Павел Олегович Михель
Мир, который не вернуть. Том 1: Начало
День 30.
Я стоял посреди небольшой круглой платформы, которая покоилась на земле.
Вокруг было много таких же «тарелок». На каждой из них тоже стояли люди, но, в отличие от меня, рядом были другие люди, которые просто стояли на земле.
Зелень травы здесь была какая-то ненастоящая, будто разрисованная маркером. Вокруг было много людей. Некоторых я узнал: мама, бабушка, Павлов, Максим – все они стояли на земле. Павлов стоял на небольшом холмике, как будто возвышаясь над остальными. На других железных платформах я так же смог кое-кого узнать: мою одноклассницу Кэт и брата. Они стояли совсем рядом.
Остальных я не узнал. Почему-то все вокруг смотрели лишь на меня, строго и внимательно, будто чего-то ждали. Я не мог двинуться или что-либо сделать. Тело отказывалось подчиняться.
Внезапно, неизвестно откуда, начала прибывать вода. Казалось, она просто выходит из-под земли. Уровень воды поднимался очень медленно, плавно, постепенно захватывая сантиметр за сантиметром у земли.
Через несколько минут вода коснулась моей платформы, и та начала взлетать. Всё выше и выше. Постепенно все платформы оторвались от земли, а люди на земле лишь взглядом провожали остальных, пока их заглатывал синяя толща воды.
Я смотрел, как маму и бабушку поглощала водная гладь. Видел, как их внимательный и строгий взгляд скрывается под ней.
К этому времени вода уже подобралась к одинокому холмику, на котором стоял Павлов. Я молча наблюдал, как вода его тоже поглощает. Напоследок, перед тем, как полностью сгинуть, он улыбнулся мне. Я захотел помочь, спасти его, но тело, будто связанное невидимыми цепями, всё ещё не слушалось.
Вокруг было много платформ, и все плавно поднимались вверх. Моя круглая плита, притягиваясь к облакам, быстро отдаляясь от спокойной водной глади, которая поглотила уже всю видимую землю.
«Ещё немного, и я достану облака. Совсем один…» – с небольшой грустью подумал я.
* * *
Я проснулся в поту.
Влажная липкая одежда тяжёлым бременем висела на моём тощем теле.
Павлов сильно ворочался и бормотал что-то невнятное:
– … тир… Номир… Катя… не иди, нет…
Я встал и подошёл к нему. Потрогал лицо – оно было очень горячее. А мои руки не были ледяные. Я аккуратно взял маленькую тряпочку возле его головы и, прополоскав в миске с холодной водой, положил ему на лоб.
Такое состояние продолжалось у него несколько дней. Помимо температуры, его тошнило, а синие пятна уже дошли до живота. Ещё немного, и дойдёт до головы…
На второй день Павлову стало хуже и мы никуда не пошли – он просто не мог встать. Зато я смог отвлечься от неприятных, сверлящих голову мыслей, и что-то делал, отвлекался.
Несмотря на его запрет, я пошёл искать аптечку – думал, что найду там обезболивающее. Я знал, что не смогу его вылечить, но и сидеть просто так тоже не мог. Я чувствовал отчаяние, собственное бессилие, и должен был что-то делать. Да и просто узнать где мы находимся не помешало бы.
К моему счастью, во всём здании не оказалось восставших и, пока снаружи и внутри бушевала буря, я, от скуки, хорошо изучил его. На верхнем этаже оказалась большая рабочая аптечка.
Я взял оттуда несколько бутылочек, которые сказал Павлов, и осторожно вколол. Руки судорожно тряслись при этом. Я не сразу смог вообще вставить иголку – руки как будто сами не хотели давить в плечо. В школе у нас были курсы под медподготовке, но в манекен было гораздо проще вставлять шприц. Я ещё случайно куда-то не туда попал, и теперь у него был огромный синяк.
Пару дней назад, когда на улице был день, послышался слабый стук в дверь, и больше ничего – восставшие ушли, оставив меня в одиночестве с умирающим другом.
Так и прошли эти несколько дней, ухаживая за ним – так я мог кое-как избегать неприятных мыслей об одиночестве.
До полудня Павлов не просыпался, сильно ворочался и всё так же бормотал что-то невнятное. Я успел задремать, сидя у стены.
