Олег Ланхолин
Постмодернистская грамота
– Вокруг меня в припаромном округе лоснятся валуны и глыбы всевозможных пород, острые словно индийские специи и тувинские лезвия. Я же восседаю будто на троне, сиречь, как на самом исполосованным волнами электрическом престоле. Поганый берег реки Орлеи без изумления спокоен, а мимика моего юродиво-уродливого лица таращится в сторону эль-Бахр-эль-Мейт вдобавок имитируя, кто бы мог счесть, – беспросыпное счастье…
Неужли эдакое осуществимо? Эклектизм этого нарцисса и концепции счастья? Конечно же, нет, ведь он дюжинный, ординарный и азбучный недоросль, который этак и не обрёл эпистолу от обитателей розоволицего дома на улице Зорге.
Меня замотала темь первозданного ужаса. Того самого страха, о каком изысканно малевал Томас Заговорщик. Зряшные старания ущипнуть стегно, токмо бы борзее продрать глаза, – не доставили и малой толики плода, зато удалось себя ущемить… с тех часов, как она ушла – всегда получается. И нынче, и пресно, и в объятиях оков. Однако воспрянуть от Морфея ему подсобила загадочная незнакомка. Кто такая Она? Не Анна, а Саманта. И даже подобная не наличествует.
Пересоленная начинкой ладошка шлёпнулась ему на ключицу, и треклято явленное видение, закончилось на самом неинтересном пункте. Романеска сыграна! По-видимому, у меня ксантопсия. Ж. был взаправду прав – мы все незалечимо больны. Иль это тоже грезится мне?
Он со скрипкой поворотился и узрел косоглазые губы. Дама. Нет, все же старуха в возрасте предупокоения. Вновь бабка. Уста подвздутые словно батуты. Кифоз вовсе как у Эфиальта. На языке тотдвачас замельтешила матершина, но старушка обскакала:
– Подайте Артёмки ради целкового по сотке за бакс, и.....
Четыре точки, своеобычное многоточие, любопытно. Да нет же – пятёрка пунктов, о мой гад, ещё гаже.
И недоговорила, а ведь договор строит печь; а печь строит тепло; а тепло строит сон; а сон строит сны; а сны строят кошмар; а кошмар строит страх; а страх строит пот; а Пот строит Почтовый парусник; а что строит Джек? а Джек строит дом. Верхний Ларс Из Триллер, а воспитатель его из города Тарки.
– Ты, точнее, Вы, точнее, Мы, точнее – спецэффектная передышка, – недоговорила, точнее, недоговорили, точнее, недоговорили. Неточность, нужна кучность. Кучер везёт Катчера на скачки.
Нерукопожатная, недоговороспособная, нерукотворная. Театральный манер старухи изображающий фигуру кончины и отвергающий образ стана, а как по-иному, ведь годы подводят с виду, а готы подводят глазки.
Вероятно, перед нами та самая Морская Пехота. А может, и нет. А на нет и суда нет. Посудина. Нет так нет. Не хошь кулеш, ничего не ешь. Не хочешь – как хочешь.
– Я говорю – денег дай мне, сыночек. Немнога. С гулькин нос.
Теория относительности в прозаичности. Супермегаультрагипер олд Эйнштейн возьмёт в толк.
