Олег Владимирович Фурашов
Хирурги человеческих душ Книга третья Вперёд в прошлое Часть первая На переломе
– К чему этот…фатализм? – не мог подобрать нужных слов Подлужный. – Давай немного подождём. Вдруг Людмила Михайловна позвонит? Если что, выйдем на её подругу.
3
Серебрякова не позвонила ни через час, ни через два, ни через три. Не появилась она и у Инессы Ромуальдовны. И всё это на фоне прерванного телевещания всех каналов. Только второй телеканал внезапно прорвался в эфир из резервной студии и сообщил о взятии столичной мэрии приверженцами депутатов, а также возобновил трансляцию о штурме Останкино гражданскими людьми, направляемыми Макашовым. Неудивительно, что Татьяна не выдержала этой пытки.
– С меня хватит! – заявила она. – Завтра утром первым же самолётом – в Среднегорск. И дальше – за мамой.
– Может, утром и определимся? – попытался остепенить её Алексей. – По ситуации…
– Нет. Как бы ни сложилось, надо её вытаскивать из этой…сумасшедшей Москвы! Из этой чёртовой передряги! От этого…недоделанного Макашова!
– Погоди, а на кого детей оставим? – озадачил супругу Подлужный. – Я же тоже улетаю. А как быть с твоей работой?
– За Серёжей и Мишуткой попросим приглядеть Морозихиных…, – принялась просчитывать варианты Татьяна.
– Ну, если на завтрашний день, ещё куда ни шло, – согласился Алексей. – А в обратный путь я захвачу с собой из Ильска маму. Она всё равно сейчас на пенсии сидит. Скучает.
– Умничка, Алёша, – благодарно поцеловала его жена. – Что до работы, то я возьму отгулы в счёт отпуска.
И Татьяна, несмотря на поздний час, принялась звонить Люлюкину, который ныне возглавлял реорганизованный отдел рабочего снабжения лесных посёлков. Затем у аппарата её сменил Подлужный, набирая по междугородке Ильск.
4
Подлужные сумели купить Татьяне авиабилет на Москву только на дневной рейс. Потому Алексей успел съездить в облпрокуратуру, решить там самые неотложные вопросы, встретить на автовокзале свою маму и уже вместе с ней вернуться в междугородный аэропорт Гуреево.
Когда он и Лидия Григорьевна вошли в здание аэровокзала, то первое, что их насторожило – странное затишье, несвойственное для таких заведений. И тут же им бросилось в глаза, что почти все пассажиры и провожающие сгрудились возле нескольких телевизоров, установленных на кронштейнах под потолком. Мать и сын поневоле остановились возле ближней от входа группы.
И им тут же стала понятна причина необычайной атмосферы, накрывшей терминал: сограждане, затаив дыхание, следили за прямой трансляцией от Белого дома. А лишиться дара слова всем без исключения вне зависимости от симпатий и пристрастий было от чего, ибо танки вели обстрел прямой наводкой по резиденции парламента!
– Какой ужас! – прошептала Лидия Григорьевна. – Ведь там же люди!
– Вот что бывает, когда так называемая законопослушная уважающая суд демократическая оппозиция дорывается до власти…, – с горечью резюмировал Алексей. И спохватившись, добавил: – Мама, давай скорей искать Таню. Я представляю, что с ней творится.
Татьяну они нашли у дальней стойки регистрации. Озёра её дивных глаз были до краёв наполнены слезами, но она держалась из последних сил и не теряла контроля над собой. Подлужный обнял жену и прошептал:
– Гони прочь дурные мысли. Всё будет хорошо.
– Ты понимаешь, Алёша, – прижалась к нему любимая женщина, – я так и делаю, но у меня предчувствие.
– Танюша, доченька, – взяла её за руку Лидия Григорьевна с другой стороны, – надо гнать чёрные мысли.
– Мама, вы же женщина…У меня сердце болит. Неспроста же…
– Стоп! – остановил жену Подлужный. – Вот что, милые мои дамы, до посадки время ещё есть, потому мы идём в кафешку, и я вас угощаю пирожным и кофе. Переключаемся на оптимистичную волну.
