Павел Михайлович Кучма
Пять методов

– Прости меня, пожалуйста, Надя. Я был резок и мог обидеть тебя своим поведением, – после раздумий сказал он. – Просто эти кошмары и отсутствие нормального сна и отдыха меня скоро сведут с ума. Я устал, поэтому веду себя неадекватно.

Надя, подойдя к нему, обняла его, нежно поцеловала в щёку и ласково произнесла:

– Я всё понимаю, Слава, поэтому не виню тебя, а хочу помочь. Я сама испытывала нечто подобное, когда сидела в декрете с маленькими детьми. Отсутствие нормального сна и полноценного отдыха очень печально сказываются на нервной системе и психическом состоянии.

Улыбнувшись, он сказал:

– Да, я помню.

Надя, чувствуя, что он немного успокоился и пришёл в себя, взяла его за руку и увлекла к кровати. Он, повинуясь ей, сел на кровать, дав ей возможность сесть ему на колени. Надя, понимая, что его нужно слегка отвлечь перед решающим ударом, который заставит его принять нужное ей решение, обвила, словно виноградная лоза его шею своими тонкими руками и игривым тоном спросила, стараясь говорить шепотом рядом с его ухом:

– Ну и что ты там помнишь?

– Помню, какая ты была злая в этот период, как собака, которую хозяин всю жизнь продержал на цепи.

Картинно фыркнув, Надя сказала наигранно обиженным голосом:

– А лучше сравнение не мог найти? Посмотрела бы я на тебя, если бы ты сутками с маленькими детьми сидел, на кого бы ты стал похож.

– Разве я не сидел? – возмущённо спросил он.

– Ой, молчал бы уже, сиделка профессиональная.

– Зато я работал! – попытался оправдаться он, зная, что Надя права.

– Слава, тебе любая женщина, отбывшая трёхлетний срок в декрете, скажет, что она бы лучше работала, чем сидела дома с ребёнком. Физическая усталость в разы переносится легче, чем полное моральное и психическое опустошение. Не мне тебе рассказывать, сам сейчас испытываешь подобное от недосыпания и усталости.

Внимательно выслушав жену, он сказал, соглашаясь с ней:

– Согласен. Я бы лучше в две смены пахал на заводе и домой без задних ног приползал от усталости, зато бы спал, как убитый. Но только не вот это вот, как ты правильно выразилась, моральное и психическое опустошение. Лучше выражения не подобрать.

Надя, понимая, что практически уговорила его, ненавязчиво сказала, чтобы вконец склонить его на свою сторону:

– Поэтому, Слава, нужно обратиться за помощью к специалисту.

Нахмурившись, он, чувствуя лёгкое раздражение и неуверенность, которая рождала в нём некое противоречие и нежелание похода к врачу, попытался возразить:

– Надя, я даже понятия не имею к кому идти? Ты же знаешь, что я лучше сдохну, чем пойду в больницу, где надо бесконечное количество времени стоять в многокилометровой очереди, чтобы потом врач при тебе разломил таблетку активированного угля, сказав, что одна её половина от головы, а другая от поноса. И хорошо, если от чего то одна из них действительно поможет, а то можно и здоровье полностью потерять, вплоть до летального исхода.

Надя, давно готовая к подобному развитию событий, уверенно произнесла:

– Слава, не переживай, ни в каких очередях тебе стоять не придётся, и здоровье ты не потеряешь. У меня есть знакомый психиатр, который тебя осмотрит и назначит лечение. Замечательный специалист. Завтра утром я позвоню ему, и он скажет, когда сможет тебя принять.

В нём в это время боролись два противоречия. С одной стороны он понимал, что ему нужна помощь специалиста, а с другой ему не хотелось вверять свой внутренний мир совершенно незнакомому человеку, рассказывая о своих страхах и переживаниях. Он даже Наде не рассказал ни разу в полном объёме содержание своих кошмаров, а здесь нужно будет исповедоваться постороннему человеку. К тому же, несмотря на страх и усталость, его распирало любопытство и желание узнать новые подробности сновидения.

– Что это ещё за знакомый психиатр? – спросил он, стараясь напустить в голос нотки ревности.

– Не переживай, я просто не верно выразилась. Это хороший знакомый моей мамы, она часто пользуется его услугами, чтобы подлечить нервы после учебного года или совещаний в министерстве образования области. Сам знаешь, какая у неё работа…

Не дав жене договорить, он пробурчал:

– Надеюсь, он не женат и подходит по возрасту твоей маме, чтобы она пользовалась его услугами, снимая стресс.

– Слава, – грозным голосом произнесла Надя, посмотрев на него с укором, – я сейчас обижусь.

– Хорошо, – вздохнув, сказал он обречённым голосом, – сходим к твоему специалисту.

– Слава!

– Я имел в виду к специалисту твоей мамы.

Надя поднесла кулак к его носу, смотря на него наигранно злым взглядом.

– В смысле к психиатру.

– Ох, ты и язва, – произнесла Надя, довольная тем, что он согласился, – сколько лет живу с тобой, а всё привыкнуть не могу к твоей дурацкой манере общения.

– Если бы не эта дурацкая манера общения, ты бы меня не полюбила.

Усмехнувшись, Надя сказала:

– Скорее дело в другом.

– В чём же?

– Я сама не совсем адекватная.

Они, посмотрев друг на друга рассмеялись, после чего он притянул Надю к себе и поцеловал её в губы.

Глава 3.

После того, как Надя заснула, он так и не сомкнул глаз. Подождав пока жена крепко уснёт, он осторожно встал с кровати, чтобы не разбудить её и детей и ушёл на кухню, где просидел до самого утра, гоняя по всем извилинам головного мозга подробности ночного кошмара. Когда жена проснулась и вошла на кухню, на его лицо было больно смотреть: воспалённые бессонной ночью глаза, провалились в чёрные впадины, окружавшие их. Не говоря ни слова, Надя взяла телефон и ушла в спальню, плотно прикрыв за собой дверь.

Пока жены не было, проснулись дети. Алёнка, убрав постель за собой и за братом, ушла умываться в ванную, а Руслан принялся бесцельно ходить по квартире, перекладывая игрушки из одного угла в другой. Он хотел встать из-за стола и помочь Наде собрать детей в школу и детский сад, но, чувствуя, как сильная разбитость и усталость растекаются по всему телу, с трудом поднялся со стула и направился в спальню. Когда он вошёл в комнату, он услышал слова Нади, говорившей по телефону:

– Хорошо, Фёдор Аркадьевич, я вас поняла… Да-да… Ровно в девять утра мы будем у вас… Угу… Всего хорошего, до встречи.

Закончив разговор, Надя подняла на него взгляд и сказала:

– Сегодня в девять утра, Фёдор Аркадьевич, ждёт нас на приём. Я в общих чертах описала ему ситуацию, и он сказал, что, если ничего не делать, твоё нервное состояние будет только ухудшаться с каждым днём всё сильнее, а вместе с ним и физическое.

Выслушав жену, он наморщил нос и попытался возразить:

– Может быть, не стоит. Позвоню Михалычу, он даст мне пару дней за свой счёт, и я отлежусь…

Надя, не дослушав, резко перебила его:

– Всё, Слава, вопрос с посещением врача решён и пересмотру не подлежит. Мне надоел этот детский сад в твоём исполнении. Подойди к зеркалу и посмотри, даже не на кого, а на что ты похож. Смотреть одновременно и страшно, и в тоже время тошно. Жуть!

Он только вздохнул в ответ, понимая, что Надя в отличие от него настроена серьёзно, поэтому возражать не стал, на это не было ни сил, ни желания, хотя он по-прежнему испытывал в глубине души некий негатив от идеи посещения врача. Разведя руки в стороны с безразличным выражением лица, он дал понять жене, что якобы не возражает.

