Павел Михайлович Кучма
Пять методов

Глава 5.

Вышел он из кабинета Новикова в сопровождении укоризненного взгляда жены. Пройдясь по коридору по указанному Фёдором Аркадьевичем маршруту, он дошёл до конечного пункта, где толкнул дверь и вошёл в туалет. Справив нужду, он вымыл руки, высушил их, после чего вышел в коридор и медленным шагом бесцельно побрёл в сторону кабинета Новикова, тщательнейшим образом рассматривая стены и интерьер. Подойдя к кабинету Фёдора Аркадьевича, он сел на диван напротив двери и открыл книгу, которую взял с полки шкафа. Пролистав несколько страниц, он пробежал глазами текст, который его мозг воспринял, как бессмысленную галиматью. Закрыв книгу, он посидел ещё немного, убивая время, после чего встал и подошёл к двери. Аккуратно постучав, он приоткрыл дверь, заглянул в кабинет и, натянув на лицо улыбку, спросил:

– Разрешите?

Новиков, что-то говоривший Наде, резко прервал свою речь и, бросив на него воровато-испуганный взгляд, поспешно сказал, заикаясь:

– Заходите-заходите, Вячеслав Владимирович…

Надя, не обратив на него особого внимания, сидела с задумчивым лицом. Войдя, он поставил книгу на место и сказал:

– Увы, не моё. Я больше предпочитаю художественную литературу, например: «Эммануэль» Арсана, «Жюстина, или Несчастья добродетели» Де Сада, можно, что-нибудь из Эдика Лимонова, когда он был в эмиграции. Годятся также философские трактаты: «Камасутра», «10 поз» Аристотеля, «Наука любви» Овидия, – особенно с картинками!

Новиков, натянуто улыбнувшись, не нашёлся, что ему ответить, поэтому перевёл взгляд на Надю, которая, выйдя из задумчивого оцепенения, вновь сверлила мужа злым укоризненным взглядом, а затем сказал:

– Ну, вы меня поняли, Надежда Наильевна?

Надя, оторвав от него взгляд, перевела его на Новикова и ответила:

– Да-да, Фёдор Аркадьевич, принимать прописанное вами лекарство несколько раз в день, и через неделю прийти к вам на повторный приём.

– Совершенно верно, Надежда Наильевна, и помните: старайтесь оградить Вячеслава Владимировича от ненужных переживаний, волнений, и других отрицательных чувств, которые могут пагубно повлиять на его психосоматическое состояние. Как можно больше проводите время на свежем воздухе: гуляйте, занимайтесь спортом или физической культурой.

– Хорошо, Фёдор Аркадьевич, я всё поняла, спасибо вам большое, – сказала Надя, поднимаясь из кресла.

– Ну, что вы, – с чрезмерно наигранным смущением сказал Новиков, слезая со своего огромного кожаного кресла вслед за ним и Надей, – было бы за что?

Проводив их до двери, Новиков с дружелюбной улыбкой сказал:

– Всего вам хорошего, выздоравливайте скорее. Жду вас через неделю.

– До свидания, Фёдор Аркадьевич, – попрощалась Надя.

Он не стал говорить Новикову прощальных слов и протягивать руку для пожатия, а просто кивнул головой, натянув на лицо улыбку, имитирующую крайнюю признательность и благодарность. На первый этаж они спустились, храня молчание. Он ждал, что Надя начнёт беседу первой, делясь своими впечатлениями от приёма, попутно сделав ему замечание по поводу его поведения и неуместного сарказма. Когда они вышли из клиники и дошли до небольшой парковой зоны на территории Больничного городка, Надя, посмотрев на него с укором, сказала:

– Слава, а паясничать было обязательно?

– Мне скидка: у меня тяжёлая форма невротического или психического расстройства, возможно и то и другое одновременно.

– Это понятно, что ты дурачок у меня, я к этому уже привыкла, даже смирилась с этим, но перед людьми меня не надо позорить.

Наморщив лицо, он раздражённо сказал:

– Надя, это же психиатр. К нему каждый день таких экземпляров приводят, что ему уже и удивляться не чему.

