Олег Геннадьевич Фомин
По расписанию
– Закройте дверь!
– Извините…
Дверь со щелчком легла в паз косяка, профессор осторожно выпустил ручку, словно та могла укусить. Он видел эту женщину вчера. Тоже была в маске, но сомнений нет: это она вышла из подъезда, когда Виктор Сергеевич с Татьяной возвращались из театра.
Почтальон.
С большой сумкой, что вполне могла заменить кошачью переноску.
Кошка снова начала скрести решетку. Профессор выпустил, она побежала дальше по коридору, за угол. Там оказалась еще дверь, без ручки, почти не отличимая от стены. Рыбка обнюхивает узенькую щель между дверью и косяком. Виктор Сергеевич поддел ногтями, петли скрипнули.
Профессор вошел.
Здесь горит лишь настольная лампа. Врач обернулся спокойно, над маской Виктор Сергеевич увидел знакомые глаза. Перчатки и фартук забрызганы кровью, со скальпеля в кулаке бежит красная струйка. На столе обмякшее тело Крабика. Там, где был шов, зияет вскрытая плоть. Но кот еще дышит, глаза открыты наполовину.
– Не везет с этим котом, – говорит врач. – Сначала украли. Теперь препарат кончился, только полшприца. Не хочет подыхать, зараза… Так еще и кровища как из фонтана! Передержали, мясо срослось с капсулой…
В другой руке врача тоже что-то окровавленное. Похоже на плавательный пузырь крупной рыбы. Он поднес конец пузыря к столу, стиснул сильнее. Ткань лопнула, на стол посыпались…
Бриллианты!
Рот профессору зажала рука в резиновой перчатке, шею обжег укол. Виктор Сергеевич вырвался, но упавший портфель подвернулся под ноги, профессора отшатнуло в темный угол, где он съехал по стене на пол, держась за шею и глядя на врача и медсестру. Та отбросила опустевший шприц, предназначавшийся, видимо, для собаки, и закрыла дверь. Глядит на профессора.
У того перед глазами помутнело, ладонь с шеи сползла на сердце.
Врач перебирает рукой бриллианты.
– У меня недавно украли драгоценности. Девчонка совсем. Зря взяли ее в дело. Конечно, поймали и наказали, но эта сопля успела передать контейнер. Ей, видите ли, стало жалко… Дуреха. В нашем деле от улик надо избавляться.
Врач потрепал загривок истекающего кровью кота.
– Вернуть контейнер было… проблематично. Это знатно выбило меня из колеи. А ведь поставки задерживать нельзя, поезд должен идти по расписанию…
Ослабшей рукой Виктор Сергеевич расстегнул еще пару пуговиц на груди, дыхание стало хриплым, очки запотели.
– Люди от такого укола обычно не умирают, – говорит ветеринар. – Но у вас, батенька, мотор больно изношенный. Что ж… Бывает. Привели к нам кошечку на осмотр, и вдруг сердце прихватило! Возраст, ничего не поделаешь. У вас, думаю, не первый раз, все к тому шло. Вполне естественный финал, никто не усомнится.
Врач повертел в пальцах сверкающий радугой камушек.
– Только супругу вашу жалко, приятная женщина. Просто бриллиант! Не беспокойтесь, я о ней позабочусь…
Перед тем как потерять сознание, Виктор Сергеевич увидел, как медсестру сшибло распахнувшейся дверью, в комнату ворвались бойцы с автоматами. В темноте под черепом раздалось далекое эхо:
«Всем лежать!»
Очнулся профессор в больничной палате.
Первое, что увидел, – белый потолок. Голова прикована к подушке, не видно, что вокруг, но ритмично пищит аппарат, регистрирующий пульс. На челюстях прозрачная маска, через шланг нагнетается воздух, тело ощущает себя в паутине катетеров и проводов.
– Таня, нужно смириться…
Виктор Сергеевич едва не поперхнулся от возмущения. Шилов?! Какого дьявола он здесь? Наверное, это ад, у чертей новые методы пыток. Меньше всего на свете хочется слушать сейчас голос этой старой обезьяны!
– Не могу, – отвечает Татьяна.
– Он уже третью неделю не выходит из комы.
– Костя, я умею считать.
– Понимаю, ты скорбишь… Мы все скорбим, весь институт. Но надо быть реалистами. Нельзя застревать в прошлом, замыкаться… Нужно жить! Уверен, Витя хотел бы, чтобы ты жила дальше. И не в одиночестве…
– Спасибо за заботу, Костя. Но я не одна. Со мной Витя.
– Но он… далеко! Очень далеко, понимаешь? Из таких далей почти не возвращаются.
– Я буду ждать. Даже если шанс один из миллиона, буду ждать, сколько потребуется. Мой муж – не вещь, которую можно заменить, если сломалась.
Уперев в койку локти, Виктор Сергеевич нашел в себе силы приподнять голову.
Татьяна стоит у окна, задумавшись, обнимает себя, взор устремлен туда, откуда льется мягкий утренний свет. А рядом, за ее спиной, торчит Шилов, глазищи изучают формы чужой жены с головы до ног, еще немного, и потянутся на стебельках!
– Конечно, будем его навещать, заботиться, – говорит он. – Но кто-то должен позаботиться и о тебе.
Его ладони зависли над плечами Татьяны.
– Убрал копыта от моей жены, козлина!
Под куполом маски голос вышел искаженный, как у робота, зловещий.
– Витечка!
Татьяна бросилась к койке, а Шилов шарахнулся, как током ударенный, вжался в стену, таращится на коллегу будто на ожившего покойника. Ходули в джинсах и ботинках спешно попятились к двери.
– С-сергеич, р-радость какая, очнулся! П-пойду институт обрадую…
Споткнулся о порог, ботинки мелькнули в воздухе, исчезли за дверным косяком, из коридора грохот. Дверь при помощи механизма плавно закрылась.
К этому моменту Виктор Сергеевич уже весь зацелованный и обглаженный. Жена смотрит блестящими от слез очами.
– Что я пропустил?