– Звони Вадиму Михайловичу и говори, что ты с сегодняшнего дня открываешь больничный лист, а я пока детей накормлю и соберу.

– Ладно, – устало вздохнув, сказал он.

Когда Надя вышла из спальни, он взял с тумбочки телефон и набрал номер старшего мастера. Через несколько гудков в динамике раздался грубый мужской голос:

– Слушаю?

– Вадим Михайлович, доброе утро.

– Здорово, Слава, ты, как я понимаю, звонишь, сообщить мне, что собрался на больничный?

Он слегка опешил от такой проницательности своего начальника, поэтому растерялся, не зная, что ответить. Он ожидал, что Рудов начнёт ругать его в привычной для него ворчливой манере, после того, как услышит, что он не придёт на работу, но тон Вадима Михайловича был совершенно спокойным, а произнесённые им слова говорили о том, что он к этому был готов заранее. Подобное на его памяти было впервые. Как правило, Рудов начинал орать в телефонную трубку, обещая из подчинённого вынуть душу и спустить три шкуры, после того, как тот соизволит вернуться на рабочее место.

– Давно пора, Слава. На тебя смотреть больно, – ответил за него Рудов, что вновь стало для него неожиданностью. – Ты, как будто бы не с постели встаёшь, приходя утром на работу, а тебя с креста снимают, на котором ты висишь всю ночь. Тут злые языки в цеху поговаривают, что у тебя очень серьёзные проблемы со здоровьем. Говорят, что какая-то особая форма психического или нервного расстройства, которое мучает тебя по ночам, не давая спать. Это правда?

Он усмехнулся, подумав, что в определённой степени этим расстройством является ночное сновидение, из-за которого он уже несколько недель не спит по ночам, не находя себе места днём, но затем задумался. Ведь он ни разу никому не говорил на работе, да и в не работы, что страдает расстройствами, связанными с нервной системой и психикой, откуда Рудов мог это слышать, не понятно? Очевидно, что его физическое состояние и внешний вид кричали о том, что у него явные проблемы со здоровьем, но общий вид был именно болезненным, определить по нему конкретный недуг не смог бы даже специалист, зачем бы тогда придумали анализы и исследования, спрашивается. Но, кто-то на заводе, производящем нефтегазовое оборудование, смог это сделать, при том со сто процентной точностью.

– Ты, Слава, не затягивай, – продолжал говорить Рудов, не дожидаясь ответа на вопрос, который задал несколько секунд назад, – здоровье такая штука, если запустить, можно уже потом не выкарабкаться. Тьфу-тьфу-тьфу! Не дай бог! Это я тебе говорю, как пожилой мужчина с букетом хронических заболеваний, которые приходят с возрастом и делают жизнь ещё более интересной. В кавычках естественно.

– Хорошо, Вадим Михайлович, я вас понимаю, – сказал он не в знак благодарности, что с ним делятся бесценным жизненным опытом, а просто для того, что бы обозначить своё присутствие в разговоре, который протекал в одностороннем порядке. Он продолжал напрягать извилины головного мозга, стараясь вспомнить, кому он либо говорил о бессоннице, либо вскользь упоминал о расстройстве. Но так и не нашел в уголках своей памяти никаких подтверждений слов Рудова. Он точно был уверен, что никогда никому ничего не говорил ни на заводе, не за его территорией. Он даже жене толком ничего не рассказывал, описывая своё состояние и сновидения лишь в общих чертах. Надя, кстати, была единственным человеком, в теории, конечно, который мог вынести семейный сор из избы, но в данном случае обязательно бы сработал пресловутый фактор «брехучего телефончика». Надя ни с кем из его коллег не общалась напрямую, но могла работать и общаться с их родственниками или знакомыми, которым сболтнула лишнего, а те в свою очередь разнесли слухи далее по цепочке. Когда бы слухи дошли до завода, они бы обросли такими подробностями, что в них сам чёрт не разобрался бы, не понимая, где ложь, а где правда. Но всё это была теория из области ненаучной фантастики, потому что он хорошо знал свою жену, которая болтливостью никогда не страдала, и едва ли, кому-то что-то говорила о нём. Тем не менее, он учитывал этот вариант и при возможности решил задать жене пару вопросов.

