Ольга Назарова
Абсолютно неправильные люди. Ветер перемен
Глава 5. Вся прямновая
Как легко становится жить, когда внезапно оказывается, что ты ни в чём не виноват. Ну, то есть вообще ни в чём! Всё, что у тебя не получилось, прошло мимо, сделано не так как надо или не сделано вовсе – это всё-всё из-за НИХ! Они, это ОНИ виноваты! Кто они? Ну, как же! Те, кто тебя не понял, не поддержал, прошёл мимо, или наоборот, поддерживал так, что подавил, а то и вовсе оказался абьюзером, а ведь всем уже известно, что эти самые люди тотально виноваты во всём разом!
Нет, Вася не сразу оценила всю прелесть и мудрость этого убеждения. Как-то странно было поначалу, но Томочка ей всё-всё объяснила.
– Василиса, ну, сама посуди… Даже твоё имя… Почему твои родители не подумали о тебе, когда так тебя назвали?
– А что плохого? – Ваське её имя с детства нравилось – было в нём что-то сказочное, какое-то ожидание чудес, королевича на коне… И Васей её одноклассники не дразнили, а вполне уважительно звали – за дразнилки Васька и треснуть могла нехило. Поди подразни девчонку, которая самбо занимается… Нет, попробовать-то можно, только вот потом будешь долго и упорно обдумывать, цел ли ты и вообще, каким образом оказался именно тут, хотя только что был на другом конце класса.
Но Томочка даже с этим Васькиным убеждением управилась в два счёта:
– Дорогая, ну, это же смешно! Правда-правда. Это как Дуня или Акулина… немодное, замшелое имя. Так только какую-то старушку могут звать! А вот твои родители и не подумали о том, каково тебе будет! А крещение? Разве можно нaсильнo крестить младенца? Ты же не сказала им, что согласна? Нет! Значит, это нaсилиe!
Нaсилиeм над её личностью оказалась и умнейшая репетитор по английскому, которую оплачивали родители, подчас отказывая себе в каких-то приятностях и радостях, Васино самбо, поступление в институт на айтишника, и вообще всё-всё, что делали её родные.
Нет, поначалу Вася пыталась было возражать, но ей объяснили, что это «стокгольмский синдром», что вполне-вполне доказывает, что она – жертва.
Вася и сама не могла уже вспомнить, что именно её так привлекло в том тренинге, ну, не хотела же туда идти, но уговорила институтская подружка.
– Вась, да ты чего? Это же в самом тренде! Это супертренинг, нам ещё повезло, что есть свободные места. Пошли-пошли, у меня знакомая там была, говорит, что почувствовала себя прям новым человеком!
Вася тоже почувствовала себя «прямновой». Правда, поначалу удивлялась, почему все в небольшом зальчике так слушают тонкогубую субтильную блондинку, чуть не рты раскрыв, почему ловят каждое её слово.
Теперь-то, когда Томочка стала самым-самым важным человеком в её жизни, Вася сама себе удивлялась – как она сразу не осознала, с каким удивительным человеком её свела судьба! Не уловила сразу, как неподъёмно тяжко она раньше жила, придавленная со всех сторон абьюзерами разных сортов и мастей, как её измучили всякими разными обязанностями и долгом.
– Вася, запомни! Ты же не просила их себя рожать? Нет? А раз так, то ты им ничем и не обязана. Они же ребёнка не для тебя, а для себя родили! И всё остальное делали тоже для себя! Чтобы им было чем заниматься, чем гордиться, а потом и взвалить на тебя какие-то обязанности! Ни-ка-ких обязанностей у тебя нет!
– Правда? – удивлялась Васька, не подозревая, что её Томочка, которая так отважно спасала Василису от гнёта долга, паутины «удушающей» родительской любви, от попыток других людей «закабалить» её, прикидываясь добренькими, сама отнюдь не проста.
