Олег Викторович Астапов
З2 фуэте, или ПримаВера
– Я люблю тебя, я схожу с ума от этой любви… Никия, у тебя будет всё, что ты захочешь, я сделаю тебя главой в нашем храме… Я всех заставлю поклоняться тебе!.. Только… Ответь на мою любовь! – Никия вздрогнула когда услышала шепот Великого брамина, и ужаснулась, видя, каким безумным огнём горят его глаза.
– Опомнись! – оттолкнула его Никия. – Ты поставлен здесь над нами совсем для другого… Я не люблю тебя и никогда не полюблю!
– Ах, вот как! – воскликнул брамин. – Помни же, что я никогда не забуду этого оскорбления!.. Я отомщу тебе!.. И месть моя будет ужасна!..
Словно в страшном сне провела остаток дня Никия, и долго не могла забыть хищных глаз Великого брамина. Лишь поздним вечером, когда послышался условный стук в окно, она пришла в себя и, захватив гитару, выбежала на встречу к Солору.
– Что с тобой? Ты чем-то опечалена?
– Нет, – Никия слабо улыбнулась Солору, – но какое горе, что мы не можем видеться чаще.
– Я не могу жить без тебя, я думаю о тебе постоянно.
– Ты единственное утешение в моей жизни. Ты же знаешь, я баядерка, меня с детства обрекли на это звание. И я не могу его оставить.
Луна освещала влюблённые лица и всё вокруг было залито серебряным светом, звуки гитары растворялись в звёздном небе, казалось, что вокруг влюблённых танцуют тени и что они совершенно одни в этом прекрасном и бесконечном мире.
Но из тени леса за ними наблюдали два злобных глаза, это был Великий брамин. Ведомый страстью, он пришёл побродить под окнами Никии и застыл в изумлении, увидев влюблённых. Ярость кипела в нём, он раскрыл их тайну! Так вот кто ему мешает! Солор! Ну почему не ему, а этому воину постоянно везёт? И на поле брани, и во время охоты, и сейчас ему снова повезло! Брамин прислушался.
– Давай убежим, – говорил Солор, – на днях я приду за тобой и мы убежим! Я богат! Скажи только слово и мы сбежим туда, где нас никто не найдёт!
– Я согласна! Но поклянись мне, что ты будешь любить меня всю жизнь! И что тебе больше никто не нужен!
– Я клянусь тебе в этом и призываю в свидетели Браму и Вишну!
– Хорошо, помни же свою клятву… Если ты позабудешь её, я умру!
– Не говори так! Твои слова ранят мою душу!
– Уже светает, и нам пора возвращаться, – вздохнула Никия. Вернувшись домой, она ещё долго смотрела из окна вслед Солору, и задумчиво перебирала струны на своей маленькой гитаре.
– Я убью его! – прошептал Великий брамин и зашагал к храму, скрываясь за занавесом от аплодисментов.
Глава XIII
Когда вернулся свет и начался антракт, зрители не сразу вставали со своих мест. Они ждали, пока в воздухе не осядет музыка, а в душах не стихнет эхо событий. Это была короткая передышка перед надвигающейся бурей. В глазах каждого зрителя теперь был виден один и тот же разгорающийся огонёк, тот самый, что был заметен в глазах артистов перед спектаклем.
Зрители прислушивались к звукам, доносившимся из-за кулис, задумчиво посматривали по сторонам и, стараясь не шуметь, разговаривали в полголоса. Кто-то осторожно ходил по залу, кто-то вышел в фойе, но каждое сердце было направлено в сторону сцены, и с волнением ожидало продолжения спектакля.
А под самым потолком зала, над вторым ярусом балкона, в скрытой от любопытных глаз ложе, расположились Его Величество День, Её Величество Ночь и их гости.
День держал Ночь за руку, и в её сияющих, словно Млечный путь, волосах, алой звездой сверкала роза из Часовой башни. Рядом с ними собрались Осень, Зима, Весна и Лето, Земля, Вода, Огонь и Воздух, Любовь и Свет, Тишина и Гармония, Добро и Радость, и многие, многие другие.
Здесь собрались все композиторы, балетмейстеры и герои спектаклей, Минкус и Петипа, Римский-Корсаков и Фокин, Чайковский, Бизе, Стравинский и Хачатурян, Прокофьев и Шостакович, Ромео и Джульетта, Кармен, Зигфрид, Одетта и Одиллия, Пахита и Жизель, – здесь были все. В сценических костюмах и фраках, в вечерних платьях и сказочных нарядах. Все они съехались на этот спектакль, чтобы присутствовать при рождении новой сказки и чтобы снова увидеть друг друга.
Ночь раскрыла свой веер, и свет начал гаснуть, музыка снова разлилась по залу, занавес дрогнул и раскрыл дворец раджи. Все взоры устремились на сцену, и каждый зритель чувствовал в себе набирающий силу внутренний свет, смывающий всё лишнее и ненужное.
Все видели, как раджа объявил своей дочери Гамзатти о её свадьбе с Солором, как смутился и опешил Солор, как он пытался убедить раджу не отдавать за него дочь и как был непреклонен раджа со своим подданным.
Видели, как Великий брамин, желая уничтожить своего соперника Солора, открыл радже тайну любви Никии и Солора. Он рассказал обо всём: и о готовящемся побеге, и о ежедневных встречах.
Видели, как раджа решил погубить Никию. Ему не нужно было, чтобы она путалась под ногами, поэтому завтра, во время праздника в честь божества Бадрината, Никия получит корзину цветов, в которых будет спрятана ядовитая змея…
Затаив дыхание, зал смотрел, как Гамзатти пыталась подкупить Никию и предлагала ей все свои сокровища в обмен на Солора, и как Никия схватилась за кинжал, и только лишь провидение спасло Гамзатти.
И вот наступило утро следующего дня. Никия не спала всю ночь, и едва не сошла с ума от горя. Её сердце выдержало лишь потому, что она хотела ещё раз увидеть Солора, но что-то подсказывало ей, что это может быть в последний раз. По правде говоря, она не знала, как ей пережить этот день, её это не заботило.
Когда в разгар праздника раджа приказал позвать Никию забавлять публику, она покорно вышла из толпы со своей маленькой гитарой. Всё вокруг стихло, и даже сердца тех, у кого они были, сжались и замерли, глядя на хрупкую фигуру с покрывалом на лице. Да, всё с тем же покрывалом, но на этот раз скрывающим слёзы.
Все взгляды устремились на неё, со всех сторон её окружали чьи-то глаза. И среди них были одни, которые смотрели на неё так, как Солнце смотрит на цветок. Был один, тот самый проникающий в душу взгляд, увидеть который и пришла сюда Никия. Увидеть, а дальше – будь что будет.
Никия подняла свои глаза и встретилась с глазами Солора, и сейчас же всё вокруг перестало существовать и потеряло смысл, она вдруг почувствовала такую силу и свободу, что даже самые далёкие звёзды и планеты остановили свой бег, не в силах справиться с её притяжением. А Луна так близко приблизилась к Земле, что чуть не разрушила дворец. Но этого никто не заметил, толпа подалась назад, не в силах оторвать глаз от баядерки, и Никия тронула струны на гитаре.
Она играла любимую мелодию Солора и танцевала. Она танцевала так, что её волосы рождали ветер, и монеты с монисто звёздами разлетались вокруг. Она плясала как огонь пляшет над крышами побеждённого города, как пляшет шёлк знамён на ветру и как бьётся пульс в любящем сердце.
Лицо Гамзатти стало бледнее Луны, а раджа до хруста сжал своё кресло, Великий брамин затрясся в каком-то припадке, а Солор смотрел на Никию и улыбался любящими глазами. Гамзатти велела отобрать у Никии гитару и подать ей корзину цветов. Никия подхватила корзину, закружилась в танце, и вскрикнула от смертельного змеиного укуса прямо в сердце.
Какая-то ткань с треском порвалась на небе, на маленькой гитаре лопнули струны, треснула и закружилась земля под ногами, и Никия упала в объятья Солора. Великий брамин бросился к Никии, предлагая ей противоядие, но она оттолкнула флакон и глядя на Солора прошептала:
– Прощай, Солор!.. Я люблю тебя! Не забывай своей клятвы. Ты ведь мне поклялся…Я умираю… Прощай!
