Павел Павлович Гусев
Верность
Завершённая судьба
Ещё будучи в интернате, Володя Титов изучал музыкальную грамоту и играл на саксофоне. Его преподаватель, инвалид, потерявший ногу в Великую Отечественную войну, говорил ему:
– Будешь играть хорошо, голодать не придётся. Всегда найдутся любители твоё мастерство оценить.
И Володя продолжал музицировать на саксофоне и усердно занимался в общеобразовательной школе, порою отказываясь от встреч с приятелями. Мечта его была – стать музыкантом. Примером для него служил преподаватель, который играл на саксофоне на танцплощадках и в кинотеатрах и неплохо зарабатывал.
Володя прислушивался к каждому его слову, а также к воспитателям интерната. Они были для него самыми близкими людьми. Его родители погибли во время войны. Все учащиеся жили в интернате до поры, пока не получали среднее образование, а затем устраивались работать на разные предприятия и жили в общежитии. А те, кто продолжал учиться в техникуме или институте, оставались жить в интернате. В армию их не брали, как будущих специалистов. А Володя, закончив десятилетку, пошёл играть в джазовый оркестр. Но однажды его вызвали в военкомат и сказали, что ему пора служить.
Провожали Володю в армию всем интернатом. И сказали:
– Как отслужишь, приходи: поживёшь у нас до трудоустройства.
В пограничном отряде, куда Володя попал, ему выдали обмундирование, и он приступил к занятиям: занимался физической подготовкой, учился метко стрелять и распознавать все ухищрения нарушителей границы.
После учёбы Володю направили служить на погранзаставу, и первое, что он почувствовал, – теплоту и доброту сослуживцев.
– С прибытием! – весело встречали его.
А начальник заставы высказал:
– Ты, Титов, отдохни, а завтра станешь знакомиться с границей.
И Володя, отобедав, брякнулся на койку. Спал и не слышал, как уходили ночью пограничники на службу. Утром дежурный поднял его, и он, облачившись в валенки, шубу, шапку-ушанку, накинув маскировочную накидку, предстал перед начальником заставы со старослужащим пограничником. Получив приказ проверить участок границы, они надели лыжи. Старослужащий взял собаку, и она, проваливаясь по грудь в рыхлый снег, шедший всю ночь, потрусила по невидимой тропе. Пограничники следовали на лыжах за ней, поднимаясь в гору, а иногда кое-где скатываясь. И вдруг собака прижала уши и стала обнюхивать заинтересовавшее её место. Там оказались едва заметные, уже засыпанные снегом следы снегоступов. Следы вели со стороны сопредельной территории.
Напарник Володи с тревогой произнёс:
– Нарушитель воспользовался метелью, решил пройти незамеченным. Судя по следам, он ушёл недалеко и сейчас должен находиться где-то в низине, в ущелье. Если мы успеем предупредить наших, то они перекроют ему путь. Я бегу за нарушителем, а ты дуй на заставу! Связь из-за погоды невозможна.
Володя никогда так не летал на лыжах. Но успел предупредить пограничников, и те выскочили прямо перед лазутчиком, словно живые снежные сугробы.
Нарушитель этого не ожидал. Он был с большим рюкзаком, полным запретной литературы.
Начальник заставы поздравил Титова с первым задержанием и довольно сказал:
– Вот бы все так бегали, как ты!
Прошло два года службы на заставе. Володя за это время возмужал, окреп, занимаясь в свободное время гимнастическими упражнениями, и, получив звание младшего сержанта, был уже сам старшим в наряде и учил молодых пограничников охранять границу.
Однажды летом, будучи в секрете неподалёку от контрольно-следовой полосы, под покровом ночи Володя с напарником расположились под чинарами. И только солнце осветило вершины гор и немножко посветлело, из чащобы в тумане вышел высокий человек. Когда он подошёл ближе, стало ясно: нарушитель на плечах нёс ещё одного. Видно, они решили, что один из них, пройдя границу, останется незамеченным.
Первым выскочил им навстречу Титов:
– Руки вверх! – и наставил автомат.