Вдруг, он резко поднялся и сел. Он скинул рюкзак со стола, чем разбудил и меня. Лучи солнца едва касались окна, слабо озаряя комнату дневным светом. Посреди этой картины он сам выглядел, как восставший.
– Сколько я был в отключке? – тихо спросил он, устало посмотрев на меня.
– Не знаю, – ответил я, поднимаясь с пола. Тело замлело за несколько часов и полностью не поддавалось.
– Ты не знаешь сколько прошло времени что ли? – всё так же тихо спросил он.
– Да знаю я, знаю. Просто сразу не сообразил про что ты, – я потянулся и с болью вытянул руку. – Дня три где-то.
– Три дня? – возмутился Павлов, и повалился на спину, закрывая лицо руками. – Времени так мало…
– Для чего? – спросил я.
– Я слышал, что в одном лагере синтезировали лекарство, – Павлов попытался встать, но со стоном сел обратно, и тихо добавил: – Ещё до всего этого безумия.
– Так это же замечательно! – я подошёл к нему и потрогал лоб: жар уже падал. Последняя новость вызвала во мне нечто, что, разливаясь по телу, давала тепло. Тепло надежды, которая ещё не угасла.
Я подал ему руку.
– Да всё в порядке. Сейчас встану, и поедем, – Павлов, взявшись за мою руку, смог встать. – Но есть одна проблема.
– Какая же? – спросил я, предчувствуя что-то плохое.
– Лагерь этот находится в Кантере – без машины туда не добраться за пару дней.
– То есть там, куда мы собирались сначала?
– Да…
– А сколько у нас времени? – осторожно спросил я.
– Не знаю, – Павлов задрал кофту. – Дня семь-восемь, пока мне не станет хуже.
– А что потом?
Павлов не ответил, подхватил рюкзак и пошёл к двери.
– Павлов, что потом? – повторил я.
– Потом уже будет поздно, – тихо ответил он.
Мы стояли молча несколько секунд.
– Ну и что? Есть какие-то мысли? – спросил я с надеждой.
Павлов молчал и смотрел в окно под потолком. По его лицу было видно, что он активно что-то обдумывает. Спустя минуту он повернулся ко мне, и ответил:
– У меня было около двух недель до обращения – несколько недель уже потерял в бреду. Но всё равно должны успеть – вирус ждать не будет, – он мрачно улыбнулся.
Нельзя было медлить, и мы оба отлично это понимали.
– Для начала, нужно осмотреть здание. Вдруг тут есть еда, или какие-нибудь другие припасы. Или ты уже?.. – Павлов чихнул.
– Будь здоров, – машинально сказал я. Павлов посмотрел взглядом «Издеваешься?». – Пока ты был в бреду – я побродил по зданию.
– Подожди, что? – перебил меня Павлов.
– Знаю, ты не очень это одобрял, – поспешил успокоить я, – но всё обошлось. Большая аптечка – много чего есть.
– Еда, что-нибудь?
– Больше ничего.
– Значит, рабочая аптечка, – задумчиво сказал он. – Очень пригодится. Где она?
– Она там, сверху. Пойдём? – я начал идти к двери.
– Успеется, – сказал Павлов. – Будем собираться – сходим. Блин, пожрать бы…
Я ожидал упрёк за безрассудство, но Павлов больше ничего не сказал. Я помог Павлову снять верхнюю одежду чтобы она хоть немного просохла. Его тощее, бледное с синими пятнами тело выглядело пугающе. Он ещё двигался как-то скованно, будто ему ещё не хватало сил.
Павлов остался в одной майке, а я был в кофте. Мы поднялись вверх по лестнице. Здесь были большие окна, выходящие на солнечную сторону. Солнце не только приятно ласкало кожу, обогревало, но ещё и давало какой-то позитивный настрой, плохие мысли проходили сами собой. Всё-таки, с непривычки, сначала было прохладно находиться без куртки, но я быстро привык, и уже не обращал внимания на это.
На секунду показалось, что теперь всё будет хорошо. Казалось, что никто никогда больше не умрёт. Казалось, что всё это было просто плохим сном. Казалось, что выйдем мы сейчас на улицу – там все живы… все счастливы…
С другой стороны я понимал, что это лишь моё воображение. Такого быть не могло, и я отлично это понимал. Но так хотелось обмануться, затеряться хоть на секунду в мечтах – разве не этого все ищут?
