Марина Чарова
Как карта ляжет
– Чёрт возьми! Это жесть! Я страховку не продлил! – вопил мужчина, бегая под дождём вокруг дымящегося капота.
Татьяна, с трудом выбравшись с переднего сиденья, заковыляла обратно в деревню. Переезд в город не состоялся.
Впрочем, как и её лето, да и вся жизнь.
Пока Таня, прихрамывая и ощупывая живот, шлёпала по лужам в домик на опушке леса, она думала, как вышло, что, по сути, у её ребенка не будет ни одного отца. «А тебе бы сразу трёх!» – иронично усмехнулась про себя. Да нет, всего одного. Но как же доказать, что это его ребёнок?
Игорь подходил на роль отца едва ли лучше Артёма. Но он хотя бы был совершеннолетний и вернуться к нему казалось меньшим из зол. О Михаиле Татьяна вообще предпочла бы не думать, но думала постоянно. Когда она объявила, что уезжает обратно в город, да ещё с Игорем, так внезапно появившимся на её пороге, синие глаза потухли, будто подёрнутые пеплом.
Неверный же жених буквально умолял о прощении, каялся, называл себя дураком, а Таню – любовью всей его жизни.
– Ленка была огромной ошибкой! Я никогда её не любил. Всё это время вспоминал годы, проведённые вместе, и сразу приехал, как только понял, что больше не могу без тебя!
Не то чтобы она ему поверила. Просто решила, что этот вариант не худший. Всё равно с Михаилом ей не быть. Да и в деревне житья бы не стало. И Татьяна позволила себя увезти. О беременности решила пока не говорить. Но пришлось, когда на пути в райцентр её сильно затошнило в машине.
Услышав новость, Игорь словно с цепи сорвался. Говорил, что не собирался становиться отцом, да и вообще, предупреждать надо. Обычно покладистая Татьяна резко ответила, завязалась ссора и как результат – авария.
Слыша, как Игорь матерясь бредёт позади – смеркалось, идти в райцентр было дальше, чем до деревни – она думала, что лучше уж ещё одну безотцовщину воспитает, чем такой отец…
Татьяну вывел из раздумий резкий голос Михаила:
– От армии, что ли, решил откосить таки? – брякнул он.
Было видно, что Мише неловко в собственном доме. Он украдкой смотрел на Татьяну. Но она, сидя в противоположном углу, избегала его взгляда.
– Нет, дя… отец, я слово своё сдержу. Через месяц призыв. Тем более освобождение, как и отсрочку, можно получить только если отцом собираешься стать, а не мужем. А Алёна не беременна. Мы не торопимся.
– Зато тут кое-кто другой беременный, – буркнул Михаил, отворачиваясь.
Татьяна вспыхнула до корней волос, но даже не взглянула в его сторону.
– Вот именно! – радостно воскликнула Алёнка, будто преподнося великолепную новость.
– Поэтому мы с Артёмом делаем вам, дядечка Миша, предложение – станьте мужем Татьяны.
– Ну и отцом её ребенка, – улыбаясь добавил Артём.
Несмотря на дикость и абсурдность ситуации, Татьяна едва не расхохоталась в голос. Впервые в жизни ей делают предложение и кто – сын «жениха» и его девушка. Сам же «жених» сидит с выпученными глазами и только что воздух ртом не ловит.
А рядом – бывший сожитель, за семь лет гражданского брака так и не позвавший её в ЗАГС. И видок у него, как у бегемота, который проглотил ежа. И как она только дала уломать себя на эту авантюру…
Мысли снова перенеслись в другое место, на этот раз в её домик, несколькими часами ранее…
– Ребёнку нужен отец! – почти не владея собой, выкрикнула Татьяна.
– Я думала, неважно, кто им назовётся. Но лучше уж одной…
Артём и Алёнка переглянулись – похоже, надо спасать ситуацию. Ребята, обнаружившие машину Игоря у дороги, когда возвращались с прогулки, сразу побежали в домик на опушке проверить, в порядке ли Таня.
– Татьяна Игоревна, – начала девушка, видя, что жених колеблется. – Возможно, у меня мало опыта в таких делах, но я думаю, что с отцом лучше. И им должен быть тот, кто зачал малыша.
