Ольга Лебедь
Семь заветных желаний
Глава 1
Хризант стоял у окна, скрестив руки, и смотрел на происходившее снаружи. Стекло в этой части дворца было отделано особым минералом: он поблескивал серебряной крошкой, когда на него падал солнечный свет. Именно этот минерал не давал посторонним звукам проникать во дворец. Оттого было тихо, умиротворенно, даже слишком. В то время как снаружи разыгрывался нешуточный бой – прямо под окнами дворца находился учебный полигон.
Подобное распоряжение много лет назад отдал сам король Ории Ангелан – отец Хризанта. Правитель хотел видеть, как тренируются лучшие бойцы, которые после окончания обучения отбирались в его личную стражу и клялись защищать короля до доски гроба.
Теперь пришло время Хризанту отобрать людей в собственную стражу. Конечно, без охраны он не оставался ни дня – за ним по пятам следовали люди, выделенные отцом. Но присягу они приносили королю, его приказ был выше того, что мог отдать Хризант. Принца это уже не устраивало. Вскоре ему исполнится семнадцать. В этом возрасте его прадед расширил территорию Ории вдвое, а его дед немногим позже ввел тотальный запрет на использование магии в стране. Не то чтобы хотелось совершить что-то такое же масштабное – но хотелось.
Время как никогда подходящее. Из-за скорой помолвки тоже: официальная церемония связывания узами с беломорской принцессой была назначена через месяц, на девятое число сентября. Хризант с пяти лет знал, какую судьбу ему прочили. И подданным об этом было известно, и в его государстве, и в соседнем. Но ритуал важнее того, что произносится на словах. Потому через месяц народу будет объявлено, кого будущий король возьмет в супруги. Объявление намеревались сопроводить пиршеством, музыкой и танцами. Столица должна запомнить это событие.
К церемонии готовились задолго. Эмман Шемн, капитан Королевской стражи, приказал усилить проверку на пропускных пунктах в город. Подвальный мир тоже взяли за жабры – как любили говаривать сами преступники, попадавшие в руки страже. Свелось все к тому, что Теневой король и Ангелан, король официальный, помазанный богом, установили временное соглашение – ни один из воров не будет посажен в тюрьму, пока воровской правитель сможет сдерживать подчиненных в узде. На слово не верили, оттого и защиту города и дворца не снижали. Но пока что все придерживались правил.
Хризант вздохнул, наблюдая как один из рекрутов на полигоне наседает на второго: летела кровь, звенела сталь, кривились рожи, но ни звука не было слышно там, где стоял Хризант.
Ему не нравилось, что с преступным миром ведутся переговоры. По наивности он считал, что однажды отец покончит со злом, к которому принц справедливо относил нарушавших закон. Но чем старше он становился, тем больше понимал, что все не так просто. В одних руках власть держать не получится? Неужели всегда придется чем-то поступаться, чтобы править по совести?
Тем временем один из бойцов пригвоздил к земле другого – воткнул в его голову меч… У Хризанта сердце забилось чаще. Он припал к стеклу, чтобы лучше разглядеть. Черт, почему сейчас, когда так нужно, это окно прилежно не пропускает ни звука?
Ему же показалось? Побежденный не мог оказаться одним из Кастеров. Не любил Хризант этот графский дом, не любил и наследника – своенравный тип этот Людовик, себе на уме, высокомерен. Не раз он подкалывал принца, как какого-то мальчишку, как дворцового слугу, но умудрялся, гад, оставаться в рамках приличий и избегал наказания. Хризант понимал, что ему придется найти с Людовиком общий язык – среди дворян, отбиравшихся на службу в стражи, не было человека сильнее. Знал и то, что Людовик метит в капитаны – заслуженно.
Но что теперь? Неужели Кастеру конец? И все это случилось быстро, прямо под окнами королевского дворца.
Рыжая шевелюра Людовика будто пропиталась кровью. Горела на солнце. Но вот Людовик… встал. Ему протянул руку и помог подняться тот, кто вонзил в землю меч. Так победитель целился не в голову, а рядом! Никто никого не убил. Просто сам Хризант находился далеко, а наблюдавшие за схваткой рекруты загораживали бойцов. Сразу и не понять, что все обошлось.
Да уж. Выслушивать стенания дома Кастеров по убиенному наследнику было бы той еще пыткой.
