Ольга Васильевна Чемерская
Имя зверя
Часть 9. Fleur chantane
Май, 2015
Несколько дней Маша рыскала по интернету в поисках идей, как оживить внутреннее пространство дома. Добавить изюминку. Трогать гостиную она не решилась, поэтому взялась за дизайн спальни. Купила шторы из тафты «хамелеон» с переливом – золото на голубой. Торшер с плафоном под батик, с цветочным принтом. На прикроватную тумбочку поставила фарфоровую вазу. А в вазу поставила шелковые пионы лёгкого желтоватого оттенка из Iкеи. Поход по магазинам уже здорово поднял настроение – не врет психологи, а сам процесс сборки интерьера тянул на написание картины. Маша даже вспотела, нанизывая новые портьеры на гардину. Тонкие, гладенькие, они ласкали руки и душу.
Плюхнувшись на кровать, хозяйка огляделась по сторонам, и взгляд упал на пустое пространство стены. И вспомнила свою давнюю мечту. Она несколько раз порывалась купить туалетный столик.
Туалетный столик был у всех её подруг, а у неё до сих пор отсутствовал. Роскошь, безделица, но вещь была настолько элегантной, что любая девушка чувствовала бы себя королевой, сидя на пуфике и накладывая на лицо клубничную масочку. Изящное зеркало в резной раме на голубом столике с гнутыми ножками. С золотой каймой по резьбе. Белыми ящичками и затейливой росписью на поверхности. Он давным-давно стоял у неё в закладках на ноутбуке и ждал своего часа.
Стоила безделица неподъёмную цену в сто шестьдесят тысяч рублей. Маша любовалась, но каждый раз жалела денег на его приобретение. Она столько не зарабатывала, чтобы бездумно разбрасывается деньгами.
Как и другая мебель в квартире, столик был выполнен в стиле ретро. Что скрывать, кровать и обои в спальне Маша подбирала именно под этот туалетный столик Fleur chantane «Пионы».
– Гош, знаешь, какая у меня есть мечта? Вот чего не хватает в нашей спальне, знаешь?
– И чего?
– Туалетного столика. Вот. Он уже миллион лет торчит у меня в закладках. Давай купим? Это самая желанная вещица, в моём списке самых желанных вещиц.
– Сколько стоит?
– Была сто шестьдесят тыщ.
– Да ну! Шутишь? Туалетный столик – сто пятьдесят тыщ! Я же деньги не из воздуха делаю, Маш, в конце-то концов!
– Сто шестьдесят. Го-о-о-ш… Вот, погляди, – она подсунула ему под нос планшет с изображением туалетного столика. – Ну Гош, ну пожалуйста. А-а-а? Французский прованс.
– Давай поищем, что-нибудь похожее? Или даже подержанный можно… с рук.
– Уууу, – разочарованно Маша выпятила губку.
– Не, «уууу»!
– Гош, а мы с тобой когда-нибудь поженимся?
– А ты хочешь?
– Хочу… – как-то неуверенно сказала Маша. – Давай туалетный столик будет мне подарком на свадьбу?
Гоша долго думал, строя немыслимые рожи. Видимо, решение рождалось непросто – в мучениях. Маша уже собиралась пожалеть о заданном с бухты-барахты вопросе, но тут он ответил:
– Свадьба меня не пугает. Я хочу на тебе жениться, – неожиданно для Маши сказал он как-то уж больно обречённо.
Порывшись в сумке, он достал с самого дна, красивый бархатный коробок и протянул его избраннице: скромное колечко с маленьким бриллиантиком смотрело на Машу, сверкая в свете нового торшера.
– Ой, Гог! Наверное, это очень дорого!
– Поэтому стоит повременить с туалетным столиком…
Маша подставила пальчик, и Гоша надел ей кольцо, поцеловав в щёку. Впервые за год с лишним после их случайного знакомства, а жили вместе они уже больше года, девушка впервые всерьёз задумалась: хочет ли она замуж за Гошу?
Перед сном, сняв обручальное колечко, Маша аккуратно вставила его в щель на подушечке бархатного коробка. Что-то в их отношениях было не так…
Вроде и колечко с бриллиантом, и замуж предложил. Вместе второй год, но всё уж больно буднично: ни эмоций, ни страсти, ни открытий. А что, если бы она не спросила про свадьбу? Он это колечко так в сумке бы и носил вечно? А предложение? Он же только колечко и подарил. Они уже второй год жили вместе, а по ощущениям с мамой ей было намного интересней.