– И что? – удивлённо спросила Надя, смотря на него с возмущением. – Это даёт тебе право вести себя в присутствии чужого человека, которого ты видишь первый раз в жизни, как дурак? Раз ты у меня такой балагур и затейник, можешь на длительное время забыть о супружеском долге, заменив его разглядыванием картинок философских трактатов тёплыми летними вечерами.

Нахмурившись, он пробубнил:

– Ладно, уже…

– Прохладно, Слава, – передразнила его Надя, – скажи спасибо, что Фёдор Аркадьевич профессионал и реагирует на подобное пренебрежительное поведение адекватно.

Усмехнувшись, он возразил:

– Самолюбивый, эгоцентричный, амбициозный, напыщенный гордец. Вот он кто, а не специалист, и уже тем более не профессионал.

– Это ты с чего вдруг решил? – возмущённо спросила Надя.

– Ты видела стены в его кабинете?

– Нет. Я пришла к нему не стены разглядывать, а за медицинской помощью и консультацией.

Рассмеявшись, он произнёс:

– Вот именно, а стоило бы обратить на них внимание, ведь в мелочах кроется глубокий смысл, который может рассказать много интересного об их хозяине.

Надя, посмотрев на него скептическим взглядом, тем не менее, с интересом спросила:

– И что в этих стенах примечательного?

– А то, что на этих стенах в три слоя висят достижения Новикова Фёдора Аркадьевича, который мнит себя специалистом и профессионалом с большой буквы. Какие-то грамоты, лицензии, фотографии со знаменитостями в обнимку, ещё что-то.

– И что в этом плохого? – удивлённо спросила Надя, не понимая, куда он клонит.

– Господи, Надя, помнишь, мы с тобой ходили в ресторан на корпоратив с моими коллегами? – спросил он жену и, не дождавшись её ответа, возбуждённым голосом продолжил: – Не ресторан, а примитивная тошниловка, зато в главном фойе на стенах фотографии знаменитостей, которые его якобы посещали. Мол, смотрите все, кто пришёл к нам и привёл своих друзей, у нас даже сам Александр Дюма сиживал. И плевать, что кухня никакая, интерьер гамно, обслуживание на нуле, да ещё и программа дебильная: двадцать первый век на дворе, а мы в стульчики играем и карандашиками, привязанными к ниточке, в бутылку из под шампанского попасть пытаемся. Что было написано на визитке Пушкина? Не знаешь, а я тебе скажу: «Пушкин». Всё. А на визитке Новикова, я в этом уверен, написано: «Профессионал, Врач-ас и Специалист всея Руси – Новиков Фёдор Аркадьевич, опубликовавший более 100 научных трудов, изменивших вселенную и потрясших мир!» Каждому специалисту, знающему себе цену, все эти финтифлюшки не нужны.

Надя, выслушав его со скептическим выражением лица, спокойным тоном произнесла:

– Слава, ты вкалываешь на заводе в смены по двенадцать часов, ковыряясь в грязи, а Фёдор Аркадьевич сидит в собственной клинике, в собственном кабинете, в белом чистом халате, сам себе хозяин. Есть разница?

Закатив глаза, он громко цыкнул и глубоко вздохнул, после чего раздражённым голосом сказал:

– Да при чём здесь это? Я тебе про Фому, а ты мне про Ерёму. По-твоему, директору нашего завода тоже нужно все цеха своими грамотами и наградами обвешать, чтобы показать какой он крутой?

Надя с деланным выражением лица, спокойным тоном ответила:

– Во-первых, Слава, ваш директор свою крутость другим способом демонстрирует: дорогим костюмом, бриллиантовой заколкой на галстуке, золотыми запонками на манжетах, огромной машиной с личным водителем, многочисленной охранной, – как говорится, у кого, на что ума хватает. Кто-то гордится своими научными трудами и достижениями, а кто-то прибылью и высоким положением в обществе. А, Во-вторых, мой хороший, завидовать всегда нужно молча. Понял?

Выслушав жену, он с раздражением сказал, махнув рукой:

– Бесполезно разговаривать, твоя мою не понимает. Увидимся дома.

Надя, опешив от его последних слов, возмущенным голосом спросила:

– Что значит, увидимся дома? Куда ты собрался?

