Марина Чарова
Как карта ляжет
Стивен
Ирина Ломакина
Англия, конец XIX века
Мне повезло родиться в небедной семье. Мой отец Эдвард Кларк был землевладельцем. Матушка Джейн Кларк, урождённая Тейлор, происходила из аристократической, но обедневшей семьи. Ей суждено было родить семерых детей, из которых двое умерли при рождении, ещё трое в младенчестве. Выжить было суждено только мне и моей сестре Энн, которая старше меня на два года.
У нас было счастливое детство. Любовь родителей, забота нянек, полный достаток, игрушки и путешествия. Если у меня когда-нибудь родятся дети, то я не мог бы пожелать им лучших условий, как те, что имел я в свои ранние годы. С пяти лет ко мне приставлен был месье Дюпон – француз, который учил меня языку своей страны, гимнастике и верховой езде. Английский, математику и манеры нам преподавала гувернантка сестры Мэри Смит. Она была из бедной семьи, но имела манеры и внешность настоящей леди. Мою сестру она обучала ещё и игре на клавикордах.
Проживание в сельской местности имело множество плюсов. Чудесный дом, сад с любимыми матушкой розами и гортензиями. Прекрасная природа, здоровое питание, много развлечений типа пряток, салочек и игры в ножички с другими детьми, рыбной ловли, купания в реке, плавания на лодке, общения с кошками и собаками.
Мне было восемь лет, когда моему счастью настал конец. Я люто завидовал своей сестре, которая оставалась на домашнем обучении. Так было принято в нашей среде. Мальчиков отправляли в закрытые школы. Там я жил и учился, приезжая домой только на каникулы. Поначалу, более старшие и сильные ученики пытались меня обижать. Но я с детства обладал изрядной смелостью, граничащей порою с безрассудством. Без страха отвечал я на подначивания, удары, щипки, даже один против троих. Дети часто бывают жестоки, но после пары месяцев, проведённых в драках и с синяками, меня стали уважать.
Задиристые мальчишки переключились на других новеньких, а среди остальных мне даже удалось найти товарищей.
Несмотря на то, что я скучал по дому, а за малейшее нарушение нас наказывали розгами, школа дала мне очень многое. Здесь давали очень приличные знания. Я очень увлёкся такими предметами, как естествознание, анатомия, химия.
Мне было шестнадцать, когда отец впервые заговорил со мною о будущем, о том, что я планирую делать в жизни. Он с воодушевлением водил меня по полям и фермам, пытаясь увлечь сельским хозяйством. Но уже тогда я твёрдо знал о своём предназначении, и сказал отцу, что планирую изучать медицину. Он посмотрел на меня с некоторой печалью, но вслух сказал о том, что я сделал достойный выбор. Я благодарен судьбе за то, что мне достался такой отец, который дал мне возможность самому выбрать жизненный путь. Он оплачивал все годы моего обучения в университете, всячески поддерживал и морально, и материально.
Отец ушёл из жизни в тот год, когда я окончил университет и получил назначение в небольшой городок, расположенный в двенадцати милях от родительского поместья. Он был смертельно ранен во время охоты. Несчастный случай забрал у меня отца, ещё нестарого и полного сил мужчину. Матушка осталась одна. К тому времени моя сестра Энн вышла замуж за владельца табачной фабрики. Оставшись одна, матушка настояла на том, чтобы отныне я проживал вместе с ней.
В нашей стране тем временем полным ходом шла промышленная революция. Всё больше людей уезжало в города в поисках лучшей доли. Некому было обрабатывать землю. Мы были вынуждены отказаться от части пахотных земель. Доходы от ферм тоже резко упали. Мы с матушкой попытались вникнуть: почему так происходит, и, хотя мы мало в этом разбирались, но смогли обнаружить, что нашему хозяйству вредят два кровососа, безжалостно нас обманывая. Среди воров оказался брат матушки Эндрю Тейлор и наш управляющий Пол Хопкинс. Мы наняли другого управляющего, но нам с трудом удавалось держаться на плаву. Такие настали времена.
Однажды вечером мы сидели в саду, рядом с цветущими гортензиями. Щебетали птицы, садилось солнце, и это было так прекрасно!
– Стивен, возможно, нам придётся продать дом и подыскать себе что-то поменьше, – сказала мне моя родительница.
– Матушка, мы будем стараться всеми силами избежать этого, – ответил я.
Я не мог себе представить, что в моей жизни не будет этого дома, сада, всего того, что я так любил и к чему привык с детства.
– Дорогой Стивен, мы всё-таки будем вынуждены отказаться от экипажа. Это никак не отразится на мне, я ведь почти не выезжаю, но содержать конюшню, лошадей, платить конюху и кучеру, – в нашем положении это совершенно невозможно.
– Согласен целиком и полностью, – ответил я ей.
Удивительно, но я почти не потерял пациентов. Те, кто побогаче, присылали за мною свои экипажи, к бедным я добирался пешком или на велосипеде. Летом это было даже приятно. Осенью и зимой – гораздо сложнее, но и количество вызовов, особенно зимою, падало в разы. Люди обращались к доктору лишь в самом крайнем случае. С тех пор появилось у меня пристрастие к коричневым костюмам – они гораздо легче других очищаются от грязи.
Быть семейным врачом в глубинке непросто. Я специализировался на терапии, но здесь приходилось лечить и детей, принимать роды, вскрывать гнойные нарывы. Я долго не решался заняться хирургией, но когда в окрестностях умерло несколько человек от аппендицита, то стал изучать эту операцию по книгам. Во время отпуска, на свои средства, поехал на стажировку к своему университетскому приятелю и освоил эту операцию, сначала ассистируя ему, а потом и самостоятельно.
Мне даже пришлось ампутировать ногу одному рабочему с лесопилки. У него была гангрена, и времени для того, чтобы отвезти его в город не было совсем. Меня любили и уважали в округе.
Мы с матушкой решили, что неплохо обзавестись автомобилем с бензиновым двигателем. Изначально это требовало приличных финансовых расходов, но впоследствии содержать его было бы легче, чем конюшню. В выходные я ездил в соседний городок и учился вождению.
Потом мне попалось в газете объявление. Вдова, потерявшая недавно мужа, продавала почти новый автомобиль по доступной цене. Я встретился с этой дамой, и мы обо всём договорились. Я не мог нарадоваться на свою машину, ездил на ней к пациентам, возил матушку за покупками и в гости. Но однажды, кроме обычных рычагов, я обратил внимание на ещё один, непонятного назначения. Я нажал на него и… не понял что случилось.
Машина завибрировала, загромыхала, задрожала, и, летя в кювет, я мысленно прощался с жизнью.
Открыв глаза, я не сразу понял, что произошло. Надо мною склонилась какая-то незнакомая женщина. Я попытался встать, но удалось только сесть, и то с трудом. В ушах звенело, перед глазами летали золотистые искорки.
Я тупо уставился на лежащую справа груду металла. «Неужели это всё, что осталось от моей прекрасной новенькой машины?» – эта мысль не укладывалась в голове.
Незнакомая дама о чём-то обеспокоенно спрашивала меня на неизвестном мне языке. Она помогла мне подняться на ноги. Я осмотрелся, совершенно не узнавая местность. До аварии слева от дороги, по которой я ехал, простиралось бескрайнее поле, засеянное пшеницей. Она уже созрела, и взгляд на поле вызвал у меня чувство сильной зависти. «Прекрасный урожай. Принесёт большую прибыль его владельцу», – подумал я. А справа была река, в ней деревенские мальчики ловили рыбу. Картина напомнила мне счастливые дни моего раннего детства.
Местность, которую я видел сейчас, никак не напоминала то, что я помнил. Это была лесная поляна, со всех сторон окружённая лесом. У меня сильно болели голова и нога, я с трудом передвигался и был вынужден принять помощь женщины, которую встретил возле своей разбитой машины.
Украдкой я рассматривал её. Дама была немолода, явно старше моей матушки. Седые волосы собраны в аккуратный пучок. Она была бедно, но чисто одета, у неё был добрый взгляд. Эта дама внушала доверие.
