Павел Матушек
Оникромос
Н. Одомер
Хуже всего были дни, когда школа заканчивалась так поздно, что Магда возвращалась домой после наступления темноты. Они с матерью жили в старом одноэтажном доме, стоящем на краю городка, сразу за небольшим парком, через который ей приходилось ходить не менее двух раз в день. Она всегда боялась этой дороги, но особенно когда было темно.
Иногда мать разрешала Магде ночевать у подруги в поселке, и тогда с утра все ей было в радость. Даже уроки физкультуры казались сносными, хотя она ненавидела переодеваться в присутствии одноклассниц, так как стыдилась своих тощих ног и плоских веснушчатых грудей. Осознание того, что не придется возвращаться через темный парк, придавало ей силу, которая помогала легче преодолевать стыд. Она раздевалась, стиснув зубы и уставившись в стену, глухая к злобным колкостям. К сожалению, такие дни случались крайне редко, потому что у Магды была только одна подруга, Эдита, которая к тому же часто болела. Бывало, она не виделась с ней неделю или две. Так, как сейчас.
Зимние сумерки наступают довольно быстро, но Магда старалась не думать об этом. Она внимательно слушала учителей и старательно писала в тетрадь мелким ровным почерком. Однако страх способен ускорить ход времени. Внезапно до нее дошло, что кончился последний урок и все стали готовиться к выходу. Она тут же вскочила с места и собрала свои вещи. Медлить было нельзя. Она знала, что это ничего не даст, и чем дольше она будет оттягивать этот момент, тем сильнее будет ужас. Она переоделась в раздевалке и вышла из школы.
Проходя через поселок, Магда на мгновение остановилась перед домом Эдиты, замешкалась, но пошла дальше. Нет, сегодня она ее не навестит. Быстрым шагом она пересекла небольшую рыночную площадь, миновала ратушу и стоящие в ряд кирпичные здания, а затем свернула к частным домам, вдоль которых тянулась длинная дорога, освещенная высокими фонарями. В ее конце, за широкой площадью автобусного кольца, поджидала темнота. А дальше парк. Магда не замедлила шага, чтобы не утратить остатки смелости. Она миновала кольцо и вышла на тропинку, петляющую между деревьями. До нее долетал слабый отсвет уличных фонарей, позволявший обходить замерзшие лужи. Чуть дальше дорожка пересекала запущенную аллейку, покрытую блестящим слоем потрескавшегося асфальта. Магда старалась как можно скорее миновать этот отрезок, потому что ей всегда казалось, что за ней следят, но на этот раз ее ботинки заскрипели на шершавом асфальте, и она остановилась посреди аллеи. Холодная искра пробежала по позвоночнику. Все было не так, как обычно. Она огляделась. Луна выглянула из-за быстро плывущих облаков. Бледный и мутный свет выхватывал из темноты деревья без листвы. Издалека долетал звук тарахтящего автобусного дизеля. Магда хотела двинуться дальше, но не смогла. Вдруг где-то высоко затрещали ветки. Девушка подняла глаза и увидела великана. Деревья доходили ему до пояса. На его квадратном лице гипнотически горели глаза. Магда почувствовала тошноту, и мир закружился, но она не упала. Тело не слушалось. Ботинки прилипли к асфальту, как приклеенные. Великан проводил ее взглядом, потом поднял голову и, вдыхая с оглушительным свистом густые клубы тумана, стал вглядываться в пасмурное небо. Потом он вздрогнул и исчез. Качались деревья. Магда опустилась на колени. Она вернула себе власть над своим телом и в ужасе побежала домой.
Магде очень хотелось рассказать матери об увиденном, но она была уверена, что не стоит этого делать, потому что у нее могут возникнуть неприятности. Ей не хотелось, чтобы кто-то заставлял ее посещать психолога. Никто нормальный не хотел бы этого, а Магда чувствовала себя нормальной. Правда, ее тело начало меняться, волосы росли в странных местах, порой она не могла с собой совладать, все ее раздражало и в то же время смущало. Однако у нее не было ощущения, будто с ней происходит нечто ненормальное, и пугала мысль, что всемогущие взрослые могут решить, что это не так.