Из окна был прекрасный вид: здание находилось на склоне, и деревья, будто лесной ковёр, опускались вниз, во впадину – красивый хвойный лес. Небо было покрыто небольшими тучками-пятнышками, абсолютно белыми. Птицы на этом полотне выглядели, как маленькие живые кляксы. И над всем этим высилось солнце: красивое и мощное, которое дарит жизнь всему живому каждый день.
Как мало людей может по-настоящему оценить вид природы, который окружает их всю жизнь.
«Стоит только присмотреться, и целый мир откроется тебе», – этому меня научил брат, когда я ещё был маленький. Когда мы ещё нормально общались.
Мы прошли за аптечкой и, проходя мимо окна в коридоре, я увидел восставшего, одиноко тянущегося куда-то. У него были переломаны ноги, они просто болтались позади, как довесок к телу. За собой он оставлял грязный след из собственных останков и грязи. Всё это выглядело очень жутко. Мне он показался вестником чего-то плохого – мигом все иллюзии развеялись.
Я повернул голову и заметил небольшое синее пятнышко на руке у Павлова – пару часов назад этого не было.
«Ты и вправду в это веришь? – раздался знакомый голос в голове. – Веришь, что вы успеете? Веришь, что это чудо-лекарство вообще существует?»
– Отвали от меня! – выкрикнул я, схватившись за голову.
Павлов обернулся, бросился ко мне и, взяв за голову, принялся осматривать:
– Костя, ты чего? – он смотрел взволнованным взглядом, пытаясь понять, что случилось.
– Ой, – простонал я. – Стоит только закрыть глаза, как вижу этих монстров, – соврал я. Лучше никому не знать о «таких» моих проблемах. – Извини, что напугал.
– Ты сильнее их – помни это, – Павлов, кажется, поверил мне, или просто сделал вид – в любом случае, вопросов больше не было, и мы пошли дальше.
В одном этот голос был прав: странно было бы поверить в какое-то лекарство, о котором ничего до этого не слышал – этот вариант был слишком хорош, чтобы быть правдой. В жизни такого не бывает.
«Допустим, что оно существует – откуда же Павлов о нём знает? А если раньше знал – почему молчал? Больше месяца мы сами по себе. Не сходится. Тем более, если оно есть, Павлов связывался со штабом давно ещё – и? Помощь не приходит. На нас всем плевать. Почему они тогда не приходят, раз лекарство есть? Они ведь знают о нас».
«Может, некому приходить?» – пронеслось в голове, но я быстро откинул эту мысль – такого просто не могло быть. Кто-то должен ведь ещё быть. Просто им всем не до нас. Голос больше ничего не говорил.
– Это ведь туда мы ехали? – спросил я.
– Да, один из основных лагерей, – ответил Павлов.
– Значит, там должна быть моя семья, – сказал я, как ребёнок забегая в комнату, где была аптечка.
Я ни о чём теперь не мог думать. Радость заполнила меня, и мысли неприятные снова отошли на второй план. Наконец, я смогу увидеть семью.
«Вот бы всё получилось», – подумал я.
– Вижу, ты очень любишь свою семью. Хотел бы я увидеть её, – сказал Павлов, улыбнувшись. – Тогда надо поторопиться!
Здесь же Павлов нашёл старый рюкзак с порванной лямкой. Он быстро его перевязал. Оказалось, что Павлов хорошо разбирался в лекарствах, и быстро отобрал всё нужное.
Одежда Павлова ещё была влажная когда мы пришли, и, напоследок, мы решили ещё раз осмотреть всё здание – мало ли, что я мог пропустить.
Здание состояло из двух этажей и подвала, который вёл к лестнице в канализацию. Оно было длинным, но не широким. То есть, сверху, наверное, оно выглядело прямоугольной коробкой. Но всё равно само по себе небольшое.
Всё что здесь вместилось – это четыре кабинета, и небольшая комната, как мы поняли, для приёма пищи. Еды там никакой не оказалось – только мыши.
Мы вернулись обратно, и Павлов решил одеть влажную одежду. Всё равно там больше нечего было делать.