Я шёл за нею по лесу. Она куда-то вела меня, я полностью вверился её воле, чувствуя, что она не причинит мне вреда. Мне приходилось опираться на её руку.
Вскоре мы вышли к небольшому домику, одиноко стоявшему среди леса. Силы совсем покинули меня. С трудом дотянув до порога, я перешагнул его, и потерял сознание.
Очнулся я от сильного жжения в раненой ноге. Женщина обрабатывала мне рану, лила на неё какую-то жидкость.
– Где я? – спросил я на своём родном наречии.
– Вы просто свалились с неба, я еле успела отскочить в сторону, спрятавшись под разлапистой елью, – отвечала дама, встрепенувшись и подняв голову. Изъяснялась она на довольно приличном английском.
– Кто вы? И откуда? – Спросила она.
– Меня зовут Стивен, я из графства Девоншир, прошу извинить меня за причинённые неудобства.
– А я – Августа Семёновна. Сейчас я соображу что-нибудь на ужин.
– Позвольте всё-таки узнать: куда занёс меня случай?
– Это – Россия.
– Вы очень неплохо говорите по-английски. Несмотря на акцент, я хорошо вас понимаю.
– Тридцать лет я проработала в школе учителем английского языка.
Мне очень повезло с Августой Семёновной. Она отнеслась ко мне как к родственнику. Лечила, кормила, учила своему странному языку. Я выучился говорить простые русские слова. «Доброе утро», «спасибо», «борщ», «курица» были первыми из них.
Я проживал в её уютном домике в лесу уже около недели, когда случилось нечто страшное. Хозяюшка моя поехала в соседний городок, привезла продукты и свежую прессу. Она любила быть в курсе всех новостей, поэтому купила несколько журналов и газет. Августа Семёновна любила читать о жизни известных людей, путешествиях и политике. Я пролистал журналы, люди в них были в непривычной для меня одежде, волосы у некоторых были непонятных цветов – розового, абрикосового, никогда такого не видел. В одном были дома высотою в двадцать этажей, никогда не видел таких огромных.
Закрыв один из журналов, я уставился на обложку. То, что я увидел, подвергло меня в полное отчаяние. Состояние первоначального ступора сменилось настоящим ужасом.
– О, мой Бог! О, мой Бог! – в ужасе повторял я.
– Стив, что с тобою стряслось? Болит сильно? Что? Где? – Говорила моя добрая старушка.
А я в ужасе смотрел на обложку журнала с цифрами 2019. Как это возможно? Мало того, что я попал в чужую страну, но как меня угораздило угодить на сто тридцать лет вперёд? И что теперь делать, как вернуться назад?
Я слышал, что Томас Бэнкс, у вдовы которого я купил автомобиль, слыл чудаком. Он изобрёл машинку для стрижки газона, которой можно было управлять с помощью пульта управления. Сидел себе на лавочке возле дома, нажимал на кнопки, а машина стригла газон без малейших усилий с его стороны. Поглазеть на это собирались толпы зевак. Он также несколько раз прыгал с колокольни ближайшей церквушки, нацепив крылья, пытался взлететь. Какие-то секунды ему удавалось удержаться в воздухе, благодаря чему он оставался в живых.
Но чтобы такое? Ему удалось так усовершенствовать свой автомобиль, что он превратился в машину времени? Я не мог поверить в это, но это было так.
Мне удалось переместиться из конца XIX в ХХI век! Но как вернуться обратно? Ведь машина моя полностью разрушена.
Я стал думать о том, что оставил позади. Вспоминались мои пациенты, дорогие матушка и сестра, наш милый дом и сад. И почему-то Лили – простая продавщица из магазина, где я покупал табак. Как вернуть себе привычную жизнь? Что мне делать теперь?
