Олег Владимирович Фурашов
Хирурги человеческих душ Книга третья Вперёд в прошлое Часть первая На переломе
– Алёшенька, – остановила его Татьяна, – а давай бросим всё это: и райсовет, и прокуратуру…Вернёмся в Среднегорск и заживём, как люди…
– Не-ет, – упрямо замотал головой тот. – Я не имею права бросить начатое на полпути. Подвести людей. Надо завершить работу. Или убедиться, что настали совсем другие времена…
Супруги прикрыли дверь в детскую комнату и перебрались в зал. Там они включили телевизор, надеясь хоть ненадолго отвлечься от политики и посмотреть душевный советский фильм. Увы, по обоим каналам пафосно вещали о победе Ельцина, пророча зрителям светлое будущее.
У Подлужного от этого возникло концентрированное ощущение чувств, которые он прежде ощутил при окончании шахматного матча «Карпов-Каспаров» 1987 года в Севилье. В том противостоянии Карпову достаточно было свести вничью последнюю партию, чтобы стать чемпионом мира. Однако, он допустил детскую ошибку, позволив сопернику выиграть финальную схватку. В результате матч в целом завершился вничью, и Каспаров сохранил титул.
В поединках этих шахматных гигантов Подлужный с женой и тёщей неизменно болели за Карпова, а тесть – за его оппонента. И помимо шахматной составляющей здесь всегда подспудно присутствовал чисто человеческий момент: Алексей, Татьяна и Людмила Михайловна желали победы коллективисту и советскому человеку Карпову, а Владимир Арсентьевич – ярко выраженному эгоисту и «ненашенскому» Каспарову.
Состояние дежавю усилилось, когда Подлужный в очередной раз переключил телевизор с первой программы на вторую. Здесь как раз стали показывать региональные новости. И в записи репортажа от областного Дома Советов немало изумлённые Алексей с Татьяной увидели Людмилу Михайловну, которая с красным знаменем в руках и с немногочисленными соратниками участвовала в пикете. Эпатажный репортёр охарактеризовал тёщу в качестве «осколка горкома партии», а та успела прокричать в камеру, что правда на их стороне и что народ разгонит «ельцинскую свору».
Не успели огорошенные родственнички «осколка горкома партии» обменяться хотя бы парой слов, как в следующем драматургически славно сработанном телесюжете показали уже Владимира Арсентьевича. И тоже возле Дома Советов. Но уже на фоне российского триколора. И тот, отрекомендованный в качестве недавно назначенного начальника главного планово-экономического управления облисполкома, категорически осудил поведение супруги. Посоветовал телезрителям не принимать всерьёз «женские эмоции». А также пообещал безотлагательно заняться перевоспитанием «своей благоверной».
Сказать, что Татьяна была потрясена телематериалом – ничего не сказать. Алексею было больно смотреть на неё. Он привлёк к себе жену, у которой на глаза выступили слёзы, и поцеловал в висок.
Однако Татьяна быстро взяла себя в руки. Несмотря на поздний час, она принялась по междугородке набирать домашний номер телефона своих родителей. И напрасно муж пытался её вразумить. Фемина, в мозг которой запала идея, – неудержимая субстанция. Минуту спустя, дочь и мать столь темпераментно делились наболевшим, что из детской выскочили заспанные и испуганные Серёжа с Мишуткой.
Главе семейства пришлось успокоить мальчишек и заново убаюкать их. А женщины ещё с полчаса обменивались мнениями по поводу непорядочного поведения Владимира Арсентьевича. Только после этого Татьяна потребовала к телефону отца.
И Серебряков довольно долго и бессловесно выслушивал претензии дочери. Ан его терпение оказалось небеспредельным. И воспитанный доктор наук вскоре возопил в телефонном эфире так, что его ненаучные аргументы стали слышны даже зятю. А затем человек, больше тридцати лет жизни отдавший плановой социалистической экономике, назвал Людмилу Михайловну «коммунистической дурой». И трубкой хлопнул таким образом, что вздремнувший Подлужный подскочил на диване.