Шагая прочь от жены, он обернулся и с особой язвой ответил:

– Ну, ты же слышала, что светило мировой психиатрии сказал: нужно обязательно гулять и дышать свежим воздухом. Вот и пойду, прогуляюсь и подышу.

– Слава? – обезоруженным и обиженным голосом позвала Надя, не зная, как его остановить.

– Не переживай! Через Университетскую не пойду!

Выйдя с территории Больничного городка, он свернул на Университетскую и пошёл по ней в сторону дома, тщательным образом, вплоть до мельчайших подробностей, восстанавливая в голове все события сегодняшнего утра. Очередной ночной кошмар, неприятный разговор с женой, не менее неприятный и странный разговор с начальником, странное поведение Нади в такси, приём у врача, против которого бунтовало всё его существо. Глубоко в сознании появилось очень неприятное гнетущее чувство, что его родные и близкие, словно бы сговорились, подталкивая его к тому, чтобы он пошёл к психиатру.

До встречи с Фёдором Аркадьевичем это чувство было неустойчивым, сомнительным и каким-то расплывчатым, находясь, где-то очень глубоко в его сознании. Но после приёма, во время которого Новиков, коего тёща преподнесла ему и жене, как специалиста высшей категории, должным образом не осмотрев его, мгновенно поставил ему диагноз и выписал лекарства, это чувство вылезло из глубин на поверхность и с каждой минутой всё сильнее укреплялось в его сознании, набирая силу. Во время приёма его не покидало ощущение, что Новиков, как будто бы ждал их прихода, заранее подготовившись к встречи с ними. Поэтому он не верил ни единому слову психиатра, чувствуя, что тот явно, что-то либо не договаривает им, либо не хочет говорить это в его присутствии.

При этом он прекрасно видел, что Надя полностью доверяет Новикову, ловя с открытым ртом каждое сказанное им слово, и Фёдор Аркадьевич, понимая это, перевёл своё внимание на неё. Чтобы узнать правду, которую, по его мнению, не договаривал психиатр, он решил оставить его наедине со своей женой. Но учитывая тот факт, который косвенно подтвердился в такси: Надя также ввела себя не совсем искренне с ним, – он понимал, что она ему не перескажет этот разговор с Новиковым. Он решил схитрить.

Под предлогом тяги в туалет по малой нужде он, перед тем как выйти из кабинета, взял с полки книгу, оставив на её месте свой мобильный телефон с включённым диктофоном. Сходив в туалет и погуляв по коридору, он не торопился возвращаться, давая возможность жене и психиатру поговорить по душам. Войдя обратно в кабинет, он вернул книгу на место и забрал телефон, при этом ни у Нади, ни у Новикова, никаких подозрений не возникло. Отвязавшись от жены у психиатрической клиники, он решил в спокойной обстановке прослушал запись их разговора и поразмыслить над происшедшими событиями.

От системного недосыпания и раздумий разболелась голова, а воспалённые бессонной ночью глаза стали самопроизвольно слипаться. Чувствуя себя не лучшим образом, он решил зайти в кафе и заказать кофе. Войдя в первое попавшееся ему по пути кафе, он купил двойной кофе, а затем немного подумав, несколько пирожных к нему. Нужно было, хоть что-то кинуть в желудок, чтобы он переработал еду в энергию, иначе он скоро не сможет шевелить конечностями. Забрав заказ, он забрался в самый дальний угол помещения и, сделав несколько мелких глотков кофе, без аппетита сжевал одно пирожное, после чего достал телефон. Найдя нужный файл, он воспроизвёл запись разговора. Несмотря на то, что телефон находился в нескольких шагах от говорящих, звук в целом был хороший, и слова он различал без особого труда.

Из динамика раздался звук хлопающей двери, после которого наступила небольшая пауза, нарушенная голосом Новикова:

« – Очень хорошо, что ваш муж вышел, теперь мы, Надежда Наильевна, можем поговорить с вами серьёзно, так сказать начистоту. Честно признаться, я не ожидал от него подобного сопротивления, ощущается сильное недоверие, исходящее от него, и в то же время неприязнь.

