bannerbannerbanner
полная версияОхота на мамонта

Олег Ёлшин
Охота на мамонта

Полная версия

– Ну что же вы? Встаньте. Поднимитесь с колен! – воскликнула Лея, бросившись к ней.

– Подняться? – очнулась женщина. С беспокойством посмотрела на малыша, потом устало произнесла:

– Милая девушка, я работаю в библиотеке. Мой ребенок болен. А вы знаете, сколько стоит только одно лекарство – половина моей зарплаты. А вы говорите – встаньте с колен.

– Но ведь грязно. Вы вся перепачканная! Как же так можно?

– Грязно. Да, грязно. Кто же виноват, что эти деньги лежат в грязи? Отойдите, не мешайте. Если можете, подержите сына. Я заплачу. Не пачкайтесь. Я все сделаю сама. Потом поделим на двоих…

А толпа уже сходила с ума. Здесь собрались тысячи, десятки тысяч, и теперь они издавали ужасающие звуки. Только толпа может быть способна на такое. Гармония толпы! Теперь это были не отдельные люди, а единый мощный организм, который напоминал ревущего зверя, а зеленый дождь продолжал сыпаться с небес.

Лея, везя перед собой коляску, бросилась к Казанове.

– Его нужно остановить!

– Пора прекращать этот цирк, – поддержал ее Фимка. Он был серьезен и с жалостью и омерзением смотрел на толпу.

– Зачем?! – равнодушно произнес Казанова. – Впрочем, как хотите.

Королева хранила молчание, холодно презрительно осматривая толпу.

– Ну, идите же, снимите его с крыши! – снова закричала Лея.

– Как? – произнес Казанова. – Взгляни туда.

Тут она с ужасом поняла, что подойти к двери особняка уже невозможно. Тысячи тел черной массой закрывали все пространство вокруг.

– Что же делать?… Мужики вы или нет? – вдруг воскликнула она.

– Где здесь мужики? – очнулась Изольда Карловна, – эти что ли? Ты ошиблась, деточка.

Казанова покосился на нее, но ничего не сказал. Фимка тоже промолчал, не обращая на нее внимания, думая, что можно сделать.

– Тогда я сама. Держите коляску!

И кинулась в толпу людей. Ее сдавили со всех сторон разгоряченные тела. Сейчас она чувствовала, словно ее тяжелым прессом сжимают со всех сторон, что люди рядом выше ее ростом и начала задыхаться. Ее уже затирали вниз к мостовой. Стоит упасть – подняться уже не удастся – подумала она. Вдруг заметила на себе чей-то взгляд. Знакомые глаза. Они пристально на нее смотрели с высоты второго этажа. Ильюшенька! Потом увидела, как он, заскочив на подоконник, ловко оттолкнулся и прыгнул вниз. Через мгновение люди рядом куда-то исчезли. В толпе образовался узкий коридор. Огромный человек схватил ее, прижал к себе одной рукой, а другой, раздвигая черную толпу, пробивал дорогу. Все продолжалось несколько секунд, которые показались ей вечностью.

– Оставайтесь здесь! – приказал он, вытащив ее из толпы. Снял пиджак, сунув ей в руки, и снова бросился к стене особняка. Подойти к двери было невозможно. Он схватился за старинную лепнину, подтянулся, потом перехватывая руками, преодолел пару метров и повис в воздухе, болтая ногами. Ступить было некуда. Он висел, а до второго этажа оставалось еще столько же. Дома в старину строили высокие. Казалось, уже невозможно, цепляясь одними руками, одними пальцами за крошечные уступы, двинуться с места, и теперь он неминуемо должен был рухнуть на землю. Королева пристально за ним следила. Остальные тоже неотрывно глядели на него.

– Делаем ставки, господа! – воскликнул Казанова. – Двести тысяч на то, что он не дойдет и до второго этажа. Ну, давайте же!!! Кто еще!?… Ставлю пятьсот тысяч!

– Заткнись! – вдруг перебила его Изольда Карловна. Она прищурилась и теперь пронзительно смотрела на Ильюшеньку. А тот должен был неминуемо грохнуться оземь.