– Далеко нам идти? И куда мы сейчас?
– Возле города. Нужно идти назад, но через минут пятнадцать-двадцать будем на месте, – вздохнул он, и пошёл быстрой походкой. Я пошёл рядом с ним.
– А откуда ты столько о городе знаешь? – спросил я. – Где не окажемся – всё знаешь.
– Я разве не говорил? Вроде говорил… я жил здесь, какое-то время.
На этом наш разговор кончился.
Вечерело. Не знаю сколько было времени, но начинало быстро темнеть. Я даже и не заметил как прошёл закат. Прошло и тепло. Сначала не было видно, что это зимний день, но сейчас, когда начало холодать, я вспомнил что уже должен был наступить декабрь.
Когда уже почти стемнело, мы вышли к домам. Я узнал это место – этот район был простроен совсем недавно. Несколько домов так и остались недостроенными. Жёлтые краны так и застыли, ожидая новой работы.
Подростки не успели ещё оставить свои следы на домах. Цветастая детская площадка выглядела совсем новой и целой. Чьи-то забытые разноцветные формочки для песка заставили меня улыбнуться, но одновременно с этим вспомнил как Павлов расстрелял детей-восставших. Вспомнил их жадные и, одновременно, пустые глаза… мокрые от слёз глаза Павлова, полные сожаления. От накатившей грусти закружилась голова, ноги подкосились, и я упал, ударившись головой об край деревянной песочницы.
Краем глаза я успел заметить как Павлов обернулся и рванул ко мне. Увидел, его испуганный взгляд…
Когда я очнулся, сильно болела голова. Особенно где-то слева. Каждый стук сердца отдавался в голове, будто удар молоточка. Что-то сдавливало лоб и закрывало глаза. Я ощупал голову – она была обмотана повязкой.
Я лежал на чём-то мягком. Левая рука упиралась в спинку. Тяжело вздохнув, я сел, с болью поднял повязку и открыл глаза: я был в большой комнате, но кроме старенького, потрёпанного жизнью дивана, на котором я сидел, ничего не было.
Я сидел у самого окна: ночь была светлая. Будто и вправду не начиналась зима. Но луны не было видно. Не было видно ни её, ни единого облака, где она могла бы прятаться. Город внизу выглядел совершенно иначе: тёмные, пугающие дома и улицы. Бегающие тени создавали ещё большую ужасающую картину.
Мир без электричества и людей стал выглядеть иначе.
– Уже очнулся? – Павлов стоял в дверном проёме. – Здорово же ты меня напугал.
Он говорил тихо, будто бы прочитал мои мысли с мольбой об этом. Его бледное осунувшееся лицо выглядело как череп, обтянутый кожей.
– Что случилось-то? – он подошёл и сел на край дивана рядом со мной. – Что вообще с тобой происходит?
– Не знаю… я просто шёл, и думал, а потом всё, мрак. Помню только перед тем как ударился, ты ко мне побежал. А где мы?
– Эх, значит не скажешь, – вздыхая, сказал Павлов и поднялся. – Не парься. Ложись, отдыхай.
– Ты снова вломился к кому-то? – спросил я.
– Какая уже разница, Костя, – ответил Павлов и вышел, оставив меня наедине с собой.
Я снова лёг на спину, но спать совершенно не хотелось. Болел живот, голова, ноги…
Долго я лежал, глядя в полоток, и прокручивая рулетку из образов и воспоминаний недавнего прошлого: Павлов, Максим, мальчик, дети, тот одинокий восставший, бабушка что сидела рядом со мной, постоянный страх… Это продолжалось очень долго. Сон пришлось как-то там собой, когда уже рассветало.
День 37
Вокруг было тихо. Сочная зелёная трава слабо колыхалась под дуновением ветра.
Маленький коротковолосый мальчик, с точками-веснушками вокруг носа, стоял в центре огромного поля. Он о чём-то задумался. Ветер приятно обдувал лицо, а светлые волосы, будто из шёлка, красиво развивались. Так продолжалось, пока он не услышал собачий вой вдалеке, за горизонтом.
Сразу же сменившись в лице, не теряя ни секунды, мальчик рванул в сторону от звериного клича. Теперь его лицо было полно страха.