– Я вас внимательно слушаю, Фёдор Аркадьевич, – раздался в динамике голос Нади.

– Вы же понимаете, что у вашего мужа нет никакого невротического расстройства, я это сказал специально, чтобы не травмировать его психику, которая и так находится в состоянии сильнейшего напряжения.

– Понимаю, – ответила Надя.

– Обычно пациенты, страдающие тяжёлыми психическими расстройствами и заболеваниями, очень негативно относятся к постановке диагноза, утверждая, что с ними всё в полном порядке, поэтому к подобным диагнозам их нужно подводить постепенно и осторожно.

– А каков конкретный диагноз у моего мужа? – спросила Надя.

– По всем признакам тяжёлая форма параноидной шизофрении, – спокойным тоном ответил Новиков.

– Что это за признаки? – задала сразу же следующий вопрос Надя.

Новиков, как будто бы ждал этого вопроса, поэтому мгновенно бросился отвечать:

– Понимаете, ваш муж страдает от галлюцинаций, иллюзий, необычных мыслей, навязчивых идей, от ощущения, что всё вращается вокруг него, его мыслей и грёз. Его мозг создаёт замысловатый фантастический сюжет, который постоянно дополняется новыми элементами, при этом он уверен, что в этом сюжете персонажи и события из его ночных кошмаров должны якобы повлиять на реальность. Всё это существует исключительно в воображении вашего мужа. Он всё это придумал и продолжает придумывать. Его ночные кошмары – это всего лишь проявление его подсознания, которое пытается оградить его от слишком мучительной правды.

– Какой правды? – перебила Надя.

– Правды того, что он болен и болен очень серьёзно.

– Понимаю, – соглашаясь со словами Новикова, сказала Надя.

Новиков продолжил:

– Если мы, Надежда Наильевна, не будем бороться с этой фантазией, с этими навязчивыми идеями, ситуация будет только усугубляться и в конечном итоге выйдет из-под контроля. При этом нужно быть готовыми к тому, что ваш муж будет инстинктивно сопротивляться нам, то есть лечению.

– И что делать в таких случаях?

– Всегда нужно призывать больного, в данном случае вашего мужа, к здравому смыслу.

– Например?

– Например, когда ваш муж будет сопротивляться, заставьте его постараться понять и осознать всю сложность ситуации, связанной с его психическим здоровьем. Сами подумайте, разве в моих словах не больше здравого смысла, чем в безумном сверхъестественном заговоре, который создало воображение вашего мужа? Вячеслав Владимирович по своей природе скептик, мы с вами это знаем, поэтому всё можно ему объяснить логически.

– Кажется, я вас поняла, – сказала Надя, – по крайней мере, уловила суть.

– Запомните главное: нам с вами нужно уверенно и цепко держать ситуацию под контролем. Всякий раз, когда у вашего мужа наступает рецидив, ему становится всё сложнее выныривать на поверхность из тёмных глубин своего воображения, поэтому его сопротивление будет расти. После очередного кошмара и бессонной ночи ваши веские логические доводы должны принести ему огромное облегчение и понимание того, что с ним происходит.

– А кошмары ещё повторятся?

– Возможно, но с принятием препаратов, которые я вам прописал, ночные кошмары и бессонница резко пойдут на убыль. При этом, Надежда Наильевна, именно вы, как самый близкий человек для своего мужа, должны стать его лечащим врачом. Да-да, вы не ослышались, повторяю, именно вы, а не я, должны оказывать на него решающее воздействие. Каждый больной с подобным диагнозом, всегда считает своего лечащего врача врагом – это естественная реакция больного на лечение. Это часть болезни. Именно вы обязаны вытащить вашего мужа из того мира, который он сам для себя упорно создаёт. Вы должны стать для него подобием звезды, указывающей ему путь к выздоровлению.

– А если я не справлюсь? – спросила Надя, в голосе которой угадывались нотки неуверенности и страха.