Она поужинала и легла спать. Прижавшись к подушке, она беззвучно шевелила губами, молясь Н. Одомеру. С тех пор, как она обнаружила позади большого распятья, что стоит в церкви, крошечную медную табличку с надписью N. Odomer, Магда верит, что именно так звучит имя истинного Бога. Именно он создал мир, людей и те вещи, которые помогают в молитве, но сам предпочитает оставаться в тени. Тем не менее он оставил намеки, с помощью которых любознательные могут обнаружить его личность. Пока Магде удалось узнать только имя создателя, но она все равно гордится собой и при каждом удобном случае тихо, горячо просит его о поддержке и защите.
На следующий день Магда позавтракала с матерью и осторожно прошла через парк. Только в школе она поняла, что ее страх ослаб и больше не имеет над ней такой власти, как раньше. Несмотря на это, ей не удавалось сосредоточиться на уроках. Голоса учителей в голове звучали, как назойливое жужжание раздражающих насекомых, которых невозможно отогнать. Магде казалось, что они пытаются отвлечь ее внимание от действительно важных вещей. Вместо того чтобы делать заметки, Магда что-то рисовала на полях и после долгих раздумий пришла к выводу, что встретила великана между шестнадцатью и шестнадцатью тридцатью, и если хочет увидеть его еще раз, то должна оказаться в парке в то же самое время. Однако проблема была в том, что в этот день у нее было на один урок больше. Что делать?
Последней была математика с классной руководительницей, пани Гребус. Магда собралась с духом, подошла к ней и солгала, что у нее болит живот. Все прошло легче, чем она думала. Никаких угрызений совести она не испытывала, хотя никогда прежде ничего подобного не делала. Когда Магда выбегала из школы, ее щеки пылали от волнения. Она оказалась на асфальтированной аллее незадолго до шестнадцати. Темный парк тонул в тишине. Она оглядывалась, переминаясь с ноги на ногу, и молилась Н. Одомеру, чтобы великан снова пришел к ней. Так прошло пятнадцать минут, но ничего не происходило. У Магды появились сомнения. Ее воодушевление таяло с каждой минутой. Еще через десять минут на потрескавшийся асфальт полились горькие слезы разочарования. Наконец, сдавшись, Магда двинулась к дому. Она успела сделать не более четырех шагов, когда что-то остановило ее на месте. Девушка недоуменно огляделась и снова увидела его. Он не смотрел на нее, а вглядывался в небо, словно чего-то ожидал. Прошло несколько секунд, великан замерцал в воздухе и исчез. Невидимая хватка ослабла, и девушка, счастливая, вернулась домой.
Мать подозрительно смотрела на нее.
– Что это ты такая довольная?
– Тебе не нравится, как я улыбаюсь, мама?
– Нравится, но я, кажется, отвыкла.
– И не говори.
– Смотрите, как она огрызается. Что было в школе? Ты голодна?
– Да, мама.
– Ты не слушаешь, что ли?
– Я же говорю, что да, хорошо было в школе, и да, я голодна.
– Чему они вас там учат? Ты что, не можешь отвечать нормально, полными предложениями?
– Могу.
– Да, я вижу.
– Слышу, наверное.
– Что?
– Почему так говорят?
– Как? Я не понимаю, о чем ты.
– «Я вижу». Это же глупо. Не видно произнесенных слов. Наверное, надо говорить: «Я слышу». Согласна?
– Если ты не перестанешь умничать, отправишься спать без ужина.
– Ну, мама, я же дурачусь.
– Ты думаешь, что я нет?
Магда с любовью обняла мать, и та поцеловала ее в лоб. Да.
Н. Одомер – единственный истинный Бог и способен творить чудеса.
