Развернувшись, Анфиса пошла в противоположную сторону, а Наташа опустила голову и нехотя пошлёпала домой – ухаживать за больной бабулей.
– А если она обосрётся? Мне ей жопу вытирать, что ли? Ну уж не-ет, я на это согласие не давала…
Наташа медленно шла по дороге, представляя ясную картину, как бабуля лежит на кровати поверх одеяла, её лицо застыло, будто мёртвое, а правая сторона рта свисает вниз, растягивая бледные губы и оголяя нижние пожелтевшие зубы, стёртые временем и любимыми трубчатыми костями. Правая рука упала с кровати и болтается над полом, скрючившиеся пальцы посинели от холода, а большой живот провалился к позвоночнику, превратившись в яму из дряблой кожи.
– Бр-р, – содрогнулась девочка, представив бабулю отошедшей в мир иной. – Страх божий…
Она подошла к калитке своего дома, нащупала деревянную щеколду и откинула её. Калитка со скрипом и под натиском девичьей силы отворилась, приглашая Наташу войти.
– Лучше бы я на физру пошла, – буркнула она, закрывая за собой «ворота в ад».
Ноги не слушались, не переступали, как только Наташа оказалась на своей территории. Щиколотки отяжелели и не желали сгибаться, сустав как будто застрял, как механизм часов, у которого заржавели шестерёнки. Передвигая свинцовыми ногами, Наталья добралась до крыльца с пятью ступеньками и встала как заворожённая.
– Не хочу-у, – пронеслось в её голове с диким отвращением и брезгливостью. – Почему я?
– Наташенька, – окно кухни открылось, и в проёме появилось улыбчивое лицо соседки. – Ты уже пришла? У меня время поджимает. Ниночку я уже покормила, ты только попить ей дай.
Довольная голова скрылась за занавеской, и Наташа, набрав в лёгкие свежего майского воздуха, поднялась по ступеням вверх.
– Привет, бабуль! – вошла в дом, как обычно раскидала свои вещи: сумку – к порогу, туфли – в полуметре друг от друга и подошвой кверху.
Помощница смылась за секунды, оставив после себя немытую тарелку, где была бабкина каша, и кружку, из которой сама же пила чай… или компот…
– Что? – Наташа прошла в комнату бабули, присела на стул, пустующий у постели болезной, и уставилась в грустные глаза пожилой женщины. – Совсем встать не можешь?
Нина смотрела на внучку с каменным лицом, не пошевелив ни одним мускулом. Хотела поздороваться, но неуправляемый рот и волнение за свою немощность не дали произнести ни звука. Правый уголок губ потянулся книзу, оттягивая щеку назад, и Нина стала похожа на уродливого мужчину из фильма «Человек, который смеётся». До сих пор мурашки от этого кошмарного героя с разрезанным, а после зашитым вкривь и вкось ртом.
– Уф-ф, – вспомнив Гуинплена с ярко выраженным уродством, Наташа отскочила к стене. Её лицо побледнело моментально.
Наконец старушка смогла справиться с рукой и приподнять её над одеялом. Её кривые, пухлые пальцы вытянулись, и рука развернулась к Наташе.
– Чё тебе надо? – с каким же отвращением смотрела внучка на любящую бабулю. – Пить хочешь? – вспомнила слова соседки. – Сейчас принесу.
Набрала кипячёной воды из чайника и сквозь неприязнь и мерзкое состояние души поднесла кружку к неподвижным губам.
– И как тебя поить? – опешила девушка, представив, что бабуля сейчас захлебнётся, если ей налить в рот жидкость. Нина находилась больше в полулежачем состоянии, чем полусидячем.
Немного подумав, Наталья поставила кружку на стул, подхватила бабушку под мышки и потянула наверх, пытаясь её усадить. Бабка не сдвинулась с места ни на миллиметр. Естественно, комплекция ребёнка не совместима с весом толстой женщины.
– Ну, и что мне делать? – покрасневшая от натуги девочка прерывисто дышала и расстёгивала пуговицы платья, чтобы освободиться от жара, пробравшегося под плотную ткань школьной формы. – Может, ты мамку подождёшь? – спросив с надеждой в голосе, Наташа вышла из комнаты и подошла к умывальнику.
Вся запаренная, не понимающая, как обеспечивать уход лежачему больному, она открыла кран, набрала полные ладони прохладной воды и окатила лицо. После ополоснула потную шею, прополоскала рот, сопровождая сие действие звуком «А-а», и вытерлась чистым мягким полотенцем.
– И что теперь? – посмотрела на своё растерянное отражение в небольшое овальное зеркало без рамы и повесила полотенце на железный крючок, пристроенный рядом с зеркалом. – Позвать кого? Так все ж на работе…
Вроде и бабку жалко… но Наташа не подписывалась на эти трудности жизни. Никто её заранее не готовил, не предупреждал, да и надо ли? Вообще-то, бабуля – мать отца, вот пусть он и корячится над её телом, ну, на крайний случай, мама – её невестка, она тоже может поухаживать… Они же взрослые, в конце концов! А Наташа – ещё ребёнок, несмышлёный, слабый, ранимый… Котёнка, видите ли, заводить не разрешают, а немощную бабку подсунули. Нет, с ними однозначно нужно, просто необходимо поговорить серьёзно.
Из комнаты послышалось шипение, чем-то напоминающее отдельные звуки или слоги. Повернув голову набок, девочка прищурила глаза и настроила слух на нужную волну.
– А… ша… а… ша…
– Заговорила, – с сожалением выдохнула внучка и поплелась к с сегодняшнего дня ненавистной полумёртвой старухе. – Что? – облокотилась рукой на косяк и состроила недовольную мину.
Бабуля через силу подняла правую руку и оставила её висеть в воздухе.
– Ну что ещё? – изображая плаксивость, девчушка сгорбилась и приблизилась к постели. – Что, а? – встала ровно посередине, разделив визуально кровать напополам своим телом. – Фу! Что это?
Ощутив ужасно отвратительный, гнилостный запах, сдобренный нотками свежей блевотины, Наталья зажала нос двумя пальцами и выбежала на крыльцо.
– Да пошли вы все! – проговорила вполголоса, хватая ртом насыщенный, свежий воздух и избавляясь от приступа тошноты. – Я не обязана! Это не мои проблемы! – непрошенные слёзы покатились из глаз давящейся рвотными позывами девочки. – Сами за ней говно разгребайте, а я и пальцем не пошевелю…
Отдышавшись и вытерев слёзы отчаяния, Наташа села на верхнюю ступень, сунула руки под мышки и устремила свой безразличный взор вдаль, туда, где засаженная картофелем усадьба соприкасается с соседским высоким забором Володьки Калинина. Сегодняшнее утро расколотило более-менее хорошее настроение на мелкие прозрачные стекляшки, не оставив приятного впечатления.
– Лучше бы я в школе осталась, – прошептала Наташа, не сводя глаз с сетчатого забора Володи, сквозь тонкие клеточки которого виднелись окна его дома и какие-то фигуры, мечущиеся на заднем дворе. – А лучше… – наиглупейшая мысль взбрела девочке-подростку, ничего не понимающему во взрослой жизни, – выйти замуж и не касаться никаких проблем с бабками, уборкой, а самое главное – учёбой. Ненавижу учиться…
Поднялась, поправила воротничок платья, прикрыла дверь, повесив на петельку щеколду – знак, что дома никого нет, и отправилась в гости к взрослому, симпатичному парню. Вышла на тропинку, протянувшуюся вдоль усадьбы, и опомнилась – на ногах нет обуви. Вернулась в дом, добежав вприпрыжку, надела туфли и направилась осуществлять несбыточную мечту, только что придуманную на крыльце. Проходя мимо ещё одного соседского дома, огляделась. Между деревянными постройками был небольшой зазор, отделённый дощатым забором, куда частенько лазали ребятишки, когда нужно было попасть домой не по большому пути, а по короткому. Но на этот раз проходная была перегорожена старой заржавелой кроватной спинкой, потому как кто-то из пацанят повадился прятаться в этом проёме и курить батькины папиросы. Однажды, обнаружив облако дыма за сараем, дядька Антон поймал малолетних курилок и надрал им уши, а затем оттащил к родителям, предупредив: если ребятня спалит сарай, то придётся заплатить кругленькую сумму за убытки.
