полная версия

Олеся Дмитриева
Каин

Полная версия

5. Мария

Ноябрь 2005 года, Олайне, Латвия.

Я осторожно, не поворачивая головы, огляделась вокруг. Было довольно темно, но вполне можно было различить очертания стола и двух стареньких стульев, какие-то длинные горшки для рассады на подоконнике, печку, в которой приятно и душевно трещали дрова и пламя периодически вырывающиеся наружу через открытую дверцу. Аккуратная стопка дров, которой должно было хватить на всю ночь, лежала рядом с печкой, а на столе стояли две кружки с уже остывшим чаем, который вместе с конфетами так и остался нетронутым.

– Ты не спишь?

– Нет. Подай мне сигареты, пожалуйста,– я приподнялась на локте, обнажив прикрытую одеялом грудь.

Ярослав потянулся к полке за изголовьем кровати и, протянув мне «Парламент», чиркнул зажигалкой.

– Ты же говорила, что не куришь.

Я прикурила и, выпустив первую струйку дыма, тихо прошептала:

– Ты просто плохо слушал, когда я говорила об этом.

– Все в порядке? – Ярослав сел, прислонившись спиной к стене и, согнув колени, поставил на одну из них маленькое блюдце для пепла.

– Ты имеешь в виду, понравилось ли мне?

– Нет, я не об этом. Я знаю, что понравилось.

– Ты слишком самоуверенный.

– С тобой я робкий и глупый… – Он взял сигарету и закурил.– Ты жалеешь?

Глубоко затянувшись, я посмотрела на него:

– Мне это все больше и больше напоминает сюжет из мыльной оперы… Сейчас я скажу, что не жалею, и мы опять займемся сексом, а потом будем жить долго и счастливо и умрем в один день. Глупо и банально.

Ярослав выжидающе смотрел на меня, его напряженное лицо освещало лишь лихо выбивающееся из печки пламя и огонек сигареты при каждой затяжке. Я отвела взгляд и опять затянулась. Курение успокаивало и кружило голову, отвлекая от подвывания совести.

– Спроси меня об этом, когда взойдет солнце,– попыталась отшутиться я.

– Так ты сейчас не убежишь как обычно, а останешься до утра?– Ярослав улыбнулся.

– Да,– я ответила на его улыбку.– К тому же, тут, и бежать-то некуда, одни поля вокруг и пустые летние дачи.

Придвинувшись, я села и откинулась спиной на его грудь. Он нежно обхватил меня сзади свободной от сигареты рукой, еще сильнее прижимая к себе, и осторожно коснулся губами моего затылка. Я почувствовала, как что-то дрогнуло в сердце, и тут же поспешила нарушить это секундное любовное единение.

– Ярослав… я только хочу, чтобы ты понимал, что у нас не будет серьезных отношений. Ты ведь это понимаешь, да?– я слегка отстранилась и, повернув голову, вопросительно посмотрела на него.

Он чмокнул меня в губы и тихо ответил:

– Главное, чтобы ты это понимала.

Я опять отвернулась и стряхнула пепел со своей сигареты и, обтирая ее тлеющие края об пепельницу, стоящую на его коленке, сказала:

– Я понимаю. Просто…

– Что просто? – спросил Ярослав, продолжая беззвучно касаться губами моих волос и затылка.

– Просто ты так меня обнимаешь и целуешь сейчас…

– Как?

– Как будто я – твоя,– чуть помедлив, ответила я.

Он повернул меня к себе и аккуратно взял за подбородок, заставив посмотреть ему в глаза.

– Маш, а ты и есть моя,– его голос и взгляд впервые за столько времени был теплым и мягким, насколько я могла его разглядеть.– Здесь и сейчас ты – моя, а что будет завтра, меня мало волнует. Я знаю, что не хочешь со мной встречаться и иметь нормальные отношения. Я знаю, что у тебя есть кто-то еще. Я буду играть по твоим правилам, какими бы наивными они мне не казались, а дальше посмотрим.

Я, молча, кивнула и, затушив свою сигарету, поставила пепельницу обратно на стол.

– Уже поздно, точнее рано. Давай поспим хотя бы пару часов,– отодвинувшись от него, я наглухо накрылась одеялом, как будто пытаясь построить безопасную стенку между нами.

– Ты спи, а я пойду, подброшу еще дров, иначе печка скоро потухнет, и принесу воду с колонки,– Ярослав затушил свою сигарету и, надев джинсы и рубашку, босиком вышел в коридор.

Уже через пару минут под тихий треск печки я провалилась в глубокий дрем.