– Не переживайте, Надежда Наильевна, я вам помогу в этом непростом и нелёгком деле. Как только у вас возникнут проблемы или вопросы, сразу же звоните мне…

Это были последние слова Новикова, после которых из динамика раздался стук в дверь, а вслед за ним его голос. Выключив диктофон, он положил телефон на стол и сделал пару мощных глотков кофе. После услышанного, он задумался настолько глубоко, что лоб разрезали глубокие морщины. Ему было совершенно наплевать на тот диагноз, который поставил Новиков. Ночные кошмары и бессонница явно не тянули на симптомы параноидной шизофрении, а вся та ахинея, которую Фёдор Аркадьевич наговорил Наде, совершенно не соответствовала действительности, больше выступая, как некое обобщение диагноза, к которому его психическое состояние не имело никакого отношения. Он вообще не понимал, о каком сюжете, который он сам для себя выдумывает, говорил Новиков, он просто видит сновидение, которое иногда дополняется новыми элементами. Как раз в отличие от своего близкого окружения: жены, тёщи, начальника и теперь уже лечащего врача, – он вёл себя естественно, не отрицая того факта, что у него действительно есть нервное расстройство, главным симптомом которого выступает бессонница, в то время, как остальные, либо что-то не договаривали, либо что-то пытались скрыть от него, навязывая ему свою волю.

Принимать лекарства, прописанные ему Новиковым, природу которых он не знал и не понимал, он не собирался, пусть сам жрёт свои антидепрессанты. Тем не менее, во всей этой ахинеи, которую он прослушал на телефоне, его заинтересовали, или скорее даже насторожили, два момента. Во-первых, откуда Новиков мог знать, что сюжетная линия его снов дополняется новыми элементами? С ночными кошмарами понятно: Надя рассказала своей матери, а та в свою очередь пересказала это Новикову. Но про то, что в его кошмарах каждый раз добавляется, что-то новое он никогда никому не рассказывал. Надя несколько раз, когда последствия от кошмаров были особенно ощутимы, и он долго не мог прийти в себя, спрашивала о содержании сновидений, но он всегда рассказывал ей одно и то же в общих чертах, не вдаваясь в подробности. Этот момент настораживал, а вот следующий момент был интересным и совершенно ему не понятным. Новиков утверждал, что персонажи его снов должны, как-то повлиять на реальность. Как он не старался понять и объяснить для себя эти слова психиатра, он так и не смог этого сделать, хотя в памяти мгновенно всплыл эпизод из его кошмара, где он говорит человеку, допрашивающему его о своих родственниках, о которых тот знает. От этих мыслей на душе стало гадко и неспокойно, а по телу пробежали мурашки.

На миг в душе мелькнуло чувство сомнения, и он подумал, что, возможно, Новиков в чём-то и прав, и диагноз поставил верно: он реально тронулся умом, или близок к этому состоянию, – только Фёдор Аркадьевич немного ошибся с симптомами, точнее переборщил, расписав их чересчур ёмко и красочно, чтобы произвести впечатление на пациента. Дело вовсе не в иллюзиях и галлюцинациях, которых у него не было, а сновидения не в счёт, ведь их видят все люди без исключения и даже животные. Всё дело в ощущении некой мании преследования, сопровождаемой чувством крайней подозрительности. Это в нём было, этого было не отнять, и, к сожалению, эти симптомы были для него неутешительными.

– Ладно, не будем рубить с плеча, как Сруль Израилевич, который ставит диагнозы, словно гадалка по фотокарточкам или телефонному разговору. Есть только один способ проверить прав Новиков или нет, – сказал он шёпотом сам себе. – Диагноз одного специалиста может подтвердить или опровергнуть другой специалист. Если мнения дух врачей совпадут, тогда я съехал с катушек и мне нужно с этим что-то делать, а если нет, тогда…

Глава 6.

Он не договорил, потому что его внимание, что-то привлекло. Он ещё не осознал, что именно, поэтому, вынырнув из задумчивого состояния, оторвал взгляд от стола и бросил его в сторону окон. Ему показалось, что со стороны именно этой части кафе его кто-то позвал. Не отрывая взгляда от окон кафе, он машинально отметил, что столики в этой части помещения пустуют. Продолжая внимательно всматриваться в улицу через окна, он максимально напряг слух, ловя каждый звук, каждый шорох.