Поначалу деньги за личные занятия с суперкоучем Вася платила просто смешные. Пааадумаешь… билет в кино стоит больше! Потом они стали заниматься всё чаще и чаще, потом перешли на «неформальный стиль» – ежедневные звонки. А это уже выходила совсем другая сумма. Нет, Вася, сообразив, что получается как-то накладно, попыталась было снизить количество звонков, но…
Но у неё ничего не вышло! Мягкий, но уверенный голосок Томы, скидывающий маски с волков, которые постоянно подкрадывались к Василисе, скрываясь под образами нормальных, обычных, а то и близких людей, стал просто необходим!
Вася иногда чувствовала себя похожей на помидор в бабушкиной теплице – она упорно и быстро росла как личность, ежедневно расширяла свои горизонты, выпуская всё новые и новые листья убеждений, но ощущала, что почему-то не может стоять на ногах без подпорки и подвязок. Именно это и давали разговоры с Томой – уверенность в правильном восприятии мира, в том, что она всё-всё делает как нужно. После разговора с ней становилось так приятно, легко, бездумно. Как… как после удачного шопинга!
Если бы Васе сказали, что Тамара Павлюченко очень успешно применяет на ней навыки НЛП, то есть нейролингвистического программирования, легко и насмешливо манипулируя её сознанием, Вася ни за что бы не поверила!
Это ведь только Тома и стояла между ней, Василисой, и жестоким миром, постоянно давящим на неё, что-то требующим, миром нaсилия и жестокости!
Это именно Тома научила её защищаться, отбиваясь от окружающих абьюзеров, выводить их на чистую воду мудрёными вопросами, которые надо было задавать быстро, стремительно переспрашивать, повторяя одну и ту же формулировку много раз, сбивая нaсильникa с толку.
С Мариной, Василиса, разъярённая омерзительным к ней отношением, начала отрабатывать привычный «контрудар», а получив абсолютно неожиданный ответ, разваливший привычную словарную конструкцию, опешила и растерялась.
– Ты… ты признаёшь, что ты абь… абьюзер? – потрясенно выговорила Вася. Обычно-то все с пеной у рта отрицали подобные вещи!
– Ага! – с видимым удовольствием кивнула тётка. – Ужинать будешь?
Не дожидаясь ответа остекленевшей от полного разрыва шаблона Васи, Марина отправилась на кухню.
– Так… и что это у нас за интересная такая Томочка? И почему это Васька смартфон ищет, словно умирающий от жажды человек воду? Интересненько так, да? Да! Ну, где её гаджет, я знаю. Если спёрла его Фиона, то найти несложно. А раз так, то нужно его быстренько обесточить, чтобы дитятко не догадалось на него позвонить… Нечестно? Есть чутка… Но раз уж я честно и превентивно призналась в том, что я абьюзер – надо соответствовать, однако. А то, что такое? Напраслину на себя мы не возводим – не наш метод!
Пока Васька пыталась осмыслить нечто, абсолютно не умещающееся в её сознании, Марина стремительно и бесшумно извлекла из абсолютно секретного тайника Фионы Васькин гаджет, сняла заднюю панель, ловко вытряхнула аккумулятор и перепрятала разобранный смартфон поглубже.
– А что? Покатился по полу, ушибся, понимаешь, об стену, распался – непрочное такое всё, однако… Короче, упс, как любят говорить американцы. Упсанулся он! – подвела она итоги печальной смартфонной жизни.
Когда Васька притащилась в кухню, тётушка что-то мурлыкая себе под нос, переворачивала на сковороде свиные рёбрышки, брызгая на них лимонный сок и посыпая ароматной приправкой. Запахи едва не сбили с ног оголодавшую за целый день Ваську. Она невольно принюхалась, но одёрнула себя – разговор предстоял серьёзный!
– Тёть, но как же так? – воскликнула Василиса. – Ты прям сама призналась в том, что ты… абьюзер!
Марина обернулась к ней с кухонной лопаткой и рассмеялась.
– А как же… Конечно! Хочешь – не хочешь, а приходится.
– Нет, так нельзя, надо это… безнасильственно жить! – заторопилась Вася.
– Васенька, вот смотри – это Фил. Видишь, да, котика? Ещё бы – он личность заметная даже на фоне Тёмочки! Он, Васька, обожал гадить по углам. Вот деликатесами его не корми, дай до чистого пола добраться! И пришлось мне Вась брать этого доброго котомолодца за шкирку и тыкать его рожей наглой в содеянное!