* * *
На следующий день Магда не пошла в школу, потому что была суббота. Мать отправилась в город за покупками и оставила ее одну. Магда вымыла посуду, а потом посмотрела сериалы. Ничего из них она не помнила, потому что все время думала о том, что сегодня в шестнадцать снова пойдет в парк. Она выключила телевизор и прошла в свою комнату. Достала тетради и начала делать уроки, но взгляд ее все время обращался к нижнему ящику письменного стола. Наконец она не выдержала, закусила губу, потянулась к ящику и достала фотографию своего отца, с которым у нее не было возможности познакомиться, потому что он погиб в автокатастрофе перед ее рождением. Она положила снимок на учебник польского языка и время от времени бросала на него взгляд. Однажды мать дала ей эту фотографию, чтобы она знала, как выглядел человек, который очень любил ее, хотя никогда не видел. Теплый комок подкатил к горлу девушки, она зарыдала. Магда держала снимок отца в ящике, потому что он не вызывал в ней никаких эмоций. Словно портрет чужого человека.
До сегодняшнего дня.
Магда вытерла лицо и закрыла тетради. Она заварила чай, посмотрела на часы и стала спокойно ждать, пока стрелки дойдут до шестнадцати. Мать все еще не возвращалась, но она часто уходила на целый день. Ей нравилось навещать своих подруг. С некоторыми она даже играла в карты. Когда пришло время, Магда оделась и отправилась в парк. Ее наполняла непоколебимая уверенность. Она остановилась на аллее и помолилась Н. Одомеру. Он появился как по команде. Она снова почувствовала незримую хватку, которая обездвижила ее ноги. Посмотрела на великана, и тот сделал нечто неожиданное. Он перешагнул ее и встал над аллеей. Магда только сейчас заметила, что его кожа покрыта красивыми разноцветными чешуйками. По ним скользил лунный свет. Колосс посмотрел на нее, потом поднял голову. Что-то мелькнуло наверху, как янтарная искра. Падающая звезда? В ту же секунду Магда поняла, что эта яркая вспышка летит прямо на нее. По спине пробежал холодный озноб, но девушка не успела испугаться, потому что великан протянул могучую четырехпалую ладонь, поймал горящую искру, зажал ее в горсти и исчез.
Н. Одомер спас ее.
Магда вернулась домой легкая, как перышко. Она посмотрела на себя в зеркало. Почему она так редко распускает волосы? Она стянула резинку с косы, распустила ее и встряхнула головой. Так лучше. Завтра она пойдет с матерью на могилу отца. Она всегда избегала этого, но теперь чувствует, что действительно хочет. И скажет этой чертовой Зоське, чтобы перестала обзываться, а то Магда пожалуется воспитательнице, что Зоська на большой перемене курит сигареты в туалете. Может быть, она даже осмелится наконец показать учительнице польского свои стихи? Что может пойти не так? Ведь ее защищает Н. Одомер.
Трав'нар
Энзабар ничем не напоминает Трав'нар. Энзабар – это горизонтальный город, который растет вверх и плавно меняет формы, а Трав'нар – вертикальный город, который очень медленно разрастается в стороны, но его форма остается неизменной.
Энзабар – огромный остров, выступающий из Океана Туманных Древ. Он плотно застроен механическими минаретами и вращающимися площадями, по которым перекатываются шаровые одивалы, поросшие мягкой корой и мхом, отчего их движение практически бесшумно. Уходящие вверх телескопические контрфорсы удерживают шелестящие аэробашни, сделанные из оловянной фольги, и наблюдательные платформы, напоминающие медуз со щупальцами из живого света. Большинство из них пришвартовано у извилистых аллей, длинных лестниц, узких улочек и ребристых пандусов, по которым непрерывно перемещаются странные существа: хрустальные скульптуры, машины, хитиновые тени, сферические сгустки света, шагающие на латунных конечностях, высокие двуногие палочники, закованные в сверкающие панцири, и даже полупрозрачные рачки, вышедшие из волнистой энергетической мембраны. И все они – большие и маленькие – образуют единую толпу, которая постоянно суетится, катится, ползет, летит, топчется и перемещается во всех возможных направлениях. Невозможно их всех объять взором или сосчитать. И независимо от цели, с которой они прибыли в Энзабар, чаще всего первым делом они направляются к шестиугольным площадям, расположенным на окраине города, у самого берега Океана Туманных Древ. Площади вымощены яркими мозаиками, на которых непрерывно, в медленном гипнотическом танце, кружатся абстрактные фигуры, которые никто не может распознать. Однако это не главная достопримечательность этого места.