Татьяна устало усмехнулась. Она и рада бы назвать истинного отца. Но вот только вряд ли ей поверят.
Всех троих напугал резкий стук в окно.
– Таня, ну что ты как маленькая, открой, поговорим.
Игорь. Она захлопнула дверь прямо перед его носом, когда они вместе доковыляли сюда после аварии. Его больше интересовала машина, чем самочувствие Татьяны. И теперь он нарезал круги у дома.
– Таняя! Ну я на улице ночевать, что ли, буду? Открой, дура!
– А это точно не он?.. – тихо спросила Алёнка, выразительно взглянув на живот Татьяны.
Та нервно мотнула головой, вжав голову в плечи. Молодые люди, видя, что она в отчаянии и готова на любое безумие, немного пошушукались. Затем Алёна подтолкнула Артёма вперёд:
– Татьяна… Игоревна, – откашлявшись начал парень, – мы, кажется, придумали, как спасти ситуацию. А так как я частично виноват в сложившейся ситуации, то возьму ведущую роль на себя. Вам нужно только довериться мне.
– Таняяя! – истошно завопил Игорь.
Вишнёвые глаза Татьяны заблестели от слёз, во взгляде смешались надежда и усталость.
– Всё будет хорошо, – сказала Алёна, ободряюще пожимая руку женщины.
Артём пересёк кухню и резко распахнул дверь:
– Пойдёмте с нами. Вам тоже стоит там быть.
Татьяна решительно отмела неприятные воспоминания: как неловко было брести в большущих красных сапогах по грязи к дому бывшего возлюбленного, как неприятно ощущать на себе взгляды – обиженно-насмешливый Игоря и сочувствующий ребят. Всё, она будет жить здесь и сейчас. Пора заканчивать этот цирк! Татьяна решительно взглянула на Михаила.
– Почему я-то? – усмехнулся тот.
– Ну а кто же ещё? – ласково пропела Алёнка. – Никого подходящего тут больше нет.
Михаил, переводил красноречивый взгляд с Артёма, улыбающегося во весь рот, на Игоря, притворявшегося, что его интересует исключительно узор на обоях. Наконец в упор уставился на сына, сдвинув брови на переносице.
– Ну, отец, я думал, ты умнее, – преувеличенно-удивлённо воскликнул Артём. – Тем более насмотрелся нашей Санта-Барбары за последний месяц и должен понимать, что не всё так очевидно, как может показаться. У нас с Татьяной… Игоревной ничего не было. Так что на меня не греши.
– Артём мне поклялся, и я ему верю, – горячо сказала Алёна.
– Это правда? – сурово спросил Михаил, поворачиваясь к Татьяне.
Та пожала плечами.
– Поклясться заставишь? Доказать-то я не смогу, что не внука твоего ношу.
– Мне слова достаточно, – хмуро произнес Михаил.
– У нас ничего не было с Артёмом, – твёрдо ответила Татьяна и впервые открыто взглянула на него.
Молодые люди заговорщицки переглянулись, видя, как Михаил облегчённо вздохнул.
– Но тут ещё один субъект имеется, и давеча ты именно его пророчила в отцы.
Игорь, ощутивший, что всё внимание приковано к нему, вскочил из-за стола.
– Да я вообще не хотел сюда ехать! Мне пришлось, потому что Ленка, зараза, почти разорила клинику! А ты, – обернулся он к Тане, – всегда аккуратно вела бухгалтерию. Вот я и подумал, зачем шило на мыло менять. Мы давно друг друга знаем, ты меня в основном устраиваешь. Но отцом я быть не могу никак. Бесплоден. Ленка, гадюка, хотела меня женить, мол, беременна я, милый. Ну я-то сразу понял, что дело нечисто. А потом и с налоговой проблемы начались.
Татьяна всё-таки не выдержала и расхохоталась. Слёзы текли из вишнёвых глаз, началась икота, а она всё смеялась и смеялась. Единственный раз её сватают и такой цирк!
– Пошёл вон отсюда! – тихо скомандовал Михаил так, что Игорь невольно попятился к двери. – Вон!