– Слава, если тебе для лечения понадобятся деньги, не стесняйся, звони. И коллектив поможет, я сам организую сбор, и через профсоюз решим вопрос, а если надо будет, и к директору на поклон пойдём, уверен, что он не откажет, мужик хоть и жёсткий, но с принципами и понятиями. Поможем, обязательно поможем.

– Я понял, Вадим Михайлович, спасибо…

Поблагодарив Рудова за предложение о помощи, он хотел уже задать ему вопрос, касающийся его слов о расстройстве и бессоннице, но тот, словно бы угадав его намерения, перевёл дыхание и, не дав ему договорить, задал в свою очередь сразу несколько вопрос:

– Слава, ты уже был у врача? Что он говорит? Что показали анализы?

– Сегодня первый приём…

Рудов, вновь не дав ему договорить, сказал:

– Главное, Слава, выполняй все его предписания, а то знаю я вас молодых. Живёте по принципу: ничего страшного со временем само всё пройдёт. Со временем ничего само не проходит, Слава, а становится только хуже.

– Я понял, Вадим Михайлович…

Он хотел перехватить инициативу в разговоре, чтобы задать Рудову интересующий его вопрос, но тот снова перебил его на полуслове:

– Поймёшь ты это, Савин, когда доживёшь до моих лет, а пока слушай, что тебе старшие говорят, да мотай на ус.

Устав от словесного поноса Рудова, который вёл себя очень странно, он выждал момент, когда тот замолчит, чтобы перевести дыхание, после чего быстро спросил:

– Вадим Михайлович, скажите, пожалуйста, кто вам сказал, что у меня психическое и нервное расстройства, сопровождающиеся бессонницей?

Рудов сразу не ответил, видимо подбирая слова. Он тут же для себя отметил, что тянет старший мастер с ответом слишком долго, что может говорить о том, что он либо не был готов к данному вопросу, либо не хочет отвечать на него искренне. Он в очередной раз заметил, что поведение Рудова кажется ему крайне странным, вызывая в нём настороженность и недоумение. Всегда сухой и немногословный, особенно на похвалу, Михалыч, как его звали все на заводе, мог говорить часами только в одном случае, когда критиковал или ругал своих подчинённых. Сейчас же Вадим Михайлович распинался перед ним, словно любящий дедушка перед единственным внуком, что за ним не водилось никогда. Более того, настораживала чрезмерная информированность Рудова, который о его состоянии здоровья знал всё, хоть и не в мельчайших, но подробностях. Всё это вызывало в нём чувства чуткости и недоверия.

Наконец Рудов нарушил молчание и сказал:

– Да, кто же его знает, Слава? Сам знаешь, что, если в одной части цеха, кто-то чихнул, значит в другой в это время обязательно, кто-то обгадился. Людям только дай повод языками почесать, они любому кости так перемоют, что потом в век не отличить, где, правда, а где ложь.

Он слышал по голосу Рудова, что тот волнуется, произнося слова с запинкой. Боле того, его слух крайне сильно резало смыслом сказанного. Получалось, что Вадим Михайлович, не желая говорить об источнике своей осведомлённости, старался сейчас уйти от прямого ответа, при этом делая это очень неумело.

– И всё же, Вадим Михайлович, я прошу вас, попытайтесь вспомнить.

– Савин, ну, что ты ко мне прицепился, словно следователь на допросе? – злобным голосом прорычал в трубку Рудов. – Не помню я, от кого это слышал? Может на совещании, кто-то из общей массы наших с тобой коллег сказал? Возможно, я это слышал в раздевалке? Тебе сейчас не о сплетнях заводских надо думать, а о здоровье своём, понимаешь?

– Понимаю, Вадим Михайлович, – ответил он, а про себя подумал: «А ещё я понимаю, что ты, дружок, юлишь, аки лис, не желая отвечать на мой вопрос», – понимаю.

– Ты, Слава, звони, если что, понял? И обязательно слушай свою жену. Надежда у тебя баба правильная, уверен, что инициатива с посещением врача в первую очередь исходит от неё. Предрекая твой вопрос о жене, скажу сразу, что она мне ничего не говорила, просто я тебя, Слава, очень хорошо знаю. Ты парень хороший, но контроль над тобой нужен постоянный, иначе набедокуришь. К слову сказать, я и сам такой же был в молодости, если бы не жена и старшие коллеги, неизвестно, чтобы из меня получилось, и где бы я сейчас был. Главное, Савин, выполняй все предписания врача, ты нам всем нужен здоровый и как можно скорее. Открою тебе маленький секрет, Слава. Я в недалёком будущем собираюсь на пенсию, стар я, стал для всей этой заводской чехарды, не выдерживаю уже ритма и напряжения, поэтому высокое цеховое начальство всерьёз рассматривает твою кандидатуру на место старшего мастера, то есть на моё место. Вот поэтому, Вячеслав Владимирович, лечись и скорее выздоравливай, чтобы не подвести меня, ведь я за твою кандидатуру двумя руками.

– Я вас услышал, Вадим Михайлович, и понял, – сказал он, понимая, что разговор подходит к концу. – Спасибо, вам, за интересную новость, думаю, что я не подведу вас.

– Вот и хорошо, Слава. Выздоравливай.

– До свидания.

Бросив телефон на кровать, он глубоко задумался. Странный у него получился разговор со своим начальником, очень странный. У него сложилось впечатление, что Вадим Михайлович, как будто бы ждал его звонка, заранее подготовившись к нему. Во время беседы чувствовалась некая шаблонность в его фразах, словно бы он написал и заучил их за несколько минут до его звонка. Особенно это подтверждала концовка беседы, когда он задал Рудову неудобный вопрос. Вадим Михайлович шпарил без остановки весь разговор, не давая ему слово вставить, как профессиональный диктор на телевидение или радио, но как только он сломал своим неожиданным, но в тоже время элементарным вопросом ход беседы, сразу же начал запинаться, как школьник, не выучивший стихотворение, заданное учителем на дом.

Он не слышал, как дверь в спальню отворилась, и в комнату вошла жена. Он продолжал сидеть на кровати, прикрыв руками часть лица ниже глаз, полностью погружённый в раздумья, поэтому, когда ощутил лёгкое прикосновение, вздрогнул и убрал руки от лица, подняв голову. Надя смотрела на него недоумевающим взглядом, и в её огромных карих глазах застыл нескрываемый испуг.

– Слава, ты разве не слышал, как я вошла и позвала тебя?

– Нет, – безразлично сказал он, – я же по телефону разговаривал, поэтому и не слышал тебя.

Надя не ответила. Приложив руку ладонью к губам, она, смотря на него жалостливым испуганным взглядом, покачала головой.

– Что? – настороженно спросил он.

– Слава, я нахожусь в комнате уже более пяти минут.

– М… – удивлённо промычал он, начиная понемногу понимать, куда клонит жена. – Правда, я не слышал, как ты вошла и позвала меня.

Надя, сев рядом с ним, заглянула ему в уставшее лицо своими испуганными глазами, а затем провела рукой по его волосам и сказала:

– Слава…

Надя запнулась, и он услышал нотки печали в её голосе, а в глазах увидел блеск, понимая, что она вот-вот расплачется. Взяв жену за руку, он нахмурив брови, сказал:

– Надюш, давай без этого.