Глава вторая
1
Беда пришла, откуда не ждали. К такому безутешному выводу пришли участники совещания, обсуждавшие ход лесозаготовительной кампании и обеспечения сырьём Сылбумзавода. За десять месяцев текущего года лесные предприятия Сылки поставили менее полумиллиона кубометров древесины. Однако и таких объемов завод не переработал. И вовсе не по причине отсутствия производственных мощностей.
– Мы затоварились собственной продукцией, – докладывал присутствующим директор Сылбумзавода Тимкин Владимир Николаевич. – Самая высококачественная в стране бумага не находит сбыта. Госзаказа не стало. Спрос на учебники и вообще на книги упал. Мало того. Запросы на бумагу для вычислительной техники снизились втрое. Вы спросите: почему? Отвечу: да потому, что половина оборонных предприятий, расположенных за пределами России, отказались от неё. А потребности чисто российской оборонки снизились наполовину, так как ей обрезали финансирование.
– Но ведь Солегорский бумкомбинат как-то выкручивается? – подал голос бывший первый секретарь райкома КПСС Майоров, которого на совещание пригласили больше по привычке.
– Козлову проще, – пояснил Владимир Николаевич. – На газетную бумагу спрос тоже снизился, но меньше. Ещё он процентов на пятьдесят перешёл с выработки бумаги, на поставку целлюлозы за границу. Это же грязное производство. И ему целлюлозу даже в Японию, где заботятся об экологии, выгодно поставлять. Наконец, Солегорский бумкомбинат располагается близко к транспортным магистралям. И через Солегорск проходит железная дорога.
– Мы последний раз древесину на завод поставили в сентябре, – вступил в общую беседу директор Вёпсовского лесозаготовительного предприятия Гёте, перешедший с советской работы на хозяйственную. – А оплата до сих пор не поступила.
– Денег нет, – всплеснул руками Тимкин.
– Значит, и леса нет, – сжал могучие кулачищи Гёте. – Погоним его в Солегорск.
– Как знаете, – понурился директор бумзавода. – Мы, видимо, вынуждены будем сокращать персонал.
– А Холмских что-то предпринимает? – осведомился с места председательствующего Подлужный.
– Андрей Андреевич чего-то темнит, – ответил Владимир Николаевич. – Видимо, МГО рушится. И он создал какую-то сбытовую конторку, которую красиво назвал «Сылка-универсаль». И предлагает и бумагу, и древесину реализовывать через них. Но расчёт с нами – после получения выручки.
– Хитро, – откликнулся на это известие Сигель. – А что этот господин говорит про договор с райсоветом, про лесосырьевую базу?
– Боюсь наговорить лишнего, – признался Тимкин, – но, по-моему, ему ни договор, ни база к чертям собачьим не нужны.
– А централизованный фонд? – озлоблённо поинтересовался Подлужный.
– Зато эту штуковину он, пользуясь общей неразберихой, х-хе, – едко хохотнул директор завода, – видимо, заныкал. Андрей Андреич уверяет, что это нужно на раскрутку «Сылки-универсаль». А через то, дескать, и всё мы поимеем.
– Исполнение обязательств по договору МГО «Информбумпром», мягко говоря, саботируется, – хмуро констатировал Подлужный. – Поэтому считаю необходимым срочно командировать в Москву меня и Владимира Николаевича, чтобы достоверно установить статус МГО. А равно выяснить намерения Холмских на счёт централизованного фонда. И если он наложил на него свою лапу, довести это до сведения компетентных органов. Финсредства ему достались не в наследство от богатого дядюшки из Канады. Это отчисления предприятий. В том числе и нашего бумзавода.
2
При встрече Алексей не узнал Холмских: у него был болезненный вид, лицо его стало одутловатым, и выглядел он не как респектабельный господин, а как обычный не знающий меры толстяк. Самое же главное, он потерял свой фирменный лоск, вальяжность и уверенность в себе. Андрей Андреевич суетился, не к месту перекладывал на столе бумаги, а глазки его бегали.
Он непривычно смиренно выслушал Подлужного с Тимкиным. А затем подобно коту Леопольду из одноимённого мультфильма принялся увещевать визитёров.
– Обижаете, ребята, – сказал Холмских им. – МГО – госструктура. Я – ответственный чиновник. Что могу в сложившихся условиях – делаю. Но вы же видите, что творится на дворе. Всё валится и рушится. Официально признаваемая инфляция растёт, а неофициальная – скачет. И если умело, до поры до времени, придержать ходовой товар, то он только прибавит в цене. Денежки – тоже ходовой товар. Но ежели их просто придержишь, то они начнут превращаться в бумажки. Поэтому централизованный фонд у нас не лежит. Он работает. Мы вложились в некоторые акции…Не в ценные бумаги, а в бизнес-операции. Всего я вам открыть не могу – коммерческая тайна. Партнёры серьёзные. Однако, довольно скоро наши…ходы принесут ощутимую отдачу. Не мне, заметьте. Не МГО. А предприятиям МГО.
– А каким конкретно? – заинтересовался Алексей.
– А-а-а…Проняло его! Х-хе…, – кивнув Тимкину, несколько шельмовски хохотнул Андрей Андреевич. – Успокойтесь…Ясно, что Сылка у меня на первом плане. Зато с остальными – проблема. Что с ними станется – бог его знает. Вот, читайте.
И руководитель государственного объединения передал Подлужному какую-то бумагу. Председатель райсовета и директор бумзавода поочерёдно с ней ознакомились. Это было уведомление, изложенное на официальном бланке Роскомимущества. Из текста документа следовало, что МГО «Информбумпром» предписывалось перейти из союзного подчинения в республиканское. В связи с этим Холмских предлагалось 15 ноября 1991 года прибыть в Роскомимущество для участия в совещании, а также для подписания контракта с председателем госкомитета. Под текстом фигурировала подпись Малея.
– Ну, Малея-то вы не забыли? – уже более авторитетно осведомился Андрей Андреевич.
– А то, – ответил ему Тимкин.
– Пятнадцатое ноября…Это же…, – рассудительно протянул Алексей.
– Это завтра, – опередил его Холмских. – Я уже готовлюсь. Кстати, если у вас есть время, можете остаться. Завтра вместе и сходим. Пропуска на вас я закажу.
Подлужный с Тимкиным переглянулись и дружно кивнули главе государственного объединения.
3
Анонсированное мероприятие в Роскомимуществе вёл заместитель председателя госкомитета Юткин. Он довольно долго не открывал совещание. А когда руководители союзных предприятий и объединений, коих собралось около четырёх десятков, начали шуметь, он угомонил их одной фразой.
– Глава ведомства уже на подходе.
– Тады: «Ой», – под общий смех пошутил кто-то из зала.
Минуло не более минуты, как из бокового входа появился высокий подтянутый моложавый рыжеволосый человек с неприятным и высокомерным выражением лица. Он уверенно продефилировал по подиуму к столу, за которым сидел Юткин, и уселся в приготовленное кресло. Юткин же, наоборот, вскочил под наступившую заинтригованную тишину, поскольку присутствующие хорошо знали Малея, а пришедший явно им не являлся.
– Господа, – напыщенно отрекомендовал Юткин аудитории вошедшего, – позвольте вам представить вновь назначенного председателя Государственного комитета РСФСР по управлению государственным имуществом Чубайса Анатолия Борисовича.
– Буду краток, – закинув ногу на ногу, приступил к «начальственной накачке» тот, не удостоив даже кивком ни Юткина, ни прочих. – Мой предшественник Малей по части перехода организаций союзного подчинения под российскую юрисдикцию поработал относительно неплохо. Но относительно. Сейчас этот показатель достигает семидесяти процентов. Борис Николаевич поставил передо мной задачу к концу года достичь ста процентов. И это будет сделано. Как вы понимаете, в число тридцати оставшихся антироссийских процентов входят и те, кто находится передо мной. Предлагаю всем, кто явился сюда, сразу после совещания заключить контракты с комитетом и перейти под власть России. Адреса, телефоны, явки, пароли указаны в уведомлениях, которые вы получили. Детали вам расскажет господин Юткин. Только так вы сохраните руководящую должность. Время на раздумье кончилось. Кто будет противиться, тот потеряет всё. Потому что возглавляемые вами организации всё равно мы перетащим под Россию. Силой. И на это нам дал право, как велел передать Борис Николаевич, народ России. Вопросы есть?
