"Разбежавшись, прыгну со скалы…" – бубнило радио.
Ригби несся на машине, читая про себя всевозможные молитвы. Он просил прощения – чтобы не попасть в ад, не гореть там, не стать куколкой для битья у дьявола.
Резерфорд нервно крутил глазками и барабанил по ребрам – успокойся, ты же су-шеф, предок лорда Эндрю!
"Вот я был и вот меня не стало…"
Ригби всегда успокаивал себя мыслью, что он потомок древнего рода. В самых худших ситуациях – сейчас именно она – он сохранял спокойствие, ведь знал, что лорд Эндрю ему поможет. Всегда. Неважно прав он, или нет.
"И когда об этом вдруг узнаешь ты…"
Писк оглушил Ригби. Это был телефон, уведомление. И сообщение.
– Нет…
От Бинга. Ригби почувствовал, как мурашки пробежались по телу – все равно что бросить на него угольки. А затем стейк. Прожарить его хорошенько, подать на стол. И употреблять только с бокалом вина "Пино Нуар". Не иначе.
Ригби задумался.
"Был ли смысл в моем поступке, – думал су-шеф, – все-таки человек болен и планировал… убить убийцу, получается! Я хороший человек, просто иррациональный."
Телефон вновь пиликнул.
– Нет…
Ригби заподозрил неладное. Будто сейчас…
Он взял кнопочную коробочку. Включил. На экране высветилась игра про змейку. Зашел в сообщения. А там – пять слов:
«Ты не Резерфорд. Вот анализ».
"То поймешь, кого ты потеряла…"
Винсан занес его в машину. И вколол адреналин – чтоб сердечко побилось. Бинг лежал на кожаном сиденье, от которого исходил запах лимонной жвачки. Винсан, вцепившись в руль, начал проповедь:
– У нас мало времени. Не смей перебивать… пожалуйста. Я тутбеседовал с племянником, с Фрэдди…
– Который? – Бинга покидали силы, – Зубастый?
Винсан сдержал внутренний гнев.
– Именно, – продолжал он, – он…
– Наркоша?
Бинг попробовал привстать – печень болела.
– Да! В общем его друг – парень по имени Уолтер.
– Уолтер? – Бинг был рад, что остался в живых.
– Он красит волосы и набил на шее тату с группой «BTS», – Винсан скрипел зубами, желая быстрее продолжить.
–Женоподобный педик? Опять?
Бинг хотел выйти из машины и уйти, свою задачу он выполнил, Густав мертв, груз с души спал.
– Он…
– Педик?
– Твой отец. Который приедет в ресторан через, – Винсан, сделав наигранный жест рукой, посмотрел на часы, – через пять минут. Фрэдди его хороший друг. Он сказал, что Уолт был на фестивале, где имел связь с твоей матерью. Он бросил тебя, хотя Линн пыталась дозвониться. Ее парень, который впоследствии стал мужем, погиб под колесами фургона с мороженым. Мне жаль.
Бинг пошерудил в карманах. Только мупер клей. Для розыгрышей коллег. Бинг вышел из машины. Штаны были мокрыми. Такой походкой он пошел в ресторан. А перед этим спросил:
– Куда он обычно заходит первым делом?
Уолтер был в том возрасте, когда женщины не интересуются твоей персоной, а если и интересуются, то только если ты им заплатил. Уолтер не хотел взрослеть, поэтому красил волосы и набивал татуировки с разными звездами. От Марлона Брандо до Джастина Бибера. От Шона Коннери до Пита Дэвидсона. Бесчисленное множество лиц. Его гордостью, без сомнений, являлась группа BTS. То ли японцы, то ли корейцы, но в мире себя заявили. И давали Уолтеру шансы замутить с девушками, которым группа нравилась. Он был красавчиком лет тридцать назад…
Тогда на концерте "T in the Park" к Уолту пришло озарение. Покончить с собой как его кумир – Курт Кобейн. Он пошел в нуждник – традиция судить о месте по общественному туалету передалась Уолтеру от отца, который был сантехником. Закончив все свои, кхм, дела, Уолт вышел к раковине. И навел в рот дробовик – двуствольный, медный. Щелчок. И тут раздался голос Линн. Это был женский туалет.
Теперь представьте картину. Парень, только закончивший первый курс университета, посреди шотландского женского туалета, ожидая выступления "Колд Плэй".
– Ты же знаешь, что может быть осечка?
Уолтер пытался прогнать ее.
– Гу-гу-гу, – махал он рукой, бубня чушь, из-за глубоко загнанного дула.
– Или как с моим братом Троем. Дробь вышибла ему челюсть, а он остался жив… на какое-то время. Потом повесился от постоянной боли.
Уолт сразу поник. И затея не казалась ему столь радужной.
– Все вы фанатеете по гребанному Кобейну…
Ее голос был как чашка кофе утром. Или как холодный душ в Египте. Или как первый глоток пива, после тяжелого рабочего дня. Или как приятная музыка. Хотя кому нуны эти сравнения? Уолту она показалась похожей на Марго Робби. Поэтому он и стал за ней ухаживать. Весь вечер.
После фестиваля они проснулись в одной палатке. Уолтер на нашел на себе одежды, поэтому ему пришлось ехать обратно в Эдинбург в таком виде. И он долго вспоминал отличный вечер. Они напились, как напивался Хэмингуэй. И она сказала, что он… "МИЛЫЙ"!
И Линн долго вспоминала хороший вечер. Пока однажды ее не вырвало у ее парня дома. Пока она не прошла анализы. И не узнала, что беременна. Не от своего парня, ведь они не ногой за эту запретную черту, нет, сэр! Потом родился Бинг. А потом парня Линн, который, на тот момент, уже стал ее мужем, сбил фургон с мороженым.
Бинг шел вперед. На последний крестовый поход. Весь в крови. Пугая персонал. И гостей. Зашел на кухню, где полиция разглядывала комнату, записывая в блокноты всевозможные детали. Они проводили взглядом зомби, тот подошел к банке с пауком-людоедом. И взял на руки. Полиция ничего не стала делать, ведь офицер Винсан запретил трогать бедолагу.
– Проявите уважение, – сказал он, – шеф мстит за отца.
Бинг направился к туалету – по наводке Уолта. И намазал сидушки трем унитазам. И тут зазвонил телефон. Бинг, взял его и заляпал кровью – снять трубку было невозможно. Он увидел маленького мальчика.
– Поди-сюда, засранец, – сказал он.
Мальчик покорно – не без опаски – подошел к шеф-повару.
– Ответь на звонок… пожалуйста.
– В смысле, – до чего ангельским был его голос, – поговорить с сэром… или мисс…
– Нет, нахрен!
Глаза мальчика стали напоминать два влажных киви.
– Оу… прости, малыш… просто… нажми сюда, в конце-то концов!
И мальчик нажал.
– Как дела милый?
Мэрибэлль даже тут его нашла.
– Слушай, – начал было Бинг, – я не готов говорить…
– Не нужно, – сказала она, – я от тебя ухожу. Я нашла лучшего мужчину, Бинг. Сделай одолжение, засунь свое "старая ведьма" анальное отверстие. И почитай Бэлл Хукс…
Она сбросила трубку. Бинг опустился и прслонил спину к стене. Его кадык начал дрожать, словно двигатель "Форда". И он заплакал. На глазах у незнакомого ребенка.
– М-мальчик, – плачя выговорил Бинг, не без трудностей, – сделай одолжение, разбей ЧЕРТОВ ТЕЛЕФОН!
– Хорошо, сэр.
Мальчик взял сундук Пандоры и ударил об стену. Стекло разлетелось в стороны и воткнулось Бингу в руку.
– Зачем вам это нужно было, сэр? – спросил малыш.
А Бинг ответил:
– Потому что я хочу быть счастливым.
Бинг пошел в сторону туалет. И увидел утырка с крашенными волосами
Уолтер, проходя мимо, посмотрел на ноги сына.
– Зачет, чувак! – крикнул Уолт, будучи под кайфом, – шикарные ботночки…
Бинг постоял так пару секунд. А когда услышал витиеватую ругань, исходящую из уст отца, направился к кабинкам. Запер за собой дверь.
И разбил банку. И стоял так пару минут. И зашел через половину часа. И увидел кровавую кабинку туалета. В которой стены был облеплены кровавыми отпечатками. В которой пол был залит кровью. Где Уолтер, славный парень, верный друг, преданный товарищ, корчился в агонии, провалившись вглубь унитаза. Ведь пауки полностью сгрызли его ягодицы, обнажив кровавые кости.
Бинг протянул руку и потрогал щеку отца. Этот Уолтер был представителем самого ненавистной шефом категории людей. Вторсырье. Укурки. Педики. Заболевающие ВИЧем каждый день, гибнущие пачками. Эти наркоши становились мужьями таких же наркош. Женщин, не имеющих моральных ориентиров. И Бингу повезло родиться в хорошей семье. С хорошей матерью. И отличным отцом. Мужественным и погибшим в самом расцвете сил.
А тем временем, Фрэдди вставал. И брал ружье в руки. А когда выстрелил, раздробив челюбсть и разбросав кости с зубами по всей комнате, попал в стену. Дробь пробила и ее. А потом попала в огромную люстру. Люстра стремительно понеслась вниз. И, пробив потолок, застряла в кабинке.
– Пароход мне в рот! – крикнул Бинг, увидя падающую люстры. Его кисть уперлась Уолтеру в грудь.
Люстра, велика, как душа Матери Терезы, едва не проломила кабинку. Бинг чудом уцелел. Острый прут оторвался. И проткнул руку Бинга насквозь, проделав дыру. Рука начала биться в конвульсиях. Кровь пачать куртку Уолтера. Паук-людоед зацепился за возможность и запрыгнув в дыру. Дробя кости, высасывая мясо. Пробираясь глубже. А Бинг тщетно расковыривал рану, пытаясь изловить тварь.
Паук-людоед заполз глубже. К плечу. Прокусывая тернистый путь. А когда Бинг начал ломать руку, чтобы выловить насекомое, паук заполз еще глубже.
И еще.
Так, что дальше? Выходит и – ничейный Гордон Рамзи – по улице шагает. Кровища хлещет, по битону стекает. Уолт наш то ли сдох, то ли подыхает. А Бинг время от времени останавливается, кровушкой истечет и дальше пойдет. Зелены его глаза под искачканными в крови густыми бровями. Бдительности капут – видит двух копов, мозгами не шевелит. Подходит, значит, говорит:
– Сэр, кхм! Как мне пройти к ресторану "Жирный заяц"?
Копы многозначительно переглядываются, типа, под кайфом чувак, с кем не бывает? Ну и провожают его до ресторана. Бинг головушку склоняет, значит.
– Благодарю! – говорит, – Да будут жены ваши здоровы, а младецны розовы.
А копы, штанишки подтянув, басом молвят:
– Это наша работа, шеф.
И Бинг дверь открывает. И в офис заваливается. И слышит стук. Дверка открывается. Там – Ригби. Ошарашенный. И, пуская петуха, говорит:
– И чего вы добились, а?! – тараторит очкарик.
Бинг глазаньки опускает и под носик говорит:
– Всего.
Ригби весь горит. Шеки – две красные буквы "О" на неоновых вывысках. К столу подходит и такой, типа, праведный.
– Я… я вам помогал!
А Бинг давай голосить! Ржет мужик, а Ригби сильнее краснее. Бинг животик надрывает, а Ригби хоть бы хны. Посмеялся от души Бинг. И сказал:
– Да кому это интересно?!
Прикиньте, Ригби всерьез считал, что дав плечо шефу, стал его хорошим приятелем. Охеренно блин! Ригби вплотную подходит, чуть не плача, выдыхает горячий воздух в лицо повару. А Бинг, поднявшись, пошел вон. Из кабинета.
В кровище садится он в "Мэрседес", ищет сигаретки.
ХЕРАК!
Балка по стеклу бьет. Бинг поворачивается.
ХЕРАК!
Стеклашки летят в лицо Бингу. Повар отмахивается, матерится. А Ригби размахивает балкой. Как долбанный Чак Норрис.
ХЕРАК!
Бинг – почти слепой – из машины выпадает. Капельки падают на битон. Небольшие алые розы образовываются под машиной.
Ригби подходит к Бингу. Тот, полумертвый, ручки вперед выдвигает. И кричит что-то. Что-то вроде… Вроде "нет".
И когда Ригби замахивается, когда Бинг кричит, когда уши повара оглушают обвинения в оскорблении личности, целого древнего рода, когда дождь начинает усиляться, когда кость выпирает, когда алая жидкость попадает на лицо… тогда Бинг начинает путешествие.
Эдинбург – Париж. Множество улочек, вкусной еды. Мерзких птиц, стоков грязи.
Париж – Нью-Йорк. Куча звезд, здоровский пляж. Пыльные стекла, невыносимая жара.
После, как по инерции, Бинг перемещается из города в город. Из климата в климат. Ест и спит. Плавает и загорает. Сморкается и ломает нос.
Снег, дождь, солнце.
Кремль, Статуя Свободы, Колосс Родосский.
Хот-доги, учпучмеки, тако.
И буритто. И начос. Бинг обожал мексиканскую кухню.
И пока рука шеф-повара – рабочая рука, правая, – выпячивая окровавленный окорок, свисает, в голове Бинг представляет отца. Как знакомит его с девушкой. Женится. И жарит мясо. На природе.
И пока Ригби, плача, убегал, пока дождь усилялся, пока люди звонили в скорую, пока машины начинали выезжать… отец был с шеф-поваром.
Бинг так и не написал поваренную книгу.