bannerbannerbanner
полная версияОтряд

Олег Артюхов
Отряд

Полная версия

СТОРНО–бухгалтерский термин, означающий обратную запись с целью исправления ошибки. Обычно записывается красными чернилами, поэтому называется “красное сторно”.

Не удивительно, что, забывая в повседневной суете уроки прошлого, некоторые беспечные люди рано или поздно наживают себе кучу неприятностей. И тогда вместо того, чтобы попасть в историю, они вляпываются в неё со всей дури. Но, как известно, нет худа без добра, а добра без худа, и потому иногда, выбираясь из невероятных передряг, эти жертвы обстоятельств неожиданно круто меняют судьбу, находят своё место в жизни и обретают настоящих друзей.

ГЛАВА 1.

В этом году снег выпал в октябре. После двух холодных ночей ветер повернул на запад, потом стих и просыпал на землю крупные пушистые хлопья.

Разное болтали о случившемся накануне «кровавом» затмении луны, мол, не к добру это. Многие сомневались, другие посмеивались над суеверием, третьи беззлобно посылали и тех, и других, сами знаете куда. Я же не сомневался. Я точно знал, что «кровавая» луна уже выпустила легион бед, в том числе и лично на меня, пригвоздив к больничной койке.

Вот уже больше недели я находился в коме без особой надежды на выздоровление. Вы спросите, откуда тогда я знаю про снегопад? Просто всё это время парадоксальным образом я болтался под потолком палаты и с сожалением наблюдал своё неподвижное забинтованное тело, облепленное датчиками, опутанное проводами и утыканное внутривенными катетерами.

В действительности всё оказалось не так, как на самом деле. Дело тут явно было нечисто, поскольку по неизвестной причине оказавшись вне себя, я не мог никуда удалиться, не считая пары метров туда-сюда. Не имея особого выбора, я тупо пялился в окно, либо разглядывал своё неподвижное туловище. Иногда, делая усилие, я дотягивался до соседней палаты или коридора.

Когда я обнаружил себя в палате, моё сознание дало сбой, и психика забуксовала, чуть не вывихнув мозги (или что там теперь вместо них) набекрень. Вдвойне стало обидно, что и ущипнуть себя я категорически не смог. Мало того, что противоестественное состояние и отсутствие чувств были мне в диковинку, но к тому же я малейшего понятия не имел, как теперь быть. Однако, если долго болтаться между небом и землёй, вернее между потолком и полом, поневоле в голову (или что там теперь вместо неё) приходят разные мысли и воспоминания. Тем более что ничего другого я делать не мог.

Родился я в начале девяностых, которые родители обычно называли «лихими». Наверно они были правы, ведь незадолго до моего рождения прямо в нашем дворе убили дядьку Павла. Местные бандиты застрелили из автомата.

В семье частенько его вспоминали, и подозреваю, что и назвали то меня в его честь. Не знаю почему, но разные эпизоды его недолгой жизни и обстоятельства трагической гибели крепко засели в моей голове, да, и сам он часто снился, хотя и видел я его только на фото.

Жестокие времена перемен основательно потрясли предков, и потому всё детство меня готовили к грядущим суровым жизненным испытаниям. Трудно даже перечислить, чем мне пришлось заниматься. Мой молодой растущий организм прошёл через секции рисования и фигурного катания, шахмат и плавания, танцев и тхеквондо и много ещё чего. Однако, в конце концов, выяснилось, что на самом деле меня увлекает только математика. Сколько раз я замирал от восторга, глядя на формулы, буквально представляя их строгую гармонию в виде загадочных фигур и фракталов. При этом меня не оставляло ощущение, что эту калейдоскопическую красоту я уже когда-то видел и ощущал.

Наконец-то разобравшись в моих наклонностях и увлечениях, родители перевели меня в математическую школу, но с непременным условием, что спорт я не брошу. Так математика и спорт стали двумя слонами, на которых стала выстраиваться моя жизнь. Третьим слоном стали радиотехника и электроника, которые вошли в мою жизнь вместе с учителем физики Вячеславом Глебовичем, энтузиазм и искренняя увлечённость которого не оставили равнодушным моё детское сознание.

Едва мне исполнилось четырнадцать, как тренер по тхеквондо однажды отвёл меня в сторону и предложил заняться новым видом борьбы:

– Ты крупный и сильный, а с возрастом массы и мощи прибавится. Тхеквондо – хорошая система, но не для тебя, она для лёгких и вертлявых.

Я согласился, и вскоре по рекомендации тренера оказался в начинающей группе у Ретюнских Александра Ивановича. Сам урождённый питерец он подолгу проживал в Москве, мотаясь между двух столиц, поскольку занятия в филиале его школы на армейской базе без его участия теряли всякий смысл.

Как потом выяснилось, Ретюнских являлся автором новой системы борьбы РОСС (российская отечественная система самозащиты). Изучая карате, дзюдо, боевое самбо, онразработал и систематизировал уникальный комплекс приёмов с учётом естественной биомеханики русского физического типа. К этому он добавил ещё два направления: школу экстремального выживания и штыковой бой. Забегая вперёд, скажу, что и те, и другие навыки в дальнейшем не раз выручали меня в самых безнадёжных обстоятельствах.

Занятия РОСС настолько меня увлекли, что при малейшей возможности я бежал в зал, где сам мастер или его первые ученики терпеливо выжимали из меня дурные соки и шлифовали мастерство. При этом они не уставали повторять, чтобы мы не трепались про РОСС, и все соревнования у нас проходили исключительно внутри секции, что неизменно расстраивало, ибо, сколько можно лупить и валять друг друга. К тому же РОСС – боевая система, рассчитанная на убойное поражение противника. А заниматься лишь обозначением ударов россерам всё равно, что саблей отгонять комаров.