– Руководитель МГО «Информбумпром» Холмских, – встал Андрей Андреевич. – У меня большинство предприятий в России. Но несколько – в Белоруссии, на Украине, в Молдавии, в Казахстане. И последние уже зашевелились. Заявляют, что они уходят «под свои» правительства. Какие предприятия будут указаны у меня в контракте?
– Оборонка? – ткнул пальцем в направлении Холмских Чубайс.
– Да, оборонка.
– Общий принцип – по территориальности. Предприятия подчиняются республике, на которой они находятся. За редким исключением. Например, Байконур, структуры ракетно-космической отрасли. Ядерные силы. Тут Борис Николаевич будет вести переговоры со своими коллегами на высшем уровне.
– А как же Советский Союз, Горбачёв? – выкрикнули с последних рядов.
– Забудьте, – снисходительно посоветовал новоиспечённый управляющий российским имуществом. – Нет уже Союза. Горбачёв, правда, есть, но это – никто. 7 ноября был опубликован уж пятый по счёту вариант договора о Союзе суверенных государств. Он подготовлен союзными, с позволения сказать, властями. Даже там речь идёт о суверенных государствах, а не о республиках. Но и эта мазня Борисом Николаевичем не признана. Да и другими бывшими республиками – тоже. Сейчас по указанию Ельцина готовится соглашение о содружестве независимых государств. А что такое содружество? Слыхали про игры британского содружества? Бокс, плавание, регби…Во-о-от, от Союза останется приблизительно, то же самое. Говорю об этом не понаслышке, поскольку с 1983 года…э-э-э…сотрудничаю с недавно назначенным заместителем председателя правительства РСФСР по вопросам экономической политики Гайдаром, который и готовит это соглашение.
– А можно поподробнее про…Гайдара? –
– Отчего ж…Можно, – как-то подобрел Чубайс. – Егор Тимурович Гайдар. Да-да, внук того самого знаменитого Аркадия Гайдара. Его отец – Тимур ркадьевич Гайдар, – был заведующим военным отделом газеты "Правда", бывал на Кубе, в Югославии, в Афганистане. Контр-адмирал. Знаком с Раулем Кастро. Знал Эрнесто Че Гевару. Сам Егор…Тимурович три года заведовал отделом экономической политики в журнале ЦК КПСС "Коммунист". Там он и убедился в бесперспективности планового народного хозяйства. Развернул дискуссионную площадку на тему либерализации экономики и необходимости резкого сокращения бюджетных расходов. Ну, и далее по тексту…И вот, с 6 ноября – зампред правительства. Убеждённый сторонник независимости России. Ещё вопросы?
– Якушев. Производственное объединение «Прибор», – поднялся один из директоров, убелённый сединами. – Но ведь независимость России должна быть ради чего-то…А если она, помимо моральных издержек, влечёт разрыв хозяйственных связей, устоявшихся полезных отношений, то, как это назвать?
– Хороший вопрос, – покровительственно похвалил старейшину молодой ставленник Ельцина. – Проблема в том, что в Союзе контакты между предприятиями устанавливались на основе администрирования. Сказали, что «Метеор» будет поставлять «Мотору» – и точка. А как это выглядит с точки зрения экономики – дело десятое. Но для либеральной экономики, на которую мы взяли курс, это вредоносно. Значит, то, что рушатся идеологически навязанные связи – очень хорошо. Да, это неизбежно будет сопровождаться спадом. Зато возникнут подлинно партнёрские, взаимовыгодные корреляции. И ещё исключительно важный аспект: по большей части нам и не нужны старые контрагенты. Так сказать, из ближнего зарубежья. Нам нужно вписываться в мировой рынок. И крайне предпочтительно – в западный альянс. Мы им газ – они нам электронику…
– Ага, – раздалось ироничное замечание, – мы им пеньку и меха, а они нам – самолёты и пароходы.