Глава XIV
Занавес закрылся так быстро, словно ему самому было больно смотреть на сцену, а в зале росла и ширилась волна аплодисментов. Она прокатилась по зрительным рядам, и разлетелась тысячей брызг, затем все аплодисменты снова слились в одно целое, и уже по всему зданию театра, одна за другой, покатились волны оваций. Зрители хлопали так, словно только в этом и было спасение Никии, словно в овациях и было противоядие.
В этот антракт никто не выходил из зала, никто не тронулся со своих мест. Каждый думал о любви и жизни, о Никии и Солоре, о добре и зле, и ещё о чём-то таком, чего сразу не понять и не выразить словами. Поэтому сразу никто и не заметил, как стал исчезать свет.
Все видели, как снова разошёлся в разные стороны занавес, как появился страдающий Солор, которому везде мерещилась Никия, как он пытался поймать и обнять свой мираж и медленно сходил с ума.
А тем временем свет стекал за кулисы… Сначала со всего зала, затем из фойе и площади перед театром, а потом даже Луна и звёзды стали исчезать с ночного неба. Весь мир потемнел, и стало так темно, что кругом уже ничего нельзя было различить, ни сцены, ни кулис, ни сторон света, ни неба, ни земли, замерла музыка и исчезли все звуки, так, наверное, было до сотворения мира…
И каждый из зрителей понял, что теперь можно видеть и слышать лишь душой и сердцем, и тогда все открыли сердца и души и услышали далёкую капель звуков, хрустальные переливы и разливы, сказочную трель и дрожание невидимых струн. Вслед за этим, где-то высоко-высоко, почти в мечтах и грёзах, словно первый цветок распустилась Луна, и весь свет, исчезнувший накануне, снова начал возвращаться в подлунный мир.
Вначале Луна была одна, но вот её свет коснулся музыки, и распустился новый, ослепительно белый цветок, это была дочь Луны, светящаяся и сияющая, словно чья-то душа спускающаяся на Землю. После первого шага она на миг застыла в арабеске, затем откинулась назад, приветствуя Луну, и вновь сделала шаг вперёд…
Свет снова коснулся музыки, и у Луны родилась ещё одна дочь, плавно ступающая следом за старшей сестрой, затем ещё одна, и ещё одна… Свет и музыка рождали дочерей Луны, бесконечной вереницей шествующих на Землю, они несли с собой всё женское начало, всю Нежность и Красоту, Гармонию и Радость, которые только могли вместить Музыка и Свет, они несли с собой Жизнь и Любовь. Шаги чередовались с арабесками, приветствия сменялись шагами, и все поняли, как может быть светла Ночь…
На что похожа душа? На освещающую мир светлую тень из Музыки и Света, ведь душа бессмертна точно так же, как Музыка и Свет. Никто из зрителей не знал, всё это снится или это явь, или танец теней просто игра воображения, но уже и души зрителей тоже участвовали в танце.
Одна из теней приблизилась к зачарованному и измученному Солору, и он узнал в ней Никию, на ней была всё та же шаль Ночи. Она должна была прийти за ним, он знал это и чувствовал, он ждал её и надеялся. Она стала ещё чище и светлей, вся её внутренняя, душевная красота вырвалась на свободу, Солор и представить себе не мог, насколько она красива…
Словно звёздный мост, протянула Никия Солору свою шаль и повела его за собой. Теперь им ничто не угрожало, их души стали свободны, и они всегда будут вместе, их ждала вечность Музыки и Света, сливающаяся в танце, в бесконечном па-де-де.
Их танец начался с адажио, тревожного и страстного, печального и нежного, и они поняли, что такое счастье. Их счастье – не отрывать глаз друг от друга и, держась за шаль, вместе танцевать, больше им ничего не нужно.
Они танцевали, а во всём городе с книжных полок выплывали книги, они раскрывали свои страницы, и их герои появлялись на свет, и тотчас же отправлялись к театру, чтобы принять участие в танце. Картины на стенах превращались в окна, пейзажи оживали, персонажи сходили с холстов, чтобы тоже соединиться с танцем. Все музыкальные инструменты и всё, что могло издавать звуки, подхватили мелодию и влились в общий оркестр, и весь город превратился в одну большую сцену, где каждый стал участником спектакля.