Надя, подавив по его просьбе слёзы, дрожащим голосом, сказала:

– Слава, я вошла в комнату, когда ты разговаривал по телефону, при этом я не таилась, но ты даже не повёл в мою сторону и бровью, продолжая разговаривать с Вадимом Михайловичем.

– И что?

– А то, что, когда ты поговорил и убрал телефон от уха, бросив его на кровать, я несколько раз позвала тебя, назвав по имени, но ты вообще никак не отреагировал, хотя я стояла в паре шагов от тебя.

Насупившись, он сказал:

– Ну, просто задумался.

– Задумался? Слава, да ты бы видел себя со стороны. Мне сначала показалось, что ты преднамеренно меня не замечаешь и не реагируешь на мои слова, но, когда ты с отсутствующим взглядом принялся, что-то неразборчиво бормотать себе под нос, я поняла, что ты действительно не видишь и не слышишь меня. Ты, словно бы впал в какое-то оцепенение, не реагируя на окружающую среду. Слава, нужно срочно бежать к врачу и лечиться. Вдруг ты в таком состоянии сядешь за руль и разобьёшься, или с тобой произойдёт несчастный случай на работе, и ты погибнешь или покалечишься? Возможно, наоборот, ты кого-нибудь собьёшь или станешь виновником несчастного случая на заводе, убив или покалечив кого-нибудь? Что нам тогда делать?

Он не знал, что ответить жене, понимая, что по большей части она права. Он и сам замечал, что после бессонных ночей его умственная деятельность и реакция имели замедленный характер. В виду отсутствия нормального сна и отдыха, как такового, конечности с трудом слушались его, а разум был словно бы в тумане. Надя была права, высказывая свои опасения, с этим он не мог не согласиться.

– Ты уже накормила и собрала детей? – спросил он, пытаясь перевести разговор на другую тему, чтобы снизить возникшее напряжение во время беседы, накал которого чувствовался в воздухе.

– Да, мама вот-вот придёт за ними, – ответила Надя, аккуратно кончиками своих тонких пальчиков смахнув слезинки с глаз.

– Какая ещё мама? – бестолково спросил он.

– Моя мама. Ты забыл, что у меня есть мама?

– Нет, просто я не ожидал, что Агата Владимировна согласилась прийти, как-то не похоже на неё. Обычно она ссылается на излишнюю занятость.

– Сейчас особый случай, – нахмурившись, сказала Надя, недовольная его словами о своей матери. – Я попросила маму, чтобы она отвела Руську в сад, а Алёнку в школу. Нам в девять утра нужно быть уже в кабинете психиатра, пока доберёмся, пока оформимся в регистратуре. Сам знаешь, что такое наши больницы.

– Знаю, – обречённо вздохнул он, по-прежнему испытывая чувство, что от похода к эскулапу ничего хорошего ждать не стоит. Как обычно найдёт огромный букет смертельнейших заболеваний, попутно выписав направления на кучу анализов и исследований, а также рецептов на лекарственные препараты. – А почему ты мою мать не попросила, ты ведь обычно ей звонишь?

– Да какая разница, Слава, твоя мать или моя отведёт детей? – раздражённо спросила Надя. – К тому же, моя мама хотела перед посещением врача сказать нам пару напутственных слов.

Он хотел спросить у жены, не говорила ли она кому-нибудь из знакомых или коллег о его состоянии здоровья, но в этот момент раздался звук домофона. Дети радостно завизжали в коридоре.

– Вот и мама, – произнесла Надя, после чего встала с кровати и вышла из спальни в коридор.

