Ольга Евгеньевна Ананьева
неОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ
Придя в номер, и столкнувшись с искренним удивлением моих попутчиц, которые меня явно не ждали раньше завтрака следующего дня, прямо в одежде я залезла с головой под одеяло и забылась в тревожном сне, убеждая себя в том, что завтра всё будет хорошо.
Глава 5. Начало конца
Не задавай вопросов, если не готова к ответам.
Ольга У. «Хранители. Тени мира»
Только не пиши мне больше вечером
Думать, плакать совсем не хочется.
Знаешь, даже сказать тебе нечего.
Не целую. Плохой тебе ночи.
Р. Брэдбери
… А потом Саддам просто пропал. Он никак не обнаруживал себя ни на следующий день, ни днём спустя, а я всё не могла заставить себя перестать его ждать. Неля до сих пор вспоминает свои ощущения от той нашей поездки, в которой ей довелось увидеть в моих глазах такую глубину человеческого отчаяния, что она всерьёз задумывалась о том, не совершила бы я с собой чего непоправимого. Я же терзалась другими мыслями, выливавшимися в один лишь вопрос «Почему?», кстати говоря, ответ на который был очевидным для моих попутчиц. «Ты сама во всём виновата! – приговаривала Неля, утирая мне слёзы, – мужик не станет играть в догонялки вечно; игры ему эти ни к чему. Он лучше догонит ту, которая бегает плохо или прикидывается, что плохо. Умной должна быть баба, а ты – дура». Но у меня было своё мнение на этот счёт, и потому я снова и снова набирала абоненту, находящемуся уже четвёртый день подряд «вне зоны действия сети».
Мама всегда говорила, что я очёнь упрямый человек и порой мне казалось, что это качество во мне её раздражало. Бабушка называла эту мою черту характера несколько иначе: «Сухоломная ты, не слушаешь никого!» – говорила она. Сейчас, спустя практически два года, я уверена, что не прояви я упорства тогда, всё могло быть иначе, но на «иначе» я не была согласна ни тогда, ни теперь.
«Ну, наконец-то, мы встретились, дорогая!» – повизгивающий истеричный альт, который всегда был неотъемлемой частью моей близкой подруги, этим вечером особенно напрягал. Нужно сказать о том, что с Динарой я в большинстве случаев встречалась неохотно, вроде бы как из чувства долга или жалости; в этот раз было не без того. Дина была в Шарме на тот момент без малого три месяца, и я чувствовала, что период её адаптации ещё не истёк. Безусловно, мне хотелось поддержать её морально. Сегодня именно по этому поводу я соизволила выбраться на променад Меркато, большие ворота которого в вечерних сумерках горели кроваво-красным.
Эль Меркато – необычная улица, предлагающая много новых интересных знакомств и полезных покупок, и что самое главное, неожиданных встреч.
«Оля, я расстроен, но это не вини себя. Ты остаёшься с мужем и это твой выбор. Всего хорошего» – я пыталась поверить тому, что открыл сообщением мой гаджет. Резко затормозив, я начала судорожно хватать ртом воздух огромными глотками, а в глазах замельтешила разноцветная мошка.
«Дорогая, что с тобой? – Дина взволнованно трясла меня за плечо, – случилось что-то страшное? Что там за сообщение?»
«Нет, ничего страшного, прости, просто неожиданный ответ».
«От кого?» – продолжала навязчиво любопытничать подруга.
«Нууу, я говорила тебе мельком, о человеке, который внезапно пропал из моей жизни… и теперь вот, тени из прошлого дали о себе знать».
«Ааа, вон оно что – захохотала она, как мне показалось опять не к месту, – что, решил извиниться?»
«Типо того», – я отвернулась в сторону и сделала вид, что с интересом рассматриваю огни фонтана.
Пожалуй, Дина была на этот момент последним человеком, с которым мне хотелось бы обсуждать свою личную жизнь. Почувствовав, видимо, что пора менять тему, Динара, проблистав улыбкой, сказала: «Слушай, тут недалеко есть комната для принцесс, составишь мне компанию?»