– Понаставят тут, – отодвинув прикрученную толстой проволокой спинку, Наташа просунула ногу в образовавшуюся щель, поднажала на железную деталь и всунула вторую ногу. – Ни пройти, ни проехать, – поругала про себя глупого дядьку, поправила решётку и после отряхнула руки от обвалившихся хлопьев вековой краски и ржавчины.
Пробежав вдоль забора и наслушавшись грохота молотка, вышла к дороге, обошла угол забора. Глянула на задний двор, чтобы понять, кто есть дома. Под яблоней, растущей близко к стене жилища, на корточках сидел человек спиной к общей улице, судя по голому торсу и короткой стрижке – это был мужчина. Он энергично взмахивал молотком и также резко опускал его на новёхонькую осиновую доску, вбивая в свежее полотно гвозди-соточки. Наташа стояла по стойке смирно и любовалась игрой мужских мышц и крепкой рукой в районе плеча. Какие же у него красивые бицепсы!.. Гладкие, волнистые, так и хочется потрогать…
– Тебе чего? – в открытую дверь дома выглянуло серьёзное, хмурое лицо младшего брата Вовы – Генки.
– Я… к Володе, – немного неловкая ситуация получилась, но Наташа справилась с девичьей нерешительностью и робко подошла к незапертой калитке.
– Вов! Это к тебе! – выкрикнул Гена и скрылся за занавеской.
Парень обернулся, услышав голос брата.
– Привет! – призывно улыбнулся и быстренько вогнал последний сантиметр огромного гвоздя в доску, пристукнув пару раз напоследок расплывшуюся шляпку.
С трудом приподнявшись на замлевших ногах, потянулся, разведя руки в стороны, и встряхнул промокшей потом чёлкой.
– Как дела? – опять улыбнулся. Боже, какой же он… слов нет описать его внешность.
– А что ты строишь? – выдавая безразличие за интерес, Наташа приподнялась на носочках и посмотрела на длинную, широкую доску, от которой пахло осиной. Подошла ближе и засмущалась, пряча глаза.
– Лавку, – Володя покрутил плечами, как это делают на уроке физкультуры, чтобы размять одеревенелые мышца, и опять встряхнул головой.
– А зачем? – закусывая нижнюю губу, Наташка начала строить глазки взрослому парнишке и откровенно флиртовать.
– Много будешь знать – скоро состаришься, – усмехнувшись над детскими наивными жеманностями, Володя опустил свой зад на недоделанную лавку, стоящую на трёх ножках, достал из кармана трико пачку сигарет и прищурился, окинув карими глазами школьную форму девочки. – А ты почему не в школе? – поднёс к лицу зажжённую спичку.
– Не хочу, – Наташа заложила руки за спину и шагнула вправо, к небольшому яблоневому садику.
– Как это? – парень вытер тыльной стороной руки лоб, а потом – шею и покосился на школьницу.
– Легко, – с каким-то томным выдохом произнесла Наталья, прохаживаясь вдоль цветущих деревьев, источающих удивительно приятный аромат.
– А ты смелая, – сделав затяжку и тут же выпустив кольцо дыма, Вова вспомнил последнюю встречу с девчонкой. – Только не до конца.
– Да, смелая, – подтвердила соседка, повернувшись к Володе. Поставила ноги крестом и покачалась взад и вперёд, будто готовится к прыжку.
– У нас в субботу праздник намечается, – сделав глубокий вдох, выпустил дым и поднялся, плюнув при этом на красный уголёк окурка. – Придёшь?
– Угу, – Наташа только этого и ждала. Так хочется иметь взрослого парня, чтобы все обзавидовались.
– Точно придёшь? – Володя открыл коробку с гвоздями и приготовился продолжить начатую работу.
– Не веришь?