Тот, что сидел на плечах, от неожиданности свалился. Тут подбежал младший наряда и надел на нарушителя наручники. И в этот момент освободившийся от ноши лазутчик резко бросился под ноги Володе и сбил его, надеясь скатиться с горы в расщелину. Но получил такой тумак от Титова, что пришлось полчаса ждать, пока он очухается. Нарушителей доставили на заставу, и там разобрались: они оказались руководителями бандформирования.
Пришло время, и срок службы Титова закончился. Для него это было неожиданностью. Многие его сослуживцы ждали этого дня, но Володя к такой жизни уже привык, и служба ему нравилась.
А начальник заставы, хотя и знал о мечте Титова заниматься музыкой, когда прощался с ним, как бы ненароком проговорил:
– Лучше бы ты служил в армии. У тебя это хорошо получается!
Уже демобилизовавшись и находясь в родном городе, Володя поехал в интернат, где его пообещали временно приютить. Встретили его так, словно он был ещё воспитанником. И порадовали тем, что саксофон его в целости и сохранности. А вот преподаватель куда-то уехал: якобы, джаз вышел из моды и играет тот теперь на электрогитаре в группе.
Володя спал беспокойно, всё думал: «Что принесёт завтрашний день, неужели всё это правда?»
Утром он уже был у администратора театра:
– Правильно тебе сообщили! – подтвердила она и добавила.
– Саксофон – западный инструмент, а гитара ближе нам по духу!
Попрощавшись, Володя прогулялся немного и сел на лавочку возле небольшого магазина. Сидел он долго и размышлял, куда ему податься, чтобы жить, работать и не маяться.
Он знал, что в интернате ему со временем помогут с жилплощадью. Но она нужна ему сейчас!
Тут на лавочку села девушка и закурила. Поглядела на Володю и спрашивает:
– Почему вы такой мрачный?
– Да вот, – начал он, – я из армии вернулся и не знаю, по какой специальности пойти работать. Все так и ждут меня с распростёртыми объятиями! – многозначительно завершил он.
– А я в магазине детских товаров работаю, вышла немножко развеяться. Да пора уже и возвращаться.
– А вы не против завтра со мной после работы тут встретиться и сходить в кино? – предложил вдруг Володя и услышал в ответ:
– Я согласна!
Она ушла, а Володя решительно встал и зашагал – и он уже знал, куда! В милицию!
Там Титов рассказал о своей жизни начальнику отдела кадров и заявил, что хотел бы служить в правоохранительной системе.
Майор внимательно его выслушал, проверил документы, куда-то позвонил и ответил:
– С вашими данными вас хоть сразу начальником отделения ставь! Общежитие у нас в пригороде, поезжайте туда. Там же вам выдадут обмундирование. А завтра приходите ко мне, буду вас знакомить с участком!
«Прямо как на границе!» – подумал Титов.
В общежитии милиционеры встретили его, словно он всегда был здесь. Володя сразу со многими познакомился. И в эту ночь спал спокойно. Утром он уже был у майора, в подобранной по фигуре милицейской форме.
– Хорошая выправка! – одобрил тот. – Сегодня вы присоединяетесь к лейтенанту Сидорову и он познакомит вас с районом.
Уже к вечеру, ознакомившись с каждым уголком участка, Володя попрощался с напарником, купил билеты в кинотеатр и поспешил на свидание. Девушка уже ждала: сидела на скамейке, покуривая. Увидев его в милицейской форме, она застыла. Титов, радостно размахивая билетами, воскликнул:
– Здравствуйте! Пойдёмте в кино, а по пути познакомимся!
Но девушка недовольно проговорила:
– Нет! Нет! Я сейчас занята!
А затем поспешно встала и ушла.
Володя не стал её останавливать. Бросил билеты на лавочку и задумался. А потом понял: «Для неё, видно, не престижно, что он милиционер!»
Вскоре Володя заметил, что служба в милиции почти такая же, как на границе. Только там изловил нарушителя, скрутил его так, чтоб навек запомнил, а тут наоборот: поймал дебошира и не тронь его. Закон не позволяет. А как хотелось бы дать ему подзатыльник!