– Но можно же словами! Любовью! – Вася с надеждой на поддержку покосилась на кота, но узрев мрачно-презрительный взгляд, как-то сама засомневалась в сказанном.
– Ага, можно, только без толку. Я пробовала, чесслово! – весело заверила её Марина, взмахнув лопаточкой над сковородой.
– А вот та красавица – Фиона обожала раздирать угол дивана и жрать оттуда поролон. Нет, мне даже дивана ради неё не жалко, но она же погибнет! И опять разговоры взяли и не подействовали! Пришлось насильно облить диван, его угол и проклятый поролон маслом цитруса, что бесспорно можно назвать нaсилиeм над котоличностью! А провода!
– А что провода?
– Фуфик их жевал. Ну, ты же с физикой в школе встречалась, да? Знакомы вы с ней? Сама понимаешь, кто тут у нас по проводам бегает. Вот! Ты понимаешь, а Фуфик нет. И пришлось мне становиться опять злой-злой и мазать провода мазью левомеколь, потому как мазь эта дико горькая – псу и котам не нравится! Скажешь абьюз чистой воды? И будешь права! Зато, пёс жив и провода целы!
– Ну, ты не понимаешь, это другое! – убеждённо произнесла сакраментальную фразу Василиса. – Это же ж животные.
– Ага, хорошо, берём людей. Вот родишь ты Васька ребёнка. Нет, ты представь! Вот тебе ребёнок! – Марина кинула племяннице диванный валик. – Прям даже форма подходящая! – одобрила она его. И скомандовала:
– Не смотри так на валик, ты его смущаешь! Нежнее давай! Ещё нежнее, а то он тоже тебя потом обвинит в недостатке любви и понимания его личности! Так вот, есть ребёнок и он МА-ЛЕНЬ-КИЙ. То есть совсем! Перевернуться сам не может, голову пока не держит, сказать, чего он хочет тоже не в состоянии, а ты должна его накормить! А ну, как он не молоко хочет, а вовсе даже свининку? – Марина ловко выложила жаркое и жестом вышколенного официанта поднесла блюдо к валику.
Василиса автоматически прикрыла верхний край валика ладонью, словно защищая его от неподобающего питания, и Марина внутренне возликовала:
– Рефлексы работают! Ну, ура, товарищи! Осталось мусор из мозга вытрусить, и будет Васька как новенькая!
– Тёть, ты чего? – изумилась Вася. – Кто ж маленькому мясо даёт? – она чувствовала себя очень странно, наверное, как Алиса в стране чудес…
– Ачётакое? Может, ему так хочется?
– Так вредно же!
– А как же его личность и свобода? Ээээ, да ты, матушка, сама почти готова вступить на путь абьюза! – хмыкнула Марина. – Ладно! Вырос младенец. Ну, пусть не совсем-совсем, но говорить умеет. И говорит он… – Марина сделала вид, что прислушивается к валику и Вася неосознанно сама прислушалась – так убедительно тётушка всё представляла.
– Ууууу, он не хочет кашу, суп, котлетку и курочку, овощи и фрукты, а хочет он конфеты, чипсы и колу! Ну, хорошо, опппа! – Марина как фокусник взмахнула кухонным полотенцем, и в руках у неё откуда ни возьмись появилась конфетница, доверху наполненная шуршащим счастьем. – Кушай, маленький и ни в чём себе не отказывай! – сладко пропела она, протягивая ёмкость «малышу».
– Тёть, ну, что ты паясничаешь! Понятно же, что нельзя малышей так кормить! – рассердилась Вася, не подозревая, что Марина осознанно ставит её в ситуации, странные с точки зрения обыденного кухонного разговора. Жесты, игра, в которую Вася уже вовлечена, взмах ткани перед глазами потихоньку сбивают настройку так успешно отлаженную Томочкой.
– Прекрасно! Ты уже почти-почти кандидат на мать-абьюзер года! – рассмеялась Марина. – А теперь, вуаля! Мальчик вырос и пошёл в школу!
Её руки ловко выхватили валик, накрутили на него полотенчико, так, что получилось что-то вроде ворота рубахи. Валик был установлен стоймя на стул и придвинут к столу.
– И вот, приходит дитятко домой и говорит: «Там нам какие-то гнусные люди сказали делать домашку, а это насилие над моей личностью – я мультики хочу смотреть»! – пронзительным голоском протараторила Марина.
– Ну, да… это вообще-то насилие, конечно! – протянула Вася, старательно настраиваясь на Томину интонацию.
– Так давай, скажи ему это! Мол, хорошо, мальчик мой, иди, смотри мультики. И ничего, что ты читать – писать не умеешь!
– Как это не умеет? – оскорбилась за «сына» Вася. – Сейчас все до школы учатся этому!
– Милая, да как же учиться-то, если не хочется!
– Так в игровой форме! – парировала Вася.
– И так не хочется! А хочется, к примеру, залипнуть в компьютерной бродилке и не выбираться оттуда сутками! Или мультики смотреть, или ещё что-то такое! Короче, не напрягаться вообще!
– Ну, надо убедить!
– Как твои родители тебя убеждали английский учить? – как можно безразличнее поинтересовалась Марина.
– Да! Понимаешь, мне показали фильм на английском, но я не поняла очень много чего… – Вася с жаром начала рассказывать, а потом осеклась…
– Ну, да. Это тоже можно называть ограничением твоей личности. Ты же не хотела, а тебя убедили, – кивнула Марина, – Но ты, конечно же, не будешь так делать со своим ребёнком! Ты же против этого! Ладно, давай, Вась ужинать!
– Мне… мне надо смартик найти. Срочно! – Вася прямо физически чувствовала, как высокая и раскидистая помидорина её убеждений начинает как-то покачиваться, клониться. – Мне очень нужно поговорить с подругой!
– Конечно, только давай поужинаем и поищем, – Марина отложила на диван талантливый валик, так успешно сыгравший мальчика, и Вася автоматически проводила его взглядом. – Есть хочется! Ваааась, твоя личность не сочтёт оскорблением моё предложение?
– Аааа? – опомнилась Васька, заглядевшаяся на «мальчика», который был-был, рос, капризничал, не хотел учиться… Как-то всё сложнее получается, если смотришь с такой стороны… И почему она раньше не думала об этом? – Да! То есть нет, не сочтёт, давай поедим, а то я голодная, как волк!
***
Академик Вяземский щурясь на солнечный свет, пробивавшийся сквозь яркую листву, продумывал стратегию общения с внуками. Так иные полководцы готовились к сражению – просчитывая всё возможности ходов противника, блокируя их, загоняя в угол.
На шум подъезжающей машины и деловито прошагавшую мимо Марину он не обратил никакого внимания – ворота на участке пока были одни и его это абсолютно не смущало. Он вообще умел абстрагироваться от мелких неудобств.
Погрузившись в размышления о том, как именно одним ударом вернуть неразумных внуков в полное подчинение, академик не сразу уловил, что в окружающем мире что-то изменилось – появился какой-то весьма раздражающий фактор.
Академик, решив, что ему померещилось, чуть потряс головой, а потом изумлённо уставился на проплывающую между деревьями женскую фигуру. Звучный голос, который некоторое время назад довёл его до чистой и неприкрытой ярости, разметав в клочья его планы относительно Макса, доносился до него вовсе не в ночном кошмаре, не в приступе морока, а явно наяву!
– Какого… Да что тут делает эта бабища? – прошипел академик, осознавая, что бабищей назвать эту особу как-то не очень справедливо. – Что она тут забыла?
– Мариночка, какой замечательный самшит! – послышался голос проклятой бабки Максовой коровницы.
– Откуда? Как? Кто разрешил? – наливался академик дурной яростью, распахнул французское окно, ведущее в сад, широко шагнул, не глядя под ноги, споткнулся о рыжую курицу, терпеливо сидящую в засаде у его кабинета, и вломился головой вперёд в кусты, выпав оттуда почти под ноги прогуливающимся дамам.