«Почему нет, знать о таких местах никогда не лишнее» – откликнулась я на предложение.
Дальше разговор перетёк в русло общих тем из серии «о погоде, моде и природе», а также об особенностях поведения на местности. Уже на подступах к хамаму Дина добавила: «И в общем, один мой хороший приятель сказал, что самое главное слово, которое следует заучить, живя здесь, это слово «Ля» – означает в переводе «нет» – знаешь?». Саддам так и сказал, что важно запомнить именно это».
Духота огромной тепловой волной накрыла меня с ног до головы. На мгновение мне показалось, что от внезапного приступа головокружения я оглохла. «Пожалуйста, повтори, что ты сказала…». «Я сказала, что нужно уметь отказывать арабам иначе, пиши – пропало». «Я не об этом. Имя твоего приятеля… ты назвала его Саддамом?». «Да, но не беспокойся, он не Хоссейн» – Динара снова засмеялась. «Так, говоришь, вы близкие приятели?» – мой собственный голос звучал откуда-то со стороны, я чувствовала, что ещё чуть-чуть и моё сознание выключится. «Нууууу, не то, чтобы очень близкие, мы друзья, а почему ты спрашиваешь?» – сквозь громкие удары собственного сердца я с трудом слышала ответы подруги. «Кажется, это именно тот, человек, которого я ищу… но этого просто не может быть, такое совпадение невозможно» – я уже почти не слышала звук собственного голоса. «Дин, давай, пожалуйста, сверим его номер телефона». «Хорошо, если тебе так нужно…»
Раскрыв наши телефонные журналы, мы успели дойти лишь до четвёртой цифры номера, как вдруг он позвонил… Саддам звонил… но звонил он ни мне,… ей. Это последнее, что я запомнила, а после мир вокруг меня погас, и я, с бешеной скоростью, начала проваливаться в огромную чёрную дыру.
«Оля, Оля, может нужно позвать врача, что с тобой?» – крик Динары становился всё громче, а я, нащупав под собой холодный кафель пола, понемногу начала возвращаться в реальность, вспоминая обрывки выключившего меня разговора.
«Откуда ты знаешь его?»
«Какая разница? Познакомились где-то в море, наверное… не припомню. Он – дайвер, я – дайвер и в нашем знакомстве нет ничего необычного. Так значит, это он пропал так внезапно?» – Дина продолжала разглагольствовать – «если хочешь, я позвоню ему сейчас и назначу встречу. Хочешь? Вот, смотри!» – и она решительно ткнула мне в лицо свой гаджет.
… Хотела ли я?… Я в общем отказывалась верить в происходящее и чувствовала себя отчего-то какой-то слишком преданой.
«Звони!» – выкрикнула я, решив будь, что будет.
Подруга набрала номер телефона и заворковала в трубку в такой слащавой тональности, что меня снова замутило.
«Нуууууу, вот» – наконец сказа она, свернув окно вызова, – будет через пятнадцать минут».
Казалось, прошла вечность, прежде чем я решилась выйти из-за витрины магазина навстречу человеку, спешащему на свидание с женщиной, которая всегда претендовала на статус «верной и любящей подруги». Я смотрела на двух близких мне ещё вчера людей, словно сквозь растрескавшееся стекло и не понимала, что в общем происходит в моей жизни. Ошарашенная диким стечением обстоятельств я отказывалась верить в простое совпадение, в случайность их знакомства.
«Привет Саддам»
«Здравствуй Ольга» – по ответу было заметно, что он удивлён не меньше моего происходящим.
«Ого! Вы знакомы?!» – наиграно взвизгнула Динара.
«Да, немного… пару раз встречались на Эль Фанар»
После этих слов Саддама небо рухнуло мне на голову и разлетелось на миллиард каких-то ржавых железных кусков.
