в гостиной.

Я хочу забрать Бьянку и Мэтти.

– Я вернусь, – обещаю шепотом. В глазах темнеет, словно я все дальше и дальше углубляюсь в тоннель.

Но тут слышу едва различимый голос Хоука:

– Ты никогда сюда не вернешься.

Не знаю, сон ли это, однако через мгновение усталость и тошнота от боли берут верх над моими мыслями. Я держусь за Хоука, обхватив его шею, а он сажает меня в свою машину.

4Сукин сын (исп.).
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24 
Рейтинг@Mail.ru