Незадачливый любовник метнулся в сени. Анна, тихонько улыбаясь, пошла за ним. Глянула в окошко, как Игорь улепётывает от собак, и махнула рукой – ну не идти же в такой дождь, в самом деле, их запирать.
На кухне в присутствии Артёма и Алёны, не желавших уходить, пока не убедятся, что всё на мази, Михаил встал на колено перед Татьяной.
– Ты выйдешь за меня?
– А поговорить не хочешь для начала? – блеснув взглядом, бросила она сверху вниз.
– Успеется. Сначала закончим этот цирк и примём решение, как взрослые. Я тебя люблю, ты носишь моего ребёнка, и я стану твоим мужем. Это не обсуждается. Твоё согласие мне нужно чисто формально. И ты уже испытываешь моё терпение.
– Отец… – деликатно кашлянул Артём, – ты б как-нибудь романтичнее, что ли.
– Ты ещё здесь, пёсий сын? – преувеличенно грозно поинтересовался Михаил. – Поучи ещё отца тут! Романтик хренов… Ну, ответь, пока я этому засранцу уши не надрал за дерзость, – снова обратился к Татьяне.
Вместо ответа Таня рассмеялась тихим серебряным смехом. Она смеялась всё громче. Она смеялась даже когда Михаил заключил её в объятия, вполоборота скомандовав молодёжи:
– Марш отсюда!
Она смеялась, когда он целовал её щеки, виски, лоб. И прекратила лишь когда его губы накрыли её уста.
– Почему ты сразу не сказала, что это мой ребёнок? – отдышавшись спросил Михаил.
– А ты бы поверил? После всего этого цирка в амбаре, после Игоря?
– Дура ты, Танька. Даже если бы этот засранец Тёмка промолчал, кичась выдуманным подвигом, и этот подонок Игорь не признался, что бесплоден, я бы тебе поверил.
– И кто тут дурак? – засмеялась Татьяна, кладя руку ему на лицо.
– И то правда. Но твой дурак, Танечка, – синие глаза лукаво вспыхнули, когда Михаил коснулся губами её ладони.
Затем снова опустился на колени и прошептал, обращаясь к её животу:
– Тебе придётся быть единственным разумным человеком в этой ненормальной семейке. Не подведи!
Колян. Первый танец
Ирина Трушина
«Через двадцать лет вы будете более сожалеть о том, чего не сделали,
чем о том, что вы сделали»
Марк Твен
Колян – прирождённый фантазер и мечтатель. А, став юношей, ещё и в романтика превратился.
Лет в четырнадцать-пятнадцать в дверь постучалась первая любовь. Чувство это нежное и хрупкое. Без взаимного доверия ничего не получится.
Одноклассницу Коляна звали Оленька. Девушка сразу покорила мальчишку длинными русыми косами и белоснежной улыбкой. Шло время. Колян потихоньку присматривался, не спешил торопить события. Весной в школе организовали очередную дискотеку.
– Пригласи Ольгу, видишь, как смотрит! – Подначивал Илюха.
Оленька выглядела взрослее и привлекательнее одноклассниц, да и по уму превосходила. Училась на "отлично", после уроков ещё на танцевальный кружок успевала.
Но наш Колян – парень не промах. К тому времени статным стал, короче, мальчишка хоть куда.
Однажды в местном клубе дискотеку организовали. Решил Колян с ребятами пойти, посмотреть, как Оленька танцует. Стеснялся пригласить девушку, хотя сам танцевать умел. На дискотеке встретил учительницу, Антонину Петровну. Возрастом учительница ненамного превосходила ребят. Антонина Петровна и говорит Коляну:
– Коля, что стоишь одиноко, почему не танцуешь? Видела, умеешь же, так вперёд!
Помялся Колян, да и решился хотя бы одному человеку о проблеме рассказать. Выслушала Антонина Петровна мальчика и такой совет дала:
– Лучше сделай, а потом жалей, чем мучиться, что ничего не сделал! В таком же возрасте понравился мне парень из соседней деревни. Конечно, первой не решалась заговорить. Шло время, пришлось в институт уехать. А когда вернулась, узнала, что Витя с моей подругой Машей гуляет. Вскоре и свадьбу сыграли. Не повторяй ошибки, Коля! Если нравится Оленька, действуй!
Двинулся Колян навстречу счастью. И вовремя, вперёд Димана Рыжего успел.
– Оль, пойдём, потанцуем?
– Отчего ж нет, пойдём! – Ответила девушка. Колян зарделся.
Много закатов и восходов встречали потом вместе на берегу реки. Колян удивлялся, как Оленька согласилась танцевать с ним. Стоило всего лишь набраться смелости и поверить в себя.
Что в зеркале твоем?
Алеся Турбан
«Если женщина живет в любви –
она расцветает.
А если нет – превращается в бабу.»
– Храни, Господь, раба Александра. Подари телу его здравия, душе – легкость, – шептала при тусклой свече молодая женщина. Склонившись перед иконами, она то и дело крестилась и повторяла слова молитвы.
– Марья! – донеслось из соседней комнаты, громко раскатившись по пустому дому. – Марья, принеси воды!
Женщина вскочила, не закончив молитвы и, перекрестившись, побежала за водой. Принесла кувшин, налила в чашку и протянула мужчине, сидевшему за столом перед кипой книг и бумаг, исписанных мелким почерком, изрисованных чертежами. Тот взял кружку и, залпом опустошив, протянул назад:
– Еще.
Марья рассматривала чертежи, силясь понять, что там. Кривые каракули букв складывались в неизвестные слова. Латыни она не знала, да и читала плохо.
– Чего стоишь, как стукнутая, – привел ее в чувства громкий голос. – Воды подай.
Женщина спохватилась, плеснула воды в кружку, разлив на пол. Александр недовольно глянул на нее.
– Ступай. Не мешайся тут, – брезгливо бросил он и углубился в книги.
Бесшумно ступая, Марья юркнула за дверь. Негоже мужу перечить. Он человек ученый, грамотам обученный. А кто она? Безграмотная простая женщина. Повезло ей в жизни, что такой мужчина посмотрел в ее сторону, взял к себе.
Александр отличался своенравным характером, строгостью и сухостью. Вся прислуга его побаивалась, благо, он их лишний раз не трогал. Срывал свой гнев на жене.
– Запомни, женщина, ты создана для утешения плоти мужа своего и вынашивания в своей утробе детей. Ни к чему тебе ум и грамота. Детей и без тебя учителя обучат. Твое дело – за домом Как карта ляжет 66 смотреть, да мужа обхаживать.
Марья соглашалась со всем. Знала, муж – человек умный, дурного не скажет. Значит, в том вся правда. Кто такая женщина? По сути – раба мужа своего.
Она любила своего Сашеньку больше жизни, души в нем не чаяла. Одна беда, Господь детей не давал, чувствовала в том свою вину. Ведь ее-то роль детей рожать и растить. А так она наполовину себя применяет, словно недочеловек без детей. От таких мыслей Марья еще больше мужу поклонялась и обхаживала. Ведь терпит ее, неполноценную.
Общаться с подругами перестала давно – перессорилась. Даже слушать их не хотела, когда твердили о старых устоях в их доме.
Выйдя от мужа, подалась Марья в сад. Хотелось на воздух. Голова разболелась. Она знала – времени вдоволь, когда муж увлечется книгами, да чертежами, может и не прийти ночевать.
Проходя мимо гостиной, остановилась у огромного зеркала на стене. Показалось, или оно подернулось дымкой? Подошла поближе, хотела рукавом протереть, но кисть провалилась сквозь стеклянную гладь, словно в озеро. Марья оторопела, сделала шаг назад.
– Что такое творится?
Потянула руку и почувствовала, как ее засасывает внутрь. Еще мгновение и вокруг стало темно. Когда открыла глаза, увидела, что стоит в своей комнате, перед зеркалом. Только все вокруг словно перевернуто на другую сторону, как в отражении.
Неожиданно сзади кто-то обхватил за талию.
– Вот ты где, душа моя, – услышала она знакомый мужской голос. Обернулась – Александр стоит. Да только он ли это? Вместо глубоких залысин на лбу кудри роскошные. Нет того надменного, сурового выражения, к которому привыкла Марья.