Задерживал Титов наркоманов, пьяниц, грабителей. Как-то дежуря на проспекте, он шёл с милиционером-курсантом и увидел, как хулиган сбил девушку и она упала. А тот вырвал у неё из рук сумку и побежал. Титов, на ходу сказав курсанту, чтобы он вызвал скорую помощь, бросился догонять преступника, который мчался по переулкам. Володя поймал его и передал в отделение милиции. В тот же день курсант отнёс сумку пострадавшей в больницу и, вернувшись, сказал Титову, улыбаясь:
– Она просит, чтоб вы навестили её лично! Если, конечно, сможете.
На следующий день Володя, как всегда, привёл свою форму в порядок: начистил, нагладил. И пошёл в больницу. В палате находилась миловидная девушка, на вид ровесница Титову. С перебинтованной ногой она сидела на койке и радостно его встретила:
– Вам идёт эта форма! Спасибо, что меня выручили. В сумке была партитура для нашего оркестра, в единственном экземпляре, а я там солистка – играю на скрипке. И что делать без неё, никто из музыкантов не знал бы. Вам причитается вознаграждение!
Но Володя возмутился:
– И вы меня за этим позвали?!
Повернулся и хотел было уйти.
Но тут вошла пожилая женщина, и девушка воскликнула:
– Вот и мама моя, познакомьтесь!
Женщина протянула руку и произнесла:
– Марья Степановна.
– Титов! – ответил он и добавил: – Володя.
– А я Вера! – сказала девушка.
Они вышли в вестибюль. Мария Степановна, видно, тоже была музыкантом и, вздыхая, продолжила разговор о партитуре:
– В этой пьесе не хватает саксофона. Партия для него есть, а музыканта нет. Саксофонисты сейчас в дефиците.
Титов, услышав это, удивился: «Шутят они, что ли?» Внимательно поглядел на них: «Да вроде бы нет!» И говорит:
– А я как раз саксофонист!
Теперь уже Вера и её мама на Володю внимательно посмотрели, и затем возглас радости разнёсся по вестибюлю.
Вскоре Вера поправилась, и Володя часто стал бывать у неё. С собой он приносил саксофон, и вместе они репетировали партии пьесы.
А начальник Титова, узнав об этом, высказался так:
– Пусть творит, только не во вред службе!
И Володя творил. Оркестр собирал много слушателей, а потом он даже играл на Володиной и Вериной свадьбе. Вскоре у них родилась дочка.
А однажды, когда девочка уже подросла и Володя и Вера прогуливались по улице, держа за ручки малышку, Володя вдруг поймал на себе завистливый взгляд женщины, сидящей на скамейке с сигаретой в руке.
Та долго провожала их взглядом.
Танцор
Я руководил оркестром и играл на аккордеоне в клубе для танцующих или соревнующихся на звание лучшего танцора. Как-то к нам пришёл новый музыкант, тромбонист. Он всегда внимательно смотрел на выступающих и говорил:
– Эта пара не получит приз, у них нет эффектного колена, им надо найти свой стиль!
Или:
– Это никудышное па, не танцевальный шаг!
А то скажет:
– Бодрости, яркости не хватает!
И всегда оказывался прав. Жюри по итогам конкурсов слово в слово говорило то же самое. И я решил задать тромбонисту вопрос:
– Откуда ты это всё знаешь?
Он помолчал немного, улыбнулся и повёл рассказ.
– Хочешь знать? Так и быть, послушай. Танцевальную музыку я любил с детства. Потом пошёл учиться по классу тромбона. И только закончил обучение, как был призван в армию, в пограничные войска. Прошёл курс молодого бойца и попал на заставу. Там встретил знакомого старшину, соседа по гражданке.
Он познакомил меня с пограничниками и быстро ввёл в курс дела. Рассказал, что придётся охранять границу днём и ночью, в любую погоду: в слякоть, жару и стужу.
Вскоре я к службе привык. Но меня всегда удивляло женское лицо, выглядывающее из окна офицерского дома и пропадающее, когда офицер-лейтенант возвращался с охраны границы.
Это оказалась жена лейтенанта, Таня. На заставе они были недавно. Познакомились на балу, посвященном окончанию военного училища и получению звания. Затем лейтенанта направили служить на заставу. А жена его была примой в танцевальном ансамбле. И бросила всё ради мужа. Вот это любовь!