– Оооо, Игорь Вадимович! Рада вас видеть! Вы так торопились нас приветствовать, что чуть было не упали? – лучезарно улыбнулась ему Елизавета Петровна, сразу ощутив, что визит-то удался с самого начала – вон как академика перекосило, прямо чуть было дым из ушей не пошёл. – Ну-ну, не стоило так спешить! Меня Мариночка пригласила надолго, так что мы с вами ещё успеем наобщаться!
– А я всегда говорила, что превентивный пинок ближнему своему врагу, нанесённый в его логове, значительно производительнее, чем сражение с ним же у собственных врат! – с удовлетворением подумала Елизавета Петровна, наблюдая за пыхтящим от крайнего раздражения академиком. – Придушил бы, если б мог… Вот чудак. Дожила бы я до такого возраста, если бы не умела сражаться на территории неприятеля! Да меня стресс бы раньше прикончил. А так – я препоручаю это милое состояние противной стороне и наблюдаю за результатом. Мяч у вас, господин академик! Ваш ход!
Глава 6. Открытый невестковый бунт
Это надо было уметь… За столь короткое время так вывести из себя столь экономного на эмоции человека, как академик Вяземский!
– Пррроклятая баба! – он даже работать не мог от крайнего раздражения, стоило ему только покоситься в окно на прекрасный вид. – Припёрлась в мой дом…
Нет-нет, он прекрасно сознавал, что живёт Елизавета в доме, принадлежащем Марине и даже на её земле, но… но…
Когда много лет воспринимаешь ВОТ ЭТО ВСЁ своим, смириться с этим крайне трудно. Нет-нет, дело было вовсе не в праве собственности на недвижимость. Нет, он воспринимал Марину собственностью своей семьи, поэтому её отделение от родовых владений Вяземских было неправильным, неестественным.
Тем более неправильным было то, что на этой территории гостила эта… эта… врагиня!
Академик вскипел практически сразу, до вечера набирал обороты просто от лицезрения гостьи и обыденных фраз, которыми они обменивались, когда замечали друг друга в саду, а наутро вызвал Марину на серьёзный разговор.
– Марина, я прошу тебя убрать отсюда эту женщину, – начал академик после сухого приветствия. – Я понимаю, что проживает она в твоём доме, но ты, как член моей семьи, должна проявлять ко мне уважение! Я могу пережить твоё переселение, отказ от повседневных обязанностей, твоё увольнение, дурацкий курятник, который пасётся у меня под окном, но не эту…
Марина, которая предвидела что-то подобное, но очень надеялась, что до этого не дойдёт, вдруг ощутила себя изумительно приятно.
– А что, собственно, происходит? Ну, чем он мне может навредить? Да ничем! Всё! Все крючки, на которых меня можно было поймать, держать и поддёргивать, уже попросту закончились! Я уволилась из его института, работаю сама, живу на своей земле, в собственном доме, финансово абсолютно независима – наследственную квартиру родителей сдаю. Более того, могу ещё и квартиру, купленную в браке с Антоном поделить, если дело дойдёт до развода. А главное-то, что? Дети выведены из-под удара! Ну, так и что мне остаётся? Получать удовольствие!
– Маринааа! – окликнул её академик, видя, что она как-то неуместно призадумалась, вместо того чтобы выразить ему своё согласие и показать готовность следовать его указаниям.
– Да, Игорь Вадимович, я вас слышала. Просто пыталась понять, чем же вам помешала моя гостья? Она ведь даже ни разу не заходила к вам. Более того, не пересекала границу ваших владений, кроме того, первого раза, когда приехала. Сегодня с утра я вызвала мастеров и мне уже отремонтировали мои старые ворота в конце участка, так что теперь даже для входа-выхода мы появляться у вас не будем.
– Марина, ты что? Действительно не понимаешь? Она ходит по дорожке и всё время что-то говорит! – возмутился академик.
– Она ходит по моей дорожке! – с потаённой усмешкой напомнила ему Марина. – И не вам говорит, а мне!
– Но я же всё слышу! – академик, только высказавшись, осознал, что лучше ему было этого не делать – очень уж забавно и нелепо это прозвучало.