– Слава… – различил он еле заметный шёпот, который назвал его имя. Шёпот был настолько слабым, что ему показалось, что он лишь коснулся его ушей.

В этот раз звук донёсся со стороны входа в кафе. Бросив туда быстрый тревожный взгляд, он увидел за столом, стоящим недалеко от входных дверей, посетителя. Это был мужчина средних лет, перед которым стоял поднос с едой. Мужчина одновременно ел и смотрел в экран телефона, одной рукой отправляя еду в рот, а другой, водя по экрану.

– Слава… – вновь тот же голос произнёс шёпотом его имя, но уже более отчётливо. В этот раз он явно различил, что голос донёсся со стороны входа.

Вздрогнув от неожиданности, он в нерешительности поднялся со стула и неуверенным шагом направился к мужчине. Приблизившись к мужчине, он встал перед ним, переминаясь с ноги на ногу, не зная, как задать ему вопрос. Мужчина, заметив его боковым зрением, положил ложку в тарелку, оторвал взгляд от экрана и перевёл его на него.

– Чего тебе? – спросил мужчина раздражённым голосом, недовольный тем, что его оторвали от насущных дел.

– Извините, – сказал он виноватым голосом, понимая, что отрывает человека от процесса, от которого тот получает удовольствие, – вы меня знаете?

– Первый раз вижу, – ответил мужчина и отвернулся от него, вновь принявшись за еду.

Немного помявшись, он вновь спросил:

– А не вы меня только что позвали?

Мужчина, усмехнувшись, бросил взгляд за его спину в сторону стойки и весело задал вопрос:

– Наталья, что это за фрукт, что-то я его не припомню? Новенький что ли? А где предыдущий?

Продавщица, что-то буркнула мужчине в ответ, что именно он не разобрал, хотя и не пытался, продолжая вопросительно смотреть на мужчину.

– Понятно, – отозвался мужчина и перевёл взгляд на него. – Слушай, братан, я понимаю, что тебе плохо и нужно срочно похмелиться, но мелочи уже давным-давно нет ни у кого на руках, все деньги на банковских картах, а в этом кафе алкоголь не продают. Извини.

Мужчина отвернулся, давая ему понять, что разговор окончен, и он свободен. Понимая весь идиотизм в сложившейся ситуации, он с виноватым видом сказал:

– Извините, пожалуйста, приятного вам аппетита.

– Угу, – буркнул мужчина с набитым ртом, потеряв к нему всякий интерес.

Подойдя к стойке, он обратился с вопросом к продавщице:

– Скажите, пожалуйста, где у вас туалет?

Продавщица, указав ему рукой направление, сказала участливым голосом:

– Мужчина, здесь недалеко, рядом с университетом, есть заведение, где можно купить алкоголь на розлив.

– Спасибо, я учту, – ответил он, стараясь улыбнуться.

Войдя в туалет, он закрыл дверь и встал около раковины. Открыв воду, он тщательно умылся, стараясь охладить разгорячённое лицо. Умывшись, он выключил воду, смахнул с лица капли и взглянул в зеркало на своё отражение.

– Надо заставить себя хоть немного поспать, – сказал он вслух, смотря на своё измученное бессонными ночами лицо, – а то меня уже за алкаша принимают, и в голове какие-то непонятные голоса раздаются.

Вдруг в мгновение ока свет в туалете погас, а на тёмной поверхности зеркала мелькнуло изображение, как на экране телевизора.

– Что за?! – испуганно воскликнул он и с ужасом, охватившим его нервную систему, заставив организм выбросить в кровь лошадиную дозу адреналина, отпрянул от зеркала, непроизвольно завалившись на унитаз. – Господи, что это было?!

Чувствуя, как сердце бьётся в груди с бешеной скоростью, готовое в любой момент проломить грудную клетку. Он в ужасе окинул взглядом помещение. Лампа на потолке горела, источая электрический свет, а в зеркале он видел отражение стен и потолка.

– Что же это было?! – дрожащим от страха голосом повторил он вслух, после чего поднёс трясущиеся руки к лицу и провёл ладонями по нему.