Тромбонист даже вздохнул, а затем продолжил:
– У мужа после походов по горам гимнастёрка от пота солью покроется, а жена тут же её постирает. Потом усаживает его чайку попить, и они сидят, говорят и никак не наговорятся. Может, она бы музыку послушала, будучи одна, да там по радио только восточные напевы звучали, под них по-русски не потанцуешь!
И однажды старшина мне сказал: «Меня поощрили, дали отпуск: за хорошее ведение хозяйства, за подготовку солдат к спортивным соревнованиям на брусьях и на турнике, а также за своевременный выпуск стенгазеты». И потом добавил: «Заставу я оставляю на тебя, ты уже всё здесь знаешь. Начальник моё решение поддержал».
Я вначале опешил, а потом подумал: «Старшина в отпуске – это ненадолго, справлюсь! Да и поближе познакомлюсь с женой лейтенанта. Мы же с ней творческие работники».
И тут меня осенила мысль, и я попросил: «Старшина, будешь дома, зайди к моим родителям, возьми у них патефон и пластинки с лучшей танцевальной музыкой!»
Он сделал большие глаза от удивления, а потом всё понял и весело засмеялся.
Старшина уехал, и я первым делом навестил дом, где жили офицеры: нужно было проверить отопительный котёл. Подбросил поленцев в топку, и мне казалось, что они под ритм трещат. И я стал негромко напевать им мелодию из одного известного танго.
И тут чей-то женский голос меня прервал:
– Вы тоже любите танцевальную музыку?
И я увидел стройную женщину с тонкой талией, с белой, казалось, бархатной, кожей и пучком чёрных волос на голове.
– Я тромбонист, – ответил я, не сводя с неё взгляда. – На гражданке играл в танцевальном ансамбле. И мне кажется, что и сейчас на своём инструменте музицирую. Если не вспоминать это, все можно забыть!
– А я танцевала в ансамбле, и мне кажется, все уже забыла, – сказала женщина.
Мне показалось, что она смирилась с этим положением, и я ей посоветовал:
– А вы какие-нибудь элементы танца вместо зарядки повторяйте!
Она посмотрела на меня, словно на ненормального, и ушла.
А у меня пошла хозяйственная работа. Солдатам баньку натопить, бельё постельное в казарме сменить. Старшина прибыл из отпуска счастливый и сразу вручил мне патефон с пластинками. И мы немедля поставили танго.
И тут подошёл лейтенант – муж Тани. И попросил:
– Дайте патефончик на время – для счастья! – и заулыбался.
Однажды, завезя дрова в дом офицеров, я увидел Таню с мужем. Она подошла ко мне и, смущаясь, проговорила:
– Я бы хотела преподавать желающим танцы.
А её муж добавил:
– Но только в свободное от службы время или вместо физкультуры!
В тот же день эту новость я сообщил всем пограничникам. Но они, хихикая, отказались. Я пришёл к Тане один – с твёрдым намерением учиться, но предупредил:
– Если не смогу танцевать, брошу!
Лейтенант огорчённо произнёс:
– А я вот как раз и бросил: ничего у меня не получилось!
После этого, как только появлялось свободное время, я шёл на занятия к Тане. Она показывала танцевальный шаг, пробежку, красивые па, эффектное колено. Сначала я учился танцевать не с Таней, а с напарницей-табуреткой. А когда чему-то научился, начал танцевать и с Таней. В кирзовых сапогах. Смотрелось это смешно, и лейтенант как-то предложил:
– Во время занятий надевай мои хромовые сапоги. Они тебе по размеру.
Я их надел, и танцевать действительно стало легче и удобнее. Я брал Таню за талию и чувствовал что-то воздушное, мягкое, тёплое, что проникало мне в самую душу. И Таня однажды как бы ненароком сказала:
– Юра, увлекайся лучше танцами!
И я добросовестно продолжал учиться.
В День пограничника мы с Таней решили устроить представление и станцевали во дворе под звуки мелодии, издаваемой патефоном. Пограничники были в восторге, а некоторые даже позавидовали мне и пожалели, что зря хихикали и постеснялись учиться танцевать.