– Не надейтесь, уважаемая, – воскликнул Фимка, – до второго этажа доползет точно. Но Королева промолчала. Вдруг Ильюшенька начал раскачиваться из стороны в сторону, потом оторвался, пролетел какое-то расстояние, схватился за трубу, в которую по праздникам ставят флаг. Та немного прогнулась, но выдержала. Теперь он смог дотянуться до подоконника второго этажа. Легко подтянулся и запрыгнул. Лея облегченно вздохнула, но с ужасом заметила, что окно закрыто! Что дальше? Оставалось еще столько же, но теперь придется ползти по стене, где лепнины не было. Правда, рядом с окном виднелся огрызок водосточной трубы. Нижняя часть ее отсутствовала, оставалась та верхняя ее часть, которая вела на крышу. Он, не задумываясь, схватился за нее и полез дальше. Уже метр, уже второй. Труба угрожающе задрожала. Все притихли, затаив дыхание. Теперь Ильюшенька висел между вторым этажом и крышей, до которой оставалось еще метра два. Самые тяжелые метры впереди. Он замер, пытаясь сообразить, выдержит ли труба.

– Говорил же ленивцу, учись летать! А он…, – воскликнул Фимка.

– Прилюдно запрещено, забыл что ли? – возразил ему Казанова.

– Ну, хотя бы сделал вид, что держится…

В этот момент гигант неожиданно сделал усилие и подтянулся. Водосточная труба, которой было, наверное, столько же лет, сколько этому старинному зданию, снова завибрировала, задрожала, оторвалась и полетела вниз, с грохотом упав на мостовую. Все охнули. Ильюшенька теперь висел, цепляясь буквально за воздух, нет, за самые края кирпичей, касаясь их самыми кончиками пальцев. Еще немного и он упадет. Неминуемо упадет!

– Миллион! Даю миллион! – не выдержал Казанова.

– Заткнись! – снова рявкнула Королева. Теперь она следила за каждым его движением, сжав кулаки. И не понятно было, чего она желает больше. А проползти этот последний метр было уже невозможно – огромному человеку, с его ростом и весом, хватаясь лишь за сантиметры, выступающие из стены. Он висел, а ноги его беспомощно болтались. Он, словно, обнимал эту стену, а она холодным безразличием не принимала его. Она готовилась оттолкнуть этого человека, который осмелился так нагло себя вести, и с семиметровой высоты швырнуть его на тротуар.

– Нет! Не сможет! – прошептал Фимка.

И вдруг большой ленивец, собрал все свои силы, мышцы его напряглись, шея набухла, лицо налилось кровью, он сделал рывок, одними пальцами оттолкнувшись от злосчастной стены, и пролетел оставшееся расстояние. Это было невероятным! Он сотворил чудо. Наверное, целых сто лет безвольного сидения в этом доме он готовился к такому прыжку! Теперь он цеплялся за самый край выступа крыши. Легко подтянулся и через мгновение уже был наверху. Он сделал это!

– Он сделал это! – воскликнул Фимка.

А Королева, которая все время на него смотрела, вдруг прошептала:

– Таким я не видела его никогда! – потом перевела взгляд на Лею, – таким он никогда не был!!!

Филлипок к этому времени уже почти закончил свое жертвенное дело и, увидев рядом разъяренного Ильюшеньку, швырнул вниз последние пачки денег.

– Все! – воскликнул он, потирая руки, потом добавил:

– А давай-ка… сходим и притащим еще, – азартно воскликнул он. – Гулять, так гулять! Ради такого дела не жалко! Поможешь?

– Пошел отсюда, – зарычал гигант. Вдруг добавил, – дай тебе Бог здоровья!

От этого восклицания Филлипок отскочил в сторону, потом произнес:

– Пожалуй, ты прав. Оставим до следующего раза. Покедова! – и отправился к чердачному люку, исчезнув в черном проеме.

А внизу все только начиналось. Люди, поняв, что больше с небес не прольется зеленый дождь, продолжили, толпясь, собирать с земли остатки денег. Они ползали в лужах, наступали, уже бросались друг на друга, стервенели все больше и больше прямо на глазах. Вдруг кто-то прыгнул на соседа и выхватил грязную купюру из его рук. Остальные, увидев это, тут же последовали примеру. И теперь толпа тел, еще недавно вожделенно поднимающих руки, превратилась в огромную кучу-малу, где люди, уже не стыдясь и не понимая, что творят, забирались в чужие карманы, в сумки и кошельки, били друг друга, душили…

– Остановитесь! – не выдержала Лея, – что вы делаете?

