Ольга Сольви
Победа над бездной
Глава 12. Он исчез
– Ну неужели ты не понимаешь, мама, – стоя у открытого окна, с раздражением говорила по телефону не очень молодая, но прекрасно подтянутая и все еще красивая женщина, – я никуда не поеду без Игоря… Ну и что? Буду ждать. Я уже привыкла. Мам, ну не нервничай ты так, а то давление повысится! Не волнуйся, скоро все прояснится! Мне звонили вчера, сказали, что на днях он будет дома… Откуда я знаю, почему он в госпитале? Ну зачем нам обсуждать неизвестно что? Пожалуйста, хватит! Давай, успокаивайся и закончим на этом. Я позвоню тебе, когда Игорь вернется, хорошо? Всё, целую!
На землю робко упали первые небесные капли, а, спустя несколько минут, осмелев, уже превратились в звонкий дождик. Через широко распахнутое окно квартиру на третьем этаже победоносно заполнил аромат сочно-зеленой молодой листвы. А за ним вдруг влетела музыка: откуда-то, как по волшебству, зазвучал Моцарт, сначала едва уловимо, потом все отчетливее и радостнее.
Неведомым образом невидимый дирижер виртуозно собрал вместе отрывки из прошлого, которые под утонченный классический аккомпанемент с легкостью сложились в живую картину памяти…
– Соня, если ты меня не будешь ждать, я не вернусь, – Игорь лукаво улыбнулся и крепко обнял ее за плечи. – Говори, жена, любишь ли ты своего мужа? – и вдруг с трепетной нежностью, противоречащей напускному веселью, расправил ее блестящие на солнце волосы.
– А куда ты денешься, шантажист? – целуя его в щеку, улыбнулась Соня.
– Куда… да пропаду просто, и всё. Я же буду чувствовать, ждешь ты меня или нет.
– Да ладно уж… возвращайся, так и быть! – Соня прижалась к нему, как маленький ребенок, – от судьбы жены декабриста мне теперь не отвильнуть.
Такая серьезная разлука предстояла им впервые за время семейной жизни. Никто не говорил, насколько уезжает Игорь. Соня изо всех сил старалась не думать об этом и не обращать внимания на появившуюся по ночам нервную дрожь, но сумеречные мистические сны со странными картинами и предсказаниями, сменяли друг друга в навязчивом хороводе.
Ей хотелось как-то разобраться в этом и успокоиться, но с каждым днем Соня все лучше понимала, что интуиция на предельной громкости предупреждает о чем-то трагическом и страшном. А сон, который она увидела в последнюю ночь перед отъездом Игоря, отпечатался в памяти ледяным ужасом.
… Она пыталась бежать по длинному безлюдному пляжу во время сильного шторма. Ноги проваливались в мокрый песок и предательски увязали в нем.
На море бушевали мутно-синие волны; темное небо разрывали молнии, открывая путь ливневым потокам, которые мгновенно подхватывались шквалистым ветром. Направлявшаяся к берегу лодка чудом держалась на воде, пытаясь преодолевать высокие гребни.
Не обращая внимания на немыслимую качку, в шлюпке во весь рост стоял он. Мгновенно Соню прожгла мысль, что это и есть тот единственный, ожиданием которого она жила столько лет.
Ее охватило пронзительное и невыразимое чувство, которое овладевает человеком в мгновения острого счастья и не забывается уже до конца жизни…
Сильные волны резко откидывали судно назад, не давая прибиться к берегу. Совершая колоссальные усилия, Соня старалась хоть на несколько шагов приблизиться к лодке. Это тянулось невыразимо долго… Ей стало страшно: вдруг он не сможет добраться до земли? Нет, не может быть! Как жить потом без него, зная, что он есть?
Внезапно все ее существо глубоко поразило неизбежное, как смерть, осознание того, что шлюпка никогда не подойдет к берегу. Соня заледенела от ужаса, ноги перестали слушаться… В этот же миг он исчез.
В жутком отчаянии она смотрела на море, ища его и не веря своим глазам: на том самом месте, где только что была лодка, медленно поднимался из глубины и вставал во всю неимоверную высоту огромный деревянный крест, тяжелый, мокрый, с грузных перекладин которого потоками сливалась морская вода…
Вдруг перед ней предстала женщина в темном до земли одеянии с глубоким капюшоном, из-под которого едва белел кончик подбородка. «Монашка», – подумала Соня: «Откуда она здесь?»
Женщина приблизилась и, не открывая лица, сказала тихим голосом, без труда преодолевшим могущественный шум бури: «Молись!»…
Через мгновение она исчезла так же неожиданно, как и появилась.
Соня проснулась на мокрой от слез подушке с единственной мыслью: «Как жить без него»? Ощущение было такое, будто над ней совершили акт насильного отделения души от тела. И, вырвав душу, сказали: «Живи»!
… Рано утром, еще до рассвета, Игорь уехал.
Глава 13. Мозг против смерти
Алексей Васильевич, оставшись в кабинете один, посмотрел на часы, которые показывали начало четвертого то ли ночи, то ли утра, взял ручку и уверенным почерком написал: «Прошу отстранить меня от данной темы». Потом подумал и добавил: «По состоянию здоровья». Расписался и с чувством выполненного долга потушил свет, устроившись спать тут же, на диване, предвкушая почти три часа блаженства.
В это время Наталия Ивановна уже подъезжала к дому, думая о предстоящем докладе на утреннем консилиуме. Было ясно, что про сон придется забыть окончательно. Назначенный час выступления приближался с неизбежностью лавины, подобно мощному информационному потоку, который за последние двое суток едва не поглотил ее с головой.
Новый день уже входил в свои безоговорочные права. Сопровождаемый вечным шумом просыпался город…
После контрастного душа и крепкого кофе, привычно посожалев о предательском возрасте, не позволяющем фанатично, как в молодости, работать, Наталия Ивановна сосредоточенно взглянула на часы и легкой походкой спустилась к машине.
Утренний консилиум ее откровенно разочаровал: ничего прорывного озвучено не было. Кандидаты и доктора дружно продемонстрировали вялость и отсутствие всякого настроя на подвиги.
Выходя из аудитории, она привычно подумала: «Умирать нестрашно. Но кому это оставить, на кого? Кто будет биться дальше? Ведь замылят же и забудут всё… Спокойная работа с определенным уровнем жизненного комфорта – вот предел их мечтаний. Выть хочется! Научно-опосредованный планктон…»
– Наталь Ванна! – раздался голос сзади.
Она обернулась и увидела, как по коридору быстрым шагом к ней направлялся Костантин, ее бывший аспирант.
– Здравствуйте, Наталья Ивановна! – как всегда с неувядающим оптимизмом выпалил он.
– Рада видеть вас, Костя! – широко улыбаясь, сказала она. – Как ваши дела? Чем сейчас занимаетесь?
– Да все хорошо, спасибо. Я слушал доклад. У меня нет слов… Я горжусь тем, что Вы мой учитель.
– Спасибо! Так над чем сейчас работаете?
– Наталья Ивановна, у меня есть некоторые соображения по теме вашего доклада.
– Да? Интересно! – с удивлением вскинув брови, ответила она. – Так пойдемте, Костя, пойдемте…
– А у вас ничего не изменилось, вот только компьютер другой, да книг еще больше стало, – сказал Константин, оказавшись в давно знакомом кабинете.
– Да, Костя, все по-прежнему… Будете кофе? Я сегодня кофеманю после бессонной ночи.
– До сих пор научные подвиги совершаете?! Невероятно! Наталия Ивановна, вы совсем не жалеете себя.
– А зачем? Чтобы умереть в расцвете творческих сил? Я несогласна. Нужно успеть как можно больше пока дано время… Так вы кофеманите со мной или нет?
– Конечно! Я же не могу от такой почетной чашки отказаться. Спасибо! – После глотка кофе Константин продолжил: – Я только что из канадского Лондона вернулся, из Онтарио.
– А-а… Работали в Западном университете? И с кем?
– С Лореттой Нортон и Франческо Томайволо.
При этих именах Наталья Ивановна заметно оживилась, в глазах появился блеск охотника:
– Я слежу за их работами, особенно по функциональной МРТ и нейропсихологическому тестированию. Что интересного скажете?
– Не меньше, чем сенсацию: через десять минут после остановки сердца и фиксации смерти мозг продолжал работать на дельта-частотах!
– Костя! А вы хоть что-то привезли? – после короткого молчания, не веря своему счастью, спросила профессор, пристально глядя на него.
– Конечно! Энцефалограммы, МРТ, даже ЭКГ и кислородную насыщенность прихватил. Хотя вся статистика пока укладывается в четырех пациентов реанимации.