«Пару раз…» – запульсировали слова в висках… «значит всё, что между нами было заключено в «пару раз»?! Я развернулась и, еле сдерживая рыдания, бросилась бежать в сторону таксопарка.
То, что было потом даже сейчас вспоминается с трудом. Кажется был порывистый ветер и я, стоящая на скале у обрыва в море, и шторм… молчание Саддама, тщетные попытки Дины поговорить и в конце-концов моё возвращение в Россию. Двумя неделями позже я узнаю, что моя полётная программа в Мармарис аннулирована, а спустя ещё пару недель я вновь вернусь в Шарм. Но это уже будет тема следующей главы. Пока же всё, что оставалось мне – это безнадёжно растрескавшиеся розовые очки и место 17А в салоне боинга.
Глава 6. Все дороги ведут в Шарм
Так что я там говорила про Мармарис? Ах, да! Мармарис не состоялся. Нужно ли сказать за это «спасибо» туроператору «Интурист» или же гори он синим пламенем?
В любом случае, на тот момент оператор моей жизни «Мактуб-тур» запустил свою полётную программу, в которой мне была отведена главная роль.
Май далёкого уже теперь 2015 вслед за апрелем не менее бесцеремонно вторгся в мою замороченную сопливыми мелодраматичными сюжетами карму и сделал меня счастливой наконец-то и вопреки… моим принципам, совести и облику морали. В мои внезапно изменившиеся планы не входило сообщать Саддаму о прилёте и уж тем более давать шанс на покаянную встречу. Но, выскажусь затёртым афоризмом «плоть слаба», а в моём случае слабым за компанию оказался и здравый смысл и, спустя часа три после вечернего прилёта, я уже докладывалась о самочувствии.
«Как ты дорогая? Надеюсь, усталость от перелёта не помешает нашей сегодняшней прогулке. Я хочу тебя. Видеть. Очень». «Давай часа через два у шлагбаума» – мои руки, державшие телефон, стали предательски влажными. Я нервничала.
Время перевалило далеко за ужин, я была сыта и потому видимо, усевшись на поребрик газона, мне было хорошо и спокойно. Да ещё ярко-розовые цветы фуксии над моей головой были изумительны. Знаете, давно замечено мной – насколько прекрасен и обворожителен Шарм ночью, настолько безоружной остаюсь я перед его очарованием. Город, как истинный восточный мужчина, пускает в ход всё своё красноречие, заключённое в безмолвном мягком жёлтом свете сотен уличных фонариков, в пёстрых красках национальных одежд, запахе мускуса и мелодичных восточных мотивах. Очарованию этому нет сил сопротивляться никаких, а противостоять волшебству в этой стране не возможно. Но этим майским вечером я всё ещё сопротивлялась надвигающемуся на меня счастью. Наивно. К тому же я на редкость была благосклонна к Саддаму «после всего того, что между нами не было» и позволила нашей с ним встрече быть, предупредив, однако, о том, что мы снова встаём по отношению друг к другу в удобную для меня позицию «strangers». Да-да, так радостно и заявила: «Прикинь! Не хочу тебя больше ни под каким соусом!». Саддам был согласен на мои условия поскольку обвинялся во всех смертных грехах, сотворимых им в предшествующей встрече и предпочитал не обострять. Казалось, Кэп настолько боялся испортить наш «худой мир», что отказался даже от попытки взять меня за руку. Тем вечером многое было сказано в оправданье и это многое определило события дальнейших семи дней. Если бы мы могли быть уверенными в правильности своих поступков и знать наверняка о последствиях спонтанных решений, всё сложилось бы совсем иначе. Но это была бы уже история не про нас. Тем вечером, гуляя по закоулкам Хадабы, заглядывая периодически в глаза друг друга, мы продолжали действовать согласно правилам игры, которая была придумана не нами, игры старой как мир, где по правилам мужчина и женщина были в равных стартовых условиях. Но у меня месяцем раньше случился фальстарт и потому уже сегодня было ясно то, что я проигрываю.
«Иля леккаа (до встречи – араб.)! Но ведь мы увидимся завтра, Оля?» – Саддам очень внимательно и сосредоточенно ждал моего ответа.
«Мэши, бокра (хорошо, завтра – араб.)» – я поспешила уйти, не оглядываясь.
Глава 7. Игра в декаданс
Во мне заговорила Совесть
И говорит, и говорит…
Как жаль, что я
Не понимаю иврит.
Входи в меня, а я буду сходить с ума
Vk//Вульгарные
Полдень был как никогда жарким; я чувствовала, как моя кровь закипала, подогреваемая обжигающим ветром, дующим как из турбин с бесконечных просторов Сахары. Таксист встретил меня широкой улыбкой и, приоткрыв дверь, ни на секунду не переставая улыбаться, проявил незатейливую, однако, непривычную для местных любезность, заботливо подложил на раскалённое пассажирское сиденье махровое полотенце.
Меня подташнивало… хотя, это было моим обычным состоянием, если я выходила в полдень на улицу, напоминающую больше раскалённую заасфальтированную сковородку. До центра Хадабы мы добрались быстро и, благодаря, добродушной болтовне таксиста и скорости «далеко за 100 км/ч» я с трудом успевала сосредотачиваться на своих тревожных мыслях… впрочем, на пейзаже за окном я успевала сосредотачиваться ещё меньше.
Как только я вышла из машины тошнота снова комом подкатила к горлу и мысленно я попросила Саддама поскорее спасти меня в прохладе арендуемых им комнат. Удивительно… в полуобморочное состояние я в равной степени впадала и от полуденной жары Востока, и от взгляда Кэпа. Услышав шаги у себя за спиной, я обернулась прежде, чем по привычке Саддам успел радостно прокричать приветствие мне в ухо. Думаю, что скоро я научусь так же громко выражаться, как это делают по обычности своей египтяне. Я посмотрела пристально в глаза своего спутника и не сдержала нервной ухмылки. «Что опять не так?» – услышала я в ответ и глаза Саддама вопросительно уставились на меня – «Всё хорошо?». Он редко говорил со мной по-русски, лишь тогда, когда хотел показать своё расположение и готовность к диалогу. Безусловно, я ценила это желание в нём, но именно сейчас, не смотря на приятный моему уху звук родной речи, в его тоне чувствовалось ответное моему напряжение. Мы оба словно… были на грани, на грани рывка, а вот совершим ли мы его навстречу собственным желаниям или бросимся бежать в обратном направлении, нам предстояло решить в эту самую секунду и зависело решение от того насколько мы ещё были готовы терпеть друг друга.
«Всё хорошо, Ильхамдулля (слава Богу – араб.)» – мне показалось, что мой ответ прозвучал несколько резко, но я старалась не затягивать паузу. «Тогда, может быть уже нам надо идти?» – последовало незамедлительно, и я почувствовала, что Саддам подбирает слова. Его тон стал заметно мягче, и я уловила, наконец, радость в его голосе. Кэп протянул руку и, не смотря на пару любопытствующих глаз, я откликнулась ответным жестом. После того, как я научилась плавать, он всегда держал меня под водой за руку именно так, только мизинцем, подцепив им мой, находясь на пол гребка впереди, слегка удерживая, не позволяя затеряться среди пёстрых рыб, которые сродни людской толпе норовили унести своим потоком в открытое море.
Пока мы шли по улице к дому, проходящие мимо нас арабы, здоровались, иногда мы останавливались и Саддам перекидывался парой фраз с соседями. Я старалась не думать о том, о чём они говорят, и ещё меньше размышлять, о чём думают, мне всё время казалось, что первой мыслью каждого проходящего было что-то типа «А куда и зачем они идут?» и потому мне поскорее хотелось закрыться в квартирный полумрак, где бы мы остались, в конце концов одни… без посторонних глаз. Но Кэп, казалось, никуда не спешил. Видимо, я непроизвольно сжала его руку, потому как он вдруг резко остановился, и, развернувшись спросил: «Что случилось?»