Вскоре силуэт зверя показался из-за горизонта, и быстро догонял испугавшегося мальчишку. Всего в несколько прыжков, через несколько мгновений, зверь был уже возле мальчика.
– Что… тебе надо? – крикнул, задыхаясь, мальчик.
В ответ донеслось лишь невнятное мычание, и в воздухе послышался смрадный запах. Зверь на секунду замер, готовясь к очередному прыжку, и в следующее мгновение уже бежал один, пережёвывая плоды своей охоты.
* * *
Я резко открыл глаза, и сел на кровати – она была вся мокрая.
Павлов стоял у дверей, будто в ступоре.
– Кошмары, да? – спросил он с лёгкой грустью. Мне уже каждый день они снятся, поэтому это его всё меньше волновало, но прекратить он всё равно не мог. – Я только-только хотел тебя будить. Нам пора выходить. Надо утром это сделать.
– Всё-таки сегодня, да? – спросил я, вставая с кровати. Меня пробирал озноб.
– Больше ждать нельзя – сам видишь, что там происходит, – Павлов указал в окно.
Пару дней назад резко стало холодать, и в квартире без нескольких одеял просто невозможно было уснуть. От мокрой одежды было ещё холоднее.
– У нас нет другой одежды? – спросил я, хоть и знал ответ.
– Нет. Ты вчера последнюю взял.
Я протёр глаза, чтобы окончательно прогнать сонливость. На улице только начинало светлеть. Мрак комнаты лениво расползался по мелким углам.
Синие пятна были у Павлова уже на подбородке. Ещё вчера они были только на шее. С каждым днём их становилось всё больше. Времени почти не было.
– Ты как? – спросил я.
– Пока живой, как видишь, – отшутился он, но по глазам можно было заметить сильный страх.
Я тоже мог быть на его месте, и это не давало мне покоя. Любой может.
По ночам Павлов лежал в бреду с горячкой. Иногда задыхался от кашля с кровью. Антибиотики уже не помогали.
– Что у тебя за идея с машиной? Мы целую неделю на это убили, и ничего не нашли.
– Я точно знаю, где они есть, – его взгляд наполнился какой-то тяжёлой болью, и я насторожился. Никогда ещё я не видел его таким. – Идём ва-банк! Конечно, мне-то нечем уже рисковать.
Он развернулся, чтобы уйти, но я остановил его вопросом:
– Не понимаю, ты о чём?
Он, не поворачиваясь, ответил:
– Вернёмся и заберём нашу машину.
– Нашу? В смысле, вернёмся в тот лагерь? – я непонимающе уставился на него – Павлов всё равно не видел этого.
– У нас нет выбора. Я же сказал «идём ва-банк». Там машина точно есть, а времени искать другую у нас не осталось, – и ушёл. Последнюю фразу он сказал как-то устало и тихо, даже отрешённо. Я не стал больше ничего спрашивать.
Я встал с кровати чтобы начать одеваться. Майка была вся мокрая и холодная от пота, я снял её чтобы она немного высохла. Можно было пока что собрать вещи.
За прошедшие дни мы продирались сквозь группы восставших по всему городу, в поисках машины, но не нашли ни одной рабочей. Лишь старенькие полусгнившие «заброшки» в нескольких дворах, некоторые были в последний раз на ходу ещё до моего рождения.
В центр мы так и не попали – там концентрация восставших зашкаливала. Просто целые стада.
Сейчас мы были в небольшом стареньком районе, недалеко от того места, куда Павлов собрался идти.
Я прошёл на кухню, небольшая открытая банка консервов стояла на столе, а рядом с ней железная вилка с узорами на ручке.
Павлов уже доедал свою порцию.
– А нет ли другого способа? Они же не отдадут нам машину просто так, – я сел напротив, и начал есть.
– Нет, – ответил Павлов, попутно жуя. – Говорю же: времени не осталось искать что-то другое. Будем действовать жёстко – они не ждут этого, у нас эффект неожиданности. Даст Бог, успеем до того как до них дойдёт. Только, – Павлов перестал есть, – помни: если что – уходи один. Бросай меня и уходи.
– Нет, – начал я.
– Не спорь! Костя, – на середине слова его голос дрогнул, – я знаю… мы оба знаем. Не надо. У тебя ещё есть шансы.
– У тебя тоже. А как же лекарство?