Любопытных сюда тянет кое-что другое. То, что производит одинаковое впечатление на всех.
Мало кто, добравшись до шестиугольных площадей, обращает внимание на живую мозаику, передвижные таверны, мастерские и антикварные лавки, встроенные в яркие раковины огромных улиток, которые кружат среди прохожих. Нет, прибывшие заметят их позже. В тот момент, когда они выходят из-за поворотов или выбираются из туннелей и видят открытое пространство, они уже слепы ко всему остальному. Они пересекают площадь и останавливаются у ажурной балюстрады, когда уже только она отделяет их от медленных волн густого изумрудного тумана. Потом они только смотрят и долго не могут насытиться видом Океана Туманных Древ – мглистой зыбкой равнины, на которой до горизонта высится лес туманных, невероятно высоких стволов, увенчанных сферами, переливающимися всеми цветами радуги, внутри которых непрерывно мерцают холодные магнитные свечения.
И если им повезет, они увидят кое-что еще.
Время от времени кому-нибудь удается запустить один из древних ковчегов, которые с незапамятных времен парят в воздухе, на причале у коралловых террас. Они зависли рядом, борт в борт, и ни один из этих кораблей не похож на другой. Одни напоминают здания, опутанные паутиной проводов, переносящих неведомые виды энергии. Другие похожи на чудовищных окаменелых рыб или хрупкие пузыри из стекла, внутри которых переливается светящаяся жидкость. Каждый ковчег работает по своему принципу. И всё же некоторым смельчакам удается обнаружить такие, чья механика представляется довольно понятной, чтобы его сдвинуть с места и направить к Океану Туманных Древ.
Это редкое и необычное зрелище. Но еще реже можно встретить ковчег, который возвращается в Энзабар. Он медленно появляется из океана мглы, величественно пролетает над шестиугольной площадью, точно входит в проем между минаретами, а потом не спеша проплывает рядом с пилонами бесчисленных мостов, над крышами и крутыми лестницами, под арочными воротами и наконец достигает коралловых террас, причаливает и неподвижно замирает.
Обычно никто не покидает борт ковчега. Обычно он возвращается пустым. Только иногда на нем кто-то есть. Кто-то прячется внутри и не выходит наружу. Слышны странные шумы – громкий треск и мерный низкий гул. Корабль дрожит. Внезапно его поверхность покрывается сеткой электрических разрядов, или же с него катятся капли света. Неизвестно, что происходит, но никто не решается зайти внутрь и проверить.
Тейу помнит возвращение ковчега, имевшего вид массивного куба, покрытого переливающимися цветными чешуйками. На его поверхности не было ни одного отверстия. Причалив к террасам, он издал оглушительный стон, мучительный визг отчаяния, парализовавший на короткое мгновение всех, кто находился в Энзабаре. Тейу всегда нравилось воскрешать в памяти эту картину, но теперь, когда он уже готов примириться с мыслью, что навсегда застрял в Трав'наре и больше никогда не испытает ничего подобного, это воспоминание стало для него особенно ценным. Казалось, в нем сосредоточено все утраченное богатство Энзабара.
Это было ненормально, никто не слышал, чтобы такое случалось с кем-либо еще, и эта уникальность Тейу была ему не в радость. Каждый знакомый ему камрон и все другие камроны, о которых можно прочесть в мыслерядах, записанных феромонами на стенах главных туннелей, одну часть своего жизнецикла проводят в коридорах Трав'нара, а в остальное время они, погрузившись в бессознательное состояние в своих уютных гнездах, переносятся в блистательный Энзабар. Все так очевидно и естественно. Этому не нужно учиться. Камроны рождались с даром двойной жизни. Однако Тейу утратил этот дар.