Потом о наших танцах весть разнеслась по всему пограничному округу, и нас попросили показать своё мастерство. Мы танцевали в клубе вальс, танго, фокстрот и рок-н-ролл. И каждый раз наш выход на сцену сопровождался восторженными аплодисментами. Я не ожидал такого приёма, и мне было приятно.
Служить мне оставалось ещё год. Но я не прекращал занятий, и продолжал ходить к Тане. И было заметно, что ей это нравится.
Лейтенант как-то со мной поделился:
– Вы с Таней приносите всем радость своим искусством! За это дарю тебе свои хромовые сапоги!
А потом пришла демобилизация. Старшина, который остался на сверхсрочную службу, вынес мне из каптёрки мой чемодан и торжественно произнёс: «Собирайся домой!»
Провожали меня сослуживцы и Таня. Я уже знал её характер и чувствовал, что на глазах у неё вот-вот появятся слезы.
Начальник заставы дал приказ сделать прощальный выстрел из ракетниц, и я верхом на лошади поехал в комендатуру оформлять документы.
Тромбонист помолчал немного и добавил:
– А теперь вот я с вами музицирую!
Мне, руководителю оркестра, долго ещё пришлось наблюдать за тромбонистом. И однажды, когда прошёл очередной конкурс и оркестр закончил играть, конферансье язвительно произнёс со сцены в зрительный зал:
– А кто из присутствующих сможет станцевать лучше и завоевать приз года?
Юра, так звали тромбониста, поглядел на конферансье, оглядел зрителей и, казалось, сожалел, что нет желающих. И тут вдруг увидел Таню – в лёгком сиреневом кримпленовом платьице. Она выделялась среди всех и сидела с мужем, который был уже капитаном. И Юра счастливо крикнул на весь зал:
– Я и девушка в сиреневом платье сможем!
И все зрители смотрели на радостно идущих навстречу друг другу Юру и Таню.
Оркестр заиграл танго.
А Юра и Таня, словно не веря своей встрече, как бы проверяя друг друга, осторожно сделали несколько па и, убедившись, что это правда, стали выделывать удивительные колена с разными фигурными дорожками. Зал затих, ошеломлённый их искусством. А когда заиграл рок-н-ролл, танцующие закружились вихрем, будто слились воедино. Грянули крики восторга, а потом под громкие аплодисменты Юре и Тане вручили приз и пригласили выступать в других залах.
И они давали концерты до поры, пока капитан не закончил Военную академию и не уехал с женой на место службы. Тромбонист тоже куда-то исчез. Его помнят до сих пор и говорят: «И где он мог так здорово научиться танцевать?»
И когда кто-то отвечал: «В армии!», – ему никто не верил.
Соня
Женя видел своих родителей только в раннем детстве. Во время войны с фашистской Германией они эвакуировались с заводом и попали под бомбёжку. Родители погибли, а его отправили в глубокий тыл с другими детьми. Там он находился до конца войны. Затем Женя опять попал в родной город, где воспитывался в интернате. Потом окончил общеобразовательную школу и научился столярному делу – стал краснодеревщиком. Когда Женю выписывали из интерната, ему определили комнату, где он жил когда-то с родителями. Была она пустая, без мебели – видно, растащили. Но он не унывал, мечтал: «Своими руками все смастерю, я же краснодеревщик!»
Женя устроился работать на мебельный завод, где старался стать мастером своего дела. Вскоре у него из мебели появился пружинный матрас и табуретка. А из посуды – две алюминиевые миски и кружка с ложечкой, подаренные интернатом. А ещё у него жила крыса Фёкла, которую он не хотел никому отдавать. Женя с ней играл, разговаривал, баловал её, приносил для неё еду из заводской столовой.
Соседями у Жени были две тихие женщины. Но когда он спросил, как их зовут, обе недовольно буркнули: «Зови нас тётями». А затем он услышал, как они ворчали: «Вот, подселили. Нам бы эту комнату». Но Женя не обращал внимания на эти разговоры. Он радовался, что стал взрослым и знакомится с новой жизнью. Но счастье оказалось недолгим. Однажды Женю вызвали в военкомат. Он пришёл с Фёклой на плече.