– Это… – начал Павлов и на несколько секунд замолчал. Он говорил очень тихо, почти шёпотом. – До него ещё доехать надо. И если не получится, то без меня у тебя шансов будет больше.
– Павлов!
Павлов ответил очень размеренно, твёрдо отчеканивая каждое слово. Он не смотрел на меня, а куда-то на стол:
– Костя, не спорь. Мы оба знаем, что так будет лучше, – он встал из-за стола. Сильно не расслабляйся. Мы выходим в течение часа.
Просидев ещё несколько минут в том же положении, я, наконец, встал и вернулся в комнату за вещами. Всё, что не было необходимо, я решил не брать, а оставить здесь – конечно, мы сюда вряд ли вернёмся, но мало ли.
Как только я застегнул рюкзак, Павлов сказал из прихожей:
– Пойду в коридоре покурю. Дверь не закрывай.
Через несколько секунд из коридора послышался щелчок затвора – пистолет Павлова.
Идти на самом деле было недалеко: полчаса нормальным шагом. Но в последние дни Павлову всё тяжелее даются длительные переходы, поэтому мы шли небыстро, иногда останавливаясь на передышку.
Было видно как ему стыдно за это, но я не винил – он сам меня не раз тащил на себе и никогда не жаловался. Тем более, что в последние дни мы почти не разговариваем на улице.
«Все вопросы – дома», – говорит Павлов. И я понимаю, поэтому и не задаю.
Мы шли молча около часа, пока, наконец, Павлов не решил сделать новый привал – третий. Он тяжело сел на землю, вздыхая, достал по куску хлеба и сосиске, протянул их мне. Я не хотел есть, но Павлов не убирал руку:
– Ешь, потом не будет времени, – сказал он, с тяжестью прожёвывая большой кусок хлеба. Я нехотя поел. Теперь в горле было сухо – сделал глоток воды.
За последнюю неделю погода сильно ухудшилась: солнца не было, дул холодный ветер, постоянные тучи. Окружение становилось всё более гнетущим, и оно давило с каждый днём всё больше. Серость… всё сливалось в одну огромную серость: дома, блеклые старые магазины, школы/садики с потрескавшимся фасадом.
Пока мы сидели, я увидел чёрную хитрую мордочку вдалеке, за кучей листьев. Конечно, окрас этого животного сливался с окружением, но нетерпеливое и наглое желание выдавало его с потрохами.
Перед уходом я, незаметно для Павлова, оставил для него сосиску, что не съел, и, когда мы отошли на небольшое расстояние, маленький лисёнок осмелился выйти, чтобы получить желанное лакомство. Я улыбнулся.
Через час мы были уже возле базы. За эти недели она превратилась в крепость. Магазин и зону парковки сильно укрепили: там, где была небольшая перегородка, стояли прицепы от грузовиков, по крышам которых, среди укреплений, ходили часовые в чёрной одежде. Перед этой неприступной стеной лежало несколько разлагающихся трупов восставших.
– Уф, – Павлов снял шапку и вытер мокрый лоб. – Не так просто, как я думал. Совсем непросто.
– Может, пойдём отсюда, а? – предложил я.
– Если бы я мог, – с жалостью ответил Павлов.
Мы сидели в кустах, далеко от входа – отсюда нас вряд ли увидят. Ветер шелестел оставшейся редкой листвой.
Охрана усилилась не только у входа: на крыше ходило несколько человек, по каждому на сторону. У каждого была в руках винтовка.
Павлов залез на небольшое дерево, чтобы лучше разглядеть парковку.
– Так, давай-ка лучше немного отойдём, – сказал Павлов, слезая. – Надо план немного обдумать. Машину видно, но она далеко. Так просто не подойти.
– Где? – тихо спросил я.
– Справа, в самом конце, – Павлов вздохнул. – Но чтобы выехать придётся попотеть. Походу там внутри поставили перекрытие, да и забор…
Мы отошли на безопасное расстояние назад, в лес. Сквозь густые заросли кустарника, пусть и голого, было не так просто пробираться. Мы двигались медленно, чтобы шелест не мог выдать.
– Мы что, будем прям прорываться? Как в кино? – удивился я.
