Павел Смолин
Самый лучший комсомолец. Том 3
Глава 6
Весеннее солнышко грело родную землю, снег стаял, съемки кино про Петрова и Васечкина успешно завершились и перешли в стадию монтажа, киногруппа временно отбыла в родную Москву, а Таня и Надя Рушева (последняя не без напряжения административного ресурса) сдали экзамены досрочно и переехали в совхоз – «Наруто» теперь каждый день рисуем, потому что он по итогам публикации трех первых глав возглавил рейтинг «Wheekly Shonen Jump» – совершенно неожиданно для всех, кроме меня. Чуваки из Shueisha довольны и заклинают не сбавлять темп – у них тиражи со следующего месяца увеличатся. Подписали дополнительные соглашения – на выпуск мерча, часть которого мне переправят в СССР, буду дарить всем подряд.
Минкульт выдал мне запрошенных товарищей в виде фолк-рок группы, и мы на базе совхозной студии записали им пластинку-гигант. Репертуар наполовину «женский» (группа Мельница в основном) и мужской (Король и Шут). Вокалист там этнический русский, вокалистка – из малых народов Севера. Собой хороша, поет замечательно. Альбом печатаем тоже на базе совхоза – по две тысячи пластинок в сутки, только сырье успевай завозить. Все, полный цикл производства интеллектуальной собственности достигнут, как раз к началу посевной!
– Сегодня – великий день, товарищи! – стоя в кузове ЗиЛа на краю первого приговоренного к распашке поля, я впитывал теплое мартовское солнышко и накачивал задействованных товарищей дополнительной мотивацией, в чем они, если честно, не сильно-то и нуждались, с зарплатой в триста рублей-то. – Сегодня наш совхоз проводит первую после обновления посевную. Страна устала покупать хлеб за рубежом, поэтому перед нами стоит архиважная задача – показать Родине эффективность новых методов ведения хозяйства. Слезть с «зерновой капельницы» – одна из важнейших задач СССР в наши времена, ибо пищевая безопасность страны – основа ее суверенитета, потому что капиталисты зерновым шантажом выкручивают наши внешнеполитические руки, диктуя свои условия. Это – противно!
Народ отозвался возмущенным гулом.
– Я счастлив видеть настолько озабоченных судьбой Родины людей! – вполне искренне обрадовался я. – У нас все получится, товарищи, и нашему примеру последует вся страна! Ура!
– Ура! – отозвался народ.
Телевидение на месте, равно как и корреспонденты газет и журналов. Пока ответственный за открытие посевной одетый в тельняшку, «Тверь», кирзачи и кепку совхозник забирался в трактор, я спрыгнул с ЗиЛа и подошел к общающемуся со СМИ папе Толе, услышав:
– Открыть посевную доверено Никодиму Евгеньевичу Елистратову, передовику сельского хозяйства и многократно награжденному ветерану Великой Отечественной войны. На счету экипажа их танка – девять уничтоженных вражеских.
Знай наших!
Поснимали новенький, весело блестящий на солнышке трактор марки «МТЗ-52 «Беларусь»» под управлением героя. Проехав поле из конца в конец, он вернулся на «стартовую» позицию и поклонился аплодирующему народу, встав на ступеньку трактора.
После торжественного открытия техника и люди настроились на рабочий лад и взялись за дело, а мы с Виталиной покинули поля – что нам тут делать-то?
– Поехали домики посмотрим, – попросил я.
Переданные под управление поселения благоустроенными домами застраиваются равномерно, чтобы никому не было обидно. Во всех трех готово по полторы улицы, и я там еще не был – все по проекту, все честно, смысл ездить над душой у строителей стоять? Быстрее они от этого работать все равно не станут, потому что и так темпы внушительные – строителей у нас уже треть мужского населения, большая часть – «пришлые», из которых две трети осядут на ПМЖ, получив домик или квартиру – по желанию. Строек у нас будет много, так что без работы не останутся.
