– Ты что, крезанулась? Сама ты диамант! Крэйзи диамант! – в сердцах бросил он, и ушёл на кухню.
Шли дни, недели, наступила зима. Люба посылала дочкам деньги, звонила часто и подолгу с ними беседовала. Дине приходили большие счета за межгород. Андрей всё чаще изображал из себя короля и требовал развлечений. Люба устраивала для него сольный концерт, старательно пела под гитару – аккомпанировала Дина, – пританцовывая. Однажды он потребовал, чтобы обе они отплясывали перед ним. Плюхнулся в кресло, накинув песцовый халат, поставил кальян, затянулся.
– Ну! – приказал нетерпеливо, – начинайте!
Женщины включили музыку, и принялись вытанцовывать.
– Вы что, дохлые? Шустрее, шустрее! – командовал он. – Извивайтесь, сплетайтесь телами, изображайте лесбий!
Так пролетел год. Андрей устал бегать по редакциям, и стал посылать Дину саму, предварительно договорившись по телефону. Его уже знали, и ждали переводы. В тот раз Дина отнесла большой роман австралийского автора, и заторопилась домой. У неё было нехорошо на душе, какая-то неясная тревога царапала сердце. Как назло, автобус долго не появлялся. И тащился он слишком медленно. Она смотрела в окно и мысленно подгоняла. Вот, наконец, её остановка. Выскочила, промчалась через сквер, через двор, заскочила в подъезд. Надавила кнопку вызова лифта. Он завис на каком-то этаже, потом кабина медленно поползла вниз. Диана ворвалась в лифт. Он словно назло вяло поднимался на второй этаж. Почему она не помчалась пешком, сама не знала. В голове помутилось. Вот, наконец! Дверь! Где же ключ? Она нервно шарила в сумке. Ключ был в кармане. Вошла. Дома пусто. В комнатах распахнуты шкафы, вещей Андрея нет! Нет и вещей Любы! С книжных полок исчезли пачки денег! На столе записка – почерк не Андрея. Чужой почерк. Буквы наклонены вправо, прыгают вверх и вниз, строчки словно волны. Текст убойный: «Мы с Андреем уехали ко мне в Питер. Он меня любит. Он взял все деньги. Не грусти, у тебя бешеные гонорары, у тебя всего много. Ты очень хорошая, я тебя заценила. Ты моя лучшая подруга и спасительница. Вот мой номер телефона: ……, звони, если что. Ты же не обиделась, да?»
Динка пошатнулась и сползла на пол. В глазах помутилось. Она не помнила, сколько так просидела. Стемнело. Завопил телефон. Она встала и, шатаясь, пошла на звук. Телефон замолк. Она прошла на кухню, достала из шкафчика бутылку, глотнула обжигающий джин. Ещё раз, и ещё. Выпила всё. Её накрыла волна ярости.
– Ненавижу! – заорала она.– Будьте вы прокляты, все вы и всё ваше отродье! Сволочи! Сдохните все! Андрей, Любка с дочками, все сдохните! Все!