Впрочем, события этого дня развивались таким образом, что позитивный настрой в принципе был невозможен. В буфете тоже оказался телевизор. И едва троица приступила к поглощению сладкого, которое, вообще-то, улучшает настроение, как диктор местного телевидения объявил о повторе утреннего выпуска новостей.
И в первом же сюжете показали, как Руцкой по-ленински призывает брать почту, телефон, телеграф. Но при этом его «роль» была существенно урезана. Она всего-навсего служила фоном для другого «персонажа». С помощью спецэффекта телевизионщики с периферии изображения выхватили фигурку Людмилы Михайловны и трижды показали её крупным планом, дав закадровый комментарий. А упор в дикторском пояснении был сделан на то, что Серебрякова является женой влиятельного чиновника областной администрации.
Ошеломлённые родственники не успели даже переглянуться, или иным образом отреагировать, а на экране появился уже сам Владимир Арсентьевич. Его выступление было записано ранним утром – на фоне только-только просыпающегося Среднегорска. Профессор выглядел плохо. Видимо, бессонной ночь выдалась не для одних Подлужных.
«Я категорически против компрометирующего поведения моей жены, – говорил затянуто, тщательно подбирая слова Серебряков. – И если 19 августа 1991 года я отрёкся от конкретного поступка моей жены – тогда она вышла с плакатом в поддержку путчистов…То сейчас я отрекаюсь от неё как от российского гражданина. Это просто постыдно, позорно и непростительно для цивилизованного воспитанного человека…»
Алексею показалось, что он с ржавым скрипом повернул голову в сторону Татьяны. Ему было страшно даже представить её состояние. Он опасался, что с ней может произойти нечто нехорошее.
Как бы ни так! Как ни странно, но новый страшной силы удар мобилизовал её. Так бывает с нежными натурами, внутри которых есть стальной стержень, заставляющий их собраться, когда дело касается самого дорогого.
– Танечка, это же повтор утреннего выпуска, – попыталась смягчить выходку Серебрякова Людмила Григорьевна. – Владимир Арсентьевич тогда и представить не мог, что Белый дом станут обстреливать.
– Тем хуже для него, – отрезала Татьяна.
– Ты же знаешь, что твоего отца редко да метко заносит…, – в свою очередь вступил в разговор Подлужный.
– У меня нет отца! – окончательно и бесповоротно вынесла суровый вердикт бывшая дочь профессора.
И оценив её состояние, Алексей и Людмила Григорьевна осознали, что приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
5
Для предусмотрительного человека прошлое – это задел на будущее. И принимая во внимание данную истину, Сясин, возвращаясь в областной центр из Солегорска, где он славно поставил на место «начавшего дёргаться» прокурора этого города, попутно заехал в Варначинск. Там его уже поджидал мэр Варначинска Баланов Василий Юрьевич.
Согласно несколько странному (фрагментами) новому закону «О прокуратуре Российской Федерации» именно на муниципалитеты возлагалась обязанность по предоставлению жилья прокурорам на местах. То есть, в этой части, как ни удивительно, было возрождено некое подобие системы кормления, отменённой ещё Иваном Грозным.
Сясин и Баланов были не просто знакомы. Они сходились во взглядах на жизнь. Более того: в некоторых взаимовыгодных поступках прошлого – тоже. Потому по вопросу предоставления квартиры Подлужному между ними недопонимания не могло возникнуть в принципе. Однако былое властно напоминало Ладомиру Семёновичу кое о чём неприятном. И тёртый чиновничий калач решил переиграть партию.
Василий Юрьевич встретил высокого гостя радушно. И тотчас препроводил в приватную комнатку, что располагалась за официальным кабинетом. Там он усадил Сясина на диван, перед которым стоял столик, сервированный бутылкой хорошего коньяка и всем причитающимся к нему.
– Дорогой Ладомир Семёнович, – тараторил глава администрации, наполняя бокалы, – как мы и условились, полногабаритную трёхкомнатную квартиру я для нового прокурора города уже присмотрел…
– Вот за тем я и завернул к тебе, Вась Юрьич, – фамильярно проглатывая окончания, перебил того Сясин. – Надобно нам в этом деле быть похитрее. И не то чтобы перерешить этот вопрос, а отложить его, так сязять, в долгий ящик.
