Ольга Александровна Коренева
Золотая, и в мехах
– А так. Обратите внимание, на столе среди свечей находится тотем, бронзовая голова сатаны, – она кивнула на статуэтку Мефистофеля. – Я являюсь его посредником. Покупаю для него души в обмен на любое, заметьте, любое желание продающего. Самое сокровенное желание будет исполнено.
– Бред! Никаких потусторонних персонажей не существует, это всё мифы! – воскликнул Владислав.
– Ну, давай проверим! Что, слабо? – ответила Динка.
– А давай! – ответил он. – Вот я хочу Нобелевскую премию. Получу?
– Да. В обмен на душу.
– Согласен.
– Тогда пиши. Вот бумага. Пиши: Я, Владислав Бронин, продаю свою душу Князю Мира Сего в обмен на нобелевскую премию…
– И ещё, хочу жить в квартире один!
– Ну, так и напиши. Написал? Теперь скрепим это кровью, сложим листок и положим под статуэтку, – сказала она и взяла ножик. – Всего лишь небольшой разрез, не бойся, немного крови.
– А я верю, что исполнится, – сказал художник Гарик, глаза его горели, на бледных щеках вспыхнул румянец. – Я хочу, чтоб у меня был очень верный друг, и очень большая любовь, и ещё, чтобы много красок и холстов, и красивые рамы, и всегда была выпивка!
Дина протянула ему листок бумаги.
– А я хочу путешествовать, – сказала Аня. – По всему миру! Всюду! Но как, ведь железный занавес? Хочу мужа иностранца! И путешествовать вместе!
– Значит, сможешь. Всё у всех исполнится, – заверила Дина.
За окном сверкнула молния, раскатисто прогремел гром.
– Ах, какая чудесная гроза! – воскликнула она. – Как волшебно!
Динка уже год как закончила институт, но пока нигде не работала. Хватит с неё практики в ВУЗе, наэкскурсоводилась уже, надоело! Её направили на стажировку, но она отвертелась. Родители достали ей справку о болезни и дальнейшей реабилитации. Поэтому в понедельник она с наслаждением гуляла в парке. Встретила своих соседей, молодожёнов Нину и Славу, они шли кормить белок. Поболтала с ними, потом загорала и купалась в пруду. Вечером купила три бутылки пива, сидела в парке на скамейке и пила. К ней подсел симпатичный женоподобный парень. Разговорились. Она угостила его пивом. Саша – так звали парня – оказался очень разговорчив. Он болтал безостановочно на самые разные темы. Речь его была быстрая и эмоциональная.
– А чем ты больше всего увлечён? – перебила его Динка.
– Космосом, – ответил он. – Это же такая мощная штука! Вот представляешь, что будет, если скафандр вдруг перестанет защищать человека от вакуума? Научно-фантастические фильмы любят изображать людей, взрывающихся в космосе, но этого не произойдет! Вместо этого, знаешь, жидкости внутри тела станут расширяться, тело раздуется вдвое, и человек успеет все это почувствовать перед гибелью! Ужасно! А вот если ты доберёшься до одной из планет Солнечной системы, то будешь очень разочарована, – продолжал он. – Меркурий находится так близко к солнцу, что зажарит тебя заживо. Венера обладает удушающей атмосферой, которая может растопить свинец. На Марсе ты найдешь только углекислый газ, а на Юпитере бушуют ураганы, которые Земле и не снились! В космосе есть черные дыры, которые просто разорвут человека на молекулы. К тому же, даже в Солнечной системе, на содержащих воду естественных спутниках, может обнаружиться внеземная жизнь!
– Стоп-стоп, – не выдержала Дина. – Слишком много инфы. Давай, Саш, просто молча погуляем, допьём пиво, и пойдём ко мне смотреть видАк.
– О, у тебя есть видак? – обрадовался Саша.– Это же роскошь какая!
(Напомню, всё происходит вСССР, это конец восьмидесятых).
Саша ушёл за полночь, жил он рядом. Динка упала на диван и уснула. Снился высокий красавец с лицом её бронзовой статуэтки. Он улыбнулся ей, поздравил с чем-то, и попросил называть его Люцифер.
На следующий день Динке позвонил взволнованный Влад.
– Слушай, я получил премию, – проорал он в трубку.
– Ну, вот видишь, сработало! – отозвалась Динка. – Ты же заказал премию.
– Да, но я хотел Нобеля, а дали заводскую.
– А ну, дуй ко мне, посмотрим, что ты там заказал?
Владислав примчался через четверть часа. Дина достала из-под статуэтки листок, развернула. Да, всё, как он написал, но на слове «Нобелевская» капля крови склеила бумагу. Когда Дина её разъединила, названия премии не было.
– Ну вот, так вышло, Нобель испарился. Зато другое желание осталось. Ты хотел квартиру свою, жди. А премию-то хоть хорошую дали?
– Стандартную.
– Ну, так обмыть надо, – и Динка полезла в шкаф за бутылкой. – И жди квартиру.
– Шутишь? Какая квартира, ты что, в мистику веришь, во всяких сказочных персонажей?
– Нет, конечно. Это просто игра. А премия – совпадение. Но забавно всё, правда?
Половина ночи прошла в хмельном кайфе, в курении кальяна, в душевном общении и объяснениях в любви. Но плотской близости не случилось. Динка вдруг поняла, что больше не любит Влада. Да, прошло ровно три месяца с того самого дня, когда вспыхнуло её чувство. Всё кончилось, и она ощутила опустошение. Влад ушёл, а Дина провалилась в сон. Ей снова снился Люцифер, он был так прекрасен, что сердце Дины дрогнуло. Она почувствовала безумную тягу к этому существу. Он усмехнулся и сказал:
– А ты сама-то чего желаешь? Скажи уж. Сделаю.
– Я… я хочу, чтоб у меня всегда были деньги, золото и меха, мне так нравится всё это! И ещё, хочу настоящую любовь! Не влюблённость на три месяца, а настоящее чтоб, и погрузиться в это чувство полностью, как в океан! Навсегда! И чтоб мой избранник был хоть чуточку так же красив, как ты!
Люцифер кивнул. Он стоял на шахматном полу. Рядом с ним за круглым столом, тоже с рисунком в виде шахматной доски, сидел Дракула.
– Жизнь, это всего лишь шахматная партия, – сказал он. – Играем людьми.
– Кто с кем играет? – спросила Динка.
– Люцифер с Богом – бросил Дракула с изуитской ухмылкой.
Ерунда какая-то, – подумала она. – Нет ни Люцифера, ни Бога, все это мифические персонажи. Просто сказки. А, ну да это же сон, конечно, сон!
И проснулась. Вставать не хотелось, за окном бушевала гроза. Динка долго нежилась в постели. На полу стояла недопитая бутылка, она протянула руку, взяла, и с удовольствием глотнула хмельной напиток. Провалялась в постели до вечера, потом ела салат с креветками, смотрела по видео свои любимые фильмы. В серванте красовалась бронзовая голова Мефистофеля. Динка периодически взглядывала на неё, любовалась, и мечтала: а что, если бы он был на самом деле, и Дракула, и всякая интересная мистика? Но нет, человек – царь природы, хозяин жизни. Как это скучно…
Шли дни, недели, Динка гуляла в парке, купалась в прудах и загорала, ходила по комиссионкам и накупала себе нарядов. Ей вдруг стали попадаться недорогие меха, она их радостно приобретала. В ломбарде у знакомой приёмщицы купила несколько перстней и цепочек весьма недорого. Ей удалось в издательстве получить хороший заказ – перевести книгу американского автора, за приличный гонорар. Книга оказалась интересная, Динка с удовольствием вечерами читала и тут же переводила. К ней приходила подруга Аня. Расспрашивала про Влада, очень он ей приглянулся. Говорили о нём много, гуляя в парке.
– Сам он токарь, из заводской династии, – рассказывала Динка. – Отец на том же заводе слесарь, брат наладчик станков. А мать секретарша в кабинете директора, симпатичная очень, оптимистка.
Как-то утром ей позвонил художник Гарик, напросился в гости. Динка сказала:
– Приходи днём, погуляем.
Он пришёл. Пообедали, выпили пива, пошли в парк. Там было полно знакомых. Молодожёны Нина и Слава кормили белок. Витя-рыболов ловил рыбу в малом пруду, где никто не купался. Народ облюбовал большой пруд. Девяностолетняя Женя, как всегда, жарилась на берегу, изредка окунаясь. Почти все соседи были здесь. Навстречу попался Саша. Дина познакомила мужчин. Саша радостно заболтал, принялся что-то рассказывать. Гарик с интересом слушал. Они быстро подружились. Динке стало скучно, и она вернулась домой. Решила поработать, попереводить. Но не тут-то было. Раздался резкий телефонный звонок. Это было необычно. Телефон словно истерил. Так бывает, если кто-то звонит слишком взволнованно, телефон звучит истерично. Сама не раз замечала.
– Алё! – прокричал в трубку Владислав. – Тут такое! У меня отец погиб!
– Как? –ахнула Динка.
– Шёл с работы, заглянул в рюмочную, выпил с кем-то, и его зарезали. Одиннадцать ножевых ран.
– Ужасно! Ты держись! Дуй ко мне, помянем!
– Не могу. Это ещё не всё. У мамы инфаркт, я звоню из больницы.
(Во времена СССР в больницах, внутри, при входе, всегда висел телефонный аппарат).