Я проснулась от того, что кто-то нежными прикосновениями поглаживал мне спину и легкой медленной россыпью целовал плечи. Я в одну секунду очнулась ото сна и вспомнила кто это, что я здесь делаю и что случилось прошедшей ночью. В ту минуту мне больше всего захотелось очутиться где-то совсем в другом месте, неважно где, только бы не здесь. Почему-то только при свете дня все казалось подлым и неправильным, ночью же, укутанная темнотой, я была недосягаема для своей совести и чувства вины. Наверное, ночью людьми полностью овладевают совсем иные чувства и эмоции, нежели днем, и поэтому все плохое, страшное и непоправимое всегда происходит именно под покровом ночи.

– Доброе утро,– тихо сказал Ярослав и поцеловал меня в шею.

– Щекотно,– я дернула плечом и демонстративно посмотрела на часы, висящие на стене.

Ярослав проследил за моим взглядом.

– Мне уже надо идти,– я приподнялась и, прикрываясь одеялом начала быстро выползать из теплой постели. Ярослав не пытался меня удержать.

– Когда мы опять увидимся? – он закурил и сел на диване.

На минуту я замешкалась, не зная, что ответить и ища глазами свои разбросанные вещи. «Что же я наделала?.. Что наделала… Бесстыжая предательница!.. Уходить. Надо срочно уходить отсюда и больше никогда не возвращаться».

– Я не знаю.

– Мы вообще еще увидимся? – он спокойно курил, играя пальцами с зажигалкой.

– Не знаю,– я натянула свитер и джинсы на голое тело, наспех запихнув найденные на полу трусики и лифчик в сумку.

– Куда ты так торопишься?

– Мне надо быть дома…– я лихорадочно застегивала сапоги, глазами ища перчатки и шарф.

– Твой шарф на стуле под пальто, а перчатки в кармане моей куртки,– Ярослав затушил сигарету и продолжил с интересом наблюдать за моими стремительными сборами.

Я чувствовала, как меня душат слезы и как мне поскорее хочется остаться одной. «Домой. Скорее домой и в душ… наплакаться вдоволь, так, чтобы выплакать все чувство вины, которое просто душит с того момента, когда поняла где и почему нахожусь… Как же ему удалось меня сломить?.. Ненавижу себя за то, что не могу ему сопротивляться…» В то время понятия подлости, измены и предательства как-то притупились и затуманились в моем разуме. Было только невыносимое и какое-то автоматическое чувство вины и тяжести, которое, однако, приходило только с рассветом, когда было уже слишком поздно.

– Ты что?.. Ты плачешь? – Ярослав встал и попытался повернуть меня к себе и посмотреть, сухи ли мои глаза, но я отдернула его руку.

– Да не трогай же меня!!

– В чем твоя проблема?!

Я надела пальто, взяла со старенького обшарпанного стула сумку и шарф и повернулась к нему.

– Ты! Ты – моя проблема,– почти прокричала я.– Ты не допускаешь, что у меня может быть просто чувство вины?– комок в горле никак не давал голосу звучать нормально и все время получались какие-то полухрипы.

– Перед кем?– зло усмехнулся Ярослав.– Перед парнем, который с тобой проводит три недели в году?! Как вы вообще до сих пор вместе? Это же какие-то ненормальные отношения!

– Я люблю его, ты понял?!– с каким-то отчаянием прокричала я.

– Может быть. Только и меня ты любишь тоже,– тихо, но уверенно сказал Ярослав, выжидающе глядя мне в глаза.

Я выдержала его взгляд и, сжав в руках шарф, так же тихо ответила:

– Это не может быть любовью. Любовь совсем другая… А это… не знаю…

– Думаешь, если мы не будем встречаться, это что-то изменит?

– Уверена. Если бы ты только оставил меня в покое и не появлялся больше…

– Глупость,– почти оборвал меня Ярослав,– и когда ты поймешь, что на самом деле пытаешься убежать от себя, а не от меня, станет и легче и тяжелее одновременно. Ты уже не сможешь все решить простым побегом, тебе придется принимать решения и брать за них ответственность, и после этого винить меня в твоих действиях ты больше не сможешь.

– Очень проникновенная и мудрая мысль,– попыталась съязвить я, понимая, что в чем-то он, безусловно, прав.

Я туго завязала шарф вокруг шеи и повесила на плечо сумку:

– Все. Я ушла.

– Я позвоню тебе,– сказал Ярослав мне в спину.

Ничего не ответив, я плотно закрыла за собой дверь.