Он нехотя встал с кровати и, еле-еле перебирая ногами, подошёл к шкафу. Открыв дверцу, он достал из шкафа домашнюю одежду и принялся надевать её. Не было ни какого желания, общаться с тёщей, но того требовали правила приличия, поэтому одевшись, он вышел из спальни. Руслан и Алёна, обступив бабушку с боков, лезли к ней обниматься и целоваться. Агата Владимировна, со счастливой улыбкой отвечала им взаимностью. Надя стояла рядом, что-то, говоря матери, ему было это неинтересно, поэтому он не прислушивался, пытаясь разобрать слова.

– Утро доброе, Агата Владимировна, вы надолго или только чай попьёте? – постарался пошутить он, натянув на лицо улыбку, более похожую на оскал.

– Ох, Слава? – охнула тёща и приложила руки к губам, когда увидела его. – Святые угодники, на кого ты похож?

Последние слова тёща произнесла нарочито тихо, скосив взгляд в сторону детей, которые продолжали радостно прыгать вокруг неё. Надя, мгновенно поняв намёк матери, сказала:

– Руслан, Алёна, выходите на улицу и ждите бабушку у подъезда, она сейчас выйдет.

– Пока мам! Пока пап! – попрощались дети и помахали руками родителям.

– Пока, – сказал он вслед детям, улыбнувшись.

– Алёна, следи за Русланом, – крикнула Надя и закрыла входную дверь.

Агата Владимировна, вновь посмотрев на него, обеспокоенно произнесла:

– Господи, Слава, я и не думала, что всё настолько серьёзно, ка же ты исхудал. Ты всегда был поджарый, а сейчас прямо кожа, натянутая на кости.

Тёща была права, как только его начали мучить кошмары, и появилась бессонница, аппетит пропал полностью. Он понимал, что нужно, хоть что-нибудь положить в рот, прожевать и через силу проглотить, но не мог себя заставить. Его воротило только от одной мысли о еде, не то чтобы от её употребления. За несколько недель он исхудал так, что повседневная одежда буквально повисла на нём.

– Ещё бы, он ведь питается одним кофе, – нахмурив брови, поддакнула матери Надя. – Что-то я не слышала, чтобы от него кто-то толстел.

Агата Владимировна, не обращая внимания на слова дочери, продолжая его рассматривать, сказала:

– А лицо, как осунулось, это же какой-то ужас, смотреть страшно. Надя, срочно веди его к Новикову, потому что хуже уже некуда. Фёдор Аркадьевич отличный специалист, прекрасно знающий своё дело, он его быстро вернёт к жизни и к нормальному физическому состоянию.

– Надеюсь, – сказала Надя, голос которой предательски дрогнул, как будто она вот-вот расплачется.

– Я ему уже звонила, он вас ждёт. В регистратуре просто назовёте свою фамилию, и вас проводят к его кабинету. Надя, после приёма обязательно позвони мне.

– Хорошо, мам, беги, а то опоздаете.

Тёща, вновь бросив на него жалостливый взгляд, покачала головой и ободряюще сказала:

– Не переживай, Слава, всё будет хорошо, Фёдор Аркадьевич знает своё дело.

Кивнув тёще, он натянуто улыбнулся и произнёс:

– Спасибо, Агата Владимировна, до свидания.

Когда за тёщей закрылась дверь, Надя спросила:

– Ты завтракать будешь?

– Не хочу, – скорчив лицо в отвращении, ответил он.

– Слава, ты же вообще ничего не ешь, так ведь нельзя. Может всё-таки, поешь, хотя бы немного?

– Могу кофе выпить.

– Вот! – со злостью сказала Надя и поднесла к его лицу фигу. – С сегодняшнего дня ни грамма этой отравы не получишь. Понял?

– Понял, – обречённым тоном ответил он, убрав руку жены от лица.

– Если не хочешь завтракать, иди в ванную и постарайся привести себя в порядок, хотя бы чуть-чуть, а затем одевайся, Надя бросила быстрый взгляд на сотовый телефон. – Через двадцать минут мы выходим.

– Хорошо, – буркнул он и нехотя побрёл по коридору в ванную.