От ведущей к полям грунтовки (грязновато, но «Запорожец» и не по таким дорогам ездить умеет) свернули на ведущий к ближайшему поселку асфальт (пару асфальтоукладчиков купили у немцев), миновали пару березовых рощиц – скоро сок пойдет, вкуснятина! – поднятый шлагбаум КПП (чисто на всякий случай поставили), и въехали на готовую улицу. В палисадниках пустовато, но в огородах копаются незадействованные в битве за урожай товарищи – в основном пенсионерки и дети.
Заборы – дощатые, в сварных рамах, переходящие в штакетник у палисадников. На выбор будущим жильцам остался выбор цветов – краска выдается – из-за чего «однотипность» заборов и архитектуры несколько сглаживается, а улица приобрела веселенький вид. Часть жителей проявила тягу к прекрасному, расписав свои заборы узорами и картинками – доминирует «природная» тема. Дома – красного кирпича, с деревянными окнами и ставенками. Внутри – четыре комнаты и кухня! Покрыты новеньким шифером, печные трубы жизнеутверждающе дымят.
– Давай вон туда заглянем, пообщаемся, – указал я на дом номер семь, где в палисаднике как раз копалась пенсионерка Любовь Ивановна, с любопытством поднявшая взгляд на подъезжающих к ее участку нас.
Остановились, выбрались, и дама, не забыв «ойкнуть», побежала открывать нам калитку. Живет она здесь не одна – с мужем, который сейчас охраняет теплицы, и семьей сына – невестка плюс девочка-грудничок. Сын у нас оператор сеялки, поэтому сейчас на полях.
– Здравствуйте!
– Ой, здравствуйте! Вы в гости? – улыбнулась она и традиционно поюродствовала, не забыв посторониться и гостеприимно махнув рукой. – А у нас и не убрано, и в доме шаром покати. Вы заходите, чем богаты, тем и рады! Место! – это уже дворовому цепному псу породы дворняга, встретившему нас веселым лаем.
Пёс убежал в будку – вышколенный – но гавкать на нас не прекратил.
– Тьфу, пустобрёх! – припечатала его Любовь Ивановна.
– Как вы тут? Обживаетесь? – спросил я.
До этого они жили на этой же улице, в деревянном «пятистенке». О доме заботились, в палисаднике росли цветы, но тесно было – и ведь не денешься никуда.
– Обживаемся, – поднимающаяся по деревянному крылечку из трех ступенек бабушка обернулась и улыбнулась, продемонстрировав полный рот коронок – не постеснялась стоматологией воспользоваться. – Спасибо Анатолию Павловичу, а то мыкались как не пойми кто, а тут как бояре живем.
Зашли на веранду – часть украсили стареньким диваном и столом, можно сидеть-отдыхать, часть оставшаяся отведена под кладовку и огорожена стеной с дверью. Здесь же, перед входом в дом, и разуваются.
– Катька, гости! – громким шепотом проинформировала Любовь Ивановна невестку и с виноватой миной показала нам «тсс!», пояснив. – Дашенька спит.
В коридоре нашелся шкаф производства местной мебельной фабрики, в который мы с Виталиной отправили на хранение наши ветровки. Напротив – самодельная скамейка, прикрытая паласиком. Такой же, но шире и длиннее – под ногами.
Из-за двери крайней правой комнаты послышалась возня, и в коридор выглянула заспанная Екатерина – дама двадцати одного года, до декретного отпуска – доярка – одетая в новенький (только что достала, надо полагать) халат и успевшая причесать черные волосы до плеч.
Поздоровались и пошли на экскурсию – в «гостиной» нашлась местного же производства «стенка», черно-белый телевизор, телефон (в каждом доме есть!), новенький мебельный гарнитур из дивана и двух кресел. Стенка полупустая, но некоторый хрусталь, книги и семейные фотографии в наличии. На подоконнике – корытце с рассадой.
Далее посетили будущую детскую – нифига нет, кроме самодельной детской кроватки и местного производства коляски – неделю назад кооператив наладили, выпускают по моим чертежам из будущего. Реакция молодых мам разнится от восторженной до ликующей.
