Никто не молвит слова ласки С живущим мертвецом, И в дверь лишь виден взор следящий С бесчувственным лицом. Забыты всеми, – мы и телом И духом здесь гнием.
Цепь Жизни ржавя, каждый жалкий Принижен и забит, – И кто клянет, и кто рыдает, И кто всегда молчит. Но благ Закон бессмертный бога: Он камень душ дробит.
Когда же нет у человека В разбитом сердце сил, Оно – как тот ларец разбитый, Где нард роскошный был, Который в доме с прокаженным Господь, как клад, открыл.
Счастливы – вы, с разбитым сердцем, Уставшие в пути. Как человек иначе может Свой дух от Тьмы спасти? И чем же, как не сердцем, может Христос в наш дух войти?
И тот – с кровавым вздутым горлом И с мглой недвижных глаз — Ждет рук Того, кем был разбойник Взят в Рай в свой смертный час. Когда у нас разбито сердце, Господь не презрит нас.
Тот человек, что весь был в красном И что читал Закон, Ему дал три недели жизни, Чтоб примирился он, Чтоб тот с души смыл пятна крови, Кем нож был занесен.
К его руке – от слез кровавых Вернулась чистота: Лишь кровью кровь омыть возможно, И влага слез чиста, — И красный знак, что дал нам Каин, Стал белизной Христа.
6
Близ Рэдинга есть в Рэдингской Тюрьме позорный ров. Злосчастный человек одет в нем В пылающий покров. Лежит он в саване горящем — И нет над гробом слов.
Пусть там до воскресенья мертвых Он будет тихо тлеть, И лить не нужно слез безумных И без толку жалеть: Убил он ту, кого любил он, — Был должен умереть.
Но убивают все любимых, — Пусть слышат все о том. Один убьет жестоким взглядом, Другой – обманным сном, Трусливый – лживым поцелуем, И тот, кто смел, – мечом!