Милая моя хозяюшка Августа Семёновна заметила, что я чем-то опечален. Ей удалось вызвать меня на откровенность. Я пошёл ей навстречу не только от безысходности, но и по той причине, что она сама была очень откровенна со мной. Она рассказала, что эта избушка в лесу досталась ей от отца. Отец её был лесником, он прожил долгую жизнь, Августа частенько его навещала. После его смерти для нового лесничего построили более комфортабельный дом в трёх милях отсюда. Потеряв своего мужа, женщина ещё два года работала в школе, хотя была уже пенсионеркой. А когда умер её единственный сын, то она приняла решение уединиться в этом домике.
Я спросил её: от чего умер её сын, давно ли это случилось. Она рассказала, что это произошло год назад. От воспаления лёгких. На что я сказал, что это очень тяжёлое заболевание. Она ответила, что в их время его успешно лечат, если человек обратился вовремя. Но её сын Юрий очень боялся потерять работу. И ходил на службу с температурой около двух недель. Когда он всё же обратился к официальной медицине, то время было упущено. Врачи в бессилии развели руками. Ему было всего тридцать лет.
Я рассказал милейшей Августе Семёновне о том, откуда я прибыл. И о том, что я совершенно растерян, не представляю, как мне быть дальше.
– Стиви, ты можешь пожить у меня какое-то время. Не надо слишком торопиться. Надо обдумать стратегию и тактику дальнейшего поведения, – сказала она.
– Как мне повезло, что я встретил вас, милый мой стратег. Не думаю, что другие люди были бы настроены ко мне столь доброжелательно.
– Для начала тебе нужны документы, мой милый мальчик.
Я достал из саквояжа колье, серьги, несколько колец, которые, к счастью, оказались у меня с собой в день моего перемещения во времени. Матушка дала мне их тогда с целью оценки у ювелира. Она думала о продаже части из них. ⠀
– Да ты богач! – сказала моя старушка, и рассмеялась.
Ей удалось выгодно продать парочку матушкиных драгоценностей. На эти деньги у криминальных личностей был куплен паспорт. Они клялись и божились, что он не от убитого человека, и не фальшивый, изготовлен в настоящем паспортном столе, просто куплен за взятку. Продажность чиновников процветает в любые времена и во всех странах.
За тот месяц, который я ещё провёл в этом лесном домишке, мне удалось оформить не только паспорт, но и СНИЛС, ИНН, и медицинский полис. Я также подучил язык. Моя Августа была в восхищении. Я был готов покинуть её гостеприимный дом и начать новую жизнь под именем Сергея Викторовича Миронова, молодого человека двадцати семи лет от роду.
Августа Семёновна проводила меня на автобус до областного центра. На автобусной остановке мы встретили нескольких её знакомых женщин. Она представила меня, как своего племянника.
– Приезжай чаще, Серёженька, – сказала она мне, обнимая и целуя меня на прощание.
– Постараюсь, – ответил я, как мне показалось, без акцента.
Я испытывал грусть, расставаясь с моим единственным другом, но уже и сам начинал верить, что я и есть этот самый Серёжа Миронов.
***
В городе я поселился в недорогой гостинице, на северной окраине.
Надо было искать работу. Я не представлял себя ни в какой сфере, кроме медицины. Можно было, конечно, купить и поддельный диплом, но с развитием интернета (моя добрая Августа рассказала мне об этом величайшем изобретении, которое с трудом укладывается в моей голове), его могли попытаться проверить. Да, и не рискнул бы я работать врачом. За сто тридцать лет медицина ушла вперёд семимильными шагами. Я пришёл к главному врачу одной из больниц, пытаясь претендовать на должность медбрата. Меня попросили предъявить документ об окончании медицинского колледжа. Тут я пошёл на попятную. Сказал, что учился, но не закончил обучение. Тогда мне предложили должность санитара. Придётся начинать с самых низов.
На прощание Августа Семёновна снабдила меня вещами своего сына. Она дала мне джинсы, кроссовки, у нас оказался один размер. Но они были мне непривычны, и с первой зарплаты я купил себе недорогой, но приличный коричневый костюм – пиджак, брюки, жилет и несколько рубашек.