Спальня Любовь Ивановы с мужем порадовала «красным углом» с иконами. Да ради бога. В комнате молодых, куда мы тихонько заглянули, икон не было, но нашелся плакат с «Ласковым маем», а на двуспальной кровати – тоже совхозное производство, только матрасы докупать приходится – спала обложенная для безопасности подушками маленькая Даша.
Далее мы попили чай на кухне – «дома шаром покати» это когда на столе процентов пять площадей угощениями не заняты – и попрощались с хозяевами.
Когда мы вышли за ворота, довольный я сладко потянулся:
– Приятно причинять людям добро!
* * *
Подмосковный психоневрологический диспансер, он же, если по-народному – «психушка» – произвел удручающее впечатление обшарпанностью, унылостью и общей «тюремной» атмосферой. А как тут еще должно быть? Полянка с единорогами вместо потресковшегося асфальта и нескольких курящих сидя на скамейках больных в центральном дворе? Всю систему не поменяешь, но ремонтировать по психушке в месяц я себе позволить могу – детдома ремонтировать смысла нету, потому что кооператорам снижают налоги соразмерно потраченным на благотворительность доходам, так что взять шефство над сиротами теперь желающих хоть отбавляй. А здесь, на мрачной стороне Советского бытия, конь не валялся. А ведь есть еще и Дома Инвалидов – потом съезжу в пяток случайно выбранных, заценить уровень комфорта, в которых находятся люди, которым очень не повезло.
– Это Федор, он у нас Наполеон, – в ответ на мой вопрос кивнул на держащего руку за пазухой больного главврач Илья Петрович – пятидесятилетний бородатый и усатый дяденька в круглых очках и проецирующей во внешний мир вселенское спокойствие миной на лице. – Илья – шизофреник, Вадим – шизофазия…
За нашей спиной – дядя Герман и дядя Дима, безопасность при посещении нестандартного объекта обеспечивают. Прошли в главный корпус (главврач с коллегами сидят в отдельном, чтобы меньше с ума сходить, надо полагать), санитары выдали нам белые халаты, и «удручения» стало еще больше – настолько все вокруг унылое, обшарпанное и давно не ремонтировавшееся. Ну какое может быть лечение в таких условиях? Только карательное. И это – диспансер для особо спокойных и с влиятельными родственниками, образцово-показательный. Тут даже нечистотами не воняет – запашистых больных здесь не держат.
Поднялись по коридору на третий этаж, по пути столкнувшись с «Лениным» – лысый псих, прикрывающий рукой подбородок, маскируя тем самым отсутствие бородки, заявил, что мы «идем верной дорогой» – и вошли в палату номер четыре. Никаких дверей, само собой. Внутри нашелся мой старый знакомый старатель Лесник, который в компании двух пациентов о чем-то тихонько разговаривал, сидя на кровати у окна.
Поздоровались, и изрядно отъевшийся, подстриженный и выровнявший бороду старик бодро заявил:
– Все как обещал, Сережка – сижу, социализируюсь, никто меня не «лечит».
– А меня лечат! – возбудился больной справа от Лесника, быстро затараторив. – И лечат, и лечат, и лечат, и лечат…
Заклинившего бедолагу увели санитары, повинуясь недовольному взгляду главврача.
– Человеческий разум – механизм сложный, – не обиделся я. – Можно нам, пожалуйста, с товарищем поговорить, Илья Петрович?
Нас препроводили в пустую палату и оставили со стариком.
– Через месяц у вас по плану выписка, – опустившись на кровать с наименее подозрительным матрасом, выкатил Леснику хорошую новость.
Почему-то не обрадовавшийся старик приуныл и ответил:
– Тяжело мне с людьми, Сережка. Не потому что психи, а потому что к лесу привык.
– Могу предложить должность в пчеловодческом хозяйстве, – пожал я плечами. – Местоположение – республика Башкирия, Алтайский край, нам там землю под пасеку выделили, под сотню гектаров аж. В апреле отправим туда строительную бригаду – поселок со всеми удобствами строить. Засадим медоносами, ульев наставим – будем мёд в масштабах страны гнать.
В Подмосковье не выйдет, потому что его чуть ли не целиком посыпают пестицидами в целях борьбы с вредителями и клещом. Пчелкам такое не нравится, поэтому будем открывать «филиал» и отправлять туда совхозников жить и работать вахтовым методом.