– Да это уже немало, совсем немало… – отвечая, скорее, на собственные мысли, пробормотала Наталия Ивановна, и продолжила с отсутствующим видом, – то есть вы мне сейчас заявляете, что остановка сердца и момент смерти разнесены по времени? – Голос ее сделался вдруг молодым и звонким, она вспорхнула из-за стола, где уже остывала очередная чашка кофе, и, раскрасневшись от возбуждения, с укором спросила: – А почему я не видела их статьи? Да-да… Я же не открывала почту… Так где они публиковались?
– В Кембриджском…* – слегка растерявшись, ответил бывший аспирант. Но потом решительно допил кофе и добавил: – У них по коме есть отличные работы: прогресс от вегетативного состояния до минимально сознательного с ответом мозга на пассивные языковые сигналы.
– Да, да… Я знаю. Константину эта профессорская фраза была хорошо известна. В переводе на язык обывателя она означала одно: «Подождите! Меня сейчас нельзя беспокоить».
Понимая, что диалог на время закончился, Костя подключил накопитель с канадскими данными и начал выводить графики электроэнцефалограмм в сравнительные таблицы, в который раз думая о собственном везении.
Наталия Ивановна всегда была для него высочайшим авторитетом. В глубине души он понимал, что учеников огромное количество, а таких учителей, как она – единицы, и яростно мечтал быть хоть в чем-то на нее похожим…
Ему было уютно и спокойно в ее кабинете. Он вдруг с удовлетворением подумал о том, что ни разу не пожалел о жизненном выборе, сделанным под впечатлением достижений своего знаменитого Учителя.
Глава 14. Парадоксы
Как здорово, что мы столкнулись с парадоксом. Теперь появилась надежда на развитие.
Нильс Бор
Доклад «будущего академика» Александра Ивашова по чипу, вживленному Сгорину, мало походил на научный анализ, зато на брутальную фантастику смахивал однозначно.
После обсуждения «слишком фантастических» данных коллектив в целях сохранения собственного сознания по указанию шефа срочно приступил к его «дефрагментации».
Илья Борисович подошел к окну и широко распахнул его, чтобы «впустить, наконец, ну хоть что-нибудь из адекватности». И, действительно, бархатная свежесть ночи быстро заполнила комнату. Наконец, с видимым удовольствием вдохнув воздуха, он сказал:
– На правах начальства приказываю: по кофе и вперед. А там уж, как пойдет: до утра, так до утра.
Через несколько часов усиленного мозгового штурма, когда атакующее орудие уже отказывалось прорываться и внаглую просилось на покой, Денис, усиленно всматриваясь в монитор воспаленными глазами, пробормотал:
– Пора, однако, светает уже. Шеф, как насчет подведения итогов?
Команда поступила незамедлительно: – Давай, Сань!
– Попытаемся… – отозвался Ивашов. – Итак, что мы имеем по энцефалограммам? – спросил он сам себя и сразу же ответил: – Выключение коры головного мозга, то есть никаких импульсов при ясном сознании.
– Насчет ясного сознания ты не погорячился? – устало проворчал Денис.
– А как прикажешь обозначить состояние в адеквате? Как делирий, что ли? К Сгорину это не имеет никакого отношения. Да скорее мы к себе белочку приведем. Такой боец – настоящий стержень с луженой психикой!
– Господа академики и членкоры, поменьше лирики! Ничего, кроме фактов. Обсуждения потом! – скомандовал шеф.
Бледный от усталости, с торчащими во все стороны волосами из-за привычки взлохмачивать голову во время мыслительного процесса, Ивашов продолжал:
– Итак… Энцефалограмма дает нам три герца при сохранении сознания, но при полном отключении мозга и прекращении мыслительной деятельности. Парадокс? Однозначно парадокс! Амплитуда предельно мала, практически прямолинейна. Для сравнения: подобные дельта-состояния характерны для двух – трехмесячных младенцев. Сбылась мечта идиота, и мы получили подарок для медиума, – сознание вне тела.
– Сань, давай без комментов, – сказал Илья. – Лучше задави меня фактами, можно насмерть… – потом подумал и добавил, – интересно, а как среагирует начальство? Это ж из области космического балета!
– Нет, шеф, так не пойдет, – оживился Денис, – сейчас не первый час ночи, чтобы голые факты анализировать. Аналитический аппарат уже завис на частоте три – четыре между дельта- и тета- и даже готов покинуть тело, чтобы вздремнуть. Кстати, насчет сна. Мне двойную дозу положено: я на частотных фронтах тяжко раненный.