Интересно, кто этот стражник, который выиграл поединок? Хризант его раньше не видел. Он точно не из благородных. Дворянские семьи были постоянными посетителями дворца, их повадки Хризант знал назубок. Даже с такого расстояния он мог отличить, кто из рекрутов кто – по походке, по тому, как они держали голову, как двигались. Для этого не нужно было видеть лица.
Но про победителя принц мог сказать с уверенностью, лишь какого цвета у него волосы – темные, почти как у коршуна. Во время боя рекрут двигался свободно, легко – других в новобранцы и не брали. Если бы Хризант присмотрелся к нему раньше, может, заметил бы, как он орудует мечом – ловчее ли остальных? Оставалось гадать. Парень не привлекал к себе внимания. Пока не победил лучшего из лучших.
– Ваше высочество, – окликнули Хризанта.
Принц, конечно, заметил шаги – в тишине ближайших помещений они отдавались особенно громко. Поэтому появление великого камергера не стало неожиданностью.
Хризант повернулся. И тотчас наткнулся взглядом на усы. Ох уж они, эти пышные и причесанные усы. Каждый раз, когда великий камергер входил в комнату, сначала входили они. Следом вплывал живот – и с годами он грозился составить усам конкуренцию по приковыванию взглядов. Хризант всерьез подумывал, не издать ли указ, запрещающий носить усы и бороды при дворе. В конце концов, смысл в них был разве что для магов, которые, как считалось издавна, хранили там силу. Но верили в это не все, да и те, кто владеет магией, не показывали в Ории носа. Так что усы – это блажь. Жаль, что для издания указа придется подождать восхождения на престол.
– Ваше высочество. Вам приятно будет узнать, что браслеты вернули во дворец.
– О, уже почистили? – сказал Хризант.
Великий камергер кивнул и подтвердил, что в сохранности королевской реликвии можно не сомневаться.
Он всегда был немного пафосным, даже когда до высшего камергерского чина еще не дослужился. Гордился, что работает во дворце. Хризант бы наоборот опустил церемонии, когда нет посторонних глаз. Но великий камергер на то и велик, что всегда следует правилам и ведет себя соответственно статусу правителя, которому верен.
И в одежде его не упрекнуть. Хризант опустил взгляд на живот, на котором расходилось красное сукно и золотые пуговицы поблескивали, словно звездочки. Достоинству, с которым мужчина носил придворный наряд, можно было позавидовать.
А вот Хризант, даже с прислугой, аккуратным не был. Доставалось, правда, прислуге – за то, что белый мундир испачкан, черный порван, красный, цвет государевый, запропастился непонятно где. Полноватый камергер слишком соответствовал идеалу, которого Хризанту не достичь – даже если б захотел. Это смущало. Страшно подумать, что будет, сохрани великий камергер свою должность, когда Хризант станет королем.
– Не желаете взглянуть на реликвию? – поинтересовался камергер.
– Можно, – ответил Хризант, немного удивившись. – Но разве не отец должен проверить, как выполнена работа? Отдавал распоряжение он.
– Его величество задерживается на собрании. Боюсь, еще не все важные вопросы решены с советниками.
– Вот как.
– А мастер, бравший на себя обязанность вернуть браслеты в срок, убедительно просит дать ответ. Он готов повторить чистку реликвии, если что-то не устроит ваше высочество.
– Все же держать ответ надо перед моим отцом. Его величеством, – улыбнулся Хризант, когда увидел, что великий камергер начал раздражаться на непочтенное отношение к государю.
Камергер поклонился. Вместе с ним поклонились его усы, описав дугу. Мужчина повернулся к выходу. И когда преодолел почти весь путь, Хризант вдруг остановил его. Принцу пришла в голову мысль, что великий придворный, будучи умен, настаивал на его присутствии не просто так.
– Я проверю сам. Веди меня.
Камергер кивнул, и Хризанту показалось, что вместо мужчины улыбнулись только его артистичные усы.
Камергер, а следом принц, прошли к восточной части дворца. Это крыло не использовалось по прямому назначению со смерти матушки Хризанта – король Ангелан решил не утруждать себя новым браком. У него уже был наследник. И хоть без слухов о бастардах не обходились разговоры о государевой жизни, Хризант почти был уверен, что они беспочвенны. Король ушел в дела с головой, редкие балы тому подтверждение. В комнатах, которые должны были занимать королева с фрейлинами и служанками, размещали гостей, но большую часть времени просто поддерживали помещения в чистоте.