– Ловлю на слове, – приладил гвоздь к нужному месту и стукнул молотком по шляпке.
Наталья поняла – пора уходить.
– А что за праздник-то? – сделав два шага к калитке, обернулась.
– Про́воды. Слыхала о таком? В армию меня забирают, – не отвлекаясь от работы, Вовка ударил ещё два раза.
– Ну бли-и-ин, – настроение упало ниже плинтуса. Открыв калитку, Наташа сделала ещё несколько шагов и вновь обернулась.
Какой же всё-таки Вовка классный, глаз не оторвать. Широкоплечий, мускулистый, весёлый, наконец. Задумчиво отметила внешние достоинства и поплелась к дому.
– Сейчас приду, а там – тоска зелёная… – борясь с нежеланием возвращаться, девочка топала по дороге (решила не сокращать, чтобы подольше побыть с собой наедине). – На проводы пригласил, – шептала себе под нос, глядя на чёрные мысы туфель, покрывшиеся тонким слоем пыли. – На два года?
Наташа знала, что ребят забирают на два долгих года. Видела, как девушки, провожающие свою любовь в дальний путь, плакали и крепко обнимали юных парней. Ждали их возвращения, а кто-то не ждал, уезжал учиться и привозил из города новую любовь.
– Так-то он мне нравится, – рассуждала Наташа, представляя перед глазами чернобрового Володю. – Но два года…
Она уже вовсю чувствовала себя его девушкой, считала, что просто обязана дождаться, писать письма и сидеть целыми днями в своей комнате. Подходя к дому, уже успела вообразить себя женой, носящей фамилию Калинина.
– Наташа! – голос с противоположной стороны улицы был чем-то встревожен.
Повернув голову, Наталья увидела Люду.
– Тебя папа искал! – соседка подкинула благую весть.
– Папа? – прикинув, который сейчас час, Наталья ответила подруге в довольно-таки грубой форме и тут же задала вопрос, – а ты почему не в школе? Прогуливаешь?
– Вообще-то, я болею, – прижав пальцы к шарфу, намотанному вокруг шеи, Людмила покашляла.
– Ври дальше, – махнув рукой, Наташа направилась к двери.
Войдя в дом, сразу нарвалась на злющего отца.
– Какого чёрта?! Ты где шляешься?
«Значит, уже обед», – промелькнуло в голове девочки.
– Тебя зачем домой из школы забрали?! – Фёдор сидел за кухонным столом и морщил нос, будто в доме чем-то воняло. – Это я должен делать, или кто?
Он кричал надрывисто, выплёскивая негативные эмоции и навязывая взрослые обязанности на хрупкую девочку.
– Быстро нагрела воды и пошла мыть бабку! В доме не продохнуть! Я открыл окна, а толку! – папа скривил лицо, будто его сейчас стошнит.
– А почему я? – возмутилась Наташа, снимая туфли.
– Ты совсем с головой не дружишь?! – ещё громче заорал взбесившийся отец и вскочил на ноги. – Она женщина!
– И что? Я тоже… – что-то не то ляпнула Наталья. Впервые в жизни поставила туфли рядом с остальной обувью в конец ряда и зашагала в свою комнату.
М-да-а, в доме действительно стоит такая омерзительная вонь, будто пару минут назад здесь кто-то сдох и разложился. Натянув рукав на кисть, девочка приложила руку к лицу. В комнате её ждало продолжение скандала с отцом. Не успев закрыть за собой дверь, Наташа отпрыгнула в сторону, так как отец рванул дверную ручку от себя, и дверь распахнулась настежь.
– Ты оглохла?! – встал в проёме, дрожа от гнева. – Ставь воду, я сказал!
– И не собираюсь, – содрогнувшись от яростного крика и обезумевшего отца, Наташа присела на кровать.
В эту минуту в прихожей стукнула закрывающая входная дверь – это и спасло девочку от отцовской истерики. Скорее всего, он мог бы даже и ударить, потому как выглядел, как сумасшедший: его выкатившиеся из орбит глаза вот-вот выпадут и покатятся по старенькому советскому паласу.