Она обернулась в зеркало и увидела, как мимо прошел прежний Александр, погруженный в свои мысли и не замечающий ничего вокруг.
– Что-то дурно мне, – прошептала она.
Муж подхватил ее на руки и понес в спальню.
– Любовь моя, тебе нужно отдохнуть, лечь спать пораньше.
Не понимая, что происходит, Марья обвила шею мужчины и смотрела на его изменившееся лицо. Никогда в жизни, ни до замужества, ни после, Александр не брал ее на руки, не носил так заботливо, прижимая к груди.
Опустив жену на кровать, он стянул с ее ног обувь и стал целовать ступни.
– Не смею тебя больше беспокоить, голубка моя.
Глядя округлившимися от удивления глазами, Марья спросила:
– Пойдешь дальше науками заниматься?
– Вижу, на самом деле тебе дурно, Марья, – засмеялся муж. – С чего это я наукой заниматься буду? Я и читать-то особо не умею, ты у нас обученная, зачем оно мне?
– Ступай, ступай, – махнула она рукой и, дождавшись, когда мужчина скроется за дверью, вскочила с кровати и подбежала к зеркалу.
На нее смотрела молодая, ухоженная барышня. Марья едва узнала в отражении себя. Она уже давно привыкла не обращать внимания на внешность, от тревог и забот лицо покрылось паутиной глубоких морщин. Волосы заплетала в тугую косу, платье простое одевала. А здесь все было иначе. На нее смотрела прелестная особа с чудесными завитками, обрамляющими лоб. Губы алые, лицо чистое, ни единой морщинки, разве что в уголках губ. А платье! Какое чудесное платье! Как она сразу его не заметила?
– Что же это творится? И мебель переставлена в доме, да и сам дом словно тот и не тот одновременно?
Она озиралась по сторонам. Окна были по другую сторону. Да и сама комната изменилась. Где те серые и мрачные ткани, которые любил муж? В их доме никогда не было ничего лишнего. Он не любил цветов, ваз, избытка картин. Это отвлекало его ум от работы. А что теперь? Какие нежные, розовые занавески на окнах! А стены? Они словно исписаны прекрасными цветами. Вазочки, статуэтки, салфеточки! Как же Марья обо всем этом мечтала, но муж был против – не смела перечить.
Вдруг услышала детский плач.
Откуда в их доме дети?
Марья вышла из комнаты и пошла на звук. Открыла дверь и увидела детскую кроватку, в которой сидело ангелоподобное создание, девочка лет пяти‒шести.
– Маменька! – протянула к Марье свои ручонки девчушка. – Маменька, поцелуй меня поскорее, мне приснился страшный сон.
Недолго думая, женщина села на край кровати и обняла девочку, окунулась лицом в ее золотистые кудри и стала целовать, гладить ее лобик, словно соскучилась, не видевши много лет.
– Что ж ты встала, душа моя, – прошептал Александр. – Я бы сам ее уложил. Тебе отдохнуть нужно.
Прошло два месяца. Марья жила как в сказке. С удивлением она принимала все перемены в доме. С восторгом и радостью. Александр стал совсем другим, совершенно противоположным по характеру и поведению. В жене и дочке души не чаял. Вот только от его глубокого ума не осталось и следа. Марья обнаружила, что сама гораздо грамотнее и умнее мужа. Да в этом ли счастье?
Вечером, возвращаясь с прогулки под ручку с мужем, она глянула в зеркало и увидела, как-то помутнело, подернулось пеленой.
– Иди, я сейчас, – сказала она и подошла к золоченой раме.
И вдруг увидела прежнюю комнату. Перед зеркалом Александр. Не нынешний, прежний. Строгий, умный, с глубокими залысинами. Словно поседел за это время, постарел.
– Вернись ко мне, Марья. Мне плохо, – прошептал, глядя сквозь нее.
В груди что-то екнуло и сжалось. Марья посмотрела на мужа, а потом развернулась и ушла прочь. Жизнь превращается в рай, когда тебя любят.
Мы говорим
Алёна Иванкова
«Они за нами следят!