Сейчас они преобразились. Восточное крыло дождалось прекрасной дамы – беломорской принцессы. Аманда вместе со свитой планировала прибыть через пару недель, и великий камергер вовсю готовился к ее приезду. По пути им встречались камергеры низшего ранга, и всем великий отдавал распоряжения в своей предельно сдержанной манере. Страха в глазах прислуги от этого не убавлялось.
Они вышли во внутренний двор. Там, в беседке, ждал мастер-чистильщик, а на столике стоял ларец с браслетами. Ошибиться было сложно – вокруг выстроилась стража и не спускала глаз ни с мастера, ни с полупустого парка, за которым ухаживали садовники. Мастер изрядно волновался: Хризант заметил, как его седые виски потемнели от пота, хотя погода была не жаркая.
При их приближении мужчина вскочил на ноги. Застыл в поклоне. Хризанту стало неловко: судя по напряжению, у старика болела спина.
– Спасибо, что нашли время прийти сами, – поспешил перейти к делу Хризант. Это сработало – мастер с явным облегчением выпрямил спину.
Великий камергер указал ладонью на ларец. Мастер, уловив намек, щелкнул замком и вынул один из браслетов. Он тут же блеснул на свету узором – ветвью с листьями, которая опутывала браслет, точно вена руку. В листьях мерцали синие сапфиры.
Второй браслет был похож разве что формой – он тянулся от запястья до локтя. Вместо листьев на нем мерцали алмазные лучи солнца. Здесь же были и две луны, что частенько встречались вместе на ночном небосклоне. Но их не стали украшать драгоценными камнями – не положено лунам затмевать солнце-короля.
Хризант оглядел браслет. Мастер сделал работу прекрасно, но великий камергер не поймет, если принц не проявит усердие. Потому Хризант долго всматривался в вычищенный металл. А затем надел браслет на руку. Камергер одобрительно хмыкнул, едва щелкнули засечки, и заговорил о том, как создавалась реликвия – больше объяснял мастеру, чтобы подчеркнуть величие правящего дома. Хризант-то хорошо знал эту историю. Но вот примерял парный браслет впервые.
По телу пробежала теплая волна и слегка взбудоражила. Ведь это и правда происходит – через месяц он будет помолвлен, и эта клятва, уже перед богом, сделает его полноправным преемником короля.
– С нетерпением жду этого момента, ваше высочество, – будто услышав его мысли, сказал великий камергер.
Хризант улыбнулся и поблагодарил мастера за работу. У старика заметно отлегло от сердца.
Пока великий камергер распоряжался об оплате, Хризант положил браслет ко второму, солнечно-лунному, и захлопнул крышку ларца. Вплоть до самой церемонии реликвия не понадобится.
***
Оба рекрута вытянулись в струнку, как и полагается по уставу. И оба старательно избегали смотреть на капитана Королевской стражи. Тот, кого звали Градом, вперил взгляд в точку чуть выше макушки Эммана. Людовик же, красный, как томат, со ссадинами на лице и истерзанной униформой, невидяще пялился на капитанские ботинки. И не скажешь, что в этом мальчишке течет благородная кровь.
Града тоже потрепало. Скулу рассекло очень близко к глазу, и кровь уже запеклась. Волосы были в пыли, мокрые и в беспорядке, словно парень вылез из помойки. Что уж говорить об одежде. Все-таки он сражался с лучшим из дворянских сынов, отобранных служить под началом его высочества. Тем интереснее, что незнатный, родом из орьской глубинки победил. Не зря Эмман приметил его полгода назад в северных казармах.
Но сейчас восхищаться своей прозорливостью было не ко времени. Оба рекрута натворили дел и должны понести наказание.
– Говорите, – сказал Эмман.
Произнес, как обычно, не повышая голоса. Но рекруты вздрогнули, как по команде. Град опустил взгляд до переносицы капитана. Людовик сглотнул и искоса глянул на бывшего противника.
– Вы отрезали друг другу языки?
Наконец они очнулись.
– Нет, капитан, – ответил Град.
– Нет, капитан, – повторил за ним Людовик и скривился. – Сожалею, что наш поединок зашел слишком далеко. Мы собирались решить один вопрос в бою, и не рассчитали силы. Этого не повторится.
– Точно, – эхом откликнулся Град. Но таким тоном, что Эмман сощурился: мальчишка только что пообещал, что уделает дворянина вдвое круче, едва подвернется повод.
– Гляжу, тренировки еще не вышибли из тебя дерзость, Град?
Рекрут выдержал взгляд капитана.
– Я стремлюсь одолеть любого противника, чего бы мне это ни стоило. И чем противник сильнее, тем лучше – так я смогу быстрее расти.
– О, среди нас мечтатель? – Эмман скрестил руки на груди.
– Не мечта, капитан. Цель. Она дает мне направление и силы идти вперед. Если Людовик или кто-то другой предложит снова столкнуться на полигоне, я не посмею отказать. Иначе проявлю неуважение к достойному сопернику.
– Тч. – Людовик нахмурился, но не стал говорить в присутствии капитана, считает ли лесть уместной.
– Хочешь разодрать кому-то глотку, отправляйся в Плесневелые кварталы. Держать не буду. Увидишь, как отнесется к этому Теневой. – Эмман резко сдвинул брови. – Но здесь вам дворец короля, мать твою. Полигон – часть этой территории. Вы устроили бойню под королевскими окнами. Случись здесь убийство, что будет, а? Об этом сразу растреплют по всей Ории и вынесут за пределы страны. Даже стража не сможет быстро заткнуть людям рты.
– До этого бы не дошло, капитан, – вспыхнул Людовик. Но под взглядом Эммана только больше покраснел и стиснул от досады зубы.
– Я бы не убил дворянина, – сказал Град. Чересчур спокойно, словно происходящее его не касалось. – Я понимаю, что мне пришлось бы отвечать за поступок и перед семьей Людовика, и перед самим королем. Тогда со мной было бы покончено.
Эмман смотрел на рекрута сверху вниз.
– Не убил. А калекой сделал бы?
– Если бы потребовалось, – заявил Град.
Глаза у него были стальные, как у самого Эммана в юные годы. А вот твердость во взгляде капитан приобрел несколько позже – лет с двадцати, когда настало время относиться к жизни серьезнее. Правда, неопытность брала свое: несмотря на стойкость, венка на шее Града билась, выдавая волнение. Эмман был уверен, что едва он отвернется, Град попытается вытереть вспотевшие ладони о штаны.
– Я готов понести наказание, капитан. Но обязан сказать: наш бой с Людовиком был честным. Проявлять к нему жалость я не намерен и впредь – это его только опозорит перед остальными.
– Заткнись уже, – выдавил Людовик, стискивая кулаки.
– Достаточно, – прервал Эмман.
Наказание для них уже было определено – всё это прописывалось в уставе.
– Усекли? – уточнил капитан после объявления внеочередного наряда и дополнительных изнуряющих тренировок. Рекруты ответили без запинки. Только Людовик не пытался скрывать, что расстроен исходом. Неудивительно – наследника Кастеров еще никто из ровесников не мог одолеть, это даже сделало его заносчивым. Может, произошедшее сегодня собьет с него спесь.
Когда они ушли, Эмман тронул переносицу. Какое-то время он так и стоял, прислушиваясь к тому, как гудит в голове, и мысли, одна за другой, проносятся, освеженные воспоминаниями. Затем улыбнулся. Наказание наказанием, но черт возьми – рекрут Град его порадовал. Из него выйдет отличный защитник государя. Принцу прямо-таки повезло – хоть кто-то разбавит дворянские лица, которых Хризант знает с детских лет. А верности в незнатном человеке будет двое больше – кто, как не он, будет зависеть от воли будущего короля.
В дверь постучались.
– Господин Шемн, – поприветствовал слуга, прикрепленный к королевским казармам. – Велено передать вам письмо. Здесь печать Чернодонного острога.
– Неужели?
Капитан принял послание и отпустил слугу. Вернулся к столу, чтобы ножом вскрыть печать. Строчки были скорые и сулили кое-что, чего Эмман не думал получить так рано. Он почему-то считал, что поиски этого человека затянутся еще на несколько месяцев.
– Наконец-то, – сказал он сам себе и поспешил покинуть дворец.
***
Со всех сторон острог был окружен водой. Ночью она становилась черной, что и дало название тюрьме. Когда-то здесь был полуостров: рыбаки любили это место за обилие рыбы, и, едва поймав крупную добычу, тут же продавали ее на стихийной ярмарке. Но Титоний, отец ныне правящего короля, решил укрепить свою власть – времена тогда были непростые. Из полуострова сделали остров, вырыв глубокий и протяженный ров, возвели крепость, обнесли ее частоколом. Если кто и задумывал сбежать, то, минув охрану, сталкивался со своенравной водной стихией. Побеги случались, но выживали единицы. И заново попадали за решетку.
После пропускного пункта Эммана вызвался сопроводить стражник. Путь до комнат допросов капитан прекрасно знал, бывал здесь по службе не раз, но правила есть правила. Если их не соблюдать в таком месте, того и гляди, оно потеряет статус самой неприступной тюрьмы Ории.
Они прошли через двор, за стеной которого гремели цепями арестанты – как раз было время часовой прогулки, – затем миновали коридор, где даже летом замерзали пальцы – все помещения тюрьмы были сделаны из камня. Стражник открыл перед капитаном дверь. Едва Эмман переступил порог, со стула вскочил жилистый седовласый мужчина с вытянутым, как у лошади, лицом. Эмман сразу опознал в нем геринца.
– Господин Вартмах? – уточнил капитан. В письме значилось это имя. Иностранец взволнованно закивал. – Меня зовут Эммануил Шемн, я капитан Королевской стражи Его Величества Ангелана Первого. Это я поручил отыскать вас и доставить сюда.
– Я ничего дурного не сделал, – залепетал геринец. Руки у него тоже были костлявые и сухие, и сейчас он был готов их переломать, лишь бы подтвердить правоту своих слов. – Я честный подданный орьского государя, десять лет трудился на благо вашей страны, моей новой родины. Я ничего никогда не замышлял…
– Прошу успокойтесь, господин Вартмах. Вам привели сюда не потому, что вы что-то совершили. Мне нужно задать вам несколько вопросов, только и всего. Чем раньше мы начнем, тем быстрее вы покинете это место.
Тюремный стражник вышел из комнаты и закрыл дверь. Щелкнул замок, отчего геринец вздрогнул, как от выстрела. Придется потратить некоторое время, чтобы привести его в чувство.
Эмман попросил мужчину сесть и сам опустился на стул. Геринец плюхнулся обратно. Он пару раз боязливо косился на дверь, возможно, замечал тень тюремщика – тот будет сторожить снаружи, пока разговор не завершится.
– Вас должны были предупредить о допросе, прежде чем везти сюда. Тем не менее сожалею, если это место вас напугало. В силу моего положения я не мог пригласить вас на допрос во дворец. А Чернодонный острог – ближайшая тюрьма. Здесь мы можем спокойно побеседовать. Сейчас, господин Вартмах, вы подпишете эти бумаги. – Эмман придвинул к взмокшему геринцу документ и самопишущее перо. – Это гарантия того, что вы не разгласите причину и содержание нашего разговора. Процедура формальная. И все же без нее не обойтись.
Геринец сглотнул. Из-за волнения его природная сухощавость казалось болезненной. Ему ведь не так много лет, присмотрелся Эмман. Не больше пятидесяти, но в темных волосах уже больше седых, и есть залысины. Дрожащей рукой геринец взял перо и через минуту внимательного чтения – другого от педантичных соседей и не ожидалось – поставил внизу свою фамилию.
– Вы проживаете в Ории уже десять лет, переехали сразу после женитьбы. Растите дочь. Семь лет назад вы открыли магазин с часами в Серебровске, в графстве Шумских. Сами мастерите?
– Все верно говорите, господин Шемн. Я потомственный часовщик, отец учил.
– Почему решили торговать у нас, а не перевезли жену в Геринию?
– Здесь люди более щедрые, – замялся Вартмах. – Ценили, что из другой страны приехал. Хорошо покупали, мы в дом быстро смогли переехать из съемной комнаты.
– То есть на бизнес не жалуетесь?
– Нет-нет, мне нравится в Ории! И я все налоги всегда честно платил, уверяю вас!..
– Мне это известно. Еще мне известно, что два года назад вы чуть не прогорели. Но как вижу, дела у вас с тех пор пошли на лад.
Вартмах сильно побледнел.
– Тогда многих лавочников в городе грабили, господин Шемн.
– Расскажите об этом.