Потом Влад позвонил ей ночью. Динка не спала, переводила. Очень уж захватывающий был текст, не могла оторваться, и чем дальше, тем интереснее, её любимая мистика про потусторонние силы. Но опять истеричный телефон прервал её.
– Дин, мама умерла, – раздался глухой голос Влада.
Больше он ей не звонил: были похороны, поминки, девятый день, и длительный запой. Зато часто приходила в гости Аня. У неё случился роман с журналистом из Мексики. Она рассказывала, советовалась, боялась властей (в те времена общение с иностранцами было под запретом. Указом Президиума Верховного Совета СССР были запрещены браки советских людей с иностранцами. Любая попытка считалась предательством Родины, и жёстко пресекалась).Впоследствии они всё же ухитрились пожениться и уехали. Сбылась мечта Ани – она теперь путешествовала вместе с мужем. Правда, не очень долго. Они погибли в гостинице во время пожара. Но это было потом. А пока она была счастлива, взволнована, испугана. Ещё бы! Запретный плод – иностранец!
– Вот как быть, что делать! – говорила она. – Я люблю его по-сумасшедшему, он меня тоже! Но за иностранцами слежка, мы шифруемся, такие трюки проворачиваем, чтоб встречаться! Но КГБ тоже не дремлет!
– А ты точно его так сильно любишь? Очнись! Это очень опасно! Ты просто влюблена, это пройдёт, вот у меня, например, так всё время. Потом проходит. И у тебя пройдёт.
– Я безумно люблю его!
– Смотри, подумай! Это у тебя от одиночества. Не иди на компромисс с собственной совестью, это опустошает и теряет смысл. Не унижай себя! Подожди, будет другой, наш, настоящий! Зачем тебе иностранец?
– Я люблю его, и он меня! Мы не можем друг без друга!
Такие разговоры продолжались каждый раз, когда приходила Аня. Дина понимала всю опасность подругиной ситуации, но у Ани напрочь снесло крышу.
Лето подходило к концу. Однажды она встретила в парке Влада – он сидел на скамейке хмельной и довольный.
– Ой, привет! – воскликнула она. – Давно тебя не видно и не слышно! Как дела?
– Отлично! Всё сбылось! – отвечал он. – Начинаю верить в мистику!
– А что случилось? – удивилась Динка.
– А то, что я написал твоему чёртику. Мечта исполнилась! Я теперь один живу! Квартира моя!
– Это как? А брат? – спросила она.
– Он повесился.
– Ка-ак! Что-о! Как это случилось? – ахнула она.
– Просто. Мы были в запое, поссорились. Он полез в петлю. А я не стал его вынимать. Просто ушёл в другую комнату. И уснул. Проснулся, выпил, поел. Снова уснул. Через три дня вызвал милицию. Две недели как похоронил.
– Прими мои соболезнования, – сказала Динка.
– Да ладно, – отмахнулся Влад.
Осенью Дина устроилась работать экскурсоводом. Подвернулось хорошее место, платили неплохо, работа с иностранцами. Она прошла несколько проверок, подробный инструктаж. Работа её увлекла. Дина водила гостей столицы по Москве, по музеям, в Большой Театр. Всё это она прекрасно знала ещё с дней институтской практики. Она старалась быть чёткой и обаятельной, и ей это удавалось. Часто подопечные пытались подарить ей что-нибудь, но она наотрез отказывалась. Подарки брать было запрещено, все передвижения отслеживались. Одна очень симпатичная пожилая пара упорно пыталась вручить ей шёлковую японскую шаль – тонкую, струящуюся, переливчатую, невероятно красивую. Динку просто потянуло к этой шали. Но нельзя, вежливо отказалась, пояснила, что здесь, в нашей прекрасной стране СССР, всё есть, и всего очень много. Ответила по инструкции. В основном Диана водила различные группы. Иногда даже небольшие. Ближе к весне ей поручили быть личной переводчицей какого-то японского деятеля. Акио был молод и красив. Разговорились, подружились. Оказался ровесник. С ним было интересно. Ему выдали машину, от водителя отказался. Его немного напрягало то, что руль не с той стороны, как в Японии, – ведь там левостороннее движение, но приспособился. Акио нравилось ездить по Москве. Дина сидела рядом и рассказывала анекдоты про японцев, он улыбался. Она говорила:
– Сидят две старушки на лавочке:
– Что русского мужика-то губит? Бабы, водка, поножовщина…
– И не говори, Петровна. А вот в Японии-то как все красиво: гейши, сакэ, харакири…
Акио рулил, Динка любовалась его красивыми ладонями, словно выточенными, узкими, с длинными пальцами.
– А как ты думаешь, почему японцы такая умная нация?
– Почему?
– Потому что у них нет блондинок!