– Так что же? Все соседи что-то говорят. Даже люди, которые на улице ходят, как это не возмутительно! И вы это тоже можете слышать. Прикажете отстреливать всех на дальних подступах? – неожиданно весело осведомилась Марина. – И да… По поводу всего остального… я достаточно тянула на своём хребте весь дом, сад, готовку и всё прочее. Нет-нет, не нужно рассказывать мне про то, как вы делали одолжение, питаясь тем, что я готовила. Особенно если учесть, что вы частенько заказывали именно то, что выходило у меня хуже всего, и вдоволь развлекались, комментируя результат. Вам никто не мешал нанять повара значительно раньше, и наслаждаться любыми блюдами, какие вам только захочется!
– Марина!
– Простите, но я ещё не закончила… Моё переселение вызвано тем, что я хочу жить в СВОЁМ доме, где никто и никогда больше не станет мне говорить, что, когда и как я должна делать, что я обязана и прочие подобные фразы, так любимые членами вашей семьи. А раз я имею такую возможность, то почему бы и нет. Ах, да… курятник… всё элементарно просто – прикажите восстановить забор, который вы без моего разрешения и даже без моего ведома снесли, и будет вам абсолютно безкуриный мир, покой и всё прочее в том же духе.
– Прекрасно… ты закончила? – ледяным тоном уточнил академик.
– На данный момент, да, – кивнула Марина.
– Надеюсь, ты понимаешь, что Антон, при таком твоём поведении, может развестись с тобой? – Игорь Вадимович был свято уверен, что для Марины это очень серьёзная угроза.
– Неужели? Ну, если он сочтёт нужным это сделать, возможно… А может, подобный шаг сочту нужным сделать я! Пока не решила.
Вяземский уставился на невестку с изумлением.
– Неужели ты готова уничтожить даже свою семью?
– Я? Да, ну что вы? Как можно уничтожить то, чего никогда толком и не было? Разве мой муж когда-нибудь меня защищал? Оберегал? Старался мне хоть в чём-то помочь? Вы же сами понимаете, что никогда этого не было!
Тут уж даже академику крыть было нечем. Да, Антон был исключительно слабовольным и управляемым типом! Правда, смолчать Вяземский-старший, конечно, не смог.
– Но раньше тебя он полностью устраивал, а стоило только приехать этой невозможной особе, ты как с цепи сорвалась! Я же для твоей пользы прошу её убрать подальше!
– Аааа, так это вы обо мне заботитесь? – «осенило» Марину. – Спасибо большое, но я уже взрослая девочка, я разберусь сама!
– Я вижу, как ты разобралась… Ты посмотри, что творится с твоими детьми! – рявкнул академик.
– А что с ними такое?
– Один женился на коровнице, второй – на косметичке, дочь не замужем…
– Оба сына выбрали тех девушек, которых любят, и которые любят их самих. Любят их, а не ваше положение, деньги, возможное наследство и вашу пресловутую фамилию! А Ира… Ира сама разберётся. Да, и она поняла, что тот молодой человек, который недавно принялся за ней ухаживать – ваш кандидат! – Марина, внимательно наблюдавшая за свёкром, мысленно кивнула себе. – Точно! Так и есть, Ирочка верно раскусила «ухажёра», – подумала она. И добавила, – Я никак не могла понять, почему бы моим детям не поступить так же, как это сделали вы – не выбрать себе пару самостоятельно и по своему вкусу, не оглядываясь ни на кого! Да, точно так же как вы выбрали свою жену!
– Не смей! – академик злобно засверкал глазами, – Не смей даже упоминать её! Как ты могла сравнить мою жену с девками, которых выбрали твои дети?
– Она не только ваша жена, но и моя свекровь, бабушка ваших внуков. Мы все её знали и любили. Она сама рассказывала и мне, и Ирочке, и мальчикам, как вы с ней познакомились, как ухаживали, как поженились. Так что разговаривать о ней я могу сколько пожелаю, гостья моя останется у меня столько, сколько захочет, а сейчас, с вашего позволения, я заберу свою курицу и пойду домой – у меня там тесто подходит!
Она открыла французское окно, прихватила с плитки курицу, зажала её под мышкой и отправилась к себе.