– А что в том плохого? – высоко задрав подбородок и сощурившись, выглядывал и брал на заметку безымянного критикана Чубайс. – Раз мы технологически отстали – займём своё исконное место в мировой пирамиде государств. Да, будем, как при царе Горохе, поставлять мёд и меха, древесину и уголь, алмазы и золото…Поймите, Борис Николаевич дал сроку 500 дней, чтобы накормить страну. Да, признаю: при таком подходе мы не станем, как теперь модно говорить, Царём Горы, но в серёдке где-то точно обоснуемся. И нас, наконец-то, воспримут в мировом сообществе как цивильных людей, а не как голозадых коммуняк-изгоев.
– И из хаоса на одной шестой части мира, где каждый будет тыкаться и искать контрагента, возникнет макроэкономический порядок? – вновь усомнился седовласый Якушев.
– Вне всякого сомнения, – надменно и с высоты собственного величия, изрёк похожий на хищную лису творец новой экономической политики. – Весь мир через это прошёл. Да, будут трудности. Кто-то отсеется. Кто-то не выживет. А как вы хотели?! Конкуренция будет жёсткой. По прикидкам, до трети предприятий разорится. Миллионов двадцать населения тоже уйдёт в отсев – те, кто не хотят или не могут работать в новых условиях.
– Видим. Это уже началось, – мрачно проронил кто-то.
– Не-е-ет! Ещё не началось, – насмешливо возразил Чубайс. – Это ещё цветочки. Ягодки пойдут, когда мы выключим последний атавизм советской эпохи – регулирование цен. А это неизбежно. Сами посудите, всех бросаем в свободное плавание, а по ценам кому-то даём преференции, кого-то, наоборот, давим. В либеральной экономике ценообразование должно быть свободным. Всё будет регулировать спрос и предложение. Не секрет, что сейчас директорат придерживает дефицитные товары. Ждут повышения цен. Отсюда и пустые полки. Но как только цены отпустят, наступит эра изобилия. Да, скачок произойдёт раз в пять-шесть. Кому-то это будет не по карману. Зато тот, кто крутится, выиграет. И упомянутый мной Егор Тимурович уже готовит соответствующий документ. Думаю, в новый год мы вступим с новыми ценами.
– Никонов. Тоже из оборонки, – встал ещё один почтенного возраста директор. – При эдаких порядках мы с голоду, наверное, не помрём, но вместо ракет останемся с рогатинами. И случись что, НАТО нас перебьёт как цыплят…
– Перестаньте, – пренебрежительно прервал его Чубайс. – Железный занавес рухнул. Холодная война, в которой вы, уважаемый ветеран, вместе со своими ракетами всё равно потерпели поражение – осталась позади. Наступила эра международного сотрудничества. Горбачёв много в чём напортачил. Но за то, что он нашёл общий язык со Штатами в сфере разоружения, честь ему и хвала. Вместо бомб и мы, и Запад дадим больше хлеба и зрелищ. Причём Запад в этом заинтересован гораздо больше нас. Ему-то есть что терять, в отличие от милитаристской Совдепии – сытую и зажиточную жизнь. Да они спят и видят, как русский медведь наконец-то успокоится и также станет мирно сосать лапу в своей берлоге, как с нами давно ищет дружбу продвинутая Европа.
– Оглоблин. «Станкопром», – вступил в диалог с новоявленным мессией ещё один маститый и многое повидавший на своём веку руководитель. – Вы знаете, Анатолий Борисович, а ведь я впервые удостоился чести слушать и вас, и Гайдара на конференции по вопросам экономики в 1986 году в пансионате «Змеиная горка» под Ленинградом…
– Как же, помню этот форум, – насторожился Чубайс. – И что?
– А то, что вы там, на пару со своим другом, горячо говорили о реформировании советского общества и светлых перспективах социалистического способа хозяйствования.
– И не подумаю отказываться, – по-американски закинул правую ногу на левую высокопоставленный чиновник. – Но нас кто-то послушал тогда? Не-е-ет! Горбачёв же с коммуняками всё делал через одно место…Вот и довели до жизни такой. А так называемые проклятые империалисты тем временем не дремали. И сделали рывок. И подработали свою систему. Мировой опыт сейчас наглядно демонстрирует, ху из ху.