У неё не было слёз. Она металась по пустой квартире двое суток. Стало невыносимо здесь находиться. И она поехала к родителям. В метро было душно. Ей хотелось выскочить из собственного тела. Нет, не к маме с папой и с Генкой, нет, только не к ним. К бабушке. Она жила в Битсе. К ней. Дина ляжет в постель лицом к стенке, и будет лежать так много-много дней, недель, месяц может быть, или два, а бабушка будет хлопотать возле неё, жать для неё соки, отпаивать, увещевать её, жалеть. И постепенно боль уйдёт, сердце успокоится, она восстановится. Измождённая, худющая, вернётся она в своё заброшенное жилище. Она знала, что так будет, и ехала к бабушке. Так и стало.Она вернулась домой через три месяца. И стала думать о мести. Надо отомстить им обоим! Открыла бутылку пива, включила телик. Шла какая-то дурацкая передача. Это было как фон. Она пила из горла. Ухо уловило фразу: «Не спеши мстить сам, посмотри, как красиво это сделает жизнь».И тут пришло успокоение. Ей стало всё равно. Злость и обида исчезли. Она занялась своими делами: прибралась в квартире, приняла душ, и стала искать книгу для перевода. Нашла, и нырнула с головой в американский роман. Вечером позвонила Владу. Прошлись по парку, болтая о том, о сем, Динка пересказывала ему главы из романа. Потом пошли к ней пить пиво. Дни поплыли словно облака по небу. Жизнь вошла в свою колею. Динка старалась не думать об Андрее, и это ей удавалось. По проторенной Андреем дорожке ходила она в издательство со своими переводами. Потом ей стали давать тексты в редакции, и она с удовольствием делала их. Из многих издательств, возникших в девяностые, осталось несколько крупных, в одном из которых её привечали и почему-то платили весьма солидные гонорары. Это было удивительно. Но порой на душе становилось скверно, и тогда она напивалась. Так прошло пару лет.
Худощавая женщина с янтарными глазами, в длинной юбке и поношенной курточке, шла из храма. В душе сияла радость! На сердце было так тепло и уютно! Ещё бы! Она ощущала близость Бога, и верила, что теперь будет всё хорошо. В храме было так прекрасно! На исповеди она плакала, рассказывая батюшке о своей проблеме: никак не могла найти работу, а дома сын школьник, они голодают. После службы батюшка подошёл к ней и дал немного денег и несколько пакетов с крупами, сахаром, конфетами, макаронами – из того, что прихожане принесли на канон. Она была счастлива и шла легко, словно парила в облаках! Сегодня она так искренне молилась перед чудотворным образом Богоматери, и чувствовала её покровительство!
Телефонный звонок взбудоражил задремавшую Динку. В трубке раздался слабый женский голос:
– Диана, привет! Это я, Люба, помнишь меня?
– Кто? Ты? Да разве такое забудешь?
– Приезжай! Мне плохо. Записывай адрес…
– А что случилось-то?
– Приедешь, расскажу. Мне нечего есть.
Дина задумалась. Очень странно. Интересно, что там творится? Как Андрей? Надо ехать.
Она встала, не спеша собралась, и поехала на Ленинградский вокзал. Был дождливый осенний день.
В купе уже расположились двое мужчин в серых робах. Динка открыла бутылку пива, с наслаждением глотнула пенный сладковато-горьковатый напиток с привкусом солода. Ещё глоток, еще.
– Девушка, чего пьёшь эту фигню. Давай с нами, портвешок, присоединяйся, – сказал один, весело подмигнув.
Они разлили по стаканам портвейн. Динка не стала отказываться. Ей захотелось чего-нибудь обжигающего, крепкого.
Разговорились. Мужчины ехали на заработки.
Незаметно Динку сморило. Растянулась на полке, прикрыла глаза. Вагон покачивало, колёса выстукивали сонную мелодию. Было приятно и уютно. Сквозь дрёму она услышала приглушённый говор попутчиков:
– Спит.
– Да.
– Глянь, куртка кожаная, сама вся в золоте. А?
– Ты чего. Только откинулись, и опять? Такой срок дадут!
– Не менжуйся.
Динка открыла глаза, села, и сказала:
– Душно здесь. Открою дверь.
И распахнула дверь купе.
Ей стало жутко. Поняла – с зэками едет. Убьют, ограбят.
Поезд прибыл вечером. Динка выскочила из вагона. Вот и Питер. Миновала здание вокзала.
Надо зайти в магазин за едой. Она пошла вдоль домов, разглядывая город. По шоссе мчались машины, вот огромный трейлер с большим количеством колёс несётся так быстро! Ой! Что! Колесо отскочило и с бешеной скоростью вылетело, летит прямо на неё! Время словно замерло, колесо медленно летит вверх, прямо ей в голову. От ужаса она не могла сдвинуться с места, словно остолбенела! Вот оно снизилось, стремительно мчится. С краю припарковано красное Рено, огромное колесо вмялось в него, сплющив кузов. Динка зажмурилась и помчалась вперёд. Ей стало жутко! Она сегодня дважды чуть не погибла! За что ей так, почему? Какие-то силы грозят ей? Это знак? Она не должна чего-то делать? Остановилась, отдышалась. Вот и магазин. Купила две сумки еды, и стала искать нужный адрес. Нашла довольно быстро. Высотный панельный дом, четырнадцатый этаж. Дверь открыли не сразу. На пороге стояла измождённая женщина с серым лицом. Дина с трудом признала Любу.
– Хорошо, что приехала, – еле слышно пробормотала она. – Я боялась, не захочешь.
– Ну что ты, всё нормально, ты держись! Я сейчас всё приготовлю, перекусим, ты голодная?
– Я больная. Очень. Тяжёлая болезнь. Не спрашивай.
– А что Андрей, дочки, помогают, ухаживают?
– Их больше нет. Никого.
– Это как понимать? – ахнула Дина.
– А так. Твои деньги не принесли удачи. Наоборот, – сказала она и заплакала. – Прости меня, прости!
– Ну-ну, перестань. Давай лучше покушаем.
– Ты меня прощаешь?
– Да, конечно!
Дина прошла на кухню, достала из сумок продукты, нарезала колбасу, хлеб, сыр, открыла готовые салаты, банки с паштетами, бутылки пива. Люба с трудом опустилась на стул. В мойке лежала грязная посуда. Дина вымыла, поставила на стол, разлила пиво по чашкам. Бокалов не обнаружила.
– Ну, за встречу! – сказала она.
Женщины выпили, закусили.
И долго сидела за столом. Люба плакала, говорила:
– Это, наверно, наказание свыше. За воровство. За подлость. За неблагодарность. Я на твои деньги дочек отправила отдыхать на Кипр, – она зарыдала.
– Ну, отдых же, это прекрасно! – сказала Дина.
– Самолёт разбился. Авиакатастрофа, – с трудом произнесла Люба.
– Кошмар! Соболезную. Земля им пухом, – расстроилась Динка. – А что Андрей?
– Он открыл рекламное агентство, дела пошли отлично. А потом выбросился из окна. Или его выбросили. Фирма оказалась записана на партнёра.
– Это жуть какая-то! – воскликнула Динка.
«А, я же их прокляла!» – вспомнила она вдруг. – «Это моя вина».
Они проговорили всю ночь. Утром уснули. А днём Дина пошла за лекарствами для Любы. Ходила, искала аптеку. Бродила по улицам, рассматривала город. Заходила в магазины, в комиссионки. Вернулась не так уж и быстро. Возле дома стояла скорая. Из подъезда на носилках выносили кого-то с синим мёртвым лицом. Она узнала Любу. Певица покончила с собой, отравившись газом.
Виолончель дождя фальшивила, сжав струну. Дома сутулились и морщились. В ушах стоял тихий голос Любы, громкий словно крик, и звуки её песен.
Домой Дина ехала в пустом купе. Её знобило. Всё вокруг казалось мрачным и враждебным. Она была подавлена, напугана. На полке белела забытая кем-то книжка. Дина взяла, полистала. Это оказались анекдоты. Она принялась истерически хохотать.
А дома всё было по-прежнему. Она приняла душ, включила телик, достала из шкафчика бутылку водки, пила и ни о чём не думала. Она выкинула из головы всё, что касалось Андрея и Любы. Ей стало хорошо и спокойно. Потом она звонила знакомым, болтала, рассказывала анекдоты. Позвала в гости Владислава. Пили, играли в карты. Ночью, изрядно захмелев, крепко спала.
А потом она купила собаку. Роскошного белого боксёра. Назвала его Гай. Это был ласковый щенок с грустными глазами. Она гуляла с ним в парке. Я там тоже бродила со своим пушистым умным Рокки. Там мы и познакомились. Наши собаки к тому времени были уже взрослыми.
Худощавая женщина с янтарными глазами, в длинной юбке, горячо молилась перед иконой Богородицы. Она просила о помощи, ведь ей так надо найти работу, и пусть заплатят немного, лишь бы хватило на жизнь! Конечно, самое лучшее дело для неё – переводить книги, она хорошо знала английский и французский языки. Но что уж получится, что Господь пошлёт, ему видней!
– Милая Матушка Божья, помоги мне, умоли своего сыночка помочь мне! – шептала женщина. И в душе её разливалась спокойная и грустная радость.
Динка стала чаще навещать родителей и сына. Генка был уже подростком, замкнутым и молчаливым. Это казалось странным для мальчика, окружённого любовью и лаской бабушек, дедушек, тётушек да дядюшек. Родни у Динки было много. Деятельной и общительной родни. У неё даже в Америке была родня, весьма энергичная. А Генка казался совсем другим, словно из иной среды мальчик. Динка не замечала этой странности, материнский инстинкт у неё был приглушён. Она приходила в родительский дом отдышаться от суеты: приятели, приятельницы, пьянка, работа, издательства, пробежки по комиссионкам и ювелирным, бесконечные покупки, прогулки с Гаем. В общем, круговерть. А дома у родителей – покой, уют, веет детством…
И вдруг начались трагедии! Умерла бабушка, следом – отец, через месяц – мать. У Дины – нервный срыв и запой. Хоронили родственники. Дину приводили в чувство, опекали, помогали вступить в наследство. Опомнившись, она продала обе квартиры – родительскую и бабушкину. Забрала к себе сына. Парень увлекался компьютерами, программированием. Нигде не учился, всё постигал сам. Дина давала ему деньги на это хобби. Пачки купюр лежали в шкафу, их было много. И Динка тратила их, не считая – на свою вычурную одежду, на золотые украшения, на меха. Этого всего было как на складе, распихано по большим шкафам и сервантам. Всё было хорошо, не хватало лишь одного, самого главного для неё – любви.
В один поздний августовский вечер Дина, изрядно поддатая, пошла с собакой в ближайшую палатку за пивом. В окошке пестрели бутылки, банки, упаковки каких-то печенюшек и шоколадок. И над всем этим маячила весьма симпатичная мужская голова с длинной светлой гривой. Сердце Динки ёкнуло. Её словно накрыло горячей волной.
– Что желаете, девушка? – мягко прозвучал его голос.
Она принялась болтать. Разговорились. Парень был великолепно образован, словоохотлив, остроумен. И Динка стала особенно красноречива. Познакомились. Его звали Алексей. Он вышел из палатки покурить. Дымили, беседовали. Он был невысокий, мускулистый. Семейная жизнь не ладилась, думал о разводе. Давно ушёл от жены, жил у себя, на Проспекте Вернадского.
Динка любовалась его рельефной мускулатурой, его длинными светлыми волосами, его дымчатами, как топазы, глазами.
– Слушай, а чего ты здесь торчишь? – сказала она вдруг. – Пойдём ко мне, я рядом.
– Не могу, работаю, – ответил он грустно. – Должен торговать этой дрянью. К тому же, у меня недостача.
– Фигня, – сказала она. – Я это покупаю. И недостачу тоже. Бери всё, запирай свою будку, и ко мне.
– Ты что, миллионерша? – спросил он недоверчиво. – Шутишь?
– Я серьёзна как никогда.
«Странно, -подумала она вдруг. – Все мои настоящие мужчины оказались с именами на А: Александр, Андрей, и теперь вот Алексей. А-А-А. Алекс точно будет мой. Он уже мой! А-А-А!!!».
И поняла, что безумно любит этого блондина. Такое с ней уже было, было!
«Ты наступаешь на одни и те же грабли», – сказал ей внутренний голос. «Нет, я прыгаю на них с разбега», – ответила она.
Рабочие таджики, курившие неподалёку, помогли перенести коробки с провизией из палатки в квартиру Динки.
– Ма, что это? – выглянул из своей комнаты Генка, долговязый, кучерявый.
– Это так, еда. Занимайся, сынок, у нас свои дела.
Сын нырнул обратно в недра комнаты и закрыл дверь.
Коробки заняли всю кухню и часть коридора, они стояли друг на друге.
– Ого, сколько! Можно год в магазин не ходить, – сказала Дина.
Она поставила на стол джин. Алексей открыл его, разлил по хрустальным бокалам.
– Ну, за знакомство! – сказала она. – И за всё остальное.
Они выпили. Закусок было много.
– Я не понял, за что мы пьём? – спросил Алексей. – За знакомство и за что ещё? Что значит: «остальное»?
Динка улыбнулась и сказала:
– Алекс, ты мой викинг. А остальное там!
Она схватила его за руку и потащила в свою комнату. На полу красовалась оскаленная волчья шкура.
– Да-а, огромный был волчара! – подивился Алекс.
Его качнуло. Не выспался, выпил.
– Это место силы. Ложись, и почуешь, – сказала Динка, с вожделением глядя на него.
– Ну, чего тормозишь-то? Давай, действуй! – она крепко обняла его.
– Погоди, пойдём лучше на коктейльчики, я мастер по этому делу, тебе понравится, – он отодвинул её, и направился в кухню.
Коктейли он действительно смешивал необычайно вкусные.
Динка расспрашивала Алекса о семье, о жизни.
– Семьи давно нет, – говорил он. – Но я не разведён.
– Так разведись, – советовала Динка. – А что ты любишь?
– Рыбалку. И охоту. У меня есть снасти, есть ружьё. Я член охотничьего общества.
Ночью парочка оприходовала волчью шкуру.
А утром Динка подарила ему мужскую подвеску в виде акулы на цепочке – золотистую, усеянную блестяшками.
– Рыбаку рыба, – сказала она.
– Ух ты! – Алекс пришёл в восторг. – Мне ещё никто не дарил золото с бриллиантами.
– Это бижутерия, – сказала Дина, надев её на шею мужчины.
Алекс в ярости сорвал с себя подвеску, бросил на пол и растоптал.
– Как ты смеешь дарить мне подделку! – закричал он.
– Ладно, подарю золото, – расстроенно сказала она. – Просто не было под рукой. Если хочешь, поедем сейчас в ювелирный.
Она взяла такси, и поехали.
– Выбирай, что хочешь, – сказала Дина.
Он выбрал подвеску: золотого льва с бриллиантами, и кольцо-печатку.
Август, пропахший июнем, зарастал облаками. Они покрывали небо, такие летние и лёгкие.
Диана яростно боролась за развод своего избранника, ходила по судам вместе с ним, давала взятки, дабы ускорить дело. И всё произошло довольно быстро. Потом они так же стремительно расписались. Динкина мечта сбылась – она замужем за мужчиной, которого безумно любит! Наконец-то! Свадьбу они отметили тет-а-тет в квартире Алекса на Проспекте Вернадского грандиозной пьянкой. И жить перебрались туда, забрав все коробки с едой и выпивкой. В Дианиной квартире остались сын старшеклассник и грустный пёс Гай. Новобрачные впали в длительный запой. На два года они забыли обо всём на свете. Им звонил голодный сын, они отмахивались. Однажды Дина посоветовала ему:
– Слушай, ты уже большой мальчик, добудь себе пропитание сам. Придумай что-нибудь. У тебя есть квартира, приглашай друзей тусоваться, пусть они приносят еду.
Генка так и сделал. Теперь они с Гаем были сыты.
А в квартире на Проспекте Вернадского кайфовала семейная пара. В распахнутые окна врывался ветер, наматываясь на раскалённую вилку солнца и пьяных откровений.