Ольга Кузьмина
Щенок Дикой Охоты
– Спаси нас Господь! – Сара перекрестилась. – Ведь это он к покойнику…
– Проклятый ублюдок! – Пэт схватил кочергу и выскочил на двор, хлопнув дверью.
Мартин захромал следом. Босые ноги обожгло морозом. Финн выл, не переставая, запрокинув узкую морду к луне. В конюшне бесилась лошадь. Пэт, оскальзываясь на подмерзшей грязи, широко шагал к щенку, размахивая кочергой.
– Не бейте его! Финн, замолчи! – Мартин заспешил, нога подвернулась, и он упал, разбив коленями ледок на луже.
– Да заткнись ты, дерьмоед! – Пэт замахнулся.
Финн отпрыгнул, вой сменился рычанием. Пэт ударил еще раз. От углового камня конюшни полетели искры. И тут Финн кинулся на него. Белоснежная шкура щенка светилась в темноте, в глазах плясали зеленые болотные огни. Пэт закричал и завалился на спину.
– Финн!
Щенок отскочил от Пэта и попятился к Мартину, рыча и вздыбив на загривке шерсть. За ним тянулась целая веревка – должно быть, узел развязался.
На дороге, ведущей к дому, послышался стук башмаков и голос Джона О`Донохью.
– Пэт! Что у тебя творится?
– Чертова тварь! – Пэт поднялся с земли, зажимая правую руку. – Чтоб ты сдох, паскуда!
– Беги! – Мартин оттолкнул щенка. – Беги, Финн!
Во двор вбежал Дэн Гейни, размахивая пучком каких-то веток. Что-то мелкое полетело в сторону щенка. Пэт подобрал кочергу и тоже кинул в него. Финн завизжал и помчался прочь. Знахарь победно погрозил ему вслед.
– Не любят Они рябину, – он повернулся к Пэту. – Как ты?
– Паршиво! – Пэт сосал руку, сплевывая кровь. – Чуть до кости не прокусил.
– Перевязать надо.
Сердце у Мартина колотилось так, что он почти ничего не слышал. Рябина – это от фэйри. Значит Финн и правда из-под холма! А что, если он больше не вернется?
– Сбежал твой пес? – коренастый здоровяк Джон О`Донохью навис над Мартином. – И тебе пора убираться к своим.
***
Финн мчался со всех лап. Шкуру жгло в тех местах, куда попали ягоды злого дерева, на боку вспух уродливый рубец. Плохие люди, плохой дом! Больше он туда не вернется.
Внезапно щенок затормозил, закрутился на месте. А как же мальчик? Нельзя его бросать. Он единственный из них добрый, он свой!
Финн сел на поджатый хвост и заскулил. Что же делать? У людей огонь, железо и злое дерево. Одному с ними не справиться! Финн понюхал ветер, вскочил и напрямик, не разбирая дороги, побежал к заросшему боярышником холму. Веревка путалась в вереске, цепляла на себя колючки. Пришлось задержаться – перегрызть обузу.
На холме Финн отдышался, высунув язык. Луна светила, набирая силу, и щедро делилась ею с белым щенком. Финн запрыгнул на полуразрушенную каменную стену древнего форта, вскинул морду и залаял – протяжно, с подвыванием. Никто не учил щенка этому зову, но его отголоски с недавних пор он слышал каждую ночь. И каждый раз замирал, насторожив уши, чуть слышно поскуливая, но не решаясь ответить. Финн и сейчас боялся. Если его не признают – порвут на части. Но больше никто не сможет помочь Мартину.
Финн передохнул и позвал снова. Ни одна домашняя собака в округе не посмела подать голос, но и желанного ответа он не получил. Финн залаял в третий раз – отчаянно напрягая горло. И услышал, как где-то далеко, у самых звезд, откликнулась Дикая свора.
***
– Пей, ублюдок!
От кружки поднимался вонючий пар, после второго глотка Мартина вывернуло горьким варевом – прямо под ноги Пэту.
– Что, не по нутру мое снадобье? – Дэн недобро прищурился.
Джон, крепко державший Мартина за плечи, кивнул со знанием дела.
– Не человек он, коли не смог третий раз глотнуть. Верный признак.
– Разденьте его.
Джон и Пэт сорвали с Мартина рубашку и штаны. Опрокинули на лавку. Задыхаясь от стыда, мальчик отвернулся к стене, чтобы не видеть притаившихся на лестнице служанок. Девчонки смотрели на происходящее с приоткрытыми ртами.
Гейни с оттяжкой хлестнул его пучком рябиновых веток, еще раз и еще.
– Говори, человек ты или фэйри?
– Я человек!
Однажды Мартин усомнился в этом – когда деревенские дети задразнили его подменышем. Мама тогда поставила его перед собой, вытерла фартуком слезы и поклялась всеми святыми, что он – ее сын.
– Я человек! – отчаянно повторил Мартин. Сказать иначе – значит отказаться от матери. Предать ее. Нет, пусть лучше запорют до крови.
– Врешь! – Пэт схватил кочергу левой рукой. Правая была замотана тряпкой.
– Погоди! – Джон отобрал кочергу, раньше, чем Пэт ткнул ею в горящие угли очага. – Давай сначала так проверим. Добрые соседи холодного железа не любят.
Он прижал конец кочерги к лицу Мартина. Тот напрягся и даже перестал дышать, чтобы случайно не вздрогнуть.
– Не доказательство это, – Гейни поморщился, изучая тощее, искривленное тело мальчика. – С подменышами по-разному бывает, а этот долго с людьми прожил, привык к железу. Но огонь – крайнее средство. Придержите его.
Мужчины прижали Мартина к лавке. Дэн разжал ему зубы и принялся тонкой струйкой вливал в рот отвар.
– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа скажи, ты Мартин Боланд, сын Дэвида Боланда?
Он повторил вопрос трижды.
– Да, да… – бормотал Мартин.
У него кружилась голова. "Лусмор… В отваре лусмор!" Малышом Мартин как-то сунул в рот красивый цветок, похожий на колпачок фэйри. Перепуганная мать так сильно его отшлепала, что он накрепко запомнил вкус ядовитой травы. Нельзя оставлять в желудке отраву! Но если его вырвет, дед убедится, что он подменыш. Мартин зажмурился и глубоко задышал, удерживая рвоту.
– Подождем, – Дэн повернулся к Пэту. – А ты пока принеси ночной горшок. Набери в него куриного навоза и сам помочись.
"Я Мартин! Я сын Давида Боланда!" – кричал про себя Мартин. Но челюсти свело судорогой так, что заскрипели зубы.
Джон отшагнул от лавки, когда тело мальчика выгнулось, забилось выброшенной из воды рыбой. От очага тянуло теплом, но Мартин дрожал, трясся, словно его голого выбросили на мороз.
– Может, хватит? – неуверенно сказал Джон. – Пусть сперва оклемается.
– Я свое дело знаю, – отрезал Дэн. – Ишь, вертится, гаденыш, как уж под вилами! Давай, Пэт, плесни на него как следует.
На грудь Мартина полилась теплая, густая жидкость. Одурманенный наперстянкой, он уже не почуял запах, но оставленные прутьями царапины защипало, и Мартин захрипел.
– Если ты человек, назови каждого из живущий в этом доме! – приказал Гейни. – Говори!
Мартин едва заметно шевельнул губами.
– Не сдается, – Дэн Гейни почесал затылок. – Коли так, тащите его в очаг.
С лестницы послышались испуганные женские возгласы.
– Подержите над углями, – пояснил Гейни. – Этого должно хватить.