Избыток сил и эмоций в молодом сильном организме порой перехлёстывал, и мне тогда казалось, что жить буду вечно, что здоровья отмеряно не меньше чем на сотню лет и, что весь мир крутится вокруг меня. Неискушённое сознание даже не допускало мысли, что в историю можно попасть, а можно вляпаться. Мне досталось второе.

Беззаботный и радостный мир детства канул в тот день, когда я принёс из школы домой пахнущий типографской краской аттестат зрелости. Тогда родители устроили маленький праздник, а чуть захмелевший дед, прокашлявшись, проговорил:

– Вот бы бабушка порадовалась. Не привёл господь, прибрал рабу божью. Чем думаешь заняться, внук?

– Наверно, тем, что хорошо знаю, люблю и понимаю – математикой. Физика тоже, конечно, интересна по-своему, но математика – это моё всё.

– Ты прямо вылитый твой дядька Павел. Он тоже всё формулы писал, считал, да приборы всякие мастерил. Увлекался… Эх, судьба. Пожить не успел. Всё, что осталось от него, так пачка писем, фотки, да папка с бумагами.

– Что за папка, дед? Раньше ты о ней не говорил.

– Мал ты был, а ноне вон уж аттестат принёс. Нут-ко, вон с той полки с верха достань, – он, кряхтя, повернулся в кресле-каталке и ткнул клюкой в сторону книжного шкафа. – С самого верха тащи. Ага. Она самая.

Вытянутую из-под самого потолка папку с потёртыми и пожелтевшими углами покрывал слежавшийся слой пыли. Странно, но эта никогда не виданная папка вдруг показалась мне чем-то знакомой.

– Глянь-ка, что там, – прохрипел дед и закашлялся.

От вида этой невзрачной папки почему-то сердце взволнованно заколотилось. Откуда-то из глубин памяти поднялось ощущение узнавания, накатила волна, связанная с чем-то прошлым и важным. Сознание сделало отчаянную попытку вспомнить, но чуть выглянувшее из памяти наваждение опять кануло в забвение. Недовольно тряхнув головой, я протёр трявкой пыль, потом потянул за тесёмки, развязывая узел.

У меня в руках оказалась пачка листов формата А4, испещрённых плотными строчками цифр группами по четыре. На первый взгляд эта куча бредятины могла напрочь переклинить мозг. Но только на первый взгляд. Вглядевшись в строчки, я понял, что передо мной шифр. Прямо, как в фильмах про шпионов. Вот так дядька Павел! Так, а что ещё? Дюжина листов с неясными перепутанными линиями, похожими на разрозненные фрагменты чертежей со строчками такого же шифра. Сверху всех бумаг лежал конверт с вложенным рисунком, вернее ребусом: вертикально три буквы «П-Р-Е», рядом прямоугольник красного цвета, перечёркнутый несимметричным белым крестом, закрытый глаз с ресницами и буква «В». Другой ряд начинался с приклеенной картинки самолёта, следом тоже приклеенная картинка широко распахнутых глаз, и, наконец, был нарисован круг со стрелками по окружности, а в нём профиль человеческой головы. Ну, ни хрена ж себе загадка! Я закрыл папку и протянул её деду, а он в ответ махнул рукой:

– Бери, теперь это твоё хозяйство, может, что и поймёшь. Дядька твой странный был человек. Особенный. Да что уж теперь, – дед прерывисто вздохнул, кашлянул и отвернулся к окну.

Я взвесил на руке пачку, и не смог отделаться от мысли, что когда-то уже видел и даже держал эти листы. Они шелестели в руках, а в голове мелькали туманные образы, хранящиеся в потаённых закоулках памяти. Чертовщина какая-то.

Потом наступил черёд вступительных экзаменов. Не задумываясь, я выбрал МВТУ. Выслушав моё решение, родители понимающе переглянулись, а дед громко вздохнул. Только потом мне стала понятна их реакция.

С первых же дней учёбы я моментально освоился в аудиториях и лабораториях, как в своём доме, ориентируясь в институтских закоулках с закрытыми глазами. Учился я на удивление легко и самые сложные и трудные предметы «брал» с первого подхода, практически без подготовки. Однажды в конце третьего курса после лекции ко мне подошёл один из наших доцентов и сказал, что когда-то грыз здесь гранит науки вместе с моим дядькой Павлом. Потом я специально после лекции его подкараулил, и в своём кабинете он кое-что рассказал об их студенческой юности.

После этого разговора я крепко задумался. Оказывается, вместе с неким профессором Артемьевым дядька занимался разработкой каких-то приборов. Вот тут и припомнилась старая папка с цифрами.

До того дня мне было не до таинственных записей. Какие там шифры-ребусы, когда в водовороте студенческих проблем и безумств и с мыслями-то не всегда удавалось собраться. То я был занят, то они. Но, когда все глупости были сделаны, вот тогда и подвернулся доцент со своими воспоминаниями. В итоге зимние каникулы я провёл дома, и ничуть о том не пожалел, не зря потратив усилия и время. Мне всё-таки удалось расшифровать таинственные записи дядьки Павла, которые меня буквально потрясли и ошеломили.

 

В поисках ключа я начал с прочтения ребуса, поскольку конверт с этой белибердой лежал сверху. Красный прямоугольник напоминал флаг. В справочнике по политической географии я выяснил, что это флаг Дании. Итак, П-Р-Е+ДАНИЯ. Тоесть вместе – ПРЕДАНИЯ. После долгих раздумий закрытый глаз я обозначил словом ВЕКО. Вместе получилось ВЕКО+В. Тоесть – ВЕКОВ. Оба слова складывались в «ПРