Олег Артюхов
Сторно
Глава 4
Рассвет 22 июня 2014 года застал нас на подъезде к Славянску со стороны Краматорска. То, что в наше отсутствие обстановка разительно изменилась, заметно ухудшившись, стало понятно, когда нам в левую скулу ударили пулемёты и гранатомёт. Оказывается, укры уже добрались до городских окраин и закрепились вблизи шоссе, наспех оборудовав блокпост. Не требовалось семи пядей во лбу, чтобы понять, что до полного окружения города оставался один шаг.
– Внимание всем. Здесь Бор. К бою! Противник слева. Хакас, подкинь горячего любителям укропа. Рокки, тоже сыпани им под хвост. Сержант, Ромео, проверьте в работе свои дудки. Работаем коротко и точно, без фанатизма.
Из БТРа пролаяла пушка, потом ещё пару раз. К ней присоединился пулемёт Рокки, несколько раз резко ударила крупнокалиберная винтовка Сержанта, за которой выстрелы Ромео почти не слышались.
– Всем отбой, – скомандовал я через пять минут, – доложить о результатах боя.
– На связи Хакас, всё в порядке, врезалив самое хайло, но видать угощение не понравилось.
– Здесь Сержант. Снял командира и ещё одного с ним рядом, остальные разбежались стараниями Рокки.
– Ромео на проводе. Минус три.
– Принято. Едем дальше до штаба.
Развороченная взрывами дорога немилосердно трясла. Я смотрел в окно на руины пригорода и думал о странной дате 22 июня. Может быть, для кого-то она ничего не значила, а для меня стала поистине роковой.
Едва мы подкатили к штабу, как тут же попали в окружение неприветливых людей с нацеленными на нас автоматами и гранатомётами. Их угрюмый и настороженный вид означал популярную здесь пару вопросов: кто такие, и какого буя припёрлись? Обстановка разрядилась, едва мы выбрались из машин и нас узнали. Стволы тут же исчезли, и со всех сторон раздались приветственные возгласы. Многие ополченцы стояли, разинув в изумлении рот.
Вскоре пожаловал Стрелков в окружении свиты, в которой я разглядел Царя и Тора. Они смотрели исподлобья, и их рты непроизвольно гадко кривились. Похоже, эти пиявки прочно присосались к кормушке и, судя по напыщенному виду, чувствовали себя, как минимум, местными «кардиналами». Этакая наглядная демонстрация народной мудрости, что гуси свиньям не помеха. Ладно, кабаны, гуляйте пока, придёт время, и с вами разберёмся.
– Экие вы шикарные, – слабо улыбнулся Стрелков, пожимая мне и всем остальным руки. – Ставьте технику на том краю двора, а Бор с заместителем ко мне на совещание.
Мы с Ромео кивнули в ответ, я отыскал глазами Сферу и махнул ему рукой:
– Поставь охрану, и смотрите в оба, а то местная гопота все наши ништяки враз слижет.
В штабе местный бомонд с нескрываемой завистью и неприязнью разглядывал меня и Ромео и по привычке громко галдел. Нестерпимо захотелось встать и уйти из этого балагана. Стрелков безуспешно попытался всех успокоить и, не смотря на неприличный гомон, продолжил прерванное совещание:
– По данным разведки, противник готовит очередной штурм Славянска. К сожалению, недостаток сил и плохое взаимодействие батальонов привели к фактической блокаде города. На сегодняшний день простреливаются обе дороги на Краматорск и Артёмовск, снабжение прекращено и поддержки, скорее всего, не будет. Пяти тысячам наших ополченцев противостоят две крупные группировки: западная минимум в пятнадцать тысяч штыков со стороны Изюма и Барвенково и северная численностью пять тысяч со стороны Красного Лимана. Против нас сосредоточены два танковых батальона, пять гаубичных дивизионов, три дивизиона реактивных систем залпового огня. Не секрет, что на днях против Славянска впервые использовали фосфорные боеприпасы, что говорит о крайней решительности и жестокости противника. Со вчерашнего дня в городе нет воды и света. Страдают старики и дети, больные и раненые без должной помощи умирают в больницах. Украинская сторона требует полной и безоговорочной капитуляции с последующими репрессиями. Адекватно нам ответить нечем. У нас, да, и в Донецке и Луганске отмечается острый дефицит оружия и боеприпасов. Выгребли всё подчистую, в том числе и стволы времён Великой Отечественной войны. Поэтому малочисленность нашей группировки не связана с отсутствие добровольцев, а исключительно – с недостатком оружия. Против двух полнокровных танковых батальонов противника мы сегодня можем выставить только три снятых с постаментов и два трофейных танка, десяток гранатомётов и полдюжины музейных ПТР. Ко всему прочему, нам противостоят несколько сводных бригад укронацистов. В последние дни поступают данные об небывалой жестокости и зверствах этих карателей. Они пришли с запада на землю Донбасса убивать и пытать без жалости и пощады. Но они не просто убивают, а изощрённо издеваются и мучают. Имейте это в виду, когда, попав к вам в плен, они будут трястись, пускать слюни и говорить, что их заставили, что дома у них дети, а вам придётся решать щадить этих людоедов или нет. Сейчас получите новые карты. К сожалению, они из Гугла и отпечатаны на принтере. Но других нет. Сегодня и завтра будьте особенно внимательны на блокпостах. Все свободны кроме вновь прибывших.
Когда вышел последний комбат, Стрелков нас внимательно осмотрел, хмыкнул и отошёл к столу.
– Неплохо вас упаковали, а как с планами на повоевать?
– Планы есть, Игорь Иванович. Подготовили нас по высшему разряду, но и задачу нам предстоит решить непростую, – я старался быть убедительным. – Как вы сейчас сказали на оба города готовы напасть свыше 20 тысяч вооружённых до зубов головорезов. Вот с ними мы и схлестнёмся. Первыми. Ресурсы наши ограничены, но будем искать возможности их пополнить. Сегодня до полуночи выступаем в северном направлении. О времени и месте операции прошу никому не говорить.
– Да-а, изменился ты, Сергей Борисович. Даже жуть берёт, что они там с вами сделали. В любом случае желаю вам удачи и мужества.
Я смотрел на этого странного человека и понимал, что он не врал, когда говорил: «Я представитель думающего сословия. Нас несистемных патриотов игнорируют, потому что мы не относимся к лагерю либералов, а значит, мы не респектабельны и маргинальны».
Ромео направился на выход, и я уже шагнул за ним, когда, отнимая мобильник от уха, Стрелков окликнул меня буквально в дверях:
– Сергей Борисович, задержитесь, с вами хочет поговорить известный вам человек.
Я вернулся к столу, а Стрелков, кивнув мне головой, скрылся в дверном проёме. Через пару минут в подвале появился Валет.
– Здравствуйте, Сергей Борисович.
– Здравствуйте, Юрий… не знаю вашего отчества.
– Неважно. Просто, Валет. Насколько я знаю, задача поставлена, а, значит, будем её решать.
– Работы предстоит уйма, и большое желание повоевать имеется. Однако есть маленький нюанс. Стволов у нас немного, значит, расход боеприпасов будет огромным.
– Насколько позволит ситуация и мои возможности я прикрою вам тыл и прослежу за снабжением. Воюйте спокойно.
– Фу-у, как гора с плеч. Хорошо, если так.
– Не волнуйтесь, пока для меня это не проблема. – Он окинул меня задумчивым взглядом и продолжил: – Все эти вопросы решаемы, но сперва я хотел бы спросить, что за обработку вы сделали своим бойцам и технике?
– Узнаю родимую контору, – я скривился в презрительной усмешке, поражаясь, как быстро меня раскусили, – везде успевает сунуть нос. Следили, слушали, или из наших кто барабанит? Если из наших, то за успех операции не поручусь.
– Не волнуйтесь, Сергей Борисович, не то, не другое и не третье. Случайно узнал, подслушал разговор. Ваши много болтают.
– Теперь точно болтать перестанут, подрежу засранцам языки. А что касается обработки, то это обычная психотехника… хотя нет, вру… Знаете, Юрий, это очень щекотливая тема, и я обещаю вам всё рассказать без утайки, когда кончится операция. Пока для умного человека сказано достаточно. Договорились?
– Ну, хорошо. Примите к сведению, что в группировке противника присутствует несколько подразделений ЧВК «Академия». Это иностранные элитные наёмники-профессионалы. Около четырёх сотен бойцов из бывшей кампании «Блэквотер». Слышали? Так вот. Помимо них в карательном батальоне «Азов» вся разведрота – наёмники из Швеции, Польши и Прибалтики, профессиональные снайперы и диверсанты. Командует ими 37-летний швед ярый нацист и русофоб Микаэл Скилт. Сам он снайпер и инструктор по организации карательных операций и зачисток, короче говоря – профессиональный убийца. Эти «дикие гуси» все поголовно хладнокровные и умелые убийцы. Будьте внимательны. В память вашей рации спецсвязи зашиты несколько частот и кодов, седьмой канал мой. А вот эта кнопка аварийного сигнала. На случай крайней опасности. Теперь по поводу топлива запомните адрес…
Выйдя из душного подвала, я расправил плечи, глубоко вздохнул и на выдохе упёрся взглядом в группу граждан в тёмно-синих бронежилетах и касках с надписью «press». Поистине, у этих журналюг собачий нюх и ампутированное чувство страха. Здесь со дня на день начнётся жуткая мясорубка, а они своими микрофонами в морду тычут и радуются любому бреду, придурки. А может, вовсе и не придурки, а напротив смелые и честные работяги, рискующие жизнью ради крупиц правды. Поистине, кому суждено быть повешенным, тот не утонет.
Буквально через пару минут мои размышления подтвердила практика. Крепкий невысокий корреспондент зацепился за меня взглядом, присмотрелся и махнул рукой оператору. Э-э-й, вы куда это? А, ну-ка, стоп!
Куда там! Оба щелкопёра словно гончие уже взяли след, и, похоже, сейчас Штирлиц окажется на грани провала. Спасаясь от репортёров, я не нашёл ничего лучшего, как нырнуть обратно в тёмный зев подвала. Но напрасно я надеялся, через десяток секунд в проёме показалась фигура корреспондента.
– Здравствуйте, мы из России.
– А, чего это вы сразу с порога угрожаете?
Поскольку страшно не люблю, когда меня загоняют в угол, я слегка и очень вежливо прихватил его за броник и притиснул к стенке.
– Не надо, Евгений, – я специально грозным шёпотом назвал его по имени, поскольку в прошлой жизни не раз видел на экране. Его звали Евгений Поддубный спецкор ВГТРК «Россия».
– Вы меня знаете? Никто и не думал угрожать. Почему не надо? Да, отпустите же меня, чёрт побери! – выпулил он разнокалиберную очередь.
– Не обижайтесь. Это неудачная шутка. Но всё равно сегодня снимать не надо. Вы же военный корреспондент, прошли многие горячие точки: Афган, Ливан, Чечню, Абхазию, Осетию, Сирию и кучу других, и должны понимать, что такое «не надо».
– М-м-да, конечно. Простите. Всё понятно. Мы сейчас уйдём.
Мне почему-то стало его жалко, вернее, стали понятны его мотивы и нелёгкий труд. Свой кусок хлеба он зарабатывал, реально рискуя головой. Снимать репортажи на передовой решится совсем не каждый. Чтобы стоять с камерой и микрофоном под пулями и надеяться на чудо, что тебя минует чаша сия, нужно быть или героем, или бесстрашным идиотом. На идиота он не похож. Ладно, мы, вояки, но эти, по сути, мирные люди сознательно рискуют ради нескольких нужных фраз, нескольких удачных кадров в надежде на то, что дыхание смерти на этот раз их не коснётся.
– Послушайте, Евгений, в качестве компенсации за невольную грубость, приглашаю вас в гости в наш отряд. Но с условием: никаких вопросов, съёмок и записей. Согласны?
– Ещё бы! Конечно, согласен. Как мне вас называть?
– Просто Бор. Бор, и всё.
– Хорошо, пусть будет Бор.
Мои бойцы уже вовсю хозяйничали на окраине двора. На старом кострище они развели огонь и стряпали немудрящий хавчик. Корреспондентов приняли нормально. Кто-то уже видел репортажи Поддубного, кто-то что-то слышал, а потому к гостям отнеслись снисходительно уважительно. Уже через полчаса все дружно сидели вокруг костра и травили байки.
– И чего это Украина на Россию окрысилась?
– Ясный перец. Друзьям не платить за газ неудобно, а тырить у врагов, самый раз.
– А, вот аналогичный случай в тему. Заблудился мужик. Ночь. Замёрз. Вышел на дорогу. Видит, машина стоит. Вокруг никого. Обрадовался. Залез, на заднее сиденье греется. Задремал. Вдруг машина поехала! Мужик очнулся и обалдел. А из темноты в левое окно волосатая рука просунулась и исчезла. Совсем от страха плохо мужику. Так ни жив, ни мёртв докатился до посёлка. Машина остановилась. И тут в окно просунулась небритая потная физиономия: «А ты чё тут делаешь?». «Так еду я…». «Охренеть! Я уже две версты тачку толкаю, а он едет!!»
Мужики от души хохотали, а москвичи сидели с распахнутыми глазами, и я видел, как рука Евгения машинально тянется к микрофону и тут же отдёргивается. Он сразу разглядел наш шикарный прикид, наше оружие и технику, и, конечно, всё понял.
Мы оживлённо болтали, сидя в кружок в тени деревьев, укрывших нас от жаркого послеполуденного солнца, когда услышали за спиной громкий окрик:
– Всем сидеть! Не шевелиться! Вы арестованы, как диверсанты и предатели свободного Донбасса. Сидеть, я сказал!! Дёрнетесь, будем стрелять!
Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд. Это кто ж такой борзый образовался? Я поводил глазами. На нас нацелили стволы приблизительно два десятка мрачных вооружённых людей в разнообразном камуфляже. На первый взгляд ситуация безнадёжная: мы сидим к ним спиной, они стоят с оружием наизготовку, к тому же их больше. Корреспонденты сначала недоумённо завертели головами, а после резкого и грубого окрика замерли, опустили глаза и втянули головы в плечи. Ну, что ж давайте потанцуем. Я усмехнулся и коротко крикнул:
– Бой!!
Наш круг будто взорвался. Из положения сидя бойцы разом кувыркнулись назад, вскочили на ноги, качнули маятник из стороны в сторону и молниеносно врезали нападавшим по шоковым точкам: пах, глаза, шея, нос. Через десять ударов сердца все противники либо корчились от боли, либо тихо лежали прижатые башмаками к земле. Я не подал виду, но душа пела от гордости за ребят. Они впервые действовали вместе в условиях близких к боевым и не облажались. Ни единого выстрела, а противник нейтрализован.
Едва мы успокоили пленных, как из штаба выскочил Стрелков и кучка его прихвостней.
– Что происходит!! Бор, ты что творишь?!
– Игорь Иванович, всё в порядке. Мы сидели вместе с корреспондентами, отдыхали, перекусывали, чем бог послал, а тут эти. Окружили, обвинили в предательстве, угрожали оружием и хотели арестовать. Мы сочли это неприемлемым и пресекли беззаконие. Только и всего.
– Дурдом какой-то! Отпустите их, я сам разберусь. Их стволы сложите в штабе.
Я кивнул, соглашаясь, и моргнул стоящему рядом Лео, указав ему глазами на главаря и чуть мотнув головой в сторону БТРа. Бойцы стали поднимать пленных и сгонять в кучу, а Лео под шумок затащил языка в броневик.
На логический анализ только что произошедшей дьявольски изощрённой подлости ушло несколько минут, и, похоже мне удалось нащупать верную версию. Когда все угомонились, я собрал отряд. Корреспонденты топтались неподалёку, но я не возражал, ведь они тоже поучаствовали в приключении.
– Вот так, братцы. Ехали к своим, а выяснилось, что здесь кое-кто вовсе не свой. Будет время, потом разберёмся с этим бардаком, а сейчас нужно срочно валить отсюда. Мы только что прибыли, а отряд уже конкретно прессуют, да ещё и под политическим соусом. Вряд ли враг точно знает о наших планах, но совершенно ясно, что только своим присутствием мы кому-то из вышестоящих наступили на хвост. Случайно или нет, но они без подготовки попытались нас жёстко блокировать именно накануне рейда. Так действуют только от отчаяния. Это опасный симптом. Я и раньше знал, что в ополчении полно предателей, засланных или продавшихся тварей, а теперь убедился в этом. Кто знает, что ещё придёт им в голову. С этого момента мы переходим к автономным действиям и не контактируем ни с кем, кроме нашего куратора. Вопросы есть? Нет. По машинам.
– Товарищ Бор, – я оглянулся и увидел стоящих кучкой корреспондентов, – позвольте нам ехать с вами, – Поддубный старался сохранять спокойствие и быть убедительным. – Я с вами полностью согласен, что здесь противно воняет предательством и заговором. Но инцидент произошёл при непосредственном нашем участии, и, как только вы уедете, велика вероятность, что нас просто зачистят, как свидетелей, тем более они не знают, снимали мы или нет. Вы же понимаете, что наша бригада может легко и бесследно исчезнуть в прифронтовой неразберихе, а не хотелось бы. У нас есть предложение. Давайте мы будем снимать не вас, а только то, что происходит вокруг вас. Если что не понравится, вы сами уничтожите сомнительный материал.
Я усмехнулся, оценив хитрую въедливость Поддубного, который явно собирался увязаться за нами следом. Потом я быстро прокрутил в голове ситуёвину. Во-первых, с большой долей вероятности беззащитные журналюги могут «случайно» погибнуть или здесь, или по дороге отсюда. Во-вторых, насколько я знаю, Поддубный честный и смелый мужик, и не должен стать обузой, поскольку они независимы и на своей машине. В-третьих, есть смысл снять видео о рейде, что позволит нам в нужный момент заявить о себе и заодно показать события без лживой пропаганды и прикрас. У меня шевельнулось к нему доброе чувство.
– Сначала, Евгений, я скажу прямо: хотите жить уносите отсюда ноги. И побыстрее. Вы же догадываетесь, чем мы будем заниматься. Дело смертельно рискованное, и чем всё кончится неизвестно. А посему рекомендую вам срочно отбросить все скороспелые мыслишки.
– Вы всё правильно говорите, но… – возразил он, – нарваться на пулю или мину можно каждую минуту где угодно. Тем более, после всего случившегося. Мы видели, КАК вы работаете, и считаем, что самое безопасное место рядом с вами.
– Ладно, уговорили. И там будет опасно, и здесь вам точно не поздоровится, а бежать из города по насквозь простреливаемой дороге, всё равно, что играть в прятки со смертью. Сейчас пристраивайтесь в хвост колонны. Сначала заправимся топливом. Вам советую сделать то же. На сколько вёрст хватает бака вашего «крузака»?
– От дороги зависит. Я полагаю, на полтыщщи километров с хвостиком.
– Неплохо.
Попетляв по пустынным улицам, мы отыскали нужный адрес. За глухим заросшим бурьяном забором оказалась с виду заброшенная АЗС с тремя ржавыми обшарпанными колонками. Однако к моему удивлению топливо оказалось свежим и качественным. Рассчитавшись рублями с пожилым заправщиком, мы двинулись в северном направлении, миновали пригороды и через полчаса добрались до леса напротив Райгородка, где и решили переждать до ночи.
Пока народ обустраивал стоянку, мы со Сферой взяли в оборот пленного. Этот нехороший человек, похоже, крепко перетрухнул. В дороге, закатив от страха глаза, он растёкся по сиденью, обоссался и провонял весь салон.К тому же он совсем не пожелал говорить по делу. Едва избавившись от кляпа, он вдруг встрепенулся, скорчил зверскую гримасу, начал орать и грозить жуткими карами, попытался пугать высокими покровителями, потом опять скис и предложил деньги. Когда и это не прокатило, он сжал зубы и демонстративно отвернулся, потешно напялив маску героического высокомерия. Дурачок видимо не знал, что такое интенсивный полевой допрос.
Сначала решили пожалеть мудака и всего-навсего дали понюхать запах свежей смазки из дула хорошо прочищенного ствола. Вздрогнул, напрягся, но ещё больше стиснул зубы. Зря он это сделал. Когда в его ноге стали медленно ковырять ножом, он попытался кричать, но с плотно завязанным ртом это, как минимум, неудобно. Раскололся он на первой же минуте, когда Сфера прихватил пассатижами из мультитула его мошонку и поднёс к причиндалам нож. Естественно, калечить пленного никто не собирался, но напугать до усрачки пришлось.
Он говорил много и торопливо. Выяснилось, что за попыткой нашего захвата стоял всё тот же Царь, он же политический аферист Кононов, который рвался к власти и тайком искал компромат на Стрелкова, Захарченко и других лидеров сопротивления, и при этом старательно трудился на бандерлогов. По делу пленный выложил лишь кое-что, но и то, что рассказал, более-менее прояснило ситуацию. Достаточно того, что он сам лично видел, как Царь не раз тайком контактировал с безопасниками Украины. Другим контактом предателя являлся эмиссар Коломойского – диктатора Запорожья, олигарха, афериста, содержателя и хозяина нескольких карательных батальонов. Записав все показания на диктофон, я приказал завязать пленному глаза и руки, потаскать по лесу и отпустить отсюда подальше.
После допроса начали складываться отдельные части мозаики, и по всему выходило, что Царь не мог действовать в одиночку. На мутной картине всеобщего бардака в Новороссии начали проступать черты большого предательства в верхушке ополчения. Конечно, я понимал, что мои соображения – всего лишь домыслы, требующие подтверждения фактами и расследованием. Но мне и без доказательств было понятно, что о прибытии нашего отряда стало известно противнику. С другой стороны, наверняка укры не знали кто мы, и что собираемся делать. Поэтому рейд нужно начинать безотлагательно, скрытно, стремительно и эффективно. Не смотря на вновь открывшиеся обстоятельства, главной идеей рейда по-прежнему оставалось нанесение противнику максимального урона, ослабление его ударного потенциала и вместе с тем уклонение от прямого столкновения с многочисленной пехотой, чтобы не завязнуть в неравной схватке.
Что касается конкретных планов, то мой расчет был прост: в предстоящей акции мы приковывали внимание противника к северному фронту. Поскольку река Донец не позволяла маневрировать в западном направлении, в панической неразберихе укры скорее всего предположат, что мы двинемся вдоль северной окраины Новороссии в сторону Луганска. А мы, нашумев в Лимане, вернёмся по своим следам назад, пополним ресурсы и немедленно двинем на запад, потом прокатимся по вражьим тылам в южном направлении.
В девять вечера я попросил корреспондентов отдалиться, собрал бойцов и поставил задачу. Меня слегка колотил озноб от нашей наглости, ведь сунуть голову в гадючье гнездо, чтобы укусить главную гадюку, могли либо полные отморозки, либо непуганые идиоты. Считать себя теми или иными очень не хотелось бы. Но со стороны рейд пятнадцати сорвиголов против пяти тысяч карателей наверняка представлялся именно так.
В лесу мирно щебетали птахи, и закатное солнышко проблёскивало через листву. В этот тихий летний вечер неплохо бы посидеть у костра с шашлычком и пивом, слушая гитару и болтовню друзей, но злой рок уже разбудил задремавшую историю, которая встряхнулась и привычно расставила людские судьбы на чёрно-белых клетках добра и зла. А это значит, что нам предстояло сыграть с тем самым злым роком в кровавую игру. А история нас потом рассудит.
В глубине души суть Павла Смирнова противилась будущему кровопролитию. Врождённый гуманизм отчаянно протестовал, вытаскивая из памяти разные аргументы, и о том, что человек звучит гордо, и о том, что подставь другую щёку, и о том, что заплати за зло добром. Но все эти нюни напрочь сметались осознаванием реальности смертельной угрозы всему человечеству. С другой стороны, если за зло платить добром, чем тогда заплатить за добро? Поэтому я загнал все сопливые рефлексии поглубже, понимая, что через несколько часов мне придётся убивать и калечить, отложив в сторону извечный спор совести и справедливости.
За внешним спокойствием молчаливые мужики тоже прятали волнение, украдкой бросая взгляды на часы. В который раз проверено оружие и подогнано снаряжение, а время текло всё медленнее и медленнее.