– Анатолий Борисович, в связи с этим позвольте вопрос, – импульсивно среагировал на откровения Чубайса Алексей, вскакивая со стула. – Председатель Красносыльского райсовета Среднегорской области Подлужный. Наш райсовет – контрагент МГО «Информбумпром».
– Ну, попробуйте, – снисходительно ухмыльнулся тот.
– Анатолий Борисович, ведь буржуазный строй некогда тоже самоутверждался в муках и исканиях, – издалека зашёл Алексей. – Достаточно вспомнить, как нарождающиеся ростки капитализма с трудом пробивали себе дорогу в Англии при Оливере Кромвеле. Или сколь многократно буржуазные республики терпели крах в феодальной Франции, когда их, словно перчатки, меняли императоры из династии Наполеонов…
– Не пойму, к чему вы клоните? – нахмурил не слишком высокий лоб Чубайс.
– Так может быть, как капитализм далеко не сразу смог раскрыть свой потенциал и историческое преимущество перед феодализмом, так и социализму на это нужно время?
– …А не буду спорить, – после некоторой паузы бросил в притихший зал вершитель новой экономической политики. – А может быть и так! Но один момент всё меняет: капитализм – отработанная технология. И наша команда знает, как её внедрить. А социализм – не просто на воде вилами, а скомпрометировавшая себя на одной шестой части планеты модель. Свой лимит ошибок на этом…поприще Россия уже исчерпала. И Борис Николаевич поставил перед нами конкретную задачу: перевести страну на западные рельсы в кратчайшие сроки. Что мы и сделаем уже завтра. Чего бы это нам не стоило. А за социализм пускай бодаются другие. Может, лет эдак через сто-двести они окажутся на коне? А хрен его знает!…Но нам не до экспериментов. Нам выживать надо здесь и сейчас. И я решу поставленную сверхзадачу.
– Спасибо хотя бы за прямоту! – вырвалось у кого-то из директоров.
– Вижу, вы, мягко говоря, в шоке, – ухмыльнулся ельцинский лис. – Думаете, небось, что Чубайс – зверь. Думайте на здоровье. Зато потом спасибо скажете. Вопросы есть?…Вопросов нет. Тогда вперёд – на подписание контрактов.
Чубайс стремительно покинул зал – спешил творить новую историю. Пришибленный же директорат некоторое время безмолвствовал. Первым пришёл в себя Холмских.
– Вперёд, господа! – подбодрил он коллег. – Господин Юткин, а не подскажете, где кабинет номер триста шестнадцать?
– Третий этаж. От лифта – направо, – союзнически улыбнулся ему тот.
Несколько позже, уже сидя в зале ожидания аэропорта, Тимкин и Подлужный, осмысливая встречу с Чубайсом, стали делиться впечатлениями.
– А этот…рыжий-то – голова, – уважительно констатировал Владимир Николаевич. – Всё разложил. Просто мы – закомплексованные. Забитые марксистскими догмами. А нужно уметь отречься от заблуждений.
– Враньё, – упрямо сжал губы его отнюдь нестарый собеседник. – Эти новоявленные мессии тянут нас в прошлое. В дикую эру первоначального накопления капитала, которую мир давно перерос…
– Алексей Николаевич, тебе сколько? Тридцать три? – перебил его директор бумзавода.
– Тридцать шесть.
– Х-хе. А мыслишь, как дедульман из дома престарелых. Пойми, студент, на вопросы надо смотреть ширше, – сыронизировал Тимкин. – Мне вот пятьдесят четыре, а я перестраиваюсь. Помнишь, полгода назад мы дискутировали на эту тему с Майоровым?
– Помню.
– О, как ты его критиковал…Говорил, как мол так, секретарь райкома КПСС, а мыслит по-буржуазному…А Валентин Николаевич-то как в воду глядел. Всё излагал, как сегодня Чубайс. В будущее надо глядеть, студент, в будущее!