Немного успокоившись и придя в себя, он с трудом поднялся, чувствуя, как его тело от слабости стало словно бы ватным и, приблизившись к раковине, вновь включил воду. Стараясь не заглядывать в зеркало, он нагнулся и подставил голову под кран. Холодная вода сделала своё дело: он ощутил прилив бодрости, растекающийся от головы по всему телу. Убрав голову из-под струи, он выключил кран и стал ждать, когда избытки воды стекут в раковину, чтобы не намочить одежду. В этот момент он услышал голос, который, как ему показалось, раздался у него в голове:

– Слава…

Вздрогнув, он рывком выпрямил своё тело и осмотрелся. В помещении вновь царила тьма, а со стороны зеркала исходил призрачный тусклый свет, как от включённого экрана телевизора в тёмной комнате. Чувствуя, как смертельный ужас проникает в его тело всё сильнее и стремительнее, заполняя все его уголки, он, сопротивляясь самому себе, всё же посмотрел в зеркало. В этот раз он увидел в зеркале мужское лицо, смотревшее на него в упор. Не успев отвести испуганный взгляд, он увидел, как рот мужчины раскрылся, и из него раздались слова:

– Слава, от судьбы не уйдёшь.

Не зная, что делать, он сомкнул глаза и закрыл ладонями уши, чтобы не видеть и не слышать весь тот ужас, который творился в помещении кафешного туалета. Сперва он мысленно уговаривал себя в том, что ему это всё только кажется, и нужно просто успокоиться и выспаться, но продолжая слышать голос в своей голове, который настойчиво звал его, он принялся орать во всё горло, срывая голос:

– Всё это только в моём воображении! Всего этого на самом деле нет!

– Слава, от судьбы не уйдёшь. Я помогу, – продолжал шептать голос.

– Отвяжись от меня! Прошу тебя, оставь меня в покое! – заорал он во всё горло, после чего схватил первое, что попалось под руку – это оказался металлический дозатор для жидкого мыла, который он сорвал со стены рядом с зеркалом, – и со всей силы бросил в изображение мужского лица.

Раздался звон разбитого стекла, а вслед за ним звуки посыпавшихся в раковину осколков. В дверь туалета сперва забарабанили, а затем женский обеспокоенный голос спросил:

– Мужчина, что там у вас происходит?! Мужчина, вы слышите меня?! Откройте двери!

Не обращая внимания на возгласы с противоположной стороны двери, он с ужасом смотрел на осколки зеркала, которые от сильного удара разлетелись в разные стороны, и лежали теперь на дне раковины и на полу. Осколки продолжали источать слабый свет. Оглядевшись, он с отвращением и страхом отступил чуть назад, боясь наступить на них ногами. Не решаясь от сильнейшего страха поднять глаза и посмотреть на то, что осталось от зеркала, он отвёл взгляд в сторону и протянул руку к двери, стараясь нащупать в темноте щеколду. Он ощущал, как со стороны зеркала его сверлит пристальный взгляд, требующий взглянуть на него. Этот взгляд словно бы давил на него, и он чувствовал это давление, как будто бы он прикасался к нему. Это неприятное, пугающее ощущение, нарастало в нём в геометрической прогрессии, приводя его в ужас, давя на его психику. Нащупав щеколду, он попытался её открыть, но руки сильно тряслись и не слушались. Зеркало манило его к себе, а изображение в нём призывало и заставляло его взглянуть на него.

Более не в силах сопротивляться, он перевёл взгляд туда, откуда шёл свет и раздавался голос. Хоть зеркало и разлетелось на осколки, тем не менее, большая его часть оставалась висеть на стене. Видимо, удар дозатора пришёлся не в самый центр, а чуть в сторону от него. Из куска зеркала, оставшегося висеть на стене, в его сторону падал тусклый свет, а на его поверхности отражалось то же мужское лицо. Он почувствовал, как ужас леденит его внутренности, сковывая их космическим холодом, как проникает глубоко в душу, заставляя всё в ней вымерзать. Он хотел оторвать взгляд и бежать, бежать, как можно дальше от этого места, но не мог. Взгляд пустых безжизненных глазниц не отпускал его, цепко приковав его мёртвой хваткой.