– А что? Пять минут позора, зато потом обеспеченная жизнь… А вам не кажется, что они делают то же, что делали последние 20 лет? – невозмутимо произнес Казанова. – Сначала грабили государство, которое позволило им это, а потом, когда все разобрали, начали грабить друг друга…

– Так сказать, перераспределяясь средства, – воскликнул Филлипок, появившийся неизвестно откуда. – Обыкновенный закон рынка.

– Они убьют друг друга! – закричала Лея.

– И победит сильнейший! Закон рынка. А я что говорю? – довольно закончил Филлипок. – Вот вам идеальная рыночная модель! Так было во всех в цивилизованных государствах с рыночной экономикой…

– Замолчи! – сверкнула глазами Лея, и он отлетел на несколько метров.

– Потише, красавица! Глазами она своими зыркает…

– Ну придумайте же что-нибудь! Фимка? Ну давай же, – не слышала она его. А толпа все продолжала бесноваться, часть людей, кто были послабее – старики, женщины, слабые и немощные в бессилии отползали, спасаясь бегством, а молодые и крепкие продолжали бойню. Успела ретироваться и мамочка, забрав коляску с сыном.

Вдруг в считанные секунды небо потемнело и налилось свинцовой синевой. Сразу же с нескольких сторон появились огромные тучи, которые зловеще наступали на город. Уже солнце исчезло, не в силах пробиться сквозь эту завесу. Шквалистый ветер рванул что было сил, и маленький проем голубого неба, стремительно уменьшаясь в размерах, исчез совсем. Лея изумленно подняла глаза, не понимая, а Фимка произнес:

– Кажется, этот уже придумал! – и показал на крышу. Там виднелась гигантская фигура человека, который теперь совсем не напоминал того Ильюшеньку с дивана, где просидел целое столетие. Он пристально смотрел наверх, и глаза его горели. Тучи тем временем сомкнулись над головами и превратились в плотное черное полотно. Оно угрожающе медленно начало опускаться все ниже, уже касаясь высотных домов, и вдруг с небес хлынула вода. Нет, она упала. И это был не дождь, это были не капли – шквал воды, ураган воды, который мощным потоком накрывал центр города. Словно разверзлась черная пропасть, и черная вода ударила с черных небес. Ильюшенька стоял весь мокрый, продолжая смотреть наверх. Люди на улице, внезапно замерли, прекратив бойню, и тоже с удивлением уставились в небо. А небо это было теперь прямо над их головами, словно мокрая ночь явилась с небес, превращая улицу в кромешный ад. Сейчас они забыли обо всем, не прятались и не бежали, но застыли в ужасе и недоумении. Такого в их жизни не было никогда. Такого и быть не могло! Лее стало жутко, хотя она знала, откуда этот кошмар и кто это делает. Вдруг пришла в голову мысль, она посмотрела на небо, и сверкающие молнии одна за другой начали пробиваться сквозь кромешную мглу, яркие всполохи слепить глаза, падая все ближе и ближе. Стало светлее. Эти молнии были словно игрушечные, и она снова легко жонглировала ими, а те падали не по прихоти своей, но по ее желанию, никого не задевая и не губя. То была яркая зарница, которая ослепительными стрелами пробивала тучу, рассыпаясь то там, то здесь. Лея снова взглянула на крышу, увидев в ярком свете глаза великана. Он с восторгом на нее смотрел. Он продолжал низвергать с высоты водопады воды, но эти блестящие искорки были ему не подвластны! Подчинялись они только ей одной, и он понял это, любуясь ею. А она им. Его белая рубашка прилипла к телу, могучие мышцы буграми проступали сквозь тонкую ткань рубашки. Сейчас этот человек казался великаном, исполином на высокой горе, атлантом, подпирающим черное небо. Он был… И тут она поняла, кого он ей напоминает! Его! Дикого человека из далекого-далекого племени, который держал в руках копье и улыбался. И этот сейчас тоже улыбался, а лицо его в свете блистательных всполохов светилось, как маяк во время грозы и шторма, указывая заблудшим путь.

 

Прямо перед собой Лея увидела совершенно промокшее лицо Королевы. Она стояла в каких-то сантиметрах от нее, уставившись ей в глаза, а с нее ручьями стекала вода:

– А знаешь что? – воскликнула она. – Забирай его себе!.. Теперь он твой! – больше не добавила ни слова, отвернувшись. Люди на улице стояли мокрой толпой, глядя наверх. Нет, не толпой! Не было в их глазах ужаса. Не было жалко на них смотреть. Они, словно обретя свои лица, стали такими разными – старыми и молодыми, женщинами и мужчинами, каждый с опытом прожитых лет, со своей судьбой, и с глазами, восторженно глядящими на небо. Такого они еще не видели никогда…

– Хватит! – услышала она испуганный возглас Казановы.

– Что? – не поняла Лея.

– Заканчивай. Он этого не любит.

– Кто? – не поняла она. Посмотрела на крышу. Илья, не оборачиваясь, быстро шел к чердачному люку и вскоре исчез.

– Я не понимаю?

– А тебе и не надо ничего понимать. Много на себя берете. Он сказал – заканчивайте, значит заканчивайте, – трусливо добавил красавец. Он стоял мокрый, жалкий и смотрел наверх.

– Но я никого не вижу!?

– А тебе и не нужно никого видеть!

Она растерянно оглянулась, заметила Илью, который из дверей особняка уже бежал к ней. Как она была счастлива его видеть.

– Ну, еще немножко! Последний разик! – неожиданно воскликнула она и несколько раскатов грома прыснули ослепительными зарницами.

– С ума сошла? – испуганно воскликнул Казанова, шарахнувшись в сторону.

– Ты с кем играешь, дочка? – засмеялся Фимка. – Заканчивай, дорогая. Как ребенок! Ей Богу!

– Все! Достаточно! – сказал Илья, взяв у нее из рук пиджак и накинув ей на плечи.

– Поиграли и хватит! – довольно проворчал Филлипок. – А ничего так поиграли! Очень даже ничего!.. Мда!

Небо начало стремительно светлеть. Оно, низвергая водопады воды, словно прохудилось, уступая место теплу и свету, становясь прозрачным, а редкие капли еще падали с небес. Люди озирались, люди смотрели друг на друга, лица их были мокрыми, умытыми, и светились улыбками и восторгом. Ноги смело наступали в огромные лужи, уверенно топча зеленые фантики, которые так и не успели подобрать. О них просто забыли. Так не хотелось в этот миг смотреть под ноги, когда после чудесной грозы вновь появлялось яркое солнце. И это был не восход из-за тучи, из-за горы или горизонта – то было дивное явление, чудный рассвет, и его встречали. Кто-то начал аплодировать. Солнцу! А совсем недавно казалось, что оно не появится никогда. Но вот оно в ослепительных лучах утопило кромешную мглу и теперь согревало их мокрые тела и сердца.

– Все! Самое интересное позади. Покедова! – бросил Филлипок и скрылся в подъезде особняка. Остальные тоже последовали за ним. На улице, которую теперь медленно, задумчиво покидали люди, остались только эти двое, которые не знали, куда им идти, чего желать, что делать. Знали только одно – расставаться сейчас они не могли.

Так какое-то время молча смотрели друг на друга. Потом одновременно повернули головы и заметили в окне на втором этаже фигуру Королевы. Та стояла, скрестив руки на груди, и о чем-то думала. О чем, они не знали. Может быть, знал Илья, но он молчал. Потом взял Лею за руку и повел в тот самый сквер. Какое-то время они шли молча. Он произнес:

– Прошу прощения, но вы из-за меня совершенно промокли.

Он остановился, продолжая держать ее за руку, глядя ей прямо в глаза. Она тоже неотрывно на него смотрела, вдруг попросила:

– А можно еще?

– Что?

– Еще несколько капель этого дождя.

– Можно! – воскликнул он, и теплые капли посыпались на нее, согревая. Холодно не было. Снова показалось, что она совершенно голая, что стоит на широком зеленом лугу, нежное солнце светит в окошко маленькой тучи, а сильный загорелый человек держит ее за руку и улыбается… Нет, этот не улыбался, сейчас он серьезно на нее смотрел, и захотелось спрятаться, забраться в эти большие ладони, где будет уютно и тепло. Лея спросила:

– Помните… вчера вы хотели мне что-то рассказать?