Маша, конечно, была той ещё квашнёй. Иногда казалось, что она этого заслужила. Сама жопу к дивану приклеила, не оторвать. А он? Она ему ни ни здрасьте ни до свидания. И он ей ни здрасьте ни до свидания.
Про работу никогда не спрашивал и про свою не рассказывал. Как чужие приходили домой только поспать… Поели вместе, телик посмотрели, лёжа друг у дружки на коленях. Как две собаки, что греются в холодную погоду, прижавшись боками. А может, и нормально? Никто нервы не треплет. На руках, да, не носит. Но и не предаёт… Удобно. Но вот в идее брака с Гошей Маша сейчас сомневалась.
***
Октябрь, 2015
Вечером всё было как обычно. Ничего особенного. Гога сидел в интернете в поисках альтернативы драгоценного столика. И нашёл.
– Продается туалетный столик. Цвет: голубой. Французский прованс, «Пионы». Предмет совсем новый. С момента покупки стоял под чехлом. Продаём диван по сниженной цене, – прочитал он. – И совсем недалеко отсюда. Заеду, посмотрю вечером?
– Уй! Как здорово. Ты просто гений!
Маша была в предвкушении и вела себя как маленький ребёнок в ожидании деда Мороза.
Вернулся Гоша поздно и, выпив стакан кефира, сразу отправился в душ и спать. Маша ждала его, ждала и легла спать раньше обычного. Что-то подсказывало ей, особо не надеяться на результат. Слишком уж всё просто. И Гоша не звонил…
– Как там наша покупка? Не выгорела? – сквозь сон спросила Маша, на миг приоткрыв глаза.
– Продали… – отрывисто ответил Гоша и отвернулся. Хорошо, что она сменила радужные надежды на призрачные. Получив ответ, Маша снова закрыла глаза и уснула.
Утром она застала на месте Гоши только пустую остывшую кровать. Ушёл он рано утром, и поговорить совсем не получилось. Ночью обещали небольшие заморозки и в квартире стало заметно прохладнее. Даже из-под одеяла выбираться не хотелось. Ей сейчас ничего не хотелось. Накануне вечером она снова встретила его. Практически у самого подъезда. Сердчишко, как теннисный мячик в каске бейсболиста, заколотилось и, забежав в квартиру, Машка заперлась на все замки.
Всю ночь ей снились кошмары. Измятая простынь, складками давила на ребра. Она просыпалась бессчётное количество раз и, естественно, не выспалась.
Включив телевизор, она, зевая налила чашку кофе и прислонилась спиной к столешнице, глядя в экран.
–…Передаем срочные новости с места происшествия: маньяк, который охотится на одиноких женщин нашего города, сегодня ночью снова совершил нападение. Жертвой стала сорока пятилетняя женщина, проживающая по улице…
Машу передёрнуло. Она захлебнулась кофе и начала лихорадочно кашлять. В неважном настроении выйдя из дома, в легком кашемировом пальто, Маша не торопясь пошла на работу. Утром, добираясь до работы пешком, была возможность набрать свои 10 000 шагов загодя. Пройдя два квартала, она наткнулась на оцепление, где услышала обрывки разговора между мужчиной, возможно следователем и женщиной лет пятидесяти пяти, а то и шестидесяти:
– Вы что-то хотели сообщить следствию?
– Да. Я соседка с первого этажа, – заговорщицки сказала женщина, подойдя совсем близко к оперативнику. Вокруг было много ротозеев и женщина явно чего-то побаивалась. Кто знает, может думала, что преступник где-то рядом. Видно, это заботило женщину, особенно сильно и она оглядывалась по сторонам, выискивая в толпе зевак страшное лицо маньяка.
– Вчера вы ничего, случайно, не заметили?
– Собственно, по этому поводу я и подошла. Вчера я встретила Ларочку, и мы немного поболтали. Через два часа я напекла сдобу и хотела поделиться с ней плюшками… Лариса здесь не живёт, только иногда навещает квартиру. У неё там шаром покати, вот и решила с плюшками… Приоткрыла дверь и вижу сквозь лестничный проём, как она впускает в квартиру кого-то. И речь у них идёт про диван. Так вот… лица-то я не видела, только со спины: фетровая кепка, чёрное полупальто и ботинки… тоже чёрные. Ничего особенного. Как все был одет.