Это случилось внезапно. Ничто не предвещало несчастья. Однажды, забравшись в свое гнездо, Тейу обнаружил, что не может найти себе удобного положения. И хотя его ложе было выстлано мягким лишайником, а толстое покрывало сплетено из бархатистых листьев сенео, все стало казаться Тейу грубым, твердым и раздражающим. В конце концов он всё же сумел занять относительно удобное положение и неподвижно замер. Ничего не происходило. Тейу долго смотрел на стену своего гнезда, мерцающую в темноте легкими искорками феромонного письма. Он ждал наступления отупляющей тьмы, которая заберет его в Энзабар. Но не дождался.
Сначала Тейу убеждал себя, что со всеми камронами время от времени случается нечто подобное, просто никто в этом не признается. Но когда после нескольких жизнециклов так и не смог перенестись в Энзабар, ему всё же пришлось признать, что происходит нечто странное. Тейу понимал, что ему нужна помощь. Однако мало того, что ни один камрон не знал, как решить такую проблему, так еще и мгновенно разлетевшиеся слухи о его беде доставили массу неприятностей. Сначала Тейу стали избегать родные. Затем ему запретили ходить на аудиенции к Королеве, как будто он страдал какой-то заразной болезнью. Ему по-прежнему разрешали работать, но при этом отстранили от возделывания грибов. Он мог только выполнять в одиночестве грязную работу, например чистить вентиляционные каналы или выкидывать отходы в пустоту. Впрочем, Тейу не возражал, ведь кто-то должен и это делать, но чем больше времени проходило с момента последнего визита в Энзабар, тем больше его удручала скучная, однообразная неизменность колючего Трав'нара.
Потому что Трав'нар – это густой лес ороговевших шипов, которые горизонтально растут из кожи огромного, непостижимого существа. Камроны из поколения в поколение создавали среди них сложную сеть коридоров и ячеек, где жили своей двойной жизнью. Тейу был частью этой жизни, но теперь, когда он спешит по рыхлой тропинке, останавливается на краю шипа и смотрит вниз на бесконечный лес нескончаемых терний, устремленных в потрясающую, равномерно освещенную звездами пустоту, что раскинулась над темными, отливающими всеми цветами кучевыми облаками, он чувствует, как рвется связь с этим чуждым, враждебным местом. И хотя это абсурдно, он утверждается в мысли, что его здесь не должно быть.
Тейу посмотрел вверх. Холодная дрожь пробежала у него под панцирем. Говорят, где-то там, высоко под звездами, заканчивается Трав'нар. Вероятно.
Внезапно его овеяло дуновение феромонной речи.
– Что ты делаешь, рабочий?
Тейу обернулся. Позади него остановились два камрона. У них были продолговатые сегментарные тела, покрытые серебристым панцирем. Они передвигались на десятках коротких черных ножек, а спереди, под гладкой овальной головой, испещренной узелками рецепторов и усиками распылителей феромонов, торчала шарнирная конечность с распрыскивателем кислоты, означавшая, что это стражники. Тейу выглядел почти так же, как и они, с той лишь разницей, что его конечность, как и у любого другого рабочего, имела на конце цепкую четырехпалую ладонь.
– Я иду к верхнему вентиляционному отверстию, – ответил Тейу.
Феромоны гневно закружили вокруг стражников.
– Ты стоишь, рабочий, стоишь. Ты тратишь свой жизнецикл впустую и к тому же подвергаешь себя опасности. Ты не слышал предупреждений?! Разве ты не знаешь, что была замечена тень двунога?! Возвращайся в коридоры, пока он не скинул тебя в пустоту!
Тейу сжался в комок. Его окутал запах страха и смирения.
– Так точно, я забыл, извините, – распылил он. – Я уже прячусь.
Тейу развернулся и помчался к входу в канал, черневшему у основания шипа, но не нырнул в него, а спрятался рядом, в узкой щели. В последнее время он часто скрывался в этом мягком и прелом внутри убежище. Охранники сюда не заглядывали, а камроны, с которыми он работал, по-видимому, даже не знали о существовании щели. Тейу не мог открыто противостоять стражникам, так как это означало бы неподчинение воле самой Королевы, а за такую крамолу его сбросили бы в пустоту. Но в одиночестве, наедине со своими мыслями, он смело оспаривал ее приказы. Он не верил ни единому слову стражников. Конечно, не было никаких двуногих, зубастых асаев или летучих многоруков. Тейу считал, что подобной ложью стражники пытаются запугать камронов, чтобы они постоянно прятались в коридорах. Впрочем, большинству это совсем не мешало, ведь во время каждого жизнецикла они могли отправиться в необычный Энзабар и обрести там свободу. Но Тейу утратил эту возможность и потому стал замечать то, чего не хотели видеть другие. Ему стало душно в Трав'наре. Он знал, что не может здесь оставаться.
Несколько жизнециклов назад он обнаружил старый неиспользуемый коридор, который вел вверх города, огибая при этом наиболее обитаемые шипы. Этот канал полностью зарос сухим лишайником. Впрочем, заросли оказались не настолько густыми, чтобы Тейу не мог протиснуться сквозь них. Он уже трижды пытался добраться до конца туннеля, но всякий раз страх заставлял его возвращаться. Тейу много раз слышал рассказы о сумасшедших опасных отщепенцах, которые отреклись от Королевы, прячутся в заброшенных туннелях и нападают на лояльных камронов. Возможно, это была очередная ложь стражников, но странные звуки, раздававшиеся в коридоре, так сильно действовали на его воображение, что он не мог побороть страх. Тем не менее он понимал, что должен это сделать. Хотя бы сейчас.
Тейу выглянул из щели. Стражников нигде не было видно. Он быстро рванул к нижней части шипа, перебрался на другой шип и нашел тот самый приметный комок лишайника, который частично закрывал один из узких вентиляционных каналов. Тейу втиснулся в него и вскоре оказался в пустынном коридоре. Это было легко. Теперь его ждала более сложная задача. Туннель резко сворачивал, а потом вел вертикально вверх. Тейу медленно поднимался, разгребая конечностью сухой лишайник. Он уже ходил этим путем, потому заросли были сильно прорежены. Его беспокоили голые стены, на которых не ощущались даже остатки феромонных мыслерядов, но он старался об этом не думать. Тейу упрямо продвигался вверх, пока не добрался до того места, где развернулся в прошлый раз. Он миновал это место и пошел дальше, пробираясь сквозь гораздо более плотный лишайник. Его окружали странные, настойчивые звуки, похожие на скрежет, который могли издавать огромные когти, царапающие стены коридора. Они и раньше сопровождали Тейу, но чем дальше он углублялся в туннель, тем громче становился шум. Он неумолимо набирал силу, словно где-то впереди затаился какой-то огромный хищник. Тейу боялся. Казалось, от страха сгущается воздух. Тейу с трудом пробивался сквозь плотную воздушную материю, но это не останавливало его.
Внезапно он почувствовал перед собой большое открытое пространство. Тейу осторожно раздвинул лишайники и высунулся из коридора. Перед ним открывалась огромная сферическая камера. Ее стены заросли одичавшими грибами-шачниками с перистыми, потрепанными шляпками. Через грибные заросли проходили широкие тропинки, покрытые извилистыми строчками мыслерядов. Тейу робко вошел в камеру. Его коготки заскрежетали по краю прохода. Громкое эхо многократно повторило этот звук, на мгновение заполнив им всю камеру. Тейу понял, что было источником странных звуков, и это придало ему смелости. Он двинулся вперед, но почти в тот же миг встревоженно остановился. Тропинка, на которой он стоял, расходилась в три стороны к трем разным коридорам. Тейу не знал, какую дорожку выбрать. Под его ногами мерцали замысловатые мыслеряды, содержавшие нечто чуждое, непонятное, нечто отталкивающее от прочтения. Тейу беспомощно огляделся по сторонам и вдруг увидел, как из среднего коридора прямо на него вереницей движутся длинноногие паукообразные парари, покачивая слепыми головами на вытянутых шеях. Их было более десятка. Рассеявшись по зарослям шачника, они стали неторопливо пастись. Сразу за парари из коридора появилсяя камрон. На его панцире переливались странные феромонные символы, похожие на буквы неизвестного алфавита. Конечность этого камрона заканчивалась ладонью. Незнакомец стоял на тропинке и следил, чтобы стадо парари не ушло обратно в коридор и не разбежалось по камере.
Тейу подошел к нему, испуская чувство растерянности.
– Просто повернись и войди в ближайший коридор, – распылил незнакомец, не глядя в его сторону. – Ты без труда найдешь дорогу назад. Никуда не сворачивай, иди прямо вниз.
– Знаю, но я иду вверх, – ответил Тейу.
Это заставило незнакомца обернуться.
– Ты бросаешь Королеву?
– У меня нет выбора.
– Почему?
Тейу почему-то почувствовал, что может довериться незнакомцу.
– Я потерял Энзабар, – признался он.
– Для многих это благо.
– Я не понимаю.
– Хранители и фанатичные последователи Королевы запрещают говорить об этом, скрывают правду, но это случается довольно часто. Так всегда было.
– Я думал, что я единственный…
– Нет, нас сотни.
– Нас?
– Да, я тоже потерял Энзабар. И очень этому рад. Я полностью открылся этому миру и понял, что под властью Королевы мы живем во лжи. Что бы ни говорили нам стражники, мы можем в любой момент изменить нашу жизнь. Создается множество общин, состоящих из таких, как мы. Они обитают рядом с владениями Королевы, буквально шип в шип.
– Она разрешает?
– Это не в ее власти, потому что это вечный, естественный процесс. Именно так распространяются камроны. Они отделяются от главной, доминирующей общины, а затем основывают свои собственные, живущие по другим законам. Когда же и эти общины становятся крепкими и обретают закосневшую структуру, от них также начинают отрываться мятежные личности. Стражникам остается лишь следить, чтобы как можно меньше камронов узнали об этом, потому они пугают, лгут и манипулируют информацией. Однако достаточно покинуть подвластные Королеве шипы, чтобы увидеть, как на самом деле устроен Трав'нар. Но этот шаг ты уже сделал. Теперь тебе нужно подумать о том, как ты хочешь жить. Это поможет тебе найти общину, которая будет отвечать твоим потребностям.
– Ну, что ж…
– Я знаю, это трудное решение, но ты можешь попробовать разные варианты. Не обязательно где-то оставаться навсегда. Видишь, я постоянно странствую со своими парари от пастбища к пастбищу, от общин Амвера до пещер отшельников, живущих на краю плит.
Мир перевернулся в сознании Тейу. Прошлые домыслы и догадки неожиданно нашли обоснование и стали аксиомами, отвергающими истины, до сих пор казавшиеся неопровержимыми. И хотя окружающая реальность совсем не изменилась, формы вещей и форма собственной жизни Тейу приобрели дополнительную глубину, дополнительное измерение. Измерение неизведанных возможностей.
– Так это все правда? – спросил он ошеломленно.
– Скоро сам увидишь. Ближе всего находится община Евноа, они всем делятся, живут в одной большой камере и разводят личинок…
– А среди них есть те, кто пытается вернуть Энзабар?
Незнакомец испустил запах удивления и неуверенности.
– Нет. Таких там нет.
– А где они есть? – настаивал Тейу.