– Да ладно, ладно, как хотите, – сдерживаясь изо всех сил, чтобы не зевнуть, отбился начальник. – Дэн, а ты не напрашивайся, отгул все равно не дадут, пока не закончим со Сгориным… Лучше скажите, куда я большую банку кофе задевал вчера, новую, а? – обращаясь к открытой дверце шкафа, спросил Илья и, безнадежно махнув рукой, отправился под кран с холодной водой.
– Шеф, а ты ее по запаху продетерминарь. Обидно будет, если наглые мыши выпьют итальянский Лавацца, – посоветовал Ивашов.
– И ты туда же, – огрызнулся Илья, вытирая голову полотенцем, – почему-то мне кажется, что не бывать тебе академиком… Давай дальше уже!
– Хорошо. Тут еще один сюрприз – МРТ, которая подводит нас к черепно-мозговой травме. Но! Энцефалограмма уводит строго в противоположную сторону, так как альфа-ритм оказывается сохраненным, – Ивашов медленно обвел взглядом коллег: – Каково! А? Молчите?
– Пусть будущий академик выскажется до конца, – в растерянности отозвался Денис, – не будем ему мешать!
– Просим, просим! – послышались хлопки со стороны шефа.
– Пожалуйста! – Ивашов встал и поправил рукой несуществующий галстук. – Мой вывод краток, как и все гениальное: это па-ра-докс, уважаемые и местами горячо любимые коллеги!
И сразу продолжил, вновь одевая очки перед монитором:
– Мы видим четко локализованные зоны воспаления, связанные и с нарушениями мозгового кровообращения, и с внутричерепным давлением, и с головными болями. Общая картина такова, что последствия, скорее всего, будут весьма трагическими. К сожалению, это факт, – Ивашов тяжело вздохнул и снял очки. – Но! В медицинские подробности вдаваться не буду: я Гиппократом никому не клялся. Поэтому предлагаю технический перерыв для чая с шоколадом.
– Трудовой коллектив единогласно за! – последовал ответ.
Глава 15. Обладать информацией
Qui seminat mala, metet mala (лат.). – Кто сеет зло, тот зло и пожнет.
Наталия Ивановна, без сомнения, принадлежала к тому яркому и знаменитому меньшинству в институте, в кабинетах которого допоздна горел свет и не стихала работа. «Научно-опосредованный планктон», вероятно, уже сытно поужинав, благополучно коротал у телеэкранов очередной бесполезный вечер. Вялая флегматичность тех, перед кем она выступала сегодняшним утром, все же неприятно поразила ее, хотя и не стала открытием.
Собираясь звонить Алексею Васильевичу по поводу уточнений на завтрашний день, она подумала о невероятном объеме фактического материала, оказавшемся в его распоряжении: «Нечасто так везет!»
Взглянув на часы, Наталия Ивановна решила, что еще не критически поздно, звонок можно ненадолго отложить, а вот сварить кофе уже давно пора.
Как только кабинет заполнился крепким ароматом, в дверь постучали и на пороге вырос Константин: – Наталь Ванна, можно к вам?
– Костя! – Улыбнулась она ему. – Проходите, конечно.
– Всё трудитесь? А я и не сомневался, что вы здесь. Даже был уверен, что несмотря на бессонную ночь, продолжаете работать и пить кофе, – выпалил он на скорости, не скрывая радости от встречи с профессором.
– Располагайтесь, Костя! Давайте по-домашнему, не стесняйтесь. Вот кофе, молоко, шоколад. Берите сами!
Весь институт знал, что Наталия Ивановна принципиально не употребляет сахар ни в каком виде, но позволяет себе горький шоколад. Всевозможные торты и печенье, пирожные-мороженые – все это находилось под строгим запретом. «Одумайтесь, – призывала она коллег, – доживите до старости в адекватном состоянии»!
– Спасибо! – ответил Константин, широко улыбаясь и устраиваясь в кресле с чашкой. – Я тут по нейрочипам материалы поискал. Те-е-е-ма… – с нескрываемым удовольствием произнес он протяжно, – мечта, да и только!
– Костя, вы большой молодец! Радуете меня, как и раньше, – Наталия Ивановна выпрямилась за столом, – так что у вас?