Наконец, щеколда поддалась, и он, собрав всю оставшуюся у него волю, с огромным трудом заставил себя выскочить из помещения туалета. Буквально вывалившись из дверного проёма, он оказался в объятиях продавщицы, которая смотрела на него испуганными и озадаченными глазами, в глубине которых можно было разглядеть искорки укора.

– Мужчина, что случилось? Что с вами? – быстро задала продавщица ему несколько вопросов.

Не слушая её и не обращая на неё внимания, он вырвался из её объятий и кинулся по коридору в зал. «В зал, а затем на улицу и бежать, – говорил он про себя, не видя никого и ничего перед глазами. – Бежать, как можно быстрее и как можно дальше! Бежать!» Продавщица, не оказывая ему сопротивление, отпустила его и заглянула в туалет, увидев разбитое зеркало и осколки от него, разбросанные по всему помещению. За спиной он услышал её злой негодующий крик. Выбежав в зал, он наткнулся на мужчину, который до этого сидел за столиком у входа.

– Далеко собрался, алкашовская твоя рожа? – злобно проговорил мужчина, схватив его за одежду. – Нашкодил, и бежать, а платить, кто будет?

Не понимая слов мужчины, он, словно одержимый, воспринял его, как препятствие на своём пути, поэтому, не раздумывая, схватил его за ворот одежды и ударил лбом в нос, а когда тот отпустил его, схватившись за разбитый нос, со всей силы оттолкнул от себя в сторону. Мужчина, отлетев, упал на один из столов и опрокинул его, завалившись вместе с ним на пол. Он, более не обращая внимания, на устранённое препятствие, рванулся к выходу, продолжая повторять про себя: «Бежать! Надо бежать! Как можно дальше! Как можно быстрее!» За его спиной раздался сперва визг продавщицы, которая ругала его вслед всеми матерными словами, какие знала, а затем угрозы мужчины, вперемешку с его стонами. Не обращая на них внимания, он бежал к выходу. В глазах была только дверь и более ничего.

Он ударил во входную дверь с силой поезда, пущенного под откос, поэтому её чуть не сорвало с петель. Удар был настолько сильный, что дверной доводчик вырвало из дверной рамы вместе с креплением, и он вылетел на улицу, словно кит, которого сильным штормом выбросило на берег. Потеряв равновесие, он упал, растянувшись на тротуаре. Он хотел подняться и бежать, но вдруг его внимание привлекло то, что на улице, как-то подозрительно темно, как будто небо затянуто свинцовыми тучами. Встав на колени, он поднял глаза вверх и увидел картину, от которой его сердце чуть не разорвалось в груди, настолько она его испугала и поразила.

Небо было сплошь покрыто чёрными тучами, которые походили на чёрный дым от сильного пожара. И эти тучи двигались с огромной скоростью, переливаясь словно волны, выбрасываемые на берег во время шторма. Небо шевелилось, словно живой организм, внутри которого бурлили беспрерывные процессы. Но самым страшным и поразительным было не это. Более всего воображение и взгляд поражало и заставляло трепетать от ужаса огромное и высокое здание, вокруг которого сходились потоки туч. Они словно бы ударялись в него, после чего, встретив преграду, резко останавливались, клубясь на месте, а затем втягивались в огромную воронку, нависшую над крышей здания.

Из этой воронки, которая в отличие от туч горела тёмно-красным цветом, вырывались слепящие молнии. После очередного раската грома, он чувствовал, как воздух вокруг становится сухим от переизбытка ионов в окружающем пространстве. Помимо туч воронка втягивала в себя воздух, и все предметы, находящиеся в нём. Он видел это, но так как находился на приличном удалении от здания, ощущал лишь слабый ветерок, дувший в сторону здания. Вдруг в воронке блеснули яркие вспышки, а затем из молний или туч, разобрать было сложно, начал вырисовываться профиль лица. По мере того, как лицо формировалось, его охватывал ужас, которого он ещё не знал в своей жизни, потому что черты приобретали уже знакомые ему формы. Когда лицо полностью сформировалось и устремило свои пустые глазницы в его сторону, он узнал в нём мужчину, которого видел в зеркале кафешного туалета.