– Марина стала меняться после общения с этой… с этой… – у академика аж словодефицит приключался, когда он про Елизавету думал. – Да, это она настраивает против меня и Макса, и Марину. Теперь, похоже, и до Вадима добралась! Она рушит всё, что мне дорого!
Работа не шла, он позвонил Максиму и в очередной раз предпринял попытку переманить его обратно в Питер, но внук категорически отказался.
Вадим, вовсю работавший в лаборатории, на звонок деда ответил, но поговорить с матерью о том, что гостью надо немедленно убрать, не согласился.
– Дед, она в собственном доме может делать что хочет! Кстати, позволь тебя поздравить! Звонил Серёга, просил тебе передать, что ты стал прадедом. Он тебе написал, но, ты, наверное, в почту не заходил.
– И кто родился? – сухо уточнил академик.
– Девочка.
– Ну, что же, очень за них с Леной рад, – машинально ответствовал Игорь Вадимович. Девочки его не сильно интересовали.
Звонок Софии позволил немного отвести душу.
– Софья, почему ты мне не сказала про рождение внучки или ты уже не считаешь нужным ставить меня в известность? Ты в Москве?
– Я как раз и звоню, чтобы тебе сказать про девочку… Нет, я дома…
– А почему? У твоего единственного сына родился первый ребёнок, ты не заинтересовалась этим фактом, а я даже не получил её фото!
– Папа, но я не думала, что тебе это будет важно! Сергей, он ведь…
– Сергей точно такой же мой внук – моя кровь! И он, по крайней мере, сумел выбрать себе не деревенщину-коровницу и не косметичку, а достойную жену! А что ты не думала – это для меня не новость. Это твое типичное состояние! – рявкнул академик, машинально насторожив уши – голос ненавистной бабы прекрасно достигал его органов слуха через оставленное Мариной открытым французское окно.
Закончив разговор в ещё большем раздражении, чем начал, он решил сам высказать Елизавете своё мнение о том, что не приветствует её пребывание в данной местности.
София замерла с погасшим смартфоном у уха, потом медленно отодвинула его от себя, и покосилась на собственное отражение в тёмном экране.
– Фото девочки? Поехать и сфотографировать дочку Сергея? – слово «внучка» у Софии нипочём не выговаривалось, видимо потому, что шло в неразрывной связи с ненавистным словом «бабушка». Ну, какая же она бабушка? Она молодая, ну, ладно, ладно, зрелая, но подтянутая, красивая и ухоженная женщина. Никак не бабушка! НИ-ЗА-ЧТО! Но сердить отца не хотелось категорически!
– Ну, съездить-то я могу, конечно… Посмотрю на ребёнка, сфотографирую. Сначала Сергею позвоню!
– Мам, завтра ты её точно не увидишь! – устало ответил счастливый, но жутко напереживавшийся за последние сутки Сергей, уяснив, что хочет матушка. – Они с Леной пока в роддоме, мы ж не Америка, у нас сразу не выписывают. – Приехать? Ну, приезжай…
Идея оказаться в одной квартире с верещащим младенцем и кучей животных Софию абсолютно не привлекала, поэтому, она объявила сыну, что жить будет в гостинице, а к ним заглянет.
Сергей только обрадовался – мать за последний год звонила всего пару раз, и оба раза для того, чтобы поссориться.
– Вот уж не хватало очередного выяснения отношений, так сказать, нос к носу! Интересно, это ей что, дед дал команду? – подумал Сергей, отлично знающий «милый» характер академика. – Заинтересовало его как правнучка выглядит?
Елизавета Петровна вышла на променад по «пограничной» дорожке, поспорив сама с собой на чашечку ароматного кофе с мороженым.
– Ну, как? Выманю или нет? Аж самой интересно! Выгляни в окошко, дам тебе горошка… – беззвучно рассмеялась она.
С академиком требовалось разговаривать, а для этого его следовало вывести из себя, из кабинета, вообще из дома, и из его непрошибаемого ощущения уверенности в себе.
Она, как только вчера приехала, уточнила, где именно начинаются академические владения, и порадовалась, обнаружив там комфортабельную дорожку.