По дороге домой, сидя в теплом мягком автобусе, я не смогла проронить ни слезинки, и от этого на душе становилось все тяжелее и тоскливее. В кармане завибрировал телефон. Экран светился новым смс: «Привет! Я оформил отпуск на пару дней. Буду в Риге 20 февраля. Надо поговорить. Думаю, тебе должно хватить этого времени, чтобы побыть одной и разобраться в себе. Приеду, и мы поставим точку. Алексей». И тут слезы покатились градом, я даже не поняла, откуда они появились в таком количестве и так быстро. Я давилась слезами, проклиная себя, свой звонок Алеше три недели назад, когда попросила дать мне время побыть одной и подумать о том, как нам с ним быть дальше. К тому моменту я уже понимала, что сломаюсь под напором Ярослава и хотела хоть как-то очистить совесть, поэтому и решила взять тайм-аут в отношениях с Алексеем. Однако такой ход мою совесть не успокоил и факт измены и предательства не уменьшил.

«Ну, зачем… зачем Ярослав опять появился в моей жизни? Зачем я его впустила? Что за власть он надо мной имеет?.. Его не было почти семь месяцев, все встало на свои места… Все было так просто и понятно – я люблю Алешу, мне с ним спокойно, тепло и уютно, и я хочу быть с ним. Зачем опять все это?.. Я запуталась… я окончательно запуталась…»

6. Ярослав

Декабрь 2005 года, Олайне, Латвия

Ярослав торопился домой, он очень устал после рабочего дня и хотел просто поскорее принять снотворное и забыться. Выйдя из электрички, он зашел в магазин и, купив мясной салат и чипсы, направился к дому. Около его подъезда сидели трое каких-то парней, на которых он бы никогда не обратил внимания, если бы на одном из них не были одеты особые военные сапоги и куртка. Такие сапоги и выцветшую зеленую пятнистую куртку он видел только в одном месте. Точнее он сам их носил там.

– Егегееей!– увидев его, компания встала со скамейки.– А вот и он!

– О! Привет, Серега! Макс! – Ярослав протянул им руку.– Какими судьбами в Олайне?

– В гости к тебе приехали! Примешь?– засмеялись они.

– О чем речь! Сейчас возьму у бати ключи от машины и дачи и двинем туда,– Ярослав уже почти вошел в подъезд, когда его окликнул третий парень.

– Здорово, Каин! А старых друзей не узнаешь совсем?– немного хриплым, простуженным голосом спросил третий молодой человек.

Ярослав окаменел. «Каин» был его позывной в Космете и никто, кроме него и остальных погибших там друзей этого не знал. Он обернулся на вышедшего из тени молодого человека в «спецовке», которая еще издали, привлекла его внимание. Тот снял капюшон, натянутый на голову и закрывавший почти пол лица.

– Костян?..– выдавил из себя потрясенный Ярослав.– Ты же… я же сам видел…

Костя Малевич, один из его друзей косовцев стоял напротив и протягивал руку. Тот самый Костя, который закрыл его от пуль в их первый боевой акции, тот самый Костя, который погиб в Космете при взрыве автомобиля.

Все еще не веря своим глазам, он ответил на рукопожатие, но тут же поддавшись чувству, крепко обнял друга.

– Здравствуй, Старик,– тихо сказал Ярослав.

Они с друзьями почти с самого детства называли Костю стариком, потому что из всей их компании он был старше остальных и на правах старшего вечно утомлял их нравоучениями.

– Здравствуй,– ответил Костя.

– Подождите меня, я буду через пять минут,– Ярослав бегом поднялся домой и, перебросившись парой никчемных фраз с матерью, забрал ключи от дачи и машины и спустился вниз.

Загрузившись в машину, ребята заехали в магазин и, накупив спиртное и нехитрую закуску, направились на дачу.

Когда Серега и Макс утомленные водкой, свежим морозным воздухом и двумя часами ночи уснули, Ярослав и Костя, стоя у дымящегося мангала, смогли, наконец, поговорить о том, что томилось в них с первой минуты, когда они увидели друг друга сегодня.

– Ты, наверное, ждешь рассказа о том, как я оказался жив и почему я в Латвии?– Костя налил себе и Ярославу очередную стопку водки.

– Жду,– ответил Ярослав и осушил свою рюмку.– Не хотел спрашивать при ребятах. Я им ничего не рассказывал, они думают, мы все были в Англии и что Марк, Саня и Валерка до сих пор где-то там.

– Да, я знаю,– Костя выпил водку и бросил в рот кусок уже остывшего печеного мяса.– Я им тоже ничего не сказал. Хотел, но не смог. Да и зачем?.. Мы видимся не так часто, чтобы эта тема постоянно всплывала.