– Эти уходят. Перемещаются вверх. В древнюю яму, образовавшуюся в том месте, где отскочил падающий Крек'х-па. Говорят, только там можно восстановить утраченную связь, но я не знаю, правда ли это. Я никогда не видел это место. Только слышал о нем. Говорят, это очень далеко, прямо под головой существа, на котором мы живем, ведет туда долгая и опасная дорога. С нее никто не возвращается…
Тейу вздрогнул. Он мало что понял из сказанного незнакомцем, но чувствовал, что, несмотря ни на что, ему нужно идти вверх, так как он не хочет оставаться здесь, не хочет оставаться в Трав'наре. Он не собирался искать уютное гнездо в одной из многочисленных общин отщепенцев, потому что это ничего не изменило бы. Куда бы он ни попал и что бы там ни нашел, он все равно будет пленником шипастого, неизменного Трав'нара, а он мечтал вернуться на движущиеся улочки Энзабара и снова увидеть Океан Туманных Древ.
– Как тебя зовут? – спросил он незнакомца.
– Никлумб.
– А я – Тейу. Скажи мне, Никлумб, куда идут эти странники?
– Ты правда хочешь знать?
– Для меня это единственный путь.
– Ну, раз так… Лично я не смогу тебе помочь. Я просто повторяю старые легенды. Но могу познакомить тебя с тем, кто мне их рассказал и хорошо знал, о чем говорил. Я дам тебе зацепку, которая приведет тебя к нему. Тебе придется проделать лишний путь, ведь ты пойдешь по моим следам, через пастбища и шипастые проломы, но ты должен добраться до него без проблем. Его зовут Урес. Он знает. Он покажет тебе дорогу.
Никлумб повернул голову и прыснул конденсированной смесью феромонов. Тейу впитал ее и усвоил. Вскоре он начал замечать зеленые фосфоресцирующие мыслеряды, оставленные Никлумбом.
– Иди по ним. Они начнут путаться лишь тогда, когда ты достигнешь края Трав'нара. К тому времени ты будешь видеть свою цель.
– А как он выглядит?
– Его ни с чем другим не спутаешь.
Тейу понял, что Никлумб больше ничего не скажет.
– Спасибо, – распылил он. – Может, когда-нибудь я смогу отблагодарить тебя.
Он попрощался и двинулся к центральному коридору, потому что туда вели зеленые линии.
Когда Тейу исчез из виду, Никлумб утратил цвет, впитал и растворил в себе все запахи, а затем его тело стало прозрачным. В следующий миг он стал большой каплей воды. Парари тоже превратились в воду. Капли притянулись друг к другу, как ртуть, соединились и впитались в тропу.
* * *
Кривой канал заканчивался старой ветхой плотиной, покрытой влажными островками мха. Стоячую воду здесь накрывал толстый слой серой пены, плавающего мусора и зловонных стоков, но Хемеля не смущало то, что было на виду. Его больше беспокоило то, что могло скрываться под поверхностью. В таких местах часто сбрасывали строительный мусор или топили металлолом, потому Хемель боялся, что его многоколесник наткнется на мусор и повредит подвеску, колеса или борта. Однако у замина не было выбора, приходилось рисковать. Он развернул машину задом к плотине, погрузился в пену и заглушил двигатель, после чего взглянул на съежившегося Тенана. Оба молчали. Вскоре над каналом разнесся гул приближающегося многоколесника. Авто проехало мимо того места, где они прятались, и умчалось дальше. Наступила тишина.
– Кажется, они нас не заметили, – пробормотал Хемель, продолжая напряженно вслушиваться.
– Думаешь, патруль был только один? – тихо спросил Тенан.
– Я не знаю, сколько их здесь. Надо быть осторожными.
– Но ведь мы под защитой договоренности с Менуром.
– Не сейчас, когда никто не видит. За дело! Давайте найдем его, пока гвардейцы не нашли нас.
Хемель и Тенан поднялись на плотину, а затем на вершину ближайшего трубодома. Они находились почти в самом центре района Униус, полного заброшенных и разрушенных трубодомов. Вдалеке маячили угловатые строения фабричных комплексов, ажурные монолиты агрегатов биотрики и темная пирамида Компостной станции. Тенан открыл таблотесор и сравнил вид с картиной, которую передал ему Менур.