– Не хотелось бы непринуждённо ломиться через кусты – как-то не комильфо, однако. Не по чину мне! А так – миленько, логичненько, пристойненько. Не придраться, короче! Иду, моционом занимаюсь, академиков на расстоянии довожу – лепота же!
То, что академик доводится, следовало из его гневного запирания окон, выходящих на пограничную дорожку, задёргивании штор, как только она начинала прохаживаться «по моциону», а также из визита к нему Марины.
– Ну, уже приказал выгнать? – живенько осведомилась Елизавета.
– Да кто бы ему позволил! – гневно фыркнула свекровь её внучки. – Мой дом! Кого хочу, того и приглашаю. С кем хочу, с тем и общаюсь! А хочу – с вами!
– Мариночка, не огорчайся! Всё идёт строго по плану. Насколько я понимаю, он сейчас должен попытаться поговорить со мной сам.
– Елизавета Петровна, а вы уверены, что это разумно? Он не в настроении, может и нагрубить.
– Конечно, может! Более того, скорее всего, с этого и начнёт. И это очень хорошо! Хамящий быстро раскрывается, и тогда уязвим для контрудара, – Елизавета подмигнула Марине. – Не переживай! Мы с тобой должны вынудить его оставить в покое внуков, иначе он постоянно будет пытаться их вернуть, достать их, чем-то зацепить, а у них должна быть совсем другая история с семьёй! Так что действуем по плану.
Выхаживающая по дорожке Елизавета вызвала у Вяземского как раз ту реакцию, на которую и рассчитывала. Узрев академика, высокого, худощавого, с не по возрасту густой шевелюрой, который весьма целеустремлённо шагал ей навстречу, она подумала, что кофе она сама у себя выиграла.
– Добрый день! Прекрасная погода, не находите? – возликовала Елизавета.
– Здравствуйте, нет, не нахожу, – сердито отозвался Вяземский. – Я хотел с вами серьёзно поговорить!
– Что? Уже даже серьёзно? – изумилась Елизавета, – Не может быть!
– Перестаньте паясничать! Я хочу вам сказать, чтобы вы не смели лезть в жизнь моей семьи! Вы её разрушаете!
– Как говаривал Марк Порций Катон «Карфаген должен быть разрушен»…– хмыкнула Елизавета. – Я могу вас заверить, что я никогда не разрушала семьи, даже когда была не в пример моложе и привлекательнее! Но чтобы я абсолютно случайно и ненамеренно что-то не развалила, давайте мы с вами уточним, что именно вы называете семьёй?
У Вяземского, когда он разговаривал с этой мерзкой бабой, постоянно возникало пренеприятнейшее чувство, что он пропускает удары противника один за другим, не успевает даже увидеть, откуда в него летит словесная стрела. Он так привык быть «на высоте», быть непогрешимым, обладать непоколебимым авторитетом, что подобные ощущения были для него как красная тряпка для разъярённого быка.
Собственно, этого и добивалась Елизавета, филигранно выманивая академика из крепости его абсолютной самоуверенности.
– Я называю семьёй то же, что и другие! Это родственники, связанные кровными узами или браком! – процедил академик. – Эти люди заботятся друг о друге.
– Ой, какая формулировка, прямо-таки формула. Почти химическая… А вот, интересно, ваш внук Сергей, это семья? Или нет?
– Семья, – фыркнул академик.
– Ну, наверное, какая-то такая… второй сорт – не брак, да? Иначе, как можно объяснить, что вас не интересовало, что его жена вот-вот родит? А Макс, которого вы выслали в Москву некоторое время назад? Он тогда не был вашей семьёй? Вы о нём не сильно-то заботились… Да и о Вадиме тоже временами… Как-то странно у вас получается – не семья, а семейно-газообразное вещество с крайне неустойчивыми отношениями и связями между членами семьи. Или всё не так? А просто есть ваша воля и родственники, которых вы перетасовываете как вам в данный момент придёт в голову? Перетасовываете, приближая этих, отдаляя тех, но придерживая всех на поводках, чтобы не смылись, не решились жить как им хочется, не повинуясь вашей воле…