– Должность? – деловито уточнил Лесник.
– Так лесник, – с улыбкой развел я руками.
Старик поржал, и, конечно же, согласился.
Поговорил с главврачом на тему ремонта, он сослался на то, что это не в его компетенции и выдал телефонный номер человека, у которого компетенции есть. Позвоню уже из совхоза – темнеет, пора домой, «Время» смотреть – там про нас показать обещали.
В квартиру мы с Виталиной прибыли минута-в минуту, включили телек и уселись перед ним на диван. Сначала, совершенно неожиданно для немного выпавшего из глобальных дел за время жизни в деревне меня, показали внеочередной Пленум, где партийные товарищи единогласно одобрили целый юридический пакет для кооперативов, основываясь на полученном за два с половиной месяца опыте. Из основного – запрет заводскому начальству всех уровней участвовать в кооперации, удаление из банковской (прости-господи) системы такой штуки как «сберкнижка на предъявителя» и затыкание целой кучи дыр для обналичивания «безнала».
Следом голосовать стало сложнее, потому что старшие товарищи предложили ужесточить требования к кандидатам для вступления в Партию. Тоже не без моего участия – расписал доклад на тему «как так случилось, что раньше в Партию кого попало не брали, а теперь берут кого попало, в том числе – предельно материалистических в плохом смысле (это когда за привилегиями пришел) приспособленцев. В «пакете» – необходимость сдать экзамены, совершенное знание Устава партии и потребность в совершенно безоблачной репутации и юридической чистоте. Одновременно с этим понизили зарплаты на пятнадцать рублей и аннулировали спецраспределители, как «совершенно не сочетающееся с коммунистическими идеалами механизм». Принято большинством голосов, и оператор злорадно взял крупные планы «воздержавшихся» товарищей. Эти точно назначенную на середину мая (после праздников) аттестацию не пройдут, благополучно вылетев из главного управляющего органа страны. И поделом!
– Ждем бунты, провокации и прочее тематическое, – поделился я нехорошим предчувствием с Виталиной.
– Наверху все просчитали, – выразила она уверенность в дальновидности старших товарищей.
Будем надеяться, что обойдется малой кровью. Да и как дернешься, если вертикаль власти укреплена как надо, а на стороне деда – все силовые структуры? От бессильной злобы разве что кто-нибудь нехорошее исполнит, но не более.
Внезапно снаружи раздалось что-то похожее на далекий, но изначально очень громкий хлопок. Нехорошо! В окно ничего подозрительного разглядеть не удалось, поэтому бросился к телефону и набрал дежурному:
– Что случилось?
– Напоминает взрыв, – компетентно заметил дядя Вадим. – Выясняем. Перезвоню.
– Пока неясно, – просветил я Вилку, и мы сели смотреть телевизор дальше.
«Потемкинскую деревню» и вправду показали, но совсем не так, как я ожидал – репортеры обсасывали одну-единственную тему: за три дня совхоз заработал почти двести миллионов рублей продажей цветов Москве и соседним городам. Посыл – совхоз это даже круче кооператива, потому что дает беспрецедентные экономические возможности. Показывали теплицы, их персонал и папу Толю – последний смущался, чувствовал себя не в своей тарелке, но опыт выступлений перед совхозниками взял свое – на вопросы репортера ответил максимально подробно и с цифрами, мудро не упоминая тот факт, что луковицы покупались за валюту в Голландии, и мало какой совхоз сможет перенять наш опыт.
– Ох уж эти симулякры и пропагандистские репортажи, – вздохнул я.
– Другими цветами-то торговать могут, – не очень уверенно предположила Виталина.
– Придется на Девятое мая поднапрячься и применить капиталистический демпинг, чтобы не остаться с голым задом, проиграв новичкам в цветочном бизнесе, – вздохнул я еще горше, жалея об упущенной прибыли. – Но мы себе такое позволить можем, – утешил сам себя. – Но все равно фигово, что засветились с этой стороны – теперь, как обычно, будут как плюсы в виде притока иммигрантов, так и минусы – в виде принесенной этими иммигрантами и пришлыми гастролерами повышенного уровня преступности. Давай за машинку, будем бумажку с просьбой выделить нашему участковому пяток подручных составлять.