– Это в каком часу было?
– Да часов так около шести вечера. А полдвенадцатого ночи моему Тузику приспичило, и я выбежала с ним на улицу. Возвращаюсь, смотрю, а из подъезда этот выходит. Он-то меня не заметил, туалетный столик нёс, а я за углом стояла, ждала пёсика. Так вот, если прошлый посетитель ничем особенным не отличался, то у этого были настоящие ковбойские ботинки. На них клёпки металлические блестели по бокам и шпоры…
Ну, думаю, сторговались с Лариской. Туалетный столик дорогой был, француйский, никто покупать за дорого не хотел. Лариска всего ничего от магазинной цены сбросила… потому как он новый совершенно. Жалко было задаром отдавать.
– А куда он столик погрузил?
– Грузовичок такой маленький у подъезда стоял…
– Номер, цвет не запомнили? Может, кто-то помогал ему этот столик выносить?
– Я на такие вещи внимания и не обращаю. Но мужчина был один. Столик небольшой, если по частям разобрать, и один мужик вполне справится, – грустно вздохнула она.
Маша замерла на месте.
«Столик туалетный. Ковбойские ботинки…»
Как-то раз она заметила в портфеле у Гоши мешок, когда мыла полы. А в мешке лежали коричневые ковбойские ботинки. Острый носок одного из них торчал из дыры в пакете. Маша тогда глубже засунула ботинок в пакет и, закрыв сумку, положила её на стул, чтоб не мешала. Лишних вопросов она никогда не задавала и про ботинки быстро забыла.
Сбоку, в поле зрения, появилась чёрная тень, и Маша медленно обернулась. В толпе стоял мужчина в чёрной кепке. Люди, машины, кричащие яркими цветами билборды моментально отступили. Даже звуки вокруг резко сбавили громкость. Маша наконец-то чётко увидела человека, преследовавшего её почти целый год. Именно его взгляд буравил затылок каждый раз, когда она одиноко пробиралась домой тёмными дворами.
Она даже прищурилась, рассматривая его: курчавые волосы, молодое лицо, хитрые смешливые глаза, спортивное телосложение. Тёмно-коричнева кожаная куртка сидела, плотно обтягивая фигуру сверху. Ниже пояса он был в тёмно-серых спортивных штанах.
«Это именно он. Тот самый тип! Лицо холодное, расчётливое. Однозначно маньяк!» – девушка встрепенулась, скинув клубок мыслей, и побежала прочь. Кричать и доказывать что-то не имело смысла. Он бы испарился в один миг. Как всегда это делал раньше.
Пока она шла на работу, оглядываясь, её раздирали противоречия. Если бы не Гоша, маньяк давно уже растерзал её, коли так отчаянно домогается её почти ежедневно. Но откуда у Гоши те ботинки? Что маньяк он? Сразу два маньяка по её душу? Не много ли? Нет. Гоше хотелось доверять сейчас, как никогда.
***
Она не могла избавиться от мыслей об этом, и вечером речь снова зашла про туалетный столик «Пионы».
– А-а, столик? Я позвонил по объявлению, и хозяйка сказала, что французский прованс уже продан.
– А в котором часу это было? После работы?
– Часов в шесть… А что?
– Нужно было с утра звонить. Упустили…
Маша включила телевизор и стала нажимать на кнопки, в поисках хорошего фильма. Её взгляд остановился на новостях.
– Послушаем? Сегодня в двух кварталах от нас женщину…
–…Следователи предполагают, что вчерашнее прecтyпление произошло на бытовой почве. Продавая подержанный туалетный столик, хозяйка настаивала на слишком высокой цене, что могло в итоге привести к конфликту… Также рассматривают версию, что yбийcтво совершил «чёрный риэлтор», потому что квартира ранее была выставлена на продажу…
– Наша полиция нас бережёт, – усмехнулся Гоша. – Одна версия неожиданней другой, а воз и ныне там! Висяков наплодили за пять лет…
– Почему за пять?