– Да…

Он задумался, сейчас мысли его были где-то далеко-далеко, и только теплые руки оставались с ней. Наконец, заговорил:

– Я кажется понял… Находясь здесь и живя в этом удивительном мире, делать что-либо можно по двум причинам – со страха или из совести. Можно бояться, что останешься в нищете, что украдешь от беспросветности жизни этой, и тебя посадят в острог, что пройдешь путь свой бессмысленно, бесславно, и к концу окажешься никем,… или от великого стыда будешь смотреть на себя откуда-то сверху, больше не бояться, а если и бояться, то лишь самого себя и совести своей, которая всевидящим оком преследует дела твои и мысли и не дает покоя, не дает оступиться, толкая на безумные безрассудные поступки! В этом безумии и есть великий смысл!

Он замолчал. Она прикоснулась губами к его губам. Закрыла глаза, а теплый дождь все продолжал капать на спину и плечи, и на мгновение ей показалось, что они летят. Так вот о чем говорил Фимка! Такого с ней не было никогда. Это было удивительное ощущение свободы, невесомости, а сильные руки крепко держали ее, не выпуская, не давая упасть с этой высоты и разбиться…

И все-таки они рухнули на землю. Нет. Они никуда не улетали. Лея открыла глаза. Он с болью на нее посмотрел, потом воскликнул:

– Это невозможно!

– Почему? – прошептала она.

– Потому что мы живем в разных мирах. В двух измерениях. У меня нет будущего, а у вас впереди длинная прекрасная жизнь.

– Но мы здесь. Вы держите меня за руку. Я чувствую ваше дыхание, тепло. Неужели этого мало?

– Нет. Я не могу этого сделать. Мое время прошло. Прощайте…

Он ушел. Ушел, не оборачиваясь, а она долго смотрела ему вслед.

– Разбились. Те двое с картины – почему они разбились? Не умели летать? Чего-то испугались? Испугались себя…

Оглянулась. Теперь этот город принадлежал только ей одной. Больше в нем не осталось никого. Огромный, мокрый, пустынный город… Дома, тротуары, дороги… А там река… А дальше мост… Снова мост?… НЕТ!!!

Часть 3

18

Была темная ночь, и только яркая Луна сияла в вышине. Прошла неделя и другая с тех пор, как она в последний раз видела этих людей-призраков из старинного особняка в самом центре Москвы. Больше ее никто не беспокоил, не искал с ней встреч и не преследовал. О ней словно забыли, бросив в этом огромном городе на произвол судьбы, а судьба эта и не собиралась испытывать ее на прочность, даря новые сюрпризы. Теперь Лея была наедине с собой. Иногда казалось, что исчез тот пронзительный взгляд, который так долго не давал ей покоя. Он скрылся за горизонтом, исчезнув из ее жизни навсегда.

– Испытательный срок… Он закончился? – иногда спрашивала она себя. Но чувствовала, что это не так. Все было лишь короткой передышкой. Короткой или длинной – этого она не знала. За тот последний месяц она очень устала, но теперь в ее сознании поселилась пустота, и девушка благодарна была судьбе за такой подарок. Упивалась внезапно наступившей тишиной, словно оказалась заброшенной в далекий уголок галактики, где только редкие метеориты иной раз пролетят мимо, весело прочертив огненную тропику, и снова исчезнут в кромешной темноте ночи. Иногда человеку нужно побыть наедине с собой. Только она не была одна, потому что в этом безумном одиноком мире находилось существо, которого она знала всю свою жизнь, доверяя ему. Ей было с ним интересно. А существом этим была она сама. Больше ей не нужен был никто. Во всяком случае, так ей казалось. В последние дни она начала избегать прогулок в дневное время, когда яркое солнце сияло, празднуя скорое тепло и лето, и наступление самых долгих дней в году. С нетерпением дожидалась сумерек и только тогда выходила на улицу. Совсем не боялась. Бояться было некого в этом пустынном городе, который, казалось, тоже оставил ее и забыл. Она не нужна была никому. Иногда приходила в пещеру – так она называла уголок музея, где находились удивительная картина и останки мамонта. Теперь она, словно, жила в этом музее. Но даже когда покидала его, девушка, удивительно на нее похожая, оставалась там. Они действительно были очень похожи, только лицо дикарки светилось от счастья, а Лея была словно копией, блеклым отражением, тенью, оказавшейся по эту сторону рамы полотна. Потом возвращалась домой, а с последними лучами солнца вновь покидала квартиру, выходя на улицу. Вот и сейчас брела по городу, никого не замечая.

И все-таки она снова оказалась там. Ноги сами привели ее на тот злосчастный мост, с которого все и началось. Только дойдя до середины его длинного пролета, поняла, куда пришла. Оглянулась, посмотрела на воду. Луна в полную силу сияла за спиной, а на поверхности реки лежало яркое отражение от моста и ее крошечная тень. Она колыхалась на мелких волнах, и была, словно, живая.

– А может так и должно быть, – вдруг подумала она. – Может быть, человек создан для того, чтобы быть одним. Тысячи, миллионы, миллиарды одиноких сердец, бьющихся в постылом теле. Вот и эта, желтая красавица, спокойно сияет в вышине. Она тоже совершенно одна. Луна. Одинокая Луна…

«В час последнего беспамятства…», – пробормотала она, потом повторила эти слова, желая продолжить. Посмотрела на Луну, словно ища подсказки. С ужасом поняла, что дальше не помнит. Цветаева! Любимая Цветаева! Как она могла забыть? Мучительно захотелось прочитать знакомые строки…

«В час последнего беспамятства…», – снова и снова повторяла она, терзая память, но словно пелена застилала сознание. Вспомнить она не могла.

Беспамятства!.. Последнего беспамятства!.. В час! Нет, она не уйдет отсюда, пока не дочитает стихотворение до конца. Теперь для нее это было смыслом жизни. Она должна была вспомнить эти строки. Ведь не зря же они были написаны для таких, как она, с надеждой взирающих на Луну. Вцепилась в перила, до боли сжав пальцы. Но не помнила совершенно ничего. Снова оглянулась. Спросить было некого. Теперь она будет прикована к этому парапету навечно. Зачем? Ради чего? Безумие! Но в этот момент ей почему-то необходимы были именно эти строки. Как воздух, необходимы. Беспомощно с надеждой оглянулась, и неподалеку заметила какого-то пожилого человека. Он был высокого роста в черном пальто, застегнутом на все пуговицы. Человек тоже глядел на воду, перевесившись через перила. Потом, подняв голову, перевел взгляд на Луну.

– Еще один лунатик! – подумала она и крикнула:

– Вы не помните, что там было дальше? «В час последнего беспамятства…»?

Человек в пальто повернулся к ней, сначала удивился, потом улыбнулся и спокойно произнес:

– Цветаева?

– Да! Да! Вы помните?

Тот на секунду задумался.

 
– «Оплетавшие – останутся.
Дальше – высь.
В час последнего беспамятства
Не очнись.
У лунатика и гения
Нет друзей.
В час последнего прозрения
Не прозрей…
 

Продолжать? – крикнул он.

– Нет! Спасибо! Не нужно! Большое спасибо! – с восторгом воскликнула Лея. Дальше она помнила сама. А человек теперь с интересом на нее смотрел. Он сделал несколько шагов навстречу, остановившись в некотором отдалении. Помолчав немного, и произнес:

– А вот еще. Тоже ваша любимая Цветаева:

 
 
Из перламутра и агата,
Из задымленного стекла,
Так неожиданно покато
И так торжественно плыла, –
Как будто Лунная Соната
Нам сразу путь пересекла…
 

Теперь очередь ваша! – весело воскликнул он.

– Про Луну?

– Конечно. Посмотрите, как она великолепна! Сегодня у нее праздник – полнолуние. Никто и ничто не лишает ее счастья греться в солнечных лучах.

– Сейчас… сейчас! – обрадовалась она. Ей было как-то удивительно хорошо с этим человеком. Он серьезно на нее смотрел, но искорки светились в этих глазах. Он был словно с другой планеты. Был тем единственным человеком, который по случайности забрел в ее пустынный город, и отпускать его она не хотела.

– Ну, хорошо. Давайте снова я, – перебил он ее мысли.

 
Своим лучом, лучом бледно-зеленым,
Она ласкает, странно так волнуя,
И душу побуждает к долгим стонам
Влияньем рокового поцелуя.
 

А Лея, в нетерпении перебив его, продолжила:

 
Своим ущербом, смертью двухнедельной,
И новым полновластным воссияньем,
Она твердит о грусти не бесцельной,
О том, что свет нас ждет за умираньем.
 

Бальмонт, – улыбнулся он, кивнув головой, и закончил:

 
Но нас маня надеждой незабвенной,
Сама она уснула в бледной дали,
Красавица тоски беспеременной,
Верховная владычица печали!
 

А вот еще, – продолжил он.

 
Луна уже плывет медлительно и низко.
Она задумалась, – так, прежде чем уснуть,
В подушках утонув, мечтает одалиска,
Задумчивой рукой свою лаская грудь.
 

– Бодлер, – заворожено прошептала она. А странный человек все продолжал:

 
Ей сладко умирать и млеть от наслажденья
Средь облачных лавин, на мягкой их спине,
И все глядеть, глядеть на белые виденья,
Что, как цветы, встают в лазурной глубине…
 

Она с восторгом смотрела на этого удивительного человека, голос его успокаивал, дарил надежду. Он был нежным шелестом, сладким дурманом. Голова ее начинала кружиться, и волшебные слова являлись в темноте под дивным сверкающим образом красавицы Луны…

 
Когда ж из глаз ее слеза истомы праздной
На этот грустный шар падет росой алмазной,
Отверженный поэт, бессонный друг ночей,
 
 
Тот сгусток лунного мерцающего света
Подхватит на ладонь и спрячет в сердце где-то
Подальше от чужих, от солнечных лучей.
 

На мгновение она почувствовала состояние, подобное невесомости. Уже парила над мостом, над рекой, сверкающей яркими желтыми отблесками, словно Луна рассыпалась на миллионы крошечных осколков, которые брызнули в разные стороны и теперь мерно покачивались на спокойной поверхности воды. А голос незнакомца продолжал звучать, обволакивая и успокаивая:

 
Зыбким светом облекла
Долы и кусты,
В мир забвенья унесла
Чувства и мечты.
 
 
Успокоила во мне
Дум смятенных рой,
Верным другом в вышине
Встала надо мной.
 
 
Эхо жизни прожитой
Вновь тревожит грудь,
Меж весельем и тоской
Одинок мой путь.
 
 
О, шуми, шуми, вода!
Буду ль счастлив вновь?
Все исчезло без следа –
Радость и любовь.
 

– Гете, – прошептала она, и приятная томная нега разлилась по всему телу. Это был дивный сон. Она очень устала, так давно не спала, и теперь ее глаза закрывались сами собой, а волшебные слова, словно сказочные ноты, музыкальные фразы, нежные аккорды звучали, обволакивая. Она открывала глаза, любуясь сумраком, мерным течением реки под мостом, набережной, уже не летела, но раскачивалась на волшебных качелях, а дивный голос все продолжал звучать:

 
Счастлив, кто бежал людей,
Злобы не тая,
Кто обрел в кругу друзей
Радость бытия!
 
 
Все, о чем мы в вихре дум
И не вспомним днем,
Наполняет праздный ум
В сумраке ночном.
 

Взгляд ее снова упал на спокойное течение реки. Та струилась, унося в прошлое всю ее жизнь, странную и никчемную, и так захотелось раствориться в этой ночи, в сверкающей воде. Сейчас она была частицей этого неба и Луны, отблесков фонариков на набережной, пьянящей свежестью воздуха и этих слов, строк, мерцавших в тишине. А причудливая тень рисовала отражение моста и ее крошечной фигурки, которая колыхалась на воде, словно живая. Только она одна, этот пустынный мост и волшебные слова, строки, звуки музыки. Только она одна и ее крошечная тень…

Кровь ударила в голову, и Лея лихорадочно вцепилась в перила. На воде была только одна тень, а рядом с ней в этом странном отражении не было никого. Перевела взгляд на незнакомца. Теперь он молчал, улыбался и пристально на нее смотрел. С ужасом поняла, что за последнее время это был первый человек, которого она не слышала, не понимала. Она не могла прочитать его мысли. Человека? Кто он? Это ОН!?