Они видели тебя голым.
Они слышали твои тайны.
Оглянись…»
– Послушай, они сбрендили. Ты только послушай, – возмущалась пятиэтажка по кличке Дюжина.
– Да не слышу я твоих людей. НЕ СЛЫ-ШУ. У меня тут свой галдёж сторис, – гаркнул ей дом, что стоял по улице Тучина 13.
– Ну Туч. Она бросила двухлетнюю малышку, – уже обиженно протянула сердобольная.
– И что? Это же человеческий детёныш, а не твой. Чего распереживалась? – посмотрел Туч на неё окнами, полными безразличия.
– Она целую неделю одна, в пустой квартире. Представляешь, обоями питается. Я так и так стараюсь усилить шум её проползов да пробегов, чтобы соседи услыхали. А они, походу, оглохли. Но и малышка совсем некрикливая попалась. Подойдёт с чашечкой к унитазу, попьёт оттуда воды и дальше конструктор собирать. – чуть ли не рыдая рассказывала Дюжина, у которой пробудился материнский инстинкт.
– У меня в доме вообще происходит что-то странное, – влез в их разговор Неб. Он получил своё имя за почти небоскрёбный рост и стремление к неизведанному.
– Рассказывай, не томи, – заинтересовался Туч.
– Парень из тридцать второй по дому ходит в маске и резиновых перчатках. Ещё б скафандр надел. Дверь фигнёй пшикает, а она пятнами покрывается. Аллергия у неё на это средство. Фыркает постоянно, чихает, а до него лишь скрипы и шорохи доносятся. Бесит он её, пальцы ему прижать пытается. Ещё и мусор постоянно выносит, огромными пакетами. Прям огромными. Где он его берет? Ума не приложу, – увлечённо рассказывал Неб, не заметив, что Дюжина обиделась и совсем не слушает.
– О, на тему мусора. У меня тоже есть какой-то прибацнутый тип. Такой весь интеллигент, в очочках, а мусор выбрасывает прям в окно. Хотя мне его жаль, он так бедно живёт. Но почему в окно? Он же на первом живёт. Непонятно.
Общительный этот народ – дома. Наслушаются дрязг, склок и давай кирпичики перемывать. Ни рта, ни ушей нет. Как же их услышать? Как поговорить?
Язык чувств и переживаний господствует в мире. А люди эмоционально оглохли. Жадность и меркантильность откатили их уровень назад, поделив на расы. Чтоб не перегрызлись.
Каждый живёт по-своему. Люди думают, что предметы их не понимают. Предметы понимают, но считают, что лучше жить в неведении. Вот вам рамки мироздания, во всей своей красе.
Наши три дома скромно стоят на окраине. Такой себе бермудский треугольник. Никакой светской жизни тебе – вся канула в лету, одни бытовые вопросы. Кто во сколько пришел, что сказал, почему орал. Вечный сериал.
Дюжина насупилась, от обиды надув окна: «Ну, что же делать? Как спасти ребёнка? Почему они не понимают, что это важно? О, идея! А если я напрягусь и прорву трубы? Неприятно, конечно, но девочка останется жива и здорова».
Дюжина надулась еще сильнее, только теперь от напряжения. Создавалось впечатление, что дом сейчас, как новогодняя хлопушка, выстрелит кирпичами. Надо прорвать трубу ровно под квартирой девчушки, но так, чтоб её не затопило.
Труба громко свистела:
– Не буду! Не буду и всё тут. Не собираюсь я лопаться. Это же потом абы как залатают и останется только плакать от горя. Кап-кап, кап-кап.
– Придётся, дорогуша! Не спорь, там ребенок. Лопайся, где положено, и жди сантехврачей, – пятиэтажка в строгости держала своих подчинённых.
– Нет! – свободолюбивая труба продолжала оказывать сопротивление.
– Заставлю, я сказала. Захотелось вечно в засорах стоять? Так-то я тебе помогаю, а тут могу и промолчать, – поставила Дюжина свою сантехчасть на место.
– Ладно, лопаюсь.
Пшиккккк. Вода вырвалась наружу и давай знакомиться со всеми щелями.
