полная версия

Павел Владимирович Рязанцев
Шрамы на небе

 
суп сытный для ведьм.
 

 
Закрыто лицо
маской. Шрамы от ножниц.
«Красива ли я?»
 

 
Как «чёрная смерть»,
как мутация клетки
жжёт ярость онрё.
 

 
Подойти манит
ночнушка, дразнит войти
в дом на отшибе.
 

 
Именем Бога,
обрекаю вас на жизнь!
Покиньте гробы!
 

 
На коже твоей
текста полотна горят.
Исповедь мёртвых.
 

 
Бедная дева!
Мёрзла годами в снегу.
Согрей её, кровь!
 

 
Девятый этаж.
Трос оборвался, и вот –
вновь первый этаж.
 

 
Лисье коварство
не имеет пределов.
Жена-кицунэ.
 

 
В обитель детства
спустя годы вернулся.
Травм проработка.
 

 
В иных урнах – сор,
эти – последний приют.
Горестно видеть.
 

 
В ужасе мама,
дочь губу закусила:
из мужиков дождь.
 

 
Ты видишь меня,
но покоен ли дух твой?
Кто заперт и с кем?
 

 
Льёт слёзы в костёр
старик. Путь вдовца горек.
Дарить вещи больно.
 

 
Крышка колодца
открыта. Экран потёк.
Настал седьмой день.
 

 
Списки имён всех,
чья жизнь оборвалась вдруг,
тяжки как свинец.
 

 
Моя тень живёт.
Я закрываю глаза.
Цена покоя.
 

 
Всеми любимый,
он снял себе комнату,
чтобы не выйти.
 

 
Белые реки
всё чернеют от стоков.
Чернеем и мы.
 

 
Куклы из сена
закованы в кандалы,
а люди висят…
 

 
Тихие дети
вечно учат программу
в школе сожжённой.
 

 
Клан привидений
молча на спящих глядит.
Дом на могилах.
 

 
Низшие твари
плоть лишь и кровь заберут,
высшие – душу.
 

 
Чужое лицо
на меня глядит злобно
из мутной воды.
 

 
«Когда ты грустишь,
мне так хочется плакать!
Зачем тебе жизнь?»
 

 
Тропа вдоль реки
обрывом венчается.
Летим, не идём.
 

 
Быть милым рождён!
Любви песня затихла.
Жаль. Стал кошмаром.
 

 
Дитя-анархист
да с «Поваренной книгой» —
он в каждом живёт.
 

 
Люблю лишь тебя!