– Федя, ты дома? – Анфиса переступила порог и заметила ботинки мужа. – Как там Нина Антиповна?
Отец моментально развернулся и выскочил из комнаты встречать жену.
– Ты ничего не чувствуешь?! – он еле сдерживал озлобленный тон, чтобы не накричать на жену. – Такой шмон стоит, хоть топор вешай!
– Так говорят, когда в доме дымно. – поправила раздражённого мужа Анфиса. – Чувствую, у нас что-то протухло, – ответила спокойным голосом и сняла обувь.
– Она вся обосралась! А эта!.. – вытянул руку на дверь комнаты, где живёт дочь. – Сбежала и бросила свою любимую бабушку гнить заживо!
– Так, подожди, – Анфиса пришла пообедать, а не выслушивать истерики зрелого мужика.
Не торопясь, помыла руки, вытерла их и заняла табурет, на котором недавно сидел Фёдор.
– Кто сбежал? Куда? – её лицо казалось безразличным, но это всего лишь усталость.
– Дочь твоя! – лицо Фёдора раскраснелось от перенапряжения.
Анфиса перевела взгляд на сторону и негромко позвала Наташу. Девочка вышла из комнаты.
– Я за домашним заданием ходила, – промямлила и опустила глаза в пол.
– Врёшь! – взъерепенился Фёдор. – Тебе до уроков никогда дела не было!
– Можешь проверить, – прошипела Наташа и быстро удалилась к себе.
– Пожрать не приготовлено! А мне через полчаса на работу! – отца трясло, как потерпевшего после наводнения или ещё чего.
Анфиса поставила ведро с водой на плиту, зажгла конфорку и заглянула в холодильник.
– Так суп есть, – вынула пятилитровую кастрюлю с гороховым супом.
– Позавчера гороховый! Вчера гороховый! Ты не можешь приготовить что-нибудь другое?! – натянув растоптанные боты, Фёдор с треском захлопнул за собой дверь и вышел на улицу. – Столько баб в доме, а пожрать нету!
Второпях спустился с крыльца, чуть не упав с третьей ступени, и побрёл на пилораму, слушая голодное бурчание в пустом брюхе.
Анфиса нисколько не расстроилась. Пусть идёт. Привык, чтобы ему подавали каждый день свеженькое, а чтобы помочь – ума не хватает. Эх, избалован Федя разнообразными блюдами своей мамочки. То пирожки, то пельмешки с ароматным жаркое. Анфисе особо готовить некогда, приволочёт с фермы ноги и спешит в сарай – кормить скотину и доить корову. Оказывать помощь по хозяйству Фёдор не может, устал, видите ли. А Анфиса не устаёт. Она ж баба, ей положено тащить дом на себе…
Проведав свекровь, Анфиса поправила ей одеяло, подала питьё.
– Ну, как ты? – присела рядом, ощущая всеми фибрами кожи изнурительно едкий запах, исходивший от старушки. – Сейчас вода согреется, и помоемся.
Бабуля смотрела на невестку с каменным лицом, не пыталась сказать что-то, не поднимала руки, лежала, как статуя – неподвижно. Ещё никогда не приходилось мыть лежачего больного, но Анфиса справилась. Будто чутьё ей подсказало, а может, мышечная память, или как это называется? Это всё равно, что подмывать ребёнка, только большого, взрослого. Не составило трудов и переодеть, подложив под пятую точку сложенную пелёнку на крайний случай, если Нина Антиповна захочет в туалет. Все процедуры старушка перенесла стойко, без мычания и отталкивания от себя нелюбимой невестки. Многое рассказывали женщины деревни, когда им приходилось переживать роль сиделки. У кого-то старичок кусался, хотя и был «по-хорошему» парализован, у кого-то бабуля больно щипала помощника за руки и визжала, будто её разделывают на куски, ну а Нина… Только смотрела за движениями и соблюдала тишину.
– Ну, вот и всё, – ласково улыбнулась Анфиса, накрывая тёплым одеялом безмятежную свекровь. – Сейчас будем обедать.