– Бионический гибридный нейрочип, рожденный в канадском Калгари, мне кажется наиболее интересным, с точки зрения прогресса в этой теме… – Костя вдруг с удивлением ощутил волнение, как бывало в аспирантские годы во время отчетов профессору. – В последней модели достигнуто гораздо более высокое разрешение. Принимаемые от нейронов сигналы усилены в пятнадцать раз, уменьшено повреждение клеток, участвующих в обмене информацией, благодаря чему запись мозговой активности может быть продлена до двух-трех месяцев. Безусловным преимуществом данного образца считается возможность объединения его с кохлеарным имплантом для последующей установки в мозг.
– Прекрасно, Костя! Вполне лаконичная выжимка, – Наталия Ивановна с явным одобрением посмотрела на своего ученика. – Вы, наверное, знаете, что в нашем институте успешно проводится интеграция датчиков в нейрочип. И сейчас уже нарабатывается статистика по стимуляции электроактивности мозга с помощью чипа.
– Да, приходилось читать на эту тему на английском. Но там статистика хромала. Я имею ввиду открытую, конечно, ту, что без грифов.
– Очевидно уже, – как-то невесело сказала профессор, – что возможность двусторонней связи и обмена информацией между нейроном и чипом не подлежит сомнению. И мы напрямую вмешиваемся в работу мозга.
– Интересно, а что сказали бы на это писатели-фантасты прошлого века?
– Думаю, они испугались бы, и не без оснований. Такой научный прогресс в любой момент может стать необратимым регрессом человечества и даже закончиться его гибелью. Заниматься этим опасно и чрезвычайно ответственно, – Наталия Ивановна глубоко вздохнула, – но мы не имеем права на отставание в этой теме. Иначе… – и не закончив фразу, она продолжила, – мы знаем о задачах, поставленных спецслужбами перед западной наукой. Одна из них – щедро финансируемая разработка непосредственных внедрений в мозг. Конечно, соус, как всегда, благородный, – лечение нейропсихических заболеваний. Но обращаю ваше внимание, Костя, на главное требование: контакт между микрочипом и нервной клеткой должен быть именно “in vivo”. Каково, а?
– Мда… Вы знаете, перед поездкой в Канаду я на петербургской конференции был вместе с Михайловским из Нижнего Новгорода, – сказал Константин.
– Очень жаль, что не получилось принять в ней участие, но с Алексеем Петровичем у нас плотное сотрудничество. Его лаборатория добилась прекрасных результатов, особенно в создании гибридных нейросетей.
– Да. И они успешно работают над адаптивным нейроинтерфейсом и воспроизводством синаптической пластичности. Очень вероятно, что совсем скоро получат большое количество нейронов и синапсов на одном чипе… по сути, – человеческий мозг… Реализация чуда?
– Знаете, Костя, я глубоко убеждена в том, что главным здесь становятся совесть и стремление к истине или же их отсутствие. Ради чего совершаются чудеса? Чтобы спасти человека и защитить его от гибели или уничтожить. Третьего не дано, – Наталия Ивановна сокрушенно покачала головой. – Науке нельзя руководствоваться ненавистью. Это банальное преступление. Помните, как в Библии сказано о таких вождях? Если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму.
– Несомненно. Но контролировать западных коллег вплоть до намерений и мыслей мы не можем. Как же быть?
– Работать! Много и упорно работать. Других вариантов нет, – убежденно ответила профессор. – Запад очень торопится в теме искусственного интеллекта и, таким образом, подгоняет и нас… Колоссальный объем! Только засучай рукава, – Наталия Ивановна с вдохновением посмотрела на своего ученика. – По разработке имплантов чипа, так называемых нейронных зондов, наши уровни пока хорошо коррелируют. Но их исследования уже приобрели взрывной характер, как ни фантастически это звучит. Интенсивность и скорость немыслимые! Так что наши задачи, думаю, ясны.
– Наталия Ивановна, я был бы рад сотрудничеству по этой теме. У меня сейчас отпуск, так что можете располагать мной… если, конечно, труды ученика вам пригодятся.
– Благодарю за предложение! Я сразу же с утра займусь этим вопросом. Дело в том, Костя, что на данную тему нужен допуск. Поэтому решение зависит не от меня… Думаю, что было бы кстати предоставить последние результаты вашей работы в Западном университете. Как вы к этому относитесь?
– Я? – Константин неожиданно порозовел и, почувствовав это, невероятно смутился. – Конечно! Сегодня же за ночь я все и подготовлю. А шанс есть?
Наталия Ивановна разулыбалась: – Шанс всегда есть, дорогой мой Костя! Если выполняются необходимое и достаточное условия, что человек жив.