Я вообще предусмотрительный.
Посреди процесса зазвенел телефон.
– Школьники рыбу глушили, – раздался оттуда грустный-прегрустный голос дяди Вадима.
– Как в «Крокодиле Гене», динамитом? – предположил я.
– Откуда у них динамит? Аммоналом! – удивился КГБшник.
– А аммонал откуда? – охренел я. – А, это для этого кто-то в прошлом месяце два мешка удобрений спёр?
Тогда мы все совершенно непростительно решили списать преступление на банальную крестьянскую жадность и продиктованное ей желание удобрить собственный огород.
– Предполагаем что так. Выясняем, позвоню еще, – и дядя Вадим повесил трубку.
– У нас завелся недобитый эсер с химическими навыками, – грустно поведал я Виталине.
Чего только в деревне не увидишь!
Глава 7
Никуда ехать не пришлось – единственного задержанного (а заодно пострадавшего) привезли в ДКшный медпункт. Говорить с сотрудниками он отказался, потому что «пионер своих не сдаёт», так что придется идти помогать. Когда мы с Виталиной, не забыв надеть белые халаты, вошли в процедурный кабинет, двенадцатилетнему бедолаге-Славику как раз пришивали безымянный палец. Мизинец, увы, пришить не получится – сильно фрагментирован, а потому утрачен навсегда. Пришивал лично дядя Герман – штатного хирурга у нас нет, но у ликвидатора нужные навыки нашлись. На вешалке – рваное детское пальто. Нашлись в кабинете и фельдшер с участковым, сочувственно смотрящие на ребенка.
– Мамку ждем, – просветил меня последний. – В детскую комнату милиции звонить?
– Славик, тебя на учет ставить? – спросил я завороженно глядящего – шок потому что – на пришиваемый палец задержанного.
– А что это? – спросил он.
– Это когда должны были в тюрьму посадить, но возраста не хватило, – пояснил я.
– Не хочу в тюрьму! – насупился он.
– Тогда говори, где взрывчатку взяли, – влез Филипп Валентинович.
Зря.
– Не скажу! – поджал губы «пионер-герой». – Я пацанов не сдам!
– Пацаны сами чтоли сделали? – уточнил я. – Мне просто интересно, – со светлой улыбкой развел руками.
Сработало.
– Не-а, мы готовую нашли, с фитилём! – похвастался он.
– Вот видишь – может вы заначку настоящего врага нашли, который, например, свинарник взорвать хотел! – назидательно произнес я. – Да вас наградить за это нужно!
– А зачем свинарник взрывать? – заинтересовался Славик.
– Не вертись ты! – одернул его дядя Герман.
– Чтобы страна никогда не получила наших замечательных свинок, – пояснил я. – А продовольственная безопасность…
– Основа суверенитета! – продемонстрировал пацан опыт прослушивания политинформации.
– Верно! И он во всех смыслах наш суверенитет подорвать хотел, – серьезно кивнул я.
– Колька нашел, потом нам показал, – решился Славик на «предательство» и вздохнул. – Это он настоящий герой!
Хороший пацан, честный и в целом правильный. Добавляем в список «подшефных» и «далеко пойдущих».
– Колька – это Петрухин? – уточнил я.
– Он! – кивнул пацан.
– А еще кто с вами был?
Славик назвал всех, и участковый отправился собирать участников, на выходе из палаты столкнувшись с заплаканной, укутанной в черный платок и белый халат поверх пальто, женщиной – мама Славика пришла.
– Ой, иди-о-о-т! – залилась горючими слезами, увидев изуродованную конечность сына. – Еще и на учет теперь поставят! – и покосилась на меня.
– Не поставят – мы свинарник спасли! – гордо опроверг мамины опасения пионер-герой.
Эх, а я ведь и сам таким был!
– Не поставим, – пообещал я, дав даме возможность сконцентрироваться на сыновьей травме и выдать фельдшеру коробку конфет – стандартная «такса» за медицинские услуги.