Слава богу, меня от тревожного беспокойства спасали неотложные дела. В первую очередь я поставил на зарядку аккумуляторы и проверил генераторы в разных режимах, заодно незаметно обработав «композитором» машину корреспондентов, поскольку мне категорически не нужны трупы известных людей. Теперь в своём «крузаке» они могли спокойно пережить любой обстрел.
Вместе с тем я невольно поглядывал и на ту сторону за реку, где нас поджидала неизвестность. Подозвав Марка, я попросил его, пока не стемнело, запустить дрон. Уткнувшись в дисплей монитора, мы с Ромео принялись внимательно изучать местность на этом и том берегу Донца. Как и предполагалось, шоссейный и железнодорожные мосты перекрывали усиленные блокпосты укров, и просочиться мимо них было нереально. Но в паре километров справа мы разглядели старую дамбу, через которую проходила заброшенная и заросшая бурьяном дорога. На той стороне её перекрывала хлипкая баррикада из старых покрышек и десятка чем-то набитых мешков. Назвать эту пародию блокпостом язык не поворачивался. Среди той кучки мусора виднелась единственная пулемётная точка. Чуть в отдалении возле армейской палатки дымился костёр, и бродили несколько человек. Какой-либо техники и поста скрытного наблюдения мы не засекли.
Медленно надвигались летние сумерки. Лес потемнел, как и наши лица, размалёванные боевым гримом. Не зажигая огня, мы перекусили. Я проглотил содержимое банки и не почувствовал вкуса, так и не поняв, что съел.
Возле своей машины суетились корреспонденты. Они тоже готовились и не скрывали волнения. Я изредка поглядывал на них, и, чем ближе подходило время выхода, тем сильнее меня точил червяк сомнения в правильности решения об их участии. В конце концов, обругав себя нехорошими словами и обозвав идиотической дубиной, я подошёл к ним и предложил остаться.
– Ну, уж нет, – возмутился Поддубный, – в бой под пули мы точно не полезем, не идиоты чай. Опыт имеем, будем держаться в сторонке и спрячемся. О нас не думайте.
– Вольному воля, – я хмуро усмехнулся, покосившись на их бронированную машину.
Ровно в полночь я посчитал, что хватит тянуть жилы, и дал команду на выход. Не доезжая до реки, под недоумёнными взглядами ополченцев славянского блокпоста мы свернули с шоссе направо и в полной темноте на мягких лапах тихо покатились по грунтовке вдоль реки.
Не доезжая до дамбы с версту, из БТРа выбрались снайперы и растворились в потёмках. Ромео и Сфера побежали вперёд по дороге, подбираясь поближе к цели, а Сержант и Лео устроились неподалёку на небольшом холмике. Я расположился рядом и видел, как снайпер, не спеша навинтил глушитель на ствол своей аркебузы и включил тепловизор. Наконец, после четверти часа невыносимого ожидания глухо кашлянула тяжёлая винтовка, потом ещё раз. Впереди едва слышно тоже дважды тукнула винтовка Ромео. В гарнитуре щёлкнуло, и в ухе прошелестели тихие голоса:
– Сержант стрельбу окончил.
– Здесь Ромео. Минус два. Держу объект в прицеле.
Сержант и Лео запрыгнули в БТР, машины негромко рыкнули и тронулись дальше. Недалеко от дамбы мы подобрали Ромео и Сферу.
Ругаясь сквозь зубы, напялившие приборы ночного видения водители проползли по заброшенной и полуразрушенной дамбе. С блок поста не донеслось ни звука. Вскоре всё разъяснилось. Укры свободной смены валялись в стельку пьяными и, похоже, бухали не первый день, а с немногими трезвыми разобрались снайперы.
Поистине, ничто так не портит человека, как точное попадание. У бруствера, откинувшись на мешки, лежал пулемётчик, рядом другой, на той стороне дороги ещё двое. Честно говоря, не ожидал от Сержанта такой целкости, ночью с тысячи метров точно в десятку. Ромео тоже не подкачал.
