Нет, только он глядел на солнце И жадно воздух пил.
Не плакал он, ломая руки, О том, что суждено, Но только утро пил, как будто Целительно оно. О, жадно, жадно пил он солнце, Как светлое вино!
С другими душами чистилищ, В другом кольце, вперед, Я шел, – и каждый, кто терзался, Про свой не помнил гнет, Но мы за тем следили тупо, Кого веревка ждет.
И странно было знать, что мог он Так весело шагать, И странно было, что глазами Он должен свет впивать, И странно было знать, что должен Такой он долг отдать.
Цветут и дуб и вяз роскошно Весеннею порой. Но страшно видеть столб позорный, Что перевит змеей, — И, стар иль юн, но кто-то должен Предел не выждать свой! Высок престол, и счастье трона Всех манит и зовет, Но кто хотел бы, с крепкой петлей, Взойти на эшафот И сквозь ошейник бросить взгляд свой Последний в небосвод?
Прекрасны пляски, звуки скрипок, Любовь и Жизнь с Мечтой; Любить, плясать, под звуки лютни, Толпою молодой; Но страшно – быстрою ногою — Плясать над пустотой!
И мы за ним с больным вниманьем Следили, чуть дыша: Быть может, к каждому такой же Конец ползет, спеша? Как знать, в какой нас Ад заманит Незрячая душа.
И наконец меж подсудимых Он больше не ходил. Я знал: он в черной загородке, В судебном зале был. Его лица я не увижу, Как долго бы я не жил
Мы встретились, как в бурю, в море, Погибшие суда. Без слов, без знака – что могли бы Мы говорить тогда? Мы встретились не в ночь святую, А в яркий день стыда.
Тот и другой в глуши тюремной Людской отбросок был, Нас мир, сорвавши с сердца, бросил, И бог о нас забыл, И за железную решетку Грех в тьму нас заманил.
3
Двор Должников – в камнях весь жестких, Там слизь со стен течет, С высоких стен; близ них гулял он: Над ним – свинцовый свод, И слева-справа страж ходил с ним, Боясь, что он умрет.
Или молчащими он ночью И днем был окружен, — Они следили за слезами, Они ловили стон, Боясь, чтобы не отнял жертву У эшафота он.
Был комендант без послаблений, Устав он твердо знал. Смерть – факт научный, – доктор умный Все факты признавал. В день дважды приходил священник — И книжку оставлял.
И дважды в день курил он трубку И кружку пива пил, Его душа была спокойна, В ней страх не властен был, Он говорил, что он доволен Уйти во тьму могил.
Но почему так говорил он, Страж ни один не знал: Тот, кто в тюрьме быть должен стражем, Язык свой замыкал, Кому судьба в тюрьме быть стражем, Тот маску надевал.
Когда б спросил, душа не в силах Была б так быть нема, А что же может сделать Жалость Там, где убийцам — Тьма? Какое слово он нашел бы Для братского ума?
Мы проходили, образуя Наш – Шутовской – Парад. Что в том! Ведь были мы одною Из Дьявольских Бригад: В ногах – свинец, затылки бриты, — Роскошный маскарад.
Канаты рвали мы – и ногти, В крови, ломали мы, Пол мыли щеткой, терли двери Решетчатой тюрьмы, — Шел гул от топота, от ведер, От адской кутерьмы.
Мешки мы шили, били камни, — Шел звон со всех сторон, — Мы били жесть и пели гимны, Наш ум был оглушен, Но в сердце каждого был ужас: Таился в сердце он.
Таился так, что дни, как волны, Меж трав густых ползли. Забыли мы, чего обманщик И глупый ждать могли.