– Что рассказать?.. Я правда… Я думал, что мне действительно больше бизнес не поднять. У моего соседа, который тканями торговал, лавку сожгли. У меня помещение сохранилось, даже стекла уцелели. Но все деньги – всё вынесли, забрали и золотые часы на продажу и починку. Заказ был один дорогой, от графского дома. Я как понял, что мне ни в жизнь не расплатиться, и на дочку «наследство» перейдет…
Геринец замолчал, одной трясущейся ладонью накрыл другую. Даже спустя столько времени ему неприятно было осознавать, что он стал жертвой местной преступности.
Графство Шумских было вторым, которое подвергалось подобным нападениям. Когда грабежи стали повторяться часто, и почерк совпал, пришли к выводу, что это дело одной и то же гильдии – «Серых Грифов». Вот только этих воров было не так просто поймать. Как и любая теневая шайка, грифы часто меняли расположение штаба. Эмман подозревал, что они и вовсе разбросаны по стране и получали задания из рук в руки, никогда не встречаясь с главными распорядителями, и мало кого знали в лицо.
– Ваши беды позади, господин Вартмах, – утешил Эмман. Геринец закивал, пряча глаза в пол. – Честно сказать, вам очень повезло, что вы смогли выбраться из того положения, в котором оказались.
– Я и сам… подумать не мог. У меня же тогда жена с дочкой гуляли рядом и видели все – как часы выносили, и сумки с деньгами. Ах, если бы их заметили!.. Я бы не пережил, случись с ними ужасное.
Там был ребенок – уловил главное Эмман.
– Вашей дочке сколько тогда было?
– Шесть лет, кажется.
– Значит, магазин ограбили на глазах ваших близких. Что было потом?
– Долгое ожидание, господин Шемн. Я сразу обратился к страже, надеялся, что хоть часть денег вернут. Но там сказали, пока не поймают воров, ждать не стоит. После я понял, что даже если их найдут, не будут же они хранить награбленное при себе. – Он снова помолчал. И вдруг поднял настороженный взгляд. – Вы думаете, я что-то утаил, чтобы выставить себя жертвой?
– Почему вы так решили?
– Так ведь сосед, он еле концы с концами свел. Ему лавку тканей пришлось продать. А я… Мне удалось расплатиться. Когда я стал подсчитывать ущерб, после того как несколько дней провел у стражи, я нашел те часы, заказ от графа. Они, оказывается, упали под стол, я и не заметил. Сломанные были, но я быстро починил. Оплата за них и спасла мой магазин.
– У вашего соседа-лавочника были дети?
– Нет, он холост.
– Припомните, кто еще в городе был ограблен, но после смог восстановиться. У них были маленькие дети?
Вартмах надолго задумался. На его хмуром лице мелькнуло удивление, затем он опять помрачнел. Эти эмоции сменились несколько раз.
– Владелец винной лавки, он… у него сын десяти лет, остальные взрослые. Ему пришлось закрыть магазин.
– В день ограбления владелец с детьми были в городе?
– Он живет не в Серебровске, так что нет.
– Так я и думал.
Эмман сделал несколько пометок в деле, которое все это время держал рядом. Вартмах несмело поглядывал за его работой. Затем Эмман вытащил из бумаг рисунок и протянул Вартмаху.
– Вам знакомо это лицо?
Некоторое время геринец изучал карандашный набросок.
– Я не уверен… Господин, моей дочери сейчас восемь. Если кого и вижу из детей, это ее ровесники или дети моих знакомых. Но этого мальчика…
– Я даю вам время. Подумайте, не заходил ли он в вашу лавку, прежде чем ее ограбили.
– Вы хотите сказать, этот ребенок?..
– Я ничего не хочу сказать. Я прошу вас подумать, видели ли вы этого человека или нет.
Геринец послушно разглядывал рисунок около минуты.
– Похож, – произнес он не очень уверенно. – Он тогда приходил вместе с отцом или дядей, я не запомнил.
Эмман забрал рисунок и вернул его в дело.
– Вам повезло, господин Вартмах. Так, как везет всем лавочникам, с кем во время ограбления были рядом дети и подростки. Считайте, вас спасла именно ваша дочь.
Геринец в недоумении смотрел на капитана.
– Кто этот мальчик, господин Шемн?
– Тот, кто обнес ваш магазин вместе с гильдией, в которой состоит.
– Ребенок работает на воровскую гильдию?!