Пока она общалась с дядей Германом и фельдшером, не забывая ойкать и дуть сыну на руку, мы с Виталиной отправились в кабинет коротать время. Через час прибыли остальные «задержанные» вместе с родителями – мы это поняли по гневным воплям из коридора. Прибыв на шум, увидели орущих друг на дружку матерей Славика и Коли – Анфиса Степановна и Альбина Афанасьевна соответственно. Сами пацаны и трио их друзей неловко отводили глаза друг от друга, как бы показывая, что претензии есть только у родительниц.
– Твой-то всегда как будто не причем, а мой – то рукав оторвет, то вообще – пальцы! На всю жизнь теперь уродом останется!
Славик в ответ на "урода" обиженно посмотрел на мать.
– Я-то за своим слежу! – фыркнула Альбина Афанасьевна, прижав Колю к себе.
Вырывается, бедняга, краснеет.
– А я, получается, не слежу?! – возмутилась Анфиса Степановна, проделав то же самое со Славой.
– Дамы, давайте будем вести себя конструктивно, – без особой надежды попытался упорядочить хаос участковый.
Это он зря – женщины тут же сплотились вокруг общего врага:
– Это вот такая у нас милиция в совхозе? – риторически спросила мама Коли.
– Совсем порядка не стало – каждый день то драка, то поножовщина, то воруют! Раньше-то поспокойнее было! – подключилась сильно преувеличившая мама Славика.
Не надо на меня так жалобно смотреть, Филипп Валентинович.
Считав мое нежелание вмешиваться, участковый мощно отмазался:
– Милиция старается.
Это он зря – дамы возбудились еще сильнее и вылили на сотрудника пару минут почли неразборчивых из-за тона и громкости претензий. «А на той неделе…», «А когда у Наташки…», «А Васька-то че творит…».
– Хватит! – лязгнул Филипп Валентинович совершенно неожиданным для меня металлом в голосе.
Подействовало.
– Профилактика преступлений проводится согласно распорядка. Лекция об опасности применения взрывчатых веществ для браконьерского способа рыбной ловли состоялась не далее как вчера. Ваши сыновья на ней присутствовали, – подавил остатки бунта.
Малолетние герои, исключая Славика, синхронно отхватили по карательному подзатыльнику от матерей.
– Сережка сказал, что мы свинарник спасли! – напомнило «исключение».
Взрослые посмотрели на меня.
– Нужно было нести взрывчатку Филиппу Валентиновичу, – наставил я ребят на путь истинный. – И не только ее – все опасное и подозрительное ему нести надо. Всегда. Без исключений. Договорились?
Ребята согласно закивали.
– Мы сейчас с вашими родителями поговорим, а вы тихонько в коридоре посидите, хорошо?
Еще порция кивков.
В кабинете участкового провел разъяснительную работу на тему «что делать, если в деревне завелся террорист?». Народ сильно проникся, и мама Коли привела его к нам на допрос.
– Покажешь где нашел? – спросил я.
– Покажу! – сразу вызвался он.
Кое-как отделавшись от любопытных дам и еще более любопытных детей, прихватив с собой Альбину Афанасьевну с сыном, участкового и дядю Германа, на «Таблетке» отправились по указаниям гордого ролью штурмана Коли.
Миновав готовое и сданное здание общежития, две строящиеся пятиэтажки и почти готовый детский садик (с бассейном, здоровенной детской площадкой, планируемым живым уголком и собственным сквериком с бюстом Ленина) и въехали в еще не успевший покрыться зеленью лесок.
– Дальше пешком придется, – расстроил нас Колька, указав за деревья.
Не проехать.
Спешились – все предусмотрительно в резиновых сапогах, так что грязюка нам не помеха. Прочапав две сотни метров, уперлись в старую ель со здоровенной старой трещиной у корней.
– В ней и нашли! – ткнул пальцем провожатый.
– А если бы там кто-то жил? – отвесила ему мама наградной подзатыльник. – Без пальцев бы остался!
– Да кто тут жить захочет? – возмутился пионер-герой.