К осени я купил себе твидовое пальто. В этом мире большинство молодых людей носят куртки из синтетических, искусственных тканей. А по мне так нет ничего лучше старой английской шерсти. Купил я себе и парочку шляп. Они изготовлены не совсем по моде моего времени. Одна из шляп похожа скорее на ковбойскую, но это гораздо приличнее кепок и ужасных вязаных шапочек, носить которые прилично разве что портовым грузчикам.
Я также не расстаюсь со своим верным саквояжем, по привычке всегда ношу его с собой. Ох, и удивились бы мои коллеги и просто прохожие, если бы они могли увидеть его содержимое. В нём ланцеты, хлороформ, карболка, стетоскоп, марля, вата, скарификатор, хинин. Я понимаю, что вряд ли мне что-то из этого может понадобиться. А если бы вдруг я попал в полицию, могли бы, пожалуй, счесть и за маньяка.
Моя манера одеваться не только выделяет меня из толпы, но и отталкивает от меня многих людей. В этом мире одежда значит даже гораздо больше, чем в моём времени. Встречают людей, чаще всего, по одежде. Редко кто смотрит в глаза.
Здесь очень много красивых женщин. Но они обычно очень спешат. Мало кто из них может остановиться и насладиться какими-то приятными моментами, не думая о своих повседневных заботах.
Работа моя меня угнетает. Я не гнушаюсь помощью тяжелобольным, хотя выполняю грязную и тяжёлую работу. Подаю утки, меняю памперсы, смазываю мазью пролежни. Поднимаю больных на каталки, вожу на процедуры, иногда и клизмы делать приходится, и отвозить в морг усопших. И это всё с моим университетским образованием! Я не считаю это унижением. Помогать людям – это очень важно. Но я мог бы гораздо больше пользы принести, будучи врачом. В моей прежней жизни я был семейным доктором. И терапевтом, и педиатром, иногда – хирургом. И роды мне доводилось принимать.
Я задумался о своей сестре Энн. Когда я, не по своей воле, покинул свою привычную среду обитания, она была беременна. Она надеялась на то, что я приеду в нужное время к ней домой. В нашей стране всё устроено не совсем верно. Женщины низшего сословия в городах рожают в бесплатных лечебницах. Бесплатное родовспоможение доступно, например, работницам ткацких мануфактур. Селянки же часто рожают в поле, перерезая пуповину серпом. Послед с радостью съедают собаки.
Дамы высшего света или среднего класса, как моя ненаглядная Энн, рожают чаще всего дома. Иногда им помогает семейный доктор или повитуха, а чаще просто служанки или члены семьи. Отсюда так высока материнская и младенческая смертность.
Моей матушке пришлось схоронить пятерых своих детей, и сама она не раз бывала на грани жизни и смерти.
***
Работая в больнице в стране, куда меня забросил случай, я понял, что если бы у меня была возможность выбора врачебной специализации, то я выбрал бы, наверное, хирургию. Меня как санитара закрепили за хирургическим отделением. И, хотя мне приходилось зачастую утилизировать отрезанные конечности и гнойные аппендиксы, мне было очень интересно видеть то, насколько шагнула вперёд медицина за прошедшие сто тридцать лет. Но не мог же я, простой санитар, встать рядом с хирургом и заявить во всеуслышание: «Научите меня всему тому, чего я не знаю!»
Мне очень повезло, однако, что именно нашу больницу местный медицинский университет выбрал для клинической практики. Сюда приходили студенты, наблюдали за ходом операций через прозрачный стеклянный колпак – потолок операционной. Видно, отсюда всё было достаточно хорошо, а гомон студентов не мешал ходу операции. Эта очень шумная и озорная толпа, смеющаяся и слегка безумная в коридорах больницы, здесь замирала и замолкала, наблюдая за священным таинством. Со студентами находился преподаватель, который изредка давал очень важные комментарии. Иногда учащиеся спрашивали его о чём-то, он коротко и деловито отвечал. Студентов приводили только на плановые операции, экстренные, например, после дорожно-транспортных происшествий, делались без зрителей. Но я в свободные минуты иногда пробирался и наблюдал за их ходом. Это очень поднимало уровень моих медицинских знаний. Я прижимался к стенке, боясь, что меня заметят и уволят. К сожалению, лишь одна из четырёх операционных была оборудована таким прозрачным колпаком. И то, дверь, ведущая в комнату, из которой были возможны наблюдения, часто была заперта.