– Это не такая уж редкость. Но в вашем случае примечательно то, что вас не ограбили «до конца». Скорее всего, я буду прав, если предположу, что заказ от графского дома вы обнаружили только после того, как его туда вернули. И ценность часов была ровно такой, чтобы вы не разорились и не оказались с дочерью на улице.
Бледность Вартмаха сменилась красными пятнами на щеках.
– Вы же клоните к тому, что меня пожалел ребенок! Воришка!..
Эмман не стал уверять, что лучшего исхода после встречи с «Серыми Грифами» и желать нельзя. Вместо этого он произнес:
– Если ребенок и сообщил о вашем положении, то решение вас пощадить принимал не он, а тот, кто за ним стоит. Господин Вартмах, на этом мы закончили. Вы можете быть свободны.
Геринец будто не расслышал слова капитана – пока Эмман закрывал папку с делом и завязывал тесемку, он обдумывал произошедшее, бродя взглядом по опустевшему столу. Встал, только когда поднялся Эмман.
– Напомню, что разглашать сказанное здесь вы не имеете права. И еще одно, господин Вартмах. Если вы вдруг снова увидите этого ребенка – кого-нибудь старше или похожего на него, – сразу же сообщите об этом мне. Отправьте через местную стражу срочное письмо на мое имя. Расходы вам возместят.
Эмман постучал по двери. Отворивший стражник повел геринца к выходу из тюрьмы. За воротами его передадут другим сопровождающим, которые затем отвезут мужчину на материковую сушу – на той же лодке, на которой тот прибыл в острог. Эмман шел замыкающим и, пользуясь тем, что за ним никто не наблюдает, обдумывал следующий ход.
Вот же прохвост, этот Тихий Лис. В который раз выставляет себя благородным разбойником, жалеет стариков и детей. Но это его и выдает – характерный почерк появлялся то в одном графстве, то в другом, разве что путь проследить было сложно – слишком хаотичен. Заявлять о себе в воровском мире Лис начал примерно тогда, когда ограбили геринца – два года назад. В том, что за ребенком на рисунке стоял именно он, Эмман уже убедился.
Портрет был составлен со слов очевидцев. Но сколько еще детей работают на Лиса, пока тот прячется в тени? Впрочем, это было неважно. Когда они выйдут на ребенка, они выйдут на наемника. Вряд ли воришка станет долго скрывать местоположение Лиса. Ведь того не будут помещать под стражу, если он согласится на сделку – Эмман собирался предложить Лису работать на короля. Чем в одиночку бороться с теми, кто нарушает некий лисий кодекс чести, пусть делает это с поддержкой правителя. На определенных условиях.
Лис мог получать заказы из нескольких источников. А вот ребенка замечали только у «Серых Грифов». Ограбленный Вартмах решил, что на рисунке изображен мальчик, но пол воришки никто на деле не знал. Тайной оставался и возраст: кто-то давал тринадцать лет, кто-то шестнадцать – уже подросток. Даже короткие волосы на рисунке не гарантировали, что воришка их не отрастил – что было бы логично, будь это девочка или девушка.
Эмман слишком громко вздохнул, из-за чего тюремный стражник поинтересовался, все ли в порядке. Эмман отмахнулся, хотя в порядке он действительно не был.
Он ведь не хотел к ней обращаться… всячески избегал этой мысли. Но все шло к тому, что без Ласточки он застрянет с этим делом надолго. О гильдии Грифов несколько месяцев не было ни слуху ни духу. Не будет же он ждать нового грабежа, чтобы поймать Лиса? Лучше найти наемника раньше и предотвратить дальнейшие преступления его согильдийцев – Грифов давно требовалось приструнить, с каждым годом на них висело все больше убийств.
А может, он ищет не там? Может, все происходит прямо у него под носом – и Тихий Лис на самом деле Ласточка и есть?.. Нет, сказал себе Эмман. Госпожа воровского мира всегда действовала иначе. Среди ее излюбленных орудий – те, которые может применить только женщина. Более тонкий подход. А Лис, как можно было судить, работал импульсивно, что выдавало в нем молодую натуру. Хотя Ласточка сама еще очень молода…
Эмман выплыл из мыслей, когда уже стоял на пропускном пункте. После ворот его ждал холодный ветер с моря, он-то и продует голову, выгонит из нее бредовые идеи.
Нельзя чтобы Ласточка оказалась Тихим Лисом. Если опасения Эммана подтвердятся, им придется работать в тесной связке. Только не это.