Участковый наклонился к трещине, посветил туда динамо-фонариком и прокомментировал:
– Считай – дупло, – выпрямился и добавил, убирая фонарь в портфель. – Пусто.
– Следов не найти, – подключился дядя Герман.
Значит и вправду не найти.
– Список имеющих доступ к химикатам и обладающих достаточными для изготовления кустарной взрывчатки навыками у нас есть, – предложил альтернативу Филипп Валентинович.
– Триста два человека, – уточнила Виталина.
– А я и не знал, что такой есть, – признался я.
Отвезли домой Альбину Афанасьевну с Колей – крюк получился изрядный, но приказы «в центр» уже были отданы по ближайшему телефону. В ДК получили список, посоветовались и для начала сузили его до полусотни подозреваемых. Потом дядя Герман укоризненно покачал головой и вычеркнул оттуда четверых ветеранов-диверсантов.
Проконсультировавшись с папой Толей (надо же председателя хоть немного в курсе держать!), убрали еще восемнадцать – они в командировке в «Сокольниках», строят там пятиэтажку по совхозному проекту, и на момент пропажи удобрений уже были там.
Пробежавшись по остальным бюрократическим кабинетам ДК, подтвердили алиби еще девятерым.
– Вот теперь можно и поработать! – счел я первую стадию расследования законченной.
* * *
Распределенные по подозреваемым сотрудники (включая Виталину – вызвалась) отправились проводить беседы и – в случае необходимости – обыски, и я проводил их до крылечка ДК, оставшись ждать дорогую гостью – узнала, что подружки переехали сюда и тоже разохотилась, на «пятерочки» добив седьмой класс экстерном.
Увидев скучающего меня в окно, из ДК вышел Борис Николаевич – наш пятидесятишестилетний электрик, закрепленный за «административным кластером». Поздоровались, он достал пачку «Беломора», из нее – папиросу, прикурил от спичек, поозирался и не без смущения спросил:
– А это правда, что японец в типографии – самурай?
– Правда, – не стал я его разочаровывать. – Свободный ронин.
– Ишь ты как! – уважительно поцокал языком Борис Николаевич. – А кто такой «ронин»?
– Типа японского пролетария, – не стал я вдаваться в подробности.
– Мужики говорят – ишачит дай боже, – похвалил иностранного специалиста электрик.
– Это хорошо, – улыбнулся я.
– А вот Семеныч два метра кабеля отрезал, – перешел он к восстановлению социалистической справедливости. – Думал я не замечу, – ехидно прищурился.
– Семеныч – это Юнусов Тимур Семенович? – уточнил я.
– С коровника, – кивнул Борис Николаевич, бросил бычок в урну и спросил. – Кого ждешь-то?
– Олю жду, – честно признался я.
– А, звездочка наша! – улыбнулся он в усы, попросил. – Ну, передавай от меня привет, – и пошел в ДК.
– Обязательно, Борис Николаевич, – пообещал я ему вслед.
Из-за поворота выехала «Волга», остановилась у крылечка, и я вежливо открыл заднюю дверь. Выпрыгнувшая Оля быстро чмокнула меня в щеку, полыхнула собственными и спросила оставшуюся в салоне маму:
– Можно мне Сережка ДК покажет, а потом домой приведет?
Мое мнение очевидно не учитывается.
– Не позже девяти! – выкатила лимит Диана Викторовна.
Штатный телохранитель и водитель в одном лице всмотрелся в расположенное слева от входа в окно – там у нас дежурный сидит – получил сигнал «безопасно» и увез маму певицы заселяться в «двушечку» сразу над нами – ту самую, куда шуточно нацеливался въехать Хрущев.
– А куда участковый поехал? – поинтересовалась Оля по пути, цапнув меня за руку.
– У нас тут запутанное и драматичное дело, – ответил я.
– Расскажи! – широко распахнув глазки от любопытства, попросила она.
Рассказал.
– Ничего себе! – ахнула она. – А я думала в деревне всегда все спокойно.
– Ничего себе «спокойно»! – сымитировал я возмущение. – Смотри… – и коротко пересказал свои здешние приключения.