Акио свернул в длинный узкий переулок. Дорога, дома, всё впереди казалось ей сказочным. Динка то и дело взглядывала на него. Его чёткий профиль, сильная шея, волевое лицо волновали её. Голова кружилась. Она поняла, что безумно любит этого мужчину. Это было совсем не то чувство, что она испытывала много раз раньше. Ей было радостно, больно и жутко одновременно! Это было блаженство и ужас! Она не должна любить иностранца! Но не любить его она не могла. Она словно нырнула в океан во время шторма, было особое острое чувство, целая палитра ощущений, полный улёт, и жуть! Страсть сжигала её без остатка! Все мысли – только о нём!
– Нас преследует какая-то машина, – сказал Акио, взглянув в верхнее зеркало.
– Это нас охраняют, – успокоила его Динка. – У нас так принято. Пора уже возвращаться.
Однажды Динке позвонил художник Гарик. Голос его звучал радостно. Он принялся благодарить Дину за то счастье, которое с её лёгкой руки случилось. У него теперь был самый верный друг и самая большая, просто огромная любовь!
– Это ты о чём? – удивилась она.
– Ни о чём, а о ком! – воскликнул Гарик. – Я о Саше, с которым ты меня познакомила в парке.
– Подружились? Я рада! А любишь-то кого?
– Сашу! Мы любим друг друга! – воскликнул Гарик восторженно.
– Так ты гей? – ахнула Динка.
– Теперь да! И я теперь совсем иначе вижу и ощущаю мир, он для меня раскрылся и засиял! Я теперь иначе пишу, и хочу подарить тебе свою новую картину! Приходи!
– Ладно. С удовольствием посмотрю твои картины. Приду с другом. Он иностранец, и увлекается неординарной живописью, может, даже, кое-чтокупит.
– Я буду счастлив! – воскликнул Гарик. – Я и так счастлив, но буду ещё счастливее!!!
К Гарику они отправились на следующей неделе. Акио заехал за Динкой. Она надела коротенькую кожаную юбочку и кофточку в облипку. Возле подъезда она увидела соседей Нину и Славу. Они собирались в женскую консультацию, Нина была беременна.
– Давай мы подбросим вас туда, – сказала Динка. – Нам по пути.
– Ой, спасибо, Диночка! – обрадовалась Нина.
– Садитесь.
Супруги сели на заднее сиденье, а Динка – рядом с японцем.
Дорога мчалась навстречу со щенячьей радостью! Акио исподволь поглядывал на Динку. Она закинула свою длинную тонкую ногу на ногу, и положила руку на колено японца. Он повернулся к ней, дыханье его участилось. Он с трудом владел собой. Она игриво глянула на него и слегка закусила губу.
Дальше случилось страшное!
Динка помнит только людей, много людей. Машины милиции, скорой помощи. Она видела всё это словно со стороны и немного сверху. Акио был мёртв, Нина и Слава тоже. Машина смялась как консервная банка. Её саму вырезали автогеном. Врач сказал:
– Эта жива.
Дальше – провал. Очнулась через несколько дней в реанимации. Потом долго лежала в больнице на распорках – ноги раскорячены, голова и лицо в бинтах. Её, почему-то, сначала принимали за японку. Потом выяснили личность, сообщили родителям. Они тут же примчались. И каждый день навещали, приносили всё, что требовалось, платили врачам, медсёстрам, санитаркам, и ей была обеспечена отдельная палата и хороший уход. Так прошло восемь месяцев. Мучительных, страшных, депрессивных! Она думала об Акио, душа её разрывалась от боли и ужаса, ночами он снился ей, родной, любимый, ласковый, окровавленный и мёртвый!
«Это из-за меня, из-за меня он умер! Я его убила!» – разрывала мозг навязчивая мысль. – «И Нину со Славой убила я, и их ребёнка, он даже родиться не успел!», «Лучше бы я не знала Акио, не любила, не хочу этой любви! Не хочу!!!»
Домой она вернулась уже весной. Не сразу, сначала жила у родителей несколько месяцев, ей нужен был уход. Очень скучала по своей квартире. И наконец – радость, она здесь, родной подъезд, лифт! Отперла обитую кожей дверь, вошла. Запах пыли и затхлости. Раздёрнула шторы, распахнула окна и балкон.Тусклый вечерний свет упал на сервант, на бронзовую статуэтку – губы Мефистофеля кривила ироническая усмешка. Надо бы протереть всё от пыли, пропылесосить… Но ничего не хотелось делать. Она была пассивна, обессилена, опустошена. Достала из шкафчика початую бутылку водки, допила. Стало легче, захотелось общения. Плюхнулась в кресло, сняла телефонную трубку, крутанула диск. Дозвонилась только до Влада.
– Ты? Привет! – послышалось на том конце провода. – Куда пропала, тебя не видно и не слышно.
– В больнице, разбилась на тачке. А ты как? Как все? Ты видел картины Гарика, он говорил, что пишет теперь иначе?