– Что, любим животных? – полюбопытствовал майор.
– Да! – ответил Женя.
– Так вот, призывник, – продолжил офицер, – отправишься на сборы кинологов. В армии любители животных нужны!
Через неделю друзья с работы провожали Женю вместе с такими же новобранцами в армию. Уже находясь в автобусе, он им крикнул:
– Не обижайте мою Фёклу, берегите её!
По прибытии на место инструктор-кинолог выстроил всех на плацу и чётко произнёс:
– Солдаты, курсанты! Сегодня каждый из вас получит щенка. Все они такие же неопытные, как вы. Вместе вы и будете учиться! Сначала привыкать друг к другу, затем осваивать разные военные премудрости. И наказ вам: чтобы вы были друзьями! А теперь идите, разбирайте собачек. Желаю, чтобы вы им понравились! Да, и не забудьте дать им клички!
Женя замешкался и подошёл, когда всех щенков уже разобрали. Остался единственный, крепко спавший и явно равнодушный ко всему происходящему.
– Ну, ты и соня! – удивился он.
– Вот, уже и кличка есть! – удовлетворённо сказал инструктор.
С этого дня Женя заботился о Соне. Кормил, поил и совершал с ней далёкие прогулки. Учил её слушать команды. Соня воспринимала всё с радостью, как игру. Вскоре уже знала многие слова, отличала своих от незнакомых, могла найти где-либо спрятанный предмет и по команде потрепать человека. А Женя получил навыки следопыта и научился метко стрелять из любого оружия.
Прошло какое-то время, и Женю с Соней направили служить на восточную границу, где два государства разделялись контрольно-следовой полосой – мелко взрыхлённой землёй, на которой мог быть замечен любой след. На заставе Соня жила в вольере. Женя встречался с ней не только когда нужно было идти в дозор: он часто выводил её во двор и продолжал заниматься, обучая её новым упражнениям. Соне это нравилось. Она научилась водить Женю с завязанными глазами мимо луж и ям, обходить расщелины, выжидать, когда проедет наездник.
Начальник заставы, видя это, выговаривал:
– Гусаров, балуешь ты собаку. В ней одна доброта. Кто бы ни прошёл, все её гладят!
– Она знает, когда ей быть строгой! – оправдывался Женя.
Вскоре Соня доказала это на практике. В тот день стояла жаркая погода. Со стороны сопредельного государства сухой ветер гнал по степи огненные шары перекати-поля, поджигая сухую траву и кустарники. Едкий густой дым расстилался по всей контрольно-следовой полосе. Пожар застал Женю и Соню в пути, когда они после дежурства возвращались на заставу. Собака ощетинилась, тихо заворчала. И Женя понял: пожар устроен специально, чтобы нарушители смогли под его прикрытием перейти через границу на нашу территорию.
Он снял автомат с предохранителя. И тут в дыму, который то редел, то становился густым, увидел тени вооружённых диверсантов в противогазных масках. Они уже были на нашей территории. Дыхание от гари у Жени перехватывало. Собака перетаптывалась на тлеющей траве. Женя сделал несколько выстрелов в сторону диверсантов и ринулся к ним навстречу. Двое нарушителей лежали с огромными баулами. Скомандовав: «Взять!», он спустил Соню. Но тут раздался оглушительный взрыв гранаты, и Женя почувствовал резкую боль в глазах. Послышался чей-то отчаянный крик. Дым поредел, и стало видно, как Соня, сорвав противогаз с нарушителя, стояла над ним, готовая вцепиться в горло. А у самой из лапы сочилась кровь. Дым уже совсем рассеялся, когда прибыл пограничный наряд и занялся задержанными. А Женя и Соня пошли на заставу. Боль в глазах у Жени не прекращалась, а Соня шла впереди на трех лапах, хромая.
Доложив начальнику о происшествии и не сказав о глазах, Женя решил посмотреть, что с собакой. Взял из аптечки перекись водорода, промыл рану на лапе и увидел, что подушечку на стопе срезало – видно, осколком гранаты. Женя обработал рану, наложил повязку и не отходил, пока кровь не перестала сочиться. А вот дойти до казармы сам уже не мог. Плохо видел. Старшина, от которого на заставе ничего не утаишь, ухватил его. Понял всё – не первый год служил – и укоризненно, сочувственно произнёс:
– Что же ты, Гусаров: о собаке позаботился, а о себе совсем не думаешь!
Посадил его старшина в пикап, сел за руль и повёз в госпиталь. А начальник заставы пожелал:
– Возвращайся, Гусаров, быстрей. Будем ходатайствовать о награждении тебя знаком «Отличный пограничник»!
В госпитале Жене не откладывая сделали операцию и вытащили из глаз кусочки металла размером с пылинку. Но зрение так и не вернулось: Женя видел только расплывчатые очертания людей, вещей.
Но хирург его обнадежил:
– Со временем зрение вернётся!
Женя уже месяц находился на лечении, когда услышал знакомый лай. Он доносился от охраняемого за забором больницы склада. Жене разрешали выходить во двор, посидеть на лавочке. И он у первого проходившего солдата спросил:
– Что за собака так громко лает?
– Да вчера её с заставы сюда перевели. У неё было ранение. Трудно ходить стало. А охранник она хороший.
И тут собака завыла. Может, услышала Женин голос. И завыла так грустно, что все, слышавшие этот вой, застыли от неожиданности. А Женя узнал этот родной голос и крикнул: «Со-оня-я!»
И тут огромная собака, перемахнув через высоченный забор, высунув язык, помчалась к нему. Часовой позже с удивлением рассказывал, что никогда не видел, чтобы собака преодолевала такую высоту, да ещё с больной лапой. Соня то и дело подпрыгивала, облизывала Женю. А он обнимал её, уговаривая: «Ну, хватит, хватит, встретились же!» Эту встречу видел генерал – командующий пограничным округом. Он знал об их подвиге. Женя и Соня задержали диверсантов с многомиллионной суммой валюты и оружием. И генерал приказал: разрешить Соне находиться с Гусаровым. В этот день доктор подарил Жене тросточку, хотя она ему была и не нужна: Соня прекрасно выполняла роль поводыря. Но пришло время, и генерал вызвал Женю на разговор.
– Слушай, Гусаров, мы гордимся твоей службой и твоей подопечной. Но тебя придётся комиссовать. Дадим тебе хорошую характеристику. А лечение продолжишь в больнице по месту жительства.
Женя со страхом подумал: «А как же быть с Соней?»
Генерал же, словно уловив его мысль, с теплотой в голосе проговорил:
– А твоя Соня получит военный паспорт и станет твоим поводырем. И помни: к тебе должно вернуться зрение, так сказали врачи. Завтра получишь довольствие и билет на поезд. Потом поставят тебя на инвалидность.
Женя дал телеграмму друзьям, упомянул, что едет с Соней, и указал время прибытия. Утром машина генерала подъехала к госпиталю. Шофёр усадил Женю и его собаку на заднее сиденье и повёз на вокзал. А там посадил их на поезд, в купейный вагон. Проводница предложила Жене чаю, Соне воды, а потом осторожно спросила:
– Собачка не будет беспокоить пассажиров? А то они тревожатся!
– Да её тут никто и не заметит! – улыбаясь и похлопывая Соню по холке, успокоил проводницу Женя.
Поезд ехал весь день. Соня вела себя так, словно это была не первая её поездка по железной дороге. А когда все расположились на полках спать и Женя тоже юркнул под одеяло, Соня улеглась рядом и прижалась к своему хозяину. К рассвету поезд стал подъезжать к месту назначения.
Проводница начала будить пассажиров и увидела, как солдат спит, обняв свою собаку. Оба сладко похрапывали. Быстро встав и приведя себя в порядок, Женя стал смотреть в окно, чувствуя, что поезд подъезжает к городу. Вскоре тот остановился. В купе пассажиры ринулись к выходу. А прощаясь с Женей, хвалили собаку и желали им обоим счастья.
Как только Женя вышел из тамбура, раздалось громкое многоголосье:
– Женя! Гусаров!
А потом Женя услышал голос директора мебельной фабрики:
– Здравствуй! Здравствуй! Мы тут растянулись по всей платформе. Вагон-то ты не указал! А сейчас поехали в столовую, что рядом с твоим домом. Там поговорим, все обсудим!
– Я не возражаю. Только Соне надо кое-какие дела сделать! – смеясь, ответил Женя. И они пошли в кустарник поблизости. Соня скрылась в нём и вскоре вернулась довольная. Женя прицепил ей на шею поводок и со всеми коллегами-друзьями сел в заводской автобус, который довёз их до столовой. Там они попросили сдвинуть вместе два столика и заказали обед на восемь персон и одну собаку.
Официантка быстро их обслужила, но далеко отходить не стала: может, ещё чего закажут. А за столиками разговор шёл о том, как бы Женю вернуть в обычную жизнь.
– Вот что, дружок, я сейчас за всех выскажусь, – сказал директор завода. – Мы тут поговорили и решили. Ты пока месяц отдыхай и дела необходимые делай. Сходи в военкомат, поезжай в госпиталь, а там будешь работать на дому. У нас есть, что тебе предложить. Питание станем тебе приносить из фабричной кухни. А можешь и сюда ходить в столовую. Тебе от дома близко, а мы с заведующим договоримся.
Обсудив всё, коллеги пошли провожать Женю и Соню домой.
– Здравствуйте, тёти! – приветствовал Женя соседок. – Я вернулся, отслужил!
Но соседки, кажется, и не заметили, что он слеп, даже не сказали ничего.
Гости вошли в комнату Жени и, увидев один матрас с табуреткой, растерянно произнесли:
– Мебелью мы тебя обеспечим.
И, попрощавшись, ушли.
Женя налил воды в миску и дал Соне, а сам лёг на матрас. Назавтра он решил сходить в госпиталь. А потом заснул.
Его разбудил зевок Сони, лежащей у двери. Женя достал бритвенный станок, пошёл в ванную. А закончив приводить себя в порядок, вдруг услышал недовольный голос соседки: «Почему кран до конца не перекрыл? Капает!» Женя стал ощупью искать кран, и тут тётки, видно, поняли, что он не видит. И опять молча удалились.
Женя хотел надеть гражданскую одежду, но она оказалась ему мала. Он снова облачился в армейскую форму, надел зелёную фуражку. Соне накинул ошейник с поводком, взял тросточку и вышёл на улицу. Он знал тут все закоулки по памяти и поэтому шёл смело с собакой, стуча тросточкой, не задевая прохожих. Водители, увидев, что человек с собакой-поводырем, уступали ему дорогу. Женя перешёл через шоссе и оказался на полянке для выгула животных. И только он отпустил Соню, как услышал взволнованный возглас:
– Ой! Ой! Джуля-я! Ко мне!
Женя смекнул, что кто-то от хозяина сбежал, и скомандовал Соне задержать собачку. Она вмиг ухватила за поводок мчавшуюся неизвестно куда маленькую болонку и держала, пока не подошла хозяйка.
– Вот спасибо, – взволнованно проговорила та. – Я боялась, что Джуля побежит через дорогу и попадёт под машину! – и вдруг воскликнула: – А я вас знаю! Вы вчера были с друзьями в столовой, а я там работаю официанткой и вас обслуживала.
Голос у неё был ясный, звонкий, и Жене захотелось с ней поговорить.
И он для начала разговора просто так сказал:
– Вы мою собачку не бойтесь. Она у меня отличный пограничник!
– А у меня папа служил на границе и в начале войны с фашистской Германией погиб! – грустно ответила официантка. – После этого известия мама стала плохо видеть.
Женя, решив немного развеселить её, сказал:
– Хотел вот сегодня в госпиталь сходить, да дорогу не знаю. Вот бы мне кто помог!
Официантка засмеялась:
– Только разве с Джулькой!
– А я тогда с Соней! – задорно воскликнул Женя.
– Ой, а меня тоже Соней звать! – ещё пуще засмеялась девушка. – А как вас зовут, я знаю, и со всей вашей жизненной историей знакома. Придётся мне пойти с вами.