Тогда я, в бессилии, садился перед нею на пол, чуть не плакал. Мне хотелось стучать в дверь, барабанить, кричать: «Пустите меня!» Меня охватила такая безумная жажда знаний, которой я не испытывал в студенческие годы. Тогда я выбрал в медицину, повинуясь скорее интуиции. Теперь же точно знал, что она моё призвание.
С коллегами я не сближался. Я никогда не был снобом, но с санитарами мне не о чём было разговаривать. Они говорили о выпивке и бабах. Именно так. Слово женщина тут неуместно. Только пошлые, грязные и сальные истории лились из их уст. Кто, где, с кем и как, и в мельчайших подробностях. Я подозревал, что большинство этих историй были плодом их воображения. Не могли эти мужики в возрасте, все, как один, быть половыми гигантами. Впрочем, правда или нет, неважно. Эти истории вызывали у меня рвотные позывы, и я удалялся подальше.
Лишь два человека относились ко мне с добром. Первая – санитарка Анна Петровна, напоминавшая мне мою дорогую Августу Семёновну. Эта женщина мыла полы на нашем этаже, и с такой добротой относилась к больным, что все называли её нянечкой. Вторая – медсестра Юлечка. Анна Петровна угощала вкуснейшими пирожками с капустой и яйцами. Юля привлекала меня тем, что всегда разговаривала со мною как с равным. А не как с существом второго сорта. Эта девушка была студенткой медицинского университета. Она осталось сиротой, и руководство её вуза пошло ей навстречу, разрешив свободное посещение занятий, при условии, что она вовремя будет сдавать все экзамены. Пенсии по потере кормильца ей не хватало, мужа у неё не было, а одинокой девушке во все времена непросто содержать себя.
Сидя на посту, Юля частенько читала медицинские книги, готовясь к экзаменам. Однажды её позвали к больному, а я заинтересовался её пособием по хирургии. Книга была очень ценная, хорошо иллюстрированная. Одна беда: она была на русском языке, и далеко не всё было мне понятно.
– Учиться вам надо, Серёжа, – сказала Юлия, вернувшаяся из палаты.
– Нужно, – согласился я, – но мне нечем за это платить.
В выходной день в центральном книжном магазине нашего города мне удалось найти такое же пособие по хирургии, которое я видел у Юли, но на английском языке. Чтение этой книги стало моим любимым времяпрепровождением в вечернее время.
Чем ещё занимался я в свободное время? Посетил зоологический музей и картинную галерею. Это было познавательно и интересно. По вечерам я оставался в своей гостинице. Она называлась «аппартаменты». Здесь были горничные, которые приходили убираться, что было весьма удобно. В каждом номере – крохотная кухонька. Я научился готовить яичницу, жарить картошку и курицу, варить суп. Полюбил непривычную ранее для меня гречневую кашу, а также селёдку, солёные огурцы и квашеную капусту.
В бытовом смысле всё наладилось, но я чувствовал себя очень одиноким. Мне хотелось вернуться к своей прежней жизни, но я не представлял, как это можно сделать.
Иногда на выходные я отправлялся в гости к Августе Семёновне, однако редко получалось сделать это чаще, чем один раз в месяц.
По утрам, сменившись после суточного дежурства, я не спешил в свою гостиницу, а заходил в одну кофейню, выпить чудесного кофе, приготовленного «на камешках». В своей прежней жизни я любил чай, как истинный англичанин. В России я полюбил кофе. Подаваемые в этом кафе эклеры и пирожные-макарун, также были восхитительны.
В этом заведении я заметил одну девушку. С первых дней она привлекла моё внимание. Я приходил сюда, уставший, после смены, она же была свежа, бодра, от неё веяло каким-то счастливым спокойствием. Она всегда была одна, и немного печальна, но приковывала мой взгляд гораздо больше, чем другие, более яркие девушки. Ею хотелось любоваться и любоваться. Я узнал, что зовут её Рита. При встрече мы начали здороваться. А я начал читать Блока на русском языке. И, когда я смотрел на Риту, то в голове всплывало: «Дыша духами и туманами»…
Я рассказал о ней Августе. Она сказала мне: «Действуй! Тебе нужна спутница жизни». Но мне совсем не хотелось действовать. Эта девушка вызывала совсем иные чувства. Братские. Или даже… отцовские, хотя мы с ней были почти ровесниками.
По вечерам я любил сидеть на крыше своего отеля. У меня был ключ от двери, ведущей на крышу. Оказался он у меня случайно. В первый месяц моего проживания в отеле на крыше шёл какой-то ремонт. Рабочие оставили ключ в замке.
Рассмотрев, что связка содержит три одинаковых ключа, я, повинуясь какому-то внутреннему чувству, взял себе один.
Он очень пригодился мне впоследствии. Когда я впервые поднялся на крышу, у меня было ужасное желание прыгнуть вниз, разом покончив со всеми проблемами. С трудом я смог обуздать свои чувства и взять себя в руки.
Когда я приходил сюда в другие дни, то испытывал, напротив, спокойствие и умиротворение. В тёплые дни меня овевал ласковый ветерок, иногда мне казалось, что это моя милая матушка гладит меня по волосам и спине. Иногда мне мерещилось нечто совсем иное. Я ощущал как будто бы лёгкое дыхание, нежное прикосновение к губам и лёгкие, едва ощутимые объятия. Нежные руки касались моих плеч. Я встряхивал головой, пытаясь сбросить наваждение. Но стал ежедневно приходить сюда, чтобы вновь и вновь испытать это чувство.
Однажды, как обычно, я сидел на крыше. И вдруг почувствовал, что рядом кто-то есть.
– Кто здесь? – Спросил я.
Воздух около меня вдруг сгустился, и я увидел девушку в лёгком белом платье. Она была чрезвычайно хороша собою. Мне нравилось, когда у девушек длинные волосы, как у Юли и Риты. У этой они были довольно короткими, окружали её лицо светлым ореолом, светясь и переливаясь в лучах заката, они делали её голову похожей на одуванчик. Кожа у неё была очень светлая, светящаяся, полупрозрачная. На виске пульсировала тонкая, голубая жилка, вызывавшая желание обнять, защитить, оберегать. А глаза у неё были синие-синие. «Она похожа на Снегурочку из сказки», – подумал я. И вдруг заметил за её спиной… крылья.
– Кто вы? – Спросил я заинтересованно.
– Меня зовут Айрис, – сказала она спокойным, нежным голосом.
– А меня – Стивен, – сказал я.
Я потянулся к ней, но она словно растаяла в воздухе. А была ли девушка или она мне только примерещилась?
В течение нескольких последующих дней мои мысли всё время возвращались к Айрис. Я вспоминал её бледное, нежное лицо, замечательные глаза, хрупкую фигурку и улыбался.
Моё отрешённое лицо заметили коллеги.
– Рада за тебя, Серёженька, – сказала Анна Петровна.
– Вы о чём? – Спросил я.
– Сразу видно, что у тебя что-то хорошее в жизни случилось. Улыбаешься, аж, светишься весь. Девушку хорошую встретил?
– Встретил, – подтвердил я.
– Ну, дай вам Бог! – сказала она, улыбнулась в ответ, и удалилась шаркающей походкой.
Я безуспешно ждал по вечерам свою принцессу.
– Айрис… Ай-рис, – мечтательно повторял я, засиживаясь допоздна на крыше.
Я сидел там до глубокой ночи, в ожидании, что она появится.
***
Это произошло примерно неделю спустя. Мне не спалось, хотя было уже около двух часов ночи. Я вдруг услыхал тихий шорох крыльев. Айрис присела рядом со мной и тяжело вздохнула. Вид у неё был очень уставший.
– Что–то стряслось? – Спросил я.
– У нас тоже бывают трудные дни, – тихо ответила она.
«У вас – у кого? У ангелов?» – подумал я, но не решился задать ей вслух этот вопрос, боялся, что девушка моей мечты исчезнет, растворится в воздухе.
– Расскажи, – произнёс я вслух.
И удивился тому, что назвал её на «ты». В моём времени так было не принято, но так мне показалось ближе и роднее. Сам я, однако, представился я ей всё же Стивеном, а не Сергеем. Что ждёт нас впереди – меня и Айрис?
– Самолёт, – ответила она, – он должен был упасть. В нём летели дети. В международный лагерь в Европе, типа «Артека», который есть здесь, в России.
Я ничего не слышал об «Артеке», но боялся выказать своё невежество.
– Ты смогла спасти самолёт? Одна?
– Нет. Вдвоём с Элвисом. Это мой друг. Но всё равно это было нелегко.
Я видел, что Айрис не очень хочется об этом говорить, не стал её ни о чём расспрашивать. Мне всегда было очень хорошо рядом с ней, даже молчать. От неё веяло теплом и уютом, несмотря на внешность холодной красавицы. С каждым днём я всё больше к ней привязывался. Я чувствовал, что это девушка, предназначенная мне судьбой.
***
На работе Анна Петровна рассказывала Юле, как в выходной она ездила в лес за грибами и клюквой, как в лесу хорошо, только мокро очень.
«Хорошо, что надела резиновые сапоги», – сказала она.
Мне вдруг невыносимо захотелось побродить по лесу. Повинуясь этому порыву, в обеденный перерыв я пошёл в находившийся неподалёку с нашей больницей магазин «Охота и рыбалка», купил высокие болотные сапоги. Не в коротеньких ботинках ведь в лес отправляться. Здесь эту обувь называют «туфли», что, на мой взгляд, применимо только к женской обуви.
«Уточек собрались пострелять?» – спросил продавец, разглядывая меня с интересом.
Я неопределённо передёрнул плечами, что, по сути, означало: «Отстань!» Меня раздражает манера русских людей разговаривать с незнакомцами. Я не люблю, когда нарушают моё личное пространство. Мысль об убийстве уточек была мне тоже весьма неприятна. Охота была чрезвычайно популярным занятием в моё время. В нашем кругу многие увлекались ею, даже мой отец, но меня не слишком тянуло.
Мне хотелось просто побродить по лесу, подышать свежим воздухом. Может быть, и грибы пособирать. Я вспомнил, как замечательно готовит их моя Августа Семёновна. В дни моего пребывания в её лесной избушке она угощала меня и солёными грибами, и жареными, это было очень вкусно. Я решил в ближайшие выходные навестить мою добрую старушку. Этой поездке не суждено было состояться. А купленные сапоги вскоре пригодились мне при совсем других обстоятельствах.
***
Погода в ближайшие дни сильно испортилась. Начались сильные дожди.
Дождь лил, не переставая сутки, двое, трое, днём и ночью. Люди от него устали. Шли на работу под зонтами, они были хмурыми и сердитыми. Дождь видел, как он им неприятен, он издевался над ними ещё больше. Он стал косым, мочил людям ноги, всю нижнюю часть туловища. Я встретил Риту возле её банка. Стоя на крылечке, под козырьком она огорчённо рассматривала мокрую юбку.
«Красивая девушка», – подумал я и поздоровался.
«Но моя Айрис – лучше!» – такой была моя следующая мысль.
Мысленно я называл Айрис своей, хотя наяву не коснулся даже её руки. Но я видел, что она тоже ко мне расположена.
Ах, какие мне снились сны! Мне было очень стыдно, если бы кто-нибудь, особенно сама Айрис, смог заглянуть в них. Просыпался я с чувством лёгкого разочарования. Мне было жаль, что это был всего лишь сон. Но я чувствовал, что и наяву всё у нас с ней ещё будет. И это будет прекрасно.
На седьмой день дождя ливневая канализация совсем перестала справляться со своей ролью. Люди разувались, шли по лужам босиком, обувь всё равно была безнадёжно испорчена. Сначала воды было по щиколотку, потом – по колено. Тогда я надел свои болотные сапоги, начал переносить людей с высокого тротуара к их подъездам. Они благодарили меня.