– А что делать… – сказал Павлов. – Кроме нашей машинки, там ещё несколько грузовиков, но они слишком большие – быстро на них не поедешь. Наша-то машинка небольшая – больше возможностей для манёвра, да и разгоняется быстрее, – он остановился на несколько секунд и задумался. – Как я и говорил, придётся рискнуть – больше ничего не остаётся. Они, конечно, молодцы: разделили парковку на несколько частей прицепами, и придётся прорываться… но это ещё может сыграть в нашу пользу… Шансы на успех совсем небольшие, но есть. Ладно… – Павлов резко закашлял, прикрывая рот рукавом. Затем повернулся ко мне: – Когда я сделаю так, – он быстро поднёс руку к виску, в виде воинского приветствия, – ты побежишь за ближайший прицеп и будешь ждать меня, но ни в коем случае не беги никуда. Ни за что. Понял? Если увидишь, что меня подстрелили – беги. Я постараюсь максимально отвлечь их, если что.
Я хотел снова запротестовать, но понимал, что это не имеет смысла.
– Ладно, – неуверенно сказал я.
– И ещё одно, – добавил Павлов, – стой только за колёсами, чтобы снизу не было неожиданностей. Мало ли.
Он достал пистолет, и, убедившись, что всё в порядке, вернул в кабуру. После этого достал небольшой складной нож, положил его в нагрудный карман и тихо сказал, видимо, заметив моё беспокойство:
– Если всё пройдёт более-менее – через несколько часов мы уже будем на базе Кантера. Не волнуйся.
Павлов посмотрел на небо, сильно вздохнул и мы пошли снова к той «крепости», но, на этот раз, вышли немного подальше, чтобы идти со стороны дороги. Как я понял – чтобы не вызвать лишних подозрений.
Как только магазин показался из-за деревьев, я заметил, как насторожились снайперы на крышах, а после и люди на прицепах уже целились на нас, пока мы не подошли.
Хоть несколько трупов восставших всё ещё лежало на дороге, но многочисленные тёмные пятна и дорожки указывали на то, что их периодически убирают, и что трупов тут было гораздо больше.
Трое стояло на стене, возле входа.
– Кто такие? – грубым голосом спросил один из них.
– Понимаете… – начал Павлов.
– Руки! – рыкнул всё тот же человек, прерывая его. – Поднять! Так, чтобы я их видел. И ты, – он указал ружьём на меня, – тоже, – я поднял руки настолько, насколько это было возможным. Коленки снова начали дрожать, по телу прошёлся неприятный холодок. Ещё никогда за мной не следило так много людей с оружием. Наши жизни сейчас были в их руках, но другого выхода не было – я это прекрасно понимал.
– Не бойся, – шепнул Павлов, немного повернувшись ко мне.
– Что ты ему сказал?! – другой мужчина, очень нервный по виду, переключил предохранитель на автомате. У него был какой-то ненормальный взгляд, и его немного пошатывало.
– Тихо-тихо, мужики, – быстро начал Павлов, держа над собой руки, – я его просто успокоил. Это мой брат, ему и четырнадцати нет, а тут на него здоровые дядьки с пушками целятся. Да тут любой бы обосрался.
Всё это время я молча стоял, боясь сделать лишнее движение. Тело плохо слушалось, руки уже начали затекать, но я со всех сил старался держаться ровно.
«Нас сейчас пристрелят… пристрелят… убьют… им же до пизды кто мы такие», – думал я. Это всё, что было сейчас у меня в голове. Мне было очень страшно, бросало то в холод, то в жар.
– И чо вам надо? – рыкнул первый громила.
– Выживать одним тяжко – вот и ищем где бы остановиться. Мы с братом были в походе, за городом. Вернулись неделю назад, а тут будто фильм ужасов. Вот мы и ищем других выживших – нашли.
– Неплохо получается, – сказал третий мужчина в чёрной одежде низким голосом, указывая на наши рюкзаки. Он был среднего роста, крупнее всех трёх. Изогнутый шрам на бритой голове выглядел жутко и вселял страх.
– А что нам мешает просто вас грохнуть и забрать шмотки? – рыкнул первый. Павлов немного сменился в лице, страх проступил сквозь спокойствие.
– А вам разве не нужны люди? – сказал он, собравшись. – Я отлично стреляю, а мой брат может помогать по мелочам.