– Здравствуйте. Здравствуйте. Можно пройти? Посторонитесь, – спешила жидкость на встречу к неизведанному.
Когда щели пропускали непрошенную гостью, они тихо бубнили себе в бетон, который предательски увлекался прозрачной красоткой.
– Я ухожу! – сыпучим басом констатировал предатель.
– Ну и вали отсюда, – фыркнули щели.
– Ах так, мы не останемся друзьями, – прошипел Серый и вырвался на голову бабы Веры, что скворчала на кухне кастрюльками.
Её перекособоченное лицо дом запомнит на века. Рыжий ёжик на голове превратился в мокро-грязного ежа, передник-тюльпан опустил свои увядшие лепестки. Непонятная жижа вырвала ее из размеренного выходного. Настроение испортилось, обонятельное наслаждение от ароматного ужина тоже.
Ещё и в розовом потолке пробоины, гармонирующие с потёками, превратили шикарную плитку в серо-буро-малиновое безобразие. Это не может не бесить.
Борщ, сладко благоухавший огородными овощами, поделил первенство с вонью застоявшейся слизи и сырости. Та прорвала воздушный барьер, замулив каждую ароматную нотку. Переполненная впечатлениями Вера заорала мощнее сирены.
– Ивашшшшш,
– Что, дорогая? – муж примчался по первому зову.
Бабу Веру в их семье ценили и уважали. Она сорок лет проработала научным сотрудником лаборатории. Всех детей одела, выучила, кстати, тоже на научных сотрудников. И даже у неё вёлся журнал семейных достижений. Всё учтено. Вложили столько, получили столько. Рассчитано до копейки, до минутки, до самого маленького дельца.
И тут ей, великому научному сотруднику, что всех переучила, на голову вылилось говно…
– Иваша, что это за говно? Это ты опять что-то нахимичил, кода люстру чинил, – посыпались её стандартные обвинения.
– Веруш, причём тут электрика к сантехнике? – развёл руками Иван.
– Это ты должен знать! – топнула ногой разгневанная бабулька, готовая рвать и метать.
– Дорогая, наверное, это соседи нас подтопили, – успокаивал её муж.
– Так пойди разберись. Чего стоишь?
Иваша зашаркал своими прохоженными тапочками. Веруша ему купила новые, ещё два года назад, но он пока эти не исходит под ноль, новые не наденет. Чего добру пропадать?
В квартире возмутились даже кастрюльки. Варева закипятились и перелились, начав источать препротивнейший запах жаренного борща. Амбре горелой свёклы и капусты сроднилось с поверхностью электропечи. Она вскоре тоже взбунтуется.
Веруша уловила носом вонь и принялась покрывать возмущениями всё того же Ивана. Во всём он виноват, ну во всём. Все смертные грехи – его рук дело.
А Иваш барабанил в металлическую дверь нерадивых соседей. Что есть мочи внушал им страх расправы. Он-то не знал, что там ползает маленькая девочка. Ему пришло в голову, что виновники нашкодили и тихушничают.
– Сейчас милицию вызову! Я не шучу! – срывался Иван на закрытую дверь, ведь жене трудно возразить.
Через час приехали и работники власти, и работники местного ЖЭКа. Все в один голос рвались к затопителям. Ситуация накалялась.
– Решено! Вскрываем.
Устрашающе зажужжала болгарка. Двери вжались в стену от страха.
– Оййойоой, оййойоой. Ладно, хоть мелкая эта больше не погрызёт порожек, – смирилась испуганная дверь.
Бу-бух. Хранительница квартиры грохнулась в обморок. Не каждый день тебя с петель снимают.
– О боже, тут же малышка, совсем одна. А где же родители? – возмутилась вездесущая Веруша.
– Женщина, успокойтесь. Сейчас разберёмся! – охладил её милиционер, что заходил в квартиру.
Малявочка отправилась в дeтприёмник. Оказалось, что её мать умотала заграницу, бросив довесок дома. Там ведь ждала новая жизнь, ухажер, а тут какашки и кормёжки.
Вы можете думать: случайность, повезло, но дома всегда на страже. А какие ваши тайны разболтает ваш дом?