В палатках пьяных укров взяли в ножи. Чуть погодя из темноты, тихо матерясь, вынырнул Черчилль, волочащий за шиворот языка со спущенными портками и перетянутым тряпкой ртом. Судя по погонам, нам достался старший сержант, а судя по виду – ветеран. Он бешено вращал глазами и глухо мычал. Вместе с Черчиллем мы по-быстрому допросили пленного у забрызганной кровью палатки. Впечатлённый видом побоища и нашими зверскими рожами взрослый мужик не стал ломаться и выложил всё, что знал, после чего картина более-менее прояснилась.
Перед нами в районе Красного Лимана сосредоточились три тактические группы. Многочисленную, но неопытную пехоту из призывников командование разбавило головорезами из карательных батальонов «Азов» и «Айдар», а также иностранными наёмниками. Но главной нашей трофейной дичью должны были стать тридцать шесть стволов гаубичной артиллерии, дивизион реактивных установок, две батареи тяжёлых миномётов и полевой склад боеприпасов ко всем этим стволам.
Вражеские группы расположились одна за другой вблизи главного шоссе. Ближайшее скопление техники находилось примерно в 2 километрах на прилегающем к дороге справа протяжённом пустыре рядом с заброшенным пионерским лагерем. Там сосредоточилась ствольная и реактивная артиллерия: гаубицы, миномёты и «Грады», предназначенные для штурма Славянска.
Другая группа разместилась полутора километрами дальше по другую сторону шоссе вблизи железнодорожного переезда. Там на большой лесной прогалине находились склады боеприпасов и топлива на всю краснолиманскую группировку. Там же разместились автобат, мехбригада с тремя десятками броневиков и танковая рота. Дальше по шоссе на окраине Красного Лимана расположился штаб и управление всей группировкой, обе сводные бригады карателей, отдельный батальон иностранных наёмников, десяток броневиков, тентованные грузовики для перевозки пехоты, автобусы и иной транспорт.
Пленного хохла я приказал связать и положить сверху на завалившуюся палатку. Пусть живёт. Завтра его свои подберут. Сверили время, определили начало операции ровно в два ноль-ноль и разделились.
БТР с семью бойцами первым укатил в темноту в сторону штаба карателей. Экипажи обеих квадроциклов отправились к складам боеприпасов и горючки. А мы на «Тигре» взялись ликвидировать артиллерийскую группу. Расчёт основывался на том, что все должны добраться до своих целей и атаковать одновременно.
Наверняка сейчас более-менее искушённые читатели, знатоки военного и диверсионного дела, опытные тактики и стратеги, а также нынешние маршалы и генералы скептически ухмыляются, сомневаясь в моём здравомыслии, или, возможно, матерятся не в силах терпеть бредни некомпетентного выскочки. Все они наверняка считают, что вражескую роту нужно атаковать дивизией и для этого готовиться и точить штыки не меньше полгода, а при наступлении после каждого отбитого у врага километра нужно строить бетонные окопы с кухнями, банями и кинотеатрами для последующего недельного отдыха. Всё правильно, господа, так и воюйте дальше до самой пенсии своих внуков. Баб в России много, ещё вам солдат нарожают. Единственная к вам просьба: не забывайте почаще красить и смазывать ваши явные или мнимые армады невозможно мощной и бесчисленной суперсовременной техники, а то её ржа насквозь проест.
На самом деле я полностью отдавал себе отчёт, что наш рейд был верхом наглого сумасбродства, и с точки зрения здравого смысла наши шансы приближались к нулю, и даже уходили в минус. Но опалённые войной ветераны знают, что боевая реальность напрочь отвергает всякую логику, и значение любой победы всегда пропорционально риску победителей, а, чтобы снять блокаду Славянска, нам требовалась большая победа. Кроме этого чашу весов отчасти уравновешивали профессионализм и опыт бойцов, дерзость исполнения, хладнокровная решимость и личная броня. С другой стороны, ни для кого не секрет, что в стане врага процветали беспечная анархия, неразбериха и управленческий бардак. Во многом это было связано с отсутствием единого командования, хаотичной переброской войск, постоянным перемешиванием подразделений и, как следствие, незнанием командирами своего личного состава. К тому же от безнаказанности, ненависти и презрения к жителям Донбасса укры совсем страх потеряли, и к тому же большинство бойцов ВСУ и нацбатов плевать хотели на дисциплину и не стеснялись крепко заложить за воротник.