Ярослав закурил и, выпустив струю дыма, выжидающе посмотрел на Костю.

– После того обстрела,– начал тот,– отлежав почти месяц в больничке, я служил в районе Чичавицы под руководством Британского КФОРа, точнее был в группе поддержки.

– Точнее не значился ни в одних официальных документах, партизанил, убивал, прятался по лесам и заброшенным домам и был полу пушечным мясом.

Костя бесцветно улыбнулся.

– Помнишь, значит.

– Такое не забывается.

– Уже в 2002 меня с группой КФОРа послали в район Липляны, где мы в основном вели разведку и зачищали села, где прятались албанские патриоты, а потом нас перебросили в район Косовской Митровицы. Я там был вплоть до мая 2004 года, когда случились известные беспорядки. После этих нескольких дней постоянных перестрелок, пожаров, трупов мирных жителей и ликующих албанцев, что-то окончательно сломалось внутри. Точнее, как будто кто-то поставил мне тормозные колодки, и я уже не мог больше там находиться. Понял, что из следующего боя живым не выйду. Я вернулся в Латвию пару месяцев назад, до этого почти полтора года жил у сестры в Тарту.

– Ты дезертировал?

Костя посмотрел на Ярослава.

– Ну, зачем сразу дезертировал. Я же – вольный наемник, так, что… думаю, меня просто списали, как пропавшего без вести, радуясь, что больше нет необходимости платить деньги,– Костя налил им еще по рюмке.

– Я был в Сбрице, Яр. На территории монастыря.

Ярослав стиснул зубы.

– В Девиче?

– Да. Точнее на его руинах, албанцы его разграбили и подожгли в марте 2004.

Костя разлил водку в рюмки.

– Я отнес цветы на ее могилу, а Сане оставил стакан его любимой яблочной ракии и нашу старую выцветшую фотографию, которую он вечно таскал с собой. До Валерки и Марка не доехал, да и там, где мы их похоронили, вряд ли что-то осталось.

Ярослав почувствовал, как внутри по всему телу разливается такая невыносимая боль, что ему захотелось выть.

– Спасибо,– тихо процедил он сквозь сжатые зубы.

– Давай выпьем за них,– Костя протянул ему полную рюмку.

Не чокаясь, ребята выпили за своих погибших друзей и Биляну.

– Ты так и не рассказал, как остался жив,– Ярослав поставил рюмку и закурил.– Я же видел, как твой грузовик подорвали албанцы, когда мы подходили к Глобаре.

– Я ехал во второй машине колонны, а не в первой. Коля самарский попросил поменяться, он хотел незаметно подремать, пока едем, а какой нафиг сон с командиром группы в одном кузове. Я согласился,– на секунду Костя замолчал, а потом, глубоко вздохнув, унимая подкативший к горлу комок, сказал:

– В итоге я жив, здоров, а Самара на том свете… и только не говори, что в этом нет моей вины,– тут же предупредил он Ярослава,– я это и сам знаю, только от этого почему-то не легче.

– Я понимаю.

– Ну, а ты тут как?– спросил Костя, пытаясь утихомирить воспоминания, и кинул в рот очередной кусок мяса и помидору черри.

– Хреново,– ответил Ярослав.

– О! А что так?

– Да как-то… не клеится ничего,– Ярослав затушил сигарету.– После того нападения на нашу колонну по дороге к селу, я неделю лежал в доме у какого-то серба шамана. Он сказал, что выволок меня полуживого из дома, из которого мы вели обстрел шиптаров³, сидящих с засаде по другую сторону дороги. Плохо помню, как все произошло… Когда ваши машины подорвались на мине, мы выскочили из своих и отстреливались из какого-то пустого дома около получаса. Потом все вроде затихло, албанцы отошли обратно в горное поселение… Мы по одному, перебежками возвращались к уцелевшим машинам, чтобы добраться до села. Я шел замыкающим. Помню только какой-то сильный толчок в спину и резкую горячую боль… а дальше темнота. Очнулся в доме у этого старого серба. Он меня лечил какими-то травами-отварами… еле выкарабкался. Потом кое-как добрался до Черногория, а оттуда уехал в Англию. Работал там пять лет, а в 2004 году вернулся в Ригу.

– Дезертировал, значит,– усмехнулся Костя.

– Ну, почему сразу дезертировал,– улыбнулся Ярослав.– Думаю, меня тоже недолго искали. Я даже не знаю кто вообще жив остался после того обстрела и что доложил командованию.

– Я знаю. Уханцев, Давид и Яков…

– О, наша парочка из Израиля!– засмеялся Ярослав.

– Они самые. Все остальные остались на той дороге.

– И Питер?– нахмурился Ярослав.

– Да,– коротко кивнул Костя.

На минуту ребята замолчали, каждый вспоминая о своем.

– Как у тебя в личной жизни?– спросил Ярослав, нарушая молчание.– Я смотрю кольцо на пальце.

– Да,– тепло улыбнулся Костя,– почти полгода как женат. Через пару месяцев дочка родится,– гордо сказал он.

– Ооо! Дочка это хорошо, от пацанов одни неприятности,– Ярослав похлопал друга по плечу.– Молодца!

– А у тебя как?

– Никак,– тяжело выдохнул он,– были разные и в Англии, и здесь, но все не то, все не так.

– Биляну забыть не можешь?

– Не могу,– тихо и подавлено сказал Ярослав,– но дело не только в этом.

– А в чем еще?

– Наверное, я просто любить разучился. Знаешь, когда долго ненавидишь, забываешь как это – любить.

– Встретишь свою девушку, сразу вспомнишь,– Костя улыбнулся.– Я, когда со своей Элизой познакомился, дикий был, как волк. Только она смогла смягчить и очеловечить опять. Так что… тут все дело в правильной девушке.

– Есть у меня правильная девушка. Вот только не клеится у нас ни черта.

– Почему?

– Не любит. Хочет меня, но не любит,– Ярослав усмехнулся.– Кто бы сказал, что когда-нибудь меня не будет это устраивать, не поверил бы.

– Ярик, Ярик… Ну вот, сколько тебя знаю, всегда поражался твоей наивности в этих вопросах. У девушек не бывает только секса, это мы – мужики, как животные сношаемся с тем, кто под руку подвернется в нужный момент. У них все по-другому. Им для секса чувства нужны, а не просто желание удовлетворения.

Ярослав только махнул рукой на друга и снял с мангала последние шампуры с готовым мясом.

– Ладно, закрыли тему. Пошли в дом. Поедим нормально в тепле.

После того как, покушав, Костя заснул на расстеленном на полу матрасе, Ярослав вышел в сад и достал свой мобильный телефон. Повертев какое-то время его в руках, он набрал номер и долго ждал, пока длинные гудки настойчиво пытались разбудить абонента на другом конце невидимого провода.

– Алло…– раздался, наконец, чуть хриплый и тихий ото сна голос.

– Маш, приезжай ко мне завтра.

– Ярослав?.. ты… ты знаешь, сколько время?– голос на другом конце не хотел просыпаться.

– Не знаю. Около четырех утра, наверное,– нетерпеливо ответил Ярослав.– Маш, приезжай ко мне. Никакого секса, я обещаю. Я просто хочу рассказать тебе кое-что.

– Что рассказать, Ярослав?– устало спросил голос.

– Многое. Например, что я был наемником в бывшей Югославии и почти девять месяцев воевал на стороне Югославской Народной Армии.

– Какая еще армия?.. Ты что там пьяный совсем?

– Да,– честно ответил Ярослав,– но это не значит, что я вру тебе.

Он замолчал, давая возможность на другом конце провода осмыслить все сказанное.

– Ты приедешь?

– Хорошо,– немного колеблясь, ответил голос.

– Возьми с собой диктофон, пожалуйста. Я встречу тебя с электрички. В 19.17?

– Да, в 19.17.

Нажав отбой, Ярослав сел на скамейку у дома и сидел, укутавшись старым ватным одеялом, в ожидании рассвета. Он смотрел на белый снег, лежащий на грядках, и думал о том, как простое ожидание рассвета и уверенность, что он обязательно настанет, и ты его увидишь, может принести радость и какой-то необъяснимый трепет.

Когда-то они с друзьями, лежа в лесных канавах, встречали рассвет, это тоже вызывало у них прилива радости и восторга, потому что с окончанием ночи, места положения их противника становились видны, и у них появлялась возможность заметить и уничтожить албанских боевиков. Тогда как те в свою очередь обожали ночные дозоры и перемещались исключительно в ночное время, имея хорошие приборы ночного видения.

Вернувшись к мирной жизни, Ярослав все так же опасался ночи. Теперь она приносила ему не только ощущение опасности, но и страх, боль и мучительные воспоминания, заставляя конфронтовать с прошлым, которое он так стремился забыть. Ярослав понимал, что с только с рассветом появляется надежда на что-то светлое и доброе, что напрочь отсутствует в темное время суток. Поэтому он был полон решимости и сил выбраться из вечных сумерек, в которых жил последние несколько лет и обрести наконец радость и счастье.