Глава третья
1
Глава Красносыльского района готовил материалы к очередной сессии райсовета, когда к нему в кабинет заглянул Сигель. Подлужный, пожалуй, чаще заходил к председателю исполкома за советом, нежели тот к нему. Потому Алексей не без любопытства ожидал услышать причину посещения.
– Не отвлекаю, Алексей Николаевич? – присаживаясь к приставному столику после рукопожатия, осведомился визитёр.
– Что вы, что вы, Иона Абрамович, – ответил ему Подлужный.
– Уж не знаю, кстати, или нет, – как всегда неспешно заговорил гость, – но счёл своим долгом поставить вас в известность.
– Да-да, – насторожился Алексей.
– Вчера умер Гайда Дмитрий Анатольевич. Завтра еду на похороны.
– Ох, ты! – искренне огорчился Подлужный. – А что с ним случилось?
– Обширный инфаркт. Очень уж он тяжело переносил…нововведения, скажем так.
– Спасибо, что сказали. Жаль. Вы знаете, в личном плане я никогда не держал сердца на него. Многие, искренне любившие Родину, не пережили потрясений, – потянулся Алексей к кипе газет и достал оттуда номер «Правды». – Вот, Юлия Друнина покончила с собой…
– «Я только раз видала рукопашный. Раз наяву. И тысячу во сне. Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне», – продекламировал Иона Абрамович. – В юности её строки девчонки в альбомы переписывали.
– Трагическая судьба, – ожесточённо потёр лоб Подлужный. – Как она металась в финале жизни. Стала депутатом, но ушла из депутатского корпуса, разочаровавшись в этом…
– Даже стояла у Белого Дома, веруя в нечто светлое, – с несвойственным ему лиризмом, подхватил Сигель.
– А вот чем сердце успокоилось, – словно гадалка, совершил переход Алексей. – Цитирую её отнюдь не поэтические строки из посмертной записки: «Почему ухожу? По-моему, оставаться в этом ужасном, передравшемся, созданном для дельцов с железными локтями мире,
такому несовершенному существу, как я, можно только, имея личный тыл». И последнее творение поэтессы: «…Потому выбираю смерть.
Как летит под откос Россия, не могу, не хочу смотреть!»
– Н-да-а-а, – протянул Иона Абрамович. – А меня потрясло самоубийство маршала Ахромеева. Ведь фронтовик. Из морской пехоты. В войну дорос до командира батальона. Герой Советского Союза. Всем фашистам зубы повыбивал. Но измена среди своих…А предательство – дело всегда внутреннее …Надломило это его. И он написал, что не может жить, когда Родина погибает и разрушается все то, что он считал смыслом жизни.
– А на смену им идут новые герои, – обобщил Алексей. – Эти…чубайсы, малеи, гайдары…
– Ну, я-то уйду в мир иной со своими кумирами, – вздохнул председатель исполкома.
– Но прежде надо исполнить своё предназначение, – неуступчиво отреагировал Подлужный. – Глубоко скорблю по той же Друниной. И счёл бы за честь великую, если бы она сказала, что я с ней одной крови. Но…Но не надо было так…Надо было стоять на своём посту до конца. И драться за подлинно человеческие ценности.
Сигель пристально посмотрел на коллегу и покачал головой. Будучи интеллигентом, он колебался: то ли сказать собеседнику, что тот – желторотый птенец, чтобы судить таких необыкновенных людей, то ли воздержаться…
К счастью, сомнения Ионы Абрамовича были прерваны внезапным появлением в кабинете директора бумзавода Тимкина.
– А у меня самые последние известия, – без какого-либо вступления, взбудоражено заявил он. – Только не падайте со стульев…
– Только не говорите, что Ельцин на почве белой горячки оставил этот бренный мир, – опередил его Алексей, которому чувство меры в последнее время частенько стало изменять.
– С чего бы это? – пожал плечами Владимир Николаевич. – Тут другое. Холмских умер.
– Час от часу не легче! – воскликнул Сигель.
– С ним-то что?! – столь же бурно откликнулся и Подлужный.
– У него ж диабет, – напомнил Тимкин. – Резко скакнул сахар – и не стало Андрея Андреевича.
– А вы откуда узнали? – как бывший следователь, принялся восстанавливать последовательность событий Алексей.
– Да позвонили из облкомиущества, – присел рядом с Ионой Абрамовичем директор бумзавода, – чтобы заключить со мной контракт. Я им давай толковать про МГО, про Холмских. И тогда выяснилось, что Андрей Андреевич вместе со своим главным юристом…
– …Негашевой Беатой Жернольдовной? – вспомнил грудастого начальника юридической службы Подлужный.
– …С ней, – подтвердил Владимир Николаевич. – Так вот, они средства централизованного фонда перевели на счёт конторы «Сылка-универсаль», где Негашева была распорядителем. И она на рубли закупила валюту. Марки. И заключила сделку с какой-то германской фирмой на поставку продукции. А та оказалась липовой. Короче, сейчас Негашевой занимаются органы. И похоже, что плакали наши денежки…
2
На очередной сессии райсовета должны были рассмотреть всего один вопрос – утвердить бюджет района. Однако накануне, 8 декабря 1991 года, в Беловежской Пуще близ Минска главы России, Украины и Белоруссии, то есть Ельцин, Кравчук и Шушкевич, подписали договор о создании Содружества Независимых Государств. Так сказать, «сообразили на троих» При этом в преамбуле договора было заявлено о роспуске СССР.
Мимо такого неслыханного события Подлужный не имел морального права пройти. Он оценил его как предательское. Аналогичным образом он квалифицировал и набиравший обороты процесс приватизации, назвав его ограблением народа. И предложил дополнить повестку дня этим внеочередным вопросом.
Первым на это предложение отреагировал Сырвачев. Не попросив слова, он прыжком взбесившейся гориллы выскочил перед депутатской миссией, даже не поднявшись на подиум.
– А! – полупригнувшись и широко разведя руки, выкрикнул он, приняв угрожающую позу подобно криминальному авторитету перед шатией-братией. – А! Чё я вам говорил? А! Говорил же, что надобно гнать этого…Копать-шманать…И он щас опять за старое. Снова против Ельцина. Снова против курса. Да народ уже дважды сделал свой выбор! И подтвердил это на баррикадах Белого Дома. Ну, сколько можно нам нервы трепать? А? Да это путч в масштабах района! Я требую выразить ему недоверие и скинуть его со сцены. А то, ишь, уселся он! Немедля спроворить ему отходную. Выражаю этому…кхе-кхе…недоверие и требую за это проголосовать!
– Я полагаю, что Алексей Николаевич неверно истолковал результаты голосования на предыдущей сессии, – заявил с трибуны Майоров, в отличие от Сырвачева легитимно получивший право на выступление. – Тогда мы его поддержали. И по-своему были правы. Но в одну и ту же реку нельзя войти дважды. История не терпит сослагательного наклонения. Куда идём – туда идём. Я предлагаю не распыляться. Не обсуждать снова личность нашего председателя. Мы это уже проходили. А элементарно снять предложенный им вопрос с рассмотрения. Достаточно нам всем политиканствовать. Но наряду с этим хочу заметить, что так себя вести, как ведёт депутат Сырвачев, недопустимо. Он не на сабантуйчике каком-нибудь развлекается, а в органе власти заседает.
– Ничего подобного! – фистулой возопил Валюшкин, сменивший за трибуной Майорова. – Что, снова этот государственный саботажник уйдёт от возмездия? Я вспоминаю минувшее лето. Мы с Сырвачевым и Батраковым тогда в кабинете у Подлужного решали одну проблему. И тут этому саботажнику секретарша приносит какую-то обкомовскую портянку. Оказывается, его сделали членом обкома КПСС. И что вы думаете? Подлужный заржал как сивый мерин: «Без меня меня женили. То из партии взашей гнали, а то, как пригрело, даже не спросив согласия, в руководящий орган выбрали». Мы тогда ему и говорим, что надо эти гнилые корочки – в урну. Или, на худой конец, сдать, как Борис Николаевич. Ведь председатель райсовета должен быть за народ, а не за партию. Дак Подлужный давай возражать. Дескать, память, личная история…