Наташа не выходила из своей комнаты. Она подслушивала за стенкой и морщила нос, представляя, как мать убирает с ног бабули экскременты. Сидела на кровати, приложив к ковру ухо, и рисовала в голове отвратительную картину.
– Наташа! Послезавтра приезжает дядя Игорь с семьёй! Будь добра, сходи в магазин! Надо подготовиться к встрече родственников.
О, круто! Брат отца приезжает… Он такой прикольный, весёлый, юморной. Наташа быстренько переоделась, взяла у матери деньги, список и побежала в магазин. Как же ей нравилось ходить по магазинам, можно оставить сдачу себе тайком от матери, потому что она не позволяла брать больше копейки. А что это – копейка? А вот бабуля давала двадцать, а то и тридцать, чтобы любимая внученька складывала денежку в свинью-копилку, которую ей подарил дядя Игорь и тоже внёс материальную лепту в виде рубля.
– Класс! – с подскоком спешила за покупками. – Дядька тоже денег подкинет. Жаль, что приезжает раз в год… – и тут она остановилась. – Послезавтра же суббота…
Радостное настроение рухнуло. Что же делать? Хочется и с дядькой время провести, и к Володе сгонять на праздник. Поплелась Наташа в магазин понурая и даже слегка разозлённая. Сделала покупки, и такая же грустная вернулась домой.
– Мам, а дядя Игорь надолго приезжает? – положила авоську на табурет и села рядом.
– На один день, а что? – Анфиса крутилась у плиты, озабоченная обедом на скорую руку.
– Да нет, ничего, – поставив локти на стол, девочка подпёрла руками щёки.
– Ты что-то хотела? – мать сразу поняла – Наталья не задаёт вопросы просто так, у неё есть свой интерес.
– Да так… – уставившись в окно, Наташа горестно вздохнула.
– Говори, я же вижу, – улыбнувшись, мама накрыла кастрюлю с кипящим картофелем алюминиевой крышкой и встала около Наташи.
Наталья состроила скорбящую мину, положила руки на стол и ещё раз вздохнула, но уже не так печально.
– Меня пригласили на праздник.
– Надо купить подарок?
– Наверное, – пожав плечами, дочь взяла маму за руку. – Я ещё не была на про́водах…
– Каких ещё проводах? – смутилась Анфиса.
– Володю, нашего соседа, в армию забирают.
– Не поняла, – Анфиса нахмурила брови-ниточки. – А ты-то тут причём?
– Меня пригласили… – ну вот, Наташа заметила, как мама напряглась.
– Вы что, друзья? – голос матери приобрёл строгий оттенок. – С каких пор? – Анфиса сжала губы, пронзительно уставившись в глаза девочки.
– Он мой парень, – твёрдым голосом ответила Наташа и встала на ноги.
– Сядь! – на этот раз Анфиса рыкнула так, что разбудила бабушку.
Нина открыла глаза и начала прислушиваться к постороннему разговору.
– Он взрослый мужик, а ты ещё соплячка!
За спиной послышалось шипение. Из кастрюли потекла пена, заполняя пространство вокруг конфорки и растекаясь по эмалированной поверхности газовой плиты.
– Ух, – Анфиса развернулась и взялась двумя пальцами за пробку из-под шампанского, которую специально заточили под размер петельки крышки и засунули туда.
Взяв алюминиевую столовую ложку, женщина второпях сняла пену.
– Если отец узнает… – Анфиса открыла банку с ГОСТовской солянкой. – Получишь по первое число.
– Мне не три года. Я могу решать сама! – психанула девчонка и убежала в комнату.
– Поори мне ещё на мать, – выгребая солоноватую капусту из поллитровки, Анфиса была уверена, что дочка не посмеет пойти к взрослому парню в субботу.
Да и странно всё это, семья Анфисы никогда не имела дружеских отношений с соседями Калиниными. Здрасьте – до свидания – и на этом всё. Отец Володи слишком напыщен и высокомерен, чтобы заводить дружбу с простыми работягами. Куда уж Федьке с Анфиской до бригадирского плеча?