Человек в черном пальто долго молчал, как-то странно на нее глядя.

– Нет, не Он, – наконец вымолвил тот.

– Другой! – поняла она.

– Почему вы все говорите или думаете лишь о Нем?

Он пристально сверлил ее взглядом, улыбка не сходила с его уст, и оторвать глаз она не могла. Пожалуй, впервые за этот месяц она испытала ужас. Не страх, а ужас. Не было так страшно, когда по ночам бродила по городу одна, когда оказалась в ловушке у Артура, не испугалась даже там, в странной комнате на втором этаже, но сейчас… А тот спокойно продолжал:

– Что Он может дать вам кроме страданий и боли?

Она оцепенела. Ее волю парализовало. Она чувствовала удивительную, магическую силу этого человека. Была словно под гипнозом.

– Что? – повторил он. – Муки и страдания в поисках счастья, вечные сомнения? А этот страшный вопрос – «зачем»? Этот взгляд, который нагло преследует сверху и не дает покоя, не дает сделать то, что ты хочешь. Истинно хочешь. Совесть, которая якорем висит на шее. Снова сомнения и муки. «Зачем»??? – бьется в твоих висках. Один, как идиот пытается не отвечать на этот вопрос. Потому что…, да потому что он просто идиот. Другой отвечает, тут же понимая, что ответа на него нет и лезет в петлю, третий тупо терпит эту бессмыслицу до глубокой старости. Так отчего же не стать четвертым? Отбросить всю ерунду и предаться веселью, познать радость бытия, вкусить все прелести, которые даны его бренному телу, возвысить душу свою. Все это лишь игра, девочка моя. Только игра. Так зачем же эти муки?… Пойдемте со мной, – уже громче произнес он.

– Нет, – прошептала она. Сил у нее не было даже отвечать на его вопросы, она держалась за перила, едва не падая. А еще с ужасом понимала, что этот человек… прекрасен. Он был как Луна над головой, как ветерок, нежно ласкающий ее, он был сказочно красив, глаза его светились улыбкой, и был он очень убедителен… И был он совершенно прав!

– Куда?… Зачем?… только и успела прошептать она.

– Со мной. Я подарю вам счастье. Вы достойны его. Вы созданы для того, чтобы не предаваться убожеству, рабству и бессмысленности жизни этой, но подняться на недосягаемую высоту и делать лишь то, что желаешь. Люди, если они не рабы и не животные, должны делать лишь то что ХОТЯТ, не прогибаясь под чувством бессмысленного долга.

– Нет, – снова прошептала она, чувствуя, что сил не осталось. Еще несколько слов, и она оторвется от перил и помчится за этим удивительным человеком, куда бы он ее ни позвал. Противиться было невозможно.

– Я научу вас летать, я подарю вам эту планету или Луну, другие планеты и звезды, если вы захотите. Вы должны стать свободной, дитя мое. Такие, как вы, недостойны стоять в рабской очереди на бойню, преклоняясь ложным принципам и морали.

– Чего вы хотите?

– Сделайте свой выбор – вечные мучения или вечное блаженство? Просто доверьтесь мне. Вы больше не будете одиноки. Миллионы следуют за мной. ЭТИ – наиболее сильные. Остальные трава, поленья, их бросают в топку паровоза, который слепо мчится по рельсам, не ведая, что там тупик, а затем обрыв. Идите со мной и просто будьте собой.

– Я не смогу,

– Вы уже почти сделали это. Вы оставили постылый свет и предпочли ночь – не правда ли? Вам больно смотреть на яркое солнце, но теперь вы восхищаетесь сиянием Луны в темноте. И это созерцание потрясает. Отбросьте ложный стыд и просто доверьтесь мне и самой себе! Ваша судьба в ваших руках. И мир падет к вашим ногам. Вы останетесь вечно молодой, красивой. Будете жить вечно. Ваш испытательный срок закончится в ту же минуту – прямо сейчас! Вот вам моя рука…

Лее показалось, что она теряет сознание. Она не могла двинуться с места, но и не могла оторвать от него своего взгляда. Теперь он стоял прямо перед ней, а за ее спиной была черная вода, а над головой яркая Луна и больше ничего…

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22 
Рейтинг@Mail.ru