– Не по-о-нял, – слегка растерялся Баланов.
– Видишь ли, милый мой приятель, этот Подлужный – тот ещё стервец. Много из себя воображает. И нам с тобой надо его держать на коротком поводке. Чтобы было чем в узде держать.
– Да я в курсах, что он с придурью…
– Во-во! Короче, можешь ты ему втюхать маленькую двухкомнатную квартирёшку под соусом, что обещанная будет позже? Мол, обстоятельства изменились.
– Дак вы ж сами сказывали, что после нашего первого контакта, – щёлкнул себя пальцами по горлу мэр, – гарантировали ему под Новый год трёхкомнатную…
– А до того? – иезуитски ухмыльнулся ему подельник.
– А…А до той поры перекантуется в отдельной комнате в общаге, – обескуражено ответил Василий Юрьевич.
– Вот-вот, на то и расчёт, – потёр пухлыми ручонками прокурор области. – То были словеса. Щас же я ему вручу твою письменную замануху: мол, квартирёшку – немедля, а, так сязять, апартаменты – после Нового года. Дескать, сдача новостройки затягивается. И под этим соусом мы и поглядим на его поведение.
– Кха…Да квартирёшку-то я могу, – почесал затылок Баланов. – А за волокиту на меня никто того…Не ополчится?
– Обижаешь, Вась Юрьич, – деланно насупился Сясин. – Я своих не сдаю. Да и в законе говорится, что при назначении на должность прокурору жильё в виде отдельной квартиры или дома предоставляется в течение шести месяцев. Вот мы и потянем. Лады?
– Лады, – согласился мэр.
– Ты письмецо этому козлу Подлужному прям щас и сваргань, – начальственно распорядился Ладомир Семёнович, – а мой кадровик ему прямо перед убытием сюда, под роспись и вручит.
– Ага, я щас распоряжусь, – приподнялся Баланов.
– Погодь, – остановил его высокий чин. – Не суетись. Давай сперва за наш блицкриг и замахнём по маленькой.
6
Минула неделя с той тревожной даты, когда Алексей проводил Татьяну в Москву. А сегодня он ждал в аэропорту Гуреево её возвращения обратным рейсом. Всё это время они поддерживали краткие и сдержанные контакты по телефону. И потому Подлужный знал, что, увы, ничего хорошего его жена не выездила.
Встретив Татьяну, он первым делом ответил на её расспросы о детях. А затем, уже сев в такси, на котором они помчались в аэропорт местных авиалиний Знахаревку, супруги побеседовали о судьбе Людмилы Михайловны.
– Ну, как там? – кратко осведомился Подлужный.
– Плохо, Алёшенька, – ответила жена, и глаза её наполнились слезами. – Мама бесследно пропала. Четвёртого я как прилетела в Москву, сразу поехала к Верховному Совету, хотя и стемнело. Приехала. Депутаты уже сдались, Белый дом был окружён и к нему никого не пропускали. Я поехала к Инессе Ромуальдовне. Переночевала. Мама так и не появилась и не дала о себе знать. Поутру с Инессой Ромуальдовной мы поехали к Белому дому. Там всё было по-прежнему. Из охраны с нами никто и разговаривать не стал. Зато в толпе москвичи шептались, что всю ночь из здания тайком вывозили трупы и раненых.
– Ты же говорила, что тебе помог Сергей Иванович, – напомнил Татьяне Подлужный о знакомом из Генеральной прокуратуры России, прежде работавшем в Среднегорске.
– Да, если бы ты ему не позвонил, – кивнула головой супруга, – я бы вообще никуда не протолкнулась. А так я на него вышла, и он назначил мне встречу. На следующий день Сергей Иванович вышел к проходной, с тыльной стороны генпрокуратуры, и проверил мой паспорт. Потом сказал, что наведёт справки. И только ещё через день перезвонил и сказал, что нужно съездить на Николо-Архангельское и на Хованское кладбище. И сказал к кому обратиться. А уж там мне по большому секрету и не для передачи пояснили, что трупы от Белого дома и Останкино кремируют третий день безо всякого оформления. И прах хоронят в братской могиле. Рядом с крематорием. Я побывала на обоих кладбищах. Но там одни безымянные кресты. Никаких надписей. А подъезжают только такие же горемыки, что и я. Ищут своих родных. Но никто сведений не даёт. А по периметру захоронений ходят мрачные типы в сером и чёрном. Контролируют. Вот так.
– Ты по телефону ещё упоминала про раненых, – успокаивая жену, привлёк её к себе Алексей.
– Да, ездила по больницам, которые мне назвал Сергей Иванович, – через силу сделала глотательное движение Татьяна. – Там записи о раненых ведут, но мама в списках не значится.
– В последнем перед вылетом разговоре ты поминала про Белый дом.
– Да, только вчера туда допустили технический персонал. И опять выручила протекция Сергея Ивановича – не знаю, как и благодарить его. Так вот, одна женщина вспомнила маму по фотографии. Сказала, что она видела её в Белом доме в самые опасные дни. Но больше – ничего конкретного. Мамочка как в воду канула.
– Н-да, и в самом страшном сне такое привидеться не могло, – проронил Подлужный, не зная, какими словами уместно проявить сочувствие в подобной ситуации. – Вот тебе и демократы…А при взятии большевиками Зимнего дворца в октябре 1917 года погибло шесть человек.
– Ты понимаешь Алёшенька…, – перешла на горячий шёпот Татьяна, искоса метнув взгляд на таксиста. – Долбаному Ельцину – хоть бы что. Зазывалы типа Руцкого, Хасбулатова, Макашова – живы и без единой царапинки. И лишь моей милой мамочки, которая доверилась им безоглядно – нет как нет! А таких бедолаг как я в Москве – море разливанное. Говорят, что в Белом доме и в Останкино расстреляно больше тысячи…
– Российская буржуазно-демократическая революция завершена, – раздумчиво проговорил Подлужный. – Начинается кровавая и беззастенчивая реставрация капитализма худшего типа.
Он вновь обнял безмолвно плачущую жену и прижал её к себе. Тоже беззвучно. Бывают ситуации, когда любые слова бесполезны. А нужно элементарно пережить момент. Перетерпеть тяжкую минуту. И когда любимая женщина глубоко и прерывисто вздохнула подобно обиженному ребёнку, Алексей мягко поинтересовался:
– Танюша, ты ничего не сказала о подаче заявления…по розыску твоей мамы…
– О, это была целая эпопея, – нахмурилась супруга. – Нас с Инессой Ромуальдовной прогнали по всем девяти кругам ада. Сначала мы пришли в милицию, как ты учил, которая возле Верховного Совета. Там как услышали, что мама защищала Белый дом, перепугались, забегали и отказались брать заявление. Тогда я пригрозила прокуратурой. Мне назначили приём назавтра. Когда я пришла, то мне однозначно сказали: доказательства, что мама без вести пропала именно в Белом доме, отсутствуют. И отправили в милицию по последнему месту, где маму видела живой Инесса Ромуальдовна. Там про нас уже знали. Но когда мы пришли, не стали принимать заявление, что мама была в Белом доме. Я его три раза переписывала. Только после этого взяли. Сказали, что о результатах сообщат в письменном виде.
– Н-да, – посетовал Подлужный. – И стоит ли удивляться теперь тому, что нашу доблестную милицию ругают почём зря.
– …А как твои дела? – спустя некоторое время, спросила мужа Татьяна.
– Вот, – вместо ответа достал Алексей из нагрудного кармана пиджака гарантийное письмо Баланова и передал его супруге. – Сейчас отправлю тебя в Красносыльск, а сам с Потыквеокомом поеду в Варначинск.
– Я правильно поняла, – уточнила Татьяна, возвращая документ, – что трёхкомнатную квартиру дадут после Нового года?
– Угу.
– А пока?
– Пока поживу в малогабаритке. Могу и вас сразу забрать. Только туда наш безмерно богатый прокурорский скарб не поместится. Возможно, есть резон подождать?
– Я пока не в состоянии различить: где ты шутишь, а где – нет, – призналась Татьяна. – И думать о чём-то сложном. Я так истосковалась по нашим мальчишечкам. И мечтаю только о них. Так что, давай не будем решать серьёзный вопрос с бухты-барахты…
Продолжение следует