«Стесняюсь немного» – пробормотала я, на что получила в ответ потрясающе широкую улыбку и прилюдный поцелуй в макушку. Побагровев, как свёкла, я закрыла глаза и сквозь удушающую меня тошноту услышала долгожданное: «Мы пришли, дорогая». Пока Саддам ковырялся ключом в дверном замке, я зачем-то прошептала «Сим-сим, откройся», видимо процесс отпирания двери был для моей совести не менее мучителен, чем прогулка по улице до этой самой двери. Через пару секунд, словно, отреагировав на мои слова, дверь скрипнула и поддалась, я шагнула в долгожданный полумрак гостиной. Гостиная, прихожая, кухня… в одном лице; я обнаружила этот эклектический архитектурный жанр после того, как мои глаза попривыкли к полумраку. Было невыносимо душно и хотелось раздеться… хотя и не по одной этой причине. Раздался еле уловимый щелчок, и по квартире полилось мерное урчание кондиционера. Тошнота и сонливость постепенно начали отступать…
Откуда-то, судя по степени отдалённости – из ванной, раздался голос Саддама: «Хочешь чаю?»… большого труда мне стоило сдержать сарказм, чуть было не вырвавшийся из меня ответной фразой: «А может сразу?»… вместо этого я каким-то осипшим голосом ответила: «Нет, спасибо». Я сделала шаг вперёд и споткнулась о книжный развал на полу, где мой взгляд упал на потёртую обложку книги, в которой я узнала роман Л. Н. Толстого «Анна Каренина». Не успела я испугаться недвусмысленному намёку-привету из России, как мне навстречу вышел из ванной комнаты Саддам. Спросив меня на ходу о том, не буду ли я против того, что он снимет штаны, потому что очень жарко, и, не дав мне шанса на какой-либо ответ, в следующее мгновение он уже небрежно швырнул бриджи на спинку единственного стула, стоящего одиноко на кухне. «Кстати», – добавил он, повернувшись ко мне, – «ты тоже можешь раздеться, если хочешь». Увидев мои испуганные глаза, он расхохотался и прокричал, что мне нечего бояться и, что женскими трусами его не шокировать. Мне порядком надоели его издёвки, и я швырнула в него подвернувшейся под руку подушкой. Он нанёс контрудар и сказал, что если я решила вступить с ним в бой, то прежде мы должны договориться о награде для победителя.
О, боже! Я старалась не смотреть ему в глаза потому как в ответ на то, что я в них видела, мне хотелось сдаться тут же, без всякого боя. Но это была моя игра и я должна была выйти из неё абсолютным победителем… или хотя бы попытаться это сделать. Мы немного поговорили на французском и о немецком, почитали друг другу А. П. Чехова, помечтали о светлом будущем… каждый о своём и я вдруг почувствовала, что кондиционер не помогает и что в комнате стало снова невыносимо жарко. И дело было вовсе не в полуденной жаре и не в неисправности функции обдува – градус поднимался изнутри… причём не только у меня и не только градус. И уже не хотелось изображать безразличие… уже просто хотелось… хотелось снять не только шорты, но и трусы… НО! Ведь это была моя игра, в которой мужчина должен был мне проиграть. Такова была расплата его, наказание за всю ту душевную боль, которую я с трудом пережила месяцем ранее. Главное, не смотреть в глаза… куда угодно, только не в глаза! Можно даже для разрядки напряжения злить Кэпа дурацкими вопросами, типа: «А ты меня любишь?» или «А сколько раз собирают урожай картофеля в Египте?»
«Ты можешь сделать мне массаж, хабиби?»
«Что? Что ты сказал? Не расслышала, извини…» – я жёстко выпала из своих раздумий в реальность.
«Я попросил тебя сделать мне массаж. Вот и всё. Вчера я повредил спину на погружении. Как хочешь, конечно».
«Хорошо, почему бы и нет».
Крайне неромантично Саддам брякнулся на одну из кроватей и пробурчал в подушку: «Можешь сесть мне на спину, я выдержу». В отличие от… глаз, спина не представляла для меня откровенной сексуальной угрозы, поэтому я без лишних препирательств влезла на неё. Усердно растирая трапециевидную, я не особо вникала в суть вытворяемых мною массажных «па», а была опять озадачена мыслями и как настоящий полководец просчитывала в уме стратегию боя, который по моей оценке был в самом разгаре. Краем уха я едва уловила смысл сказанных Саддамом слов: «Теперь я перевернусь, потому что хочу видеть тебя». «Ох, нет-нет, ещё не закончила» – спохватилась было я, но мне парировали: «Я тоже… ещё не закончил» – на этой фразе я уже сидела на животе Саддама и, боясь пошевелиться, не моргая смотрела как поднимается его грудь под увеличившейся частотой дыхания.
Переведя фокус зрения вверх и наткнувшись на его взгляд, я инстинктивно вздрогнула, как-то резко подалась корпусом назад, видимо предпринимая попытку к бегству, но… попытка не удалась… позади меня ждало большое препятствие, которое я почувствовала при рывке. «Ты сдаёшься, хабиби?» – он спросил это так, словно у меня не было выбора. «Не сдаюсь…» – осипшим голосом прошептала я с трудом, но отчётливо получилось проговорить только сам глагол без частицы «не». Кстати, советую всем на будущее – учите синонимы, иначе рискуете быть не так услышанной и превратно понятой, как я тем днём.
А дальше было ответное слово… точнее два, которые я даже не услышала, а почувствовала и, скорее прочла, во взгляде Саддама… «Want u (хочу тебя)» – два слова, которые мне ни тогда, ни впредь больше не удавалось дослушать до конца, поскольку уже после первого произнесённого уши закладывало как в самолёте, влетавшего в зону повышенной турбулентности. Совершив молниеносный кульбит в стиле «а-ля дайвер» вокруг моей оси, Кэп оказался сбоку и, уткнувшись в шею, чуть щекотя меня губами, прошептал: «Я так скучал, так боялся, потерять тебя». Я не знала, какой процент искренности был в этой его фразе, но горячие слёзы тут же потекли из моих глаз, обжигая щёки и душу. Я импульсивно ещё крепче прижалась к Саддаму всем телом, словно пытаясь отогреться, потому что последние пару минут мой организм демонстрировал чудеса термодинамики: меня бросало то в жар, то в холод. Кэп отстранился и внимательно посмотрел мне в глаза: «Не плачь, хабиби» – напряжённо улыбнувшись, сказал он – «так что мне делать? Ты хочешь продолжать?» Когда он говорил по-русски, его речь была всегда так стилистически корява и скребла ухо, но слово «хочу»… оно в отличие от других слов звучало эмоционально, по-детски капризно и по-арабски взрывно, словно над ним стояла интонационная огласовка «хамзы».
«Признай поражение! Ведь ты и так уже на лопатках!» – прокричала я, неуклюже взгромоздясь поверженному на живот. Это греко-римская борьба начала меня порядком выматывать. Я сложила свои, трясущиеся от напряжения руки пистолетом и ткнула ими в сердце своего «противника»: «Теперь ты у меня на мушке! Попался?!». Кэп растянул в белозубой улыбке рот и посмотрел на меня взглядом абсолютного победителя: «Мэфиш мушкеля (нет проблем – араб.)! Хочу последнее желание!». Я прищурилась, ожидая подвоха: «Okay! Стакан чая? Звонок другу?» – «Дорогая, хочу, чтобы ты сняла трусы». После этих слов меня снова бросило в жар – чудеса термодинамики продолжались. Весь наш получасовой диалог напоминал мне процесс торговли на восточном базаре, где никогда до последнего не угадаешь наверняка – уйдёшь ли ты с большим куском бесплатной пахлавы или с кучей ненужного хлама, проданного тебе по космической цене.