– Ладно… – выдохнул первый, – фиг с тобой. Последний вопрос: что у тебя за синяя херня на шее? Пятна какие-то… Вдруг, ты как те синяки, – громила указал в сторону мёртвого восставшего, – заразный? Они вон тоже синие. Что-то ты мутный какой-то.
– Да это от пота, – быстро сказал Павлов с улыбкой, но уже неуверенно. Он нервно улыбался. – Аллергия на пот. Никогда что ли о потнице не слышал?
Несколько секунд мы молча стояли. Охранники о чём-то переговаривались между собой. Несмотря на такую очевидную ложь, они в неё поверили.
– Ладно, хер с тобой. Посидишь сначала в карантине – потом посмотрим что из тебя получится, – низким голосом сказал третий и повернул голову назад, выкрикивая куда-то позади себя: – Впустите этих клоунов. Пусть начальник с ними разбирается, – он повернулся к нам. – Если фокус какой захотите выкинуть – учтите, что пуля-то она дура, зато летает быстро.
Павлов повернулся ко мне и еле заметно улыбнулся – видимо, всё шло по его плану.
Один из охранников отодвинул небольшую железную решётку и, когда мы зашли, закрыл её. Другой, чуть выше меня, наставил на нас небольшой автомат и молча смотрел, ожидая приказа.
– Веди их внутрь, – громко сказал низким голосом охранник, что стоял на стене – мужчина перед нами опустил автомат, развернулся и пошёл вперёд.
Внутри было просторно, несмотря на большие прицепы-перегородки, которые создавали небольшие лабиринты. Территория парковки была огромной. Тогда, в первый раз ночью, я этого не заметил.
Первым тишину решил нарушить наш проводник:
– А вы кто такие будете?
– Я – лейтенант Павлов, – при этих словах он приложил ладонь к виску. Я понял сигнал, и побежал вперёд.
– Э, куда… – раздалось позади. Я не обращал внимания, пока, наконец, не добежал до колёс в конце прицепа.
Я обернулся и увидел позади себя окровавленный труп – Павлова уже не было.
Стало страшно. Другие охранники могли в любую секунду появиться. Но я остался молча ждать Павлова – как он и велел.
Недалеко раздались несколько выстрелов. Откуда-то за лабиринтом контейнеров, начались крики, и послышался топот группы людей.
«Он тебя бросил…» – сказал Голос в голове.
Я постарался отвлечься, но каждый секунда ожидания казалась вечностью. Топот и крики становились всё ближе.
Вдруг, посреди всего этого резко прорезался звук мотора.
Через несколько секунд вдалеке появился Павлов, сидя за рулём нашего грузовика. Он жестом показал, чтобы я оставался на месте. Топот и крики затихли, начались выстрелы. Пули разрывали воздух повсюду, врезаясь то в контейнеры, то в крышу грузовика, пока он ехал в мою сторону. Я прижался к контейнеру. Павлов, проезжая рядом, немного притормозил и открыл дверь – я на ходу залез в салон. Пули свистели позади нас, но это было бесполезно, так как, сзади была огромная секция, и её сложно было пробить. Крыша просвечивалась в нескольких местах. Боковые стёкла уже были разбиты
Я вжался в кресло. Повернув, Павлов остановил машину. Он выдохнул и закрыл глаза, а через секунду открыл глаза и тихо сказал:
– Так, ну, погнали! – и дёрнул за ручку коробки передач.
Машина начала набирать ход. Последней преградой был железный забор. Несколько человек вылезли из-за угла, но, увидев мчащуюся на них машину, отпрыгнули в сторону. Кто-то пытался стрелять, но это нас не остановило.
Выстрелы, паника, и вот уже наша машина, выломив перегородку, мчится вперёд. Через несколько секунд выстрелы прекратились. Всё произошло настолько быстро, что я не мог ни о чём думать. В груди бешено стучало сердце, а взгляд был прикован к одному пулевому отверстию посреди лобового стекла.
Всё, что сейчас произошло, никак не вмещалось у меня в голове. Я всегда думал, что такое бывает только в кино или играх. Нам чудом удалось остаться невредимыми.
– Ух, прорвались, – сказал Павлов, когда мы уже отъехали на приличное расстояние. Он улыбнулся.