– Я в городе уже пять лет и вижу, как работают эти стражи порядка. Только наш квартал, возьми. Чем не пример? После «советов»… опытные следаки ушли безвозвратно, – без интереса добавил он.
– Слушай, а что за ботинки клёвые такие со шпорами? Откуда они у тебя?
– Какие ботинки?
– Видела однажды, у тебя из портфеля торчали.
Голос её был резкий, визгливый и слова она эти будто выплюнула ему в лицо.
Лицо Егора Мясоедова вдруг стало белым, как кусок алебастра. Не моргая, он несколько минут смотрел на Машу в упор и в глазах её отчётливо видел страх. Он даже слышал, как быстро бьётся её сердце. Видел, что сидя на краешке любимого кресла, она готова в любой момент сорваться и убежать. Убежать от него. Она тоже считает его зверем…
Игорь немного помялся, закрывая глаза и снова открывая. Лицо вдруг задёргалось под напором тысячи ледяных игл. Глаза заморгали часто-часто, и в голове появилась мрачная, как осеннее небо за окном, мысль: «Игорь, Гоша, Егор… какая, собственно, разница? Итог всегда один».
Двумя руками он прогладил лицо, помял его, разгоняя кровь на бледном лице, шумно вдохнул воздух и спросил:
– Хочешь прогуляться? Покажу тебе одно очень интересное местечко…
***
Маша не помнила, как оделась, вышла. Тело одеревенело, не в силах сопротивляться. Кровь отлила от головы, мешая трезво мыслить. Так, молча они дошли до автобусной остановки. Молча проехали два квартала и вышли на окраине города, недалеко от супермаркета. Впереди на пустыре колосилась заросшая мелким кустарником и травой, высотой почти в человеческий рост, бывшая территория мукомольного завода, частично занятая под гаражи. Маша была ещё маленькой, но помнила, как его сносили в 2000-х. За пустырем с одной стороны начинался новый городской район, который только-только начинали застраивать, а с другой дымили огромные градирни ТЭЦ.
– Куда мы? – спросила девушка, миновав уже добрую сотню метров. Этим она Гоше и нравилась: никогда не говорила лишнего, никогда ни в чем не раскаивалась и не ныла. Даже сейчас. Боялась, но всё равно шла навстречу неизвестности. Несмотря на уйму недостатков, а их было миллион, она чувствовала уверенность в себе.
Когда они только познакомились, отношения не входили в план. Он, как и всегда, действовал интуитивно. Оказавшись в её доме, Гоше там невероятно понравилось: модерн, ренесанс… одним словом, хороший классический вкус и ни одной лишней детали. Она показалась ему её милой простушкой. Эти слёзы, доверчивость, непосредственность. Никогда не понимала, когда отношения начинали сходить на нет. И каждый раз это был для неё как гром среди ясного неба. Потому что доверяла. Добрая Маша. Она не была грубой, развязанной. Одевалась скромно и мило… ни как, прости господи… Любила тихие посиделки и уютное времяпрепровождение. Не спорила. Не донимала. Не голосила, не разводила шумной суеты!
Он знал, что она послушно плелась за ним. Ему не нужно было прислушиваться или оглядываться. Он хотел, чтобы она оставалась такой и дальше. Простой и доверчивой девочкой.
«Разве плохо мы жили? Очень хорошо жили. И могли жить долго и счастливо. И даже умереть в один день! Я не жалел таблеток, был максимально спокоен. Спокоен как пульс покойника. В ущерб себе. Я готов был на всё ради неё!»
Гоша не собирался её бросать. Совсем наоборот, он хотел наконец объяснить ей, как сильно они подходят друг другу. Нужно лишь принять некоторые факты. Больше года он был тише травы ниже воды. Спокоен, и ему было хорошо. Если бы не этот… туалетный столик, чёрт его возьми, в преисподнюю, в Ад вместе со всем его провансом-ренесансом.
– Тут недалеко. На территории бывшего мукомольного завода. Ты, наверное, знаешь? Я купил здесь гараж и нашёл в нём нечто удивительное. Думаю даже хозяин гаража не знал об этой его особенности. Иначе продавал бы его гораздо дороже.
– Оно до сих пор здесь?
– Да. Застройка, конечно, дойдет и до этого места, но пока…
Они остановились на окраине гаражного комплекса, и Гоша достал из кармана куртки ключи. Отпер и, двумя руками ухватившись за ручки, распахнул ворота настежь.
Машу трясло. С неба падали редкие снежинки. Температура около минус пяти, но воздух, влажный и промозглый, пробирал до костей. Она чувствовала, что зря пришла сюда, как корова на веревочке – прямиком на скотобойню – но почему-то была не в силах сопротивляться. Мозг онемел, застыл так же, как руки и ноги от холода. Глядишь, и его начнёт потряхивать вот-вот. Только уже от страха. Страх пробирался мелкими шажками, мурашками по спине, всё выше и выше…
– Заходи, – восторженно и таинственно произнес Мясоедов.
Доверительность сквозила в его голосе, и Маша была абсолютно дестабилизирована этим чудовищным диссонансом. Словно маленький мальчик, он взял её за руку, чтобы проводить в сказку, и Маша чувствовала в его словах необыкновенную искренность. Девушка почти не дышала, коленки подкашивались, но, миновав ржавый голубой грузовичок, она шаг за шагом спускалась вниз.
Видимо, здесь был подвальный этаж административного здания, потому что в цехах никаких подвалов не было предусмотрено. Верхнюю часть снесли, а подвал остался нетронутым. Он состоял из нескольких комнат: в дальней складировалось то, что осталось в помещении на момент сноса. Внутри комнаты освещались с помощью небольшого генератора и были обставлены мебелью. Шкафы с книгами, старый телевизор. И тут она увидела туалетный столик. Тот самый французский прованс «Пионы». Он смотрелся среди старой конторской мебели как инородное тело. Вот только остались от него рожки да ножки: зеркало треснуло в нескольких местах, ножки подломлены, на шелковой обивке пуфика засохли багровые пятна… крови.
– Да, это он. Сварливая тётка не желала делать скидку, – заявил убийца, не стесняясь. – Зато битых сорок минут трещала, как сорока, рассказывая о своей замечательной талантливой дочери. И грязно заигрывала, тыкаясь в меня не в меру глубоким декольте, – гробовым голосом заговорил Гоша. – Я даже слово вставить не мог. Этот кокетливый взгляд… она меня взбесила. А кофта с розами? Точно такая же была на моей матери в тот день, когда нас бросил отец. У мамочки моей была та же бесячая манера поведения. Нарумяненные щёки, лосины, розы… Мерзкая безвкусица! Поэтому отец и ушёл от нас.
А потом каждый год в нашей квартире появлялся то один мужик, то другой, и всякий норовил воспитывать. А она только сюсюкала перед ними… Знаешь, почему ты мне понравилась? Ты же совсем другая. Не терпишь к себе плохого отношения. Знаешь себе цену, но при этом спокойная, покладистая, с большим чувством меры и отличным вкусом. Мы с тобой просто созданы друг для друга. До встречи с тобой я гудел, как неисправный котёл, готовый взорваться и разлететься на кусочки. Вокруг меня были одни тупые шлюхи, жалкие крысы. Обманывали, действовали на нервы! С большим трудом удалось купить квартиру. И затем встретил тебя. Ты меня уравновесила. Вот только туалетный столик. Он был ошибкой, признай это… Тогда не было бы бесячёй тётки… Ты всё испортила…
Маша слушала. Наверное, так же он подумал и о ней в день их знакомства. Шлюха. Глупая шлюха, которая впускает в своей дом незнакомцев и предлагает провести ночь вместе. Это пугало её до дрожи, и она, пытаясь на что-то переключиться, спросила:
– А зачем ты сделал это с туалетным столиком?…
– Сначала я принёс его сюда, но потом увидел кровь. Это меня разозлило. Я подумал, что нам это всё не нужно. Не, мне не нужно, а значит, и тебе не нужно. Это для всех этих идиотов, которые фантазируют о красивой жизни миллионеров…
Гога говорил, говорил, а Маша маленькими шажками всё пятилась и пятилась дальше к выходу. Страх, как громадный питон, рос в ней и расширялся, заполняя всё свободное пространство.
Гога разошелся и, гротескно дирижируя руками, смотрел уже не на неё, а куда-то вбок. Будто невзначай, по бытовому, по-хозяйски нажал клавишу на чайнике, собираясь глотнуть горяченького. И говорил, говорил…
Маша уже не прислушивалась, что. На фразе про фантазии в её голове будто что-то щёлкнуло, и сознание, наконец, обрело ясность. В какой-то момент она добралась до лестницы, ведущей наверх, и побежала. Игорь заметил.
Люк оказался заперт. В темноте лестничной пролёта Маша не могла нащупать замок, не понимала, как и на что он заперт. И терпение не выдержало. В панике она стала молотить по нему кулаками, дергать за ручки, трясти, а в какой-то момент из неё вырвался панический крик ужаса.
Там, на поверхности, она услышала шаги, голоса и ещё сильнее закричала.
– Что ты творишь? – проговорил маньяк холодным голосом и Маша осознала, что он здесь, совсем рядом. Оглянувшись, она увидела его у основания лестницы с чем-то блестящим в руке у правого бедра. Без боя он сдаваться не собирался.
– Мы же с тобой обручились. Ты что, уже передумала выходить за меня? – растягивая слова, говорил мужчина.
Маша и не собиралась ему отвечать. Колечко навсегда упокоилось в бархатном коробке ещё тогда, в день обручения. Она выше забралась по лестнице и, касаясь головой крышки, ещё сильнее стучала кулаками, задыхаясь в этом душном склепе, который через минуту может стать её последним пристанищем.
Убийца, не торопясь, уверенно, шаг за шагом поднимался по лестнице. Шум наверху его почти не тревожил. Только иногда какой-то спазм перекашивал его лицо, делая особенно отвратительным. Крик вырывался из её горла при каждом его шаге. Бесцветное лицо Мясоедова вдруг обрело особый уродский шарм, приобрело узнаваемость. Теперь каждый мог без труда сказать: он маньяк! Он убийца! Это он убил всех этих людей на Садовой и прилегающих к ней улицам.
Рука убийцы потянулась к ней, когда крышка люка внезапно отвалилась и чьи-то крепкие руки выхватили Машу из ямы, возвращая на свежий воздух. Она упала на холодный бетонный пол гаража и выхватила глазами из пространства тёмную фигуру в кепке. Она попятилась, как рак. Будто все её кошмары соединились в один длинный, не прекращающийся кошмар.
Мужчина в кепке, и ещё несколько человек быстро исчезли в глубине подвала, а спустя пятнадцать-двадцать минут вывели на свет Божий Игоря. Свет этот уже превратился в кровавые сумерки. Солнце садилось.
Его злое лицо по-прежнему выражало презрение и ненависть. Черты исказились почти до неузнаваемости. Словно их свело судорогой. Маша отвернулась. Зачем смотреть? Наверное, так он смотрел на всех своих жертв, делая их последние минуты не выносимыми, наполняя их страхом, несправедливостью и отчаянным осознанием нелюбви к себе.
Она боялась узнавать в нём того человека, с которым собиралась провести всю оставшуюся жизнь. Она хотела отвернуться, и никогда больше не видеть лица Мясоедова. Даже во снах.
Подъехали машины и сирены мелькали в глазах, раздражая зрение и врезаясь в ушные перепонки. Мужчина в кепке, которого Маша считала маньяком, сталкером, вместе с напарником подтащил Игоря к офицеру в форме.
– Ну, кто теперь прав? Я же говорил, что это он. А вы мне: время теряешь, время… Всё доказательств вам подавай. Вот ваши доказательства, – он махнул рукой в сторону подвала. – Там улик по всем нашим висякам – полным-полно!
***
Шёл снег. Ложился густыми белыми хлопьями на всё вокруг, пряча прошлое и будущее под толстым слоем кристаллического льда.
Он стоял перед окном в своей тюремной камере, глядя на мир не мигая. Снег, как безупречное белое, на котором любая грязь – это чёрное. И разум не смел ему противостоять.
«Теперь у меня вовсе не станет имени. Имя – только мишура…» – подумал мужчина и сделал резкое порывистое движение.
Раздался глухой звук. А после ещё один, чавкающий звук, когда он выдернул хорошо заточенную зубную щётку, вонзённую в шею. Во все стороны хлестали брызги. Тёплая кровь струилась и пачкала белую в полоску фирменную тюремную рубаху. А он всё стоял и смотрел на белый свет, меркнущий на глазах....