«Ну, уж нет! Только после вас, мой сеньор», захохотала я, и, по-прежнему угрожая «пистолетом» обернулась назад в твёрдом намерении не упустить возможность и съязвить по поводу яркого кричащего лейбла Кевина Кляйна на нижнем белье Кэпа, который я заприметила ещё в первом раунде нашего эротического поединка.
Не зря афоризм житейской мудрости гласит: «в щекотливой ситуации самое главное не делать резких движений». Это я к тому, что мудрость никогда не была моим коньком и посему, совершая резкий манёвр разворота по животу Саддама, моё тело взяло неожиданной широты угол. Дабы противостоять центробежной силе, несущей меня к полу я попыталась найти опору, удержавшую бы меня «на коне». Конечно, безусловно, я рассчитывала на брендовые трусы от Кляйна; единственным спасением было так легко и просто ухватиться руками за их широкую резинку, что я и поспешила сделать. Однако, уже пролетая рубикон, краем глаза я отметила отсутствие всякого белья.
Ох уж это чувство самосохранения! Как же я люблю его за оперативность и непоколебимость изначально принятых решений! Благодаря ему, уже через мгновение мои руки крепко сжимали внушительных размеров мужское достоинство необычного шоколадного цвета. «Ну, вот» – возмущенно подумала я – «больше никакого горячего шоколада и особенно по-венски!», а вслух воскликнула: «O, mine God! (О, Бог мой)”. Кэп расхохотался: «Надеюсь, это комплимент, хабиби!?»… после этих слов…, уважаемый читатель, кажется, я уже говорила тебе что-то на счёт свёклы, да?…
«А ты, знаешь, это нечестно!» – с досадой в голосе выкрикнула я, словно мне на рынке всё-таки подсунули огурец вместо ожидаемой пекинской капусты.
«Но, чтоооооо?» – он словно нарочно протянул слова, и, продолжая поддразнивать, демонстративно показывал мне язык.
«Пускать в ход тяжёлую артиллерию, вот что! Мы условились на дипломатические переговоры. Ты солгал!»…
Я всё болтала и болтала без умолку до тех пор, пока наши взгляды вновь не пересеклись. Тогда я увидела это выражение глаз у Саддама впервые, но сразу поняла, что он давно уже не слушает меня. Поняла это по расширенному зрачку, по горячему дыханию, которое я ощущала кожей, по напряжённому рту… Уже пару секунд, как я молчала, но стук моего сердца, казалось, был слышен на соседней улице. Время остановилось… хотя нет, оно всё-таки медленно, но тянулось… подобно растаявшей на солнце ириске; было таким же сладким и липким. Не отводя взгляда, Саддам нежно, но настойчиво гладил мою спину, и руки его спускались всё ниже, а сердце моё при этом стучало всё чаще. Я понимала, что в этой игре от декаданса мою жизнь отделяет всего лишь скромный кусочек чёрной вискозы, кокетливо приспущенный с бёдер. Но Кэп смотрел не на полоску сексуального нижнего белья, он по-прежнему смотрел мне в глаза, потому что преграда была отчётливо видна именно там. Мы оба знали, что стоит мне разрешить ему войти, всё в моей жизни станет иным… Логично ситуации назревал вопрос, типа «Что дальше?», потому как наше обоюдное молчание становилось категорически невыносимым. Но больше вопросов не хотелось, потому что каждый вопрос снова и снова толкал меня на сопротивление. Хотелось вовсе не гласности, а того, чтобы Саддам взял меня молча; уже не было никаких сил продолжать борьбу… я решила сдаться. Словно уловив моё состояние, Кэп рывком приподнял меня, обхватив за бёдра, а я, закрыв глаза, почувствовала, как в меня требовательно и настойчиво входит счастье, не оставляя ни малейшей возможности для ремарки ни голосу разума, ни мукам совести. К тому же я даже не подозревала, что проигрывать будет так невыносимо приятно.