– Вот это да! – восхитилась она. – А можно мне помочь, когда что-нибудь еще случится?
– Можно, – пожал я плечами.
– А у меня отпуск – я у Екатерины Алексеевны выпросила, аж до мая! – похвасталась Оля. – Только в телевизор надо будет съездить, концерты записать. А ты почему на концерты не ходишь?
– Никуда не хожу, – пожал я плечами. – Тоже типа отпуск. Лень мне, – доверительно поведал чистую правду.
Если мероприятие не обязательное, значит – не обязательное.
– Лениться – это плохо, – не одобрила она.
Почему-то сразу захотелось оправдываться.
– Вообще я много всего делаю, пошли покажу.
Отвел подругу в монтажку, показал залежи пленки и немного преувеличил количество оставшейся до завершения сборки «Петрова и Васечкина» работы. Следом – в студию, показал находящиеся в становлении «демки».
– А еще куча мероприятий, – подвел к доске с расписанием клубных активностей, три четверти из которых имело приписку «ведущий – С.Ткачёв». – А еще в Москву езжу дважды в неделю – к маме и в телевизор, «Политинформацию» записывать. Ну и здесь… – подвел к своему кабинету, указал на табличку. – Приемные часы честно отрабатываю, выслушиваю проблемы совхозного населения. Полезнее, чем на концерте три часа сидеть?
– Полезнее, – признала Оля. – А что еще у тебя есть?
– Есть взорванное озеро, – посмотрев на часы, выкатил самую интересную идею.
Половина второго всего – везде успеем.
– Поехали! – идея ей понравилась.
Зашли в кабинет, я отзвонился охране, вскипятил чайник, набрал чаю в термос, нагрузил Олю пирожками и булочками – носят бабушки, угощают хорошего мальчика – и мы погрузились в 402-й «Москвич» – на «Запорожце» укатила Вилка.
По пути развлекал гостью рассказами о встречающихся объектах и пересказом связанных с ними забавных событий.
Место происшествия начиналось прямо около выходящей к небольшому, пятнадцать на двадцать метров, озеру грунтовки.
– Офигеть! – прокомментировала Оля насаженную ударной волной на ветку лягушку за окном.
Вышли, осмотрели заваленные рыбой берег, и, частично, лес. Обломанные и припорошенные водорослями и тиной ветви деревьев навевали смутные ассоциации с Тунгусским метеоритом, а любопытная Оля, усевшись на корточки на прибрежную гальку, потыкала пальцем оглушенного взрывом рака.
Коварное членистоногое пришло в себя и цапнуло певицу клешней. С визгом подскочив, девушка затрясла рукой с повисшим на ней деликатесом.
Люблю раков.
Поспешив на помощь, аккуратно отцепил зверушку, добрая Оля ее простила, и мы отпустили рака жить обратно в озеро. В машине нашлась аптечка, мы обработали палец и уселись на бревно, глядеть на озеро и пить чай из крышки термоса:
– Это не озеро, а пруд, потому что искусственный, – снисходительно объяснила она мне.
– Это озеро, потому что совершенно естественный провал на местности заполнила вода изменившей русло после совершенно естественного землетрясения много тысяч лет назад речки, – в тон ей ответил я.
Оля покраснела:
– Правда?
– Нет, экскаватором вырыли пять лет назад, – улыбнулся я ей.
– Дурак! – захихикала она. – А в нем купаться можно будет?
– У нас почти везде можно, но лучше подальше от промышленного сектора – там стоки чистятся, но все равно неприятно, – развел руками.
Оля поежилась:
– А правда медведь приходил?
– Правда, – ответил я. – Сделали чучело, в школе стоит теперь.
– Хочу посмотреть! – попросила она.
– Завтра сходим, – пообещал я. – Как раз выходной. Или хочешь с ребятами познакомиться? Уроки как раз скоро заканчиваются.
– Я потом как-нибудь лучше, организованно, – смущенно слилась она.
– Шум надоел? – спросил я.
– Просто устала, – с улыбкой покачала она головой.
Допив чай, отправились обратно.
– Мне в деревне нравится! – поделилась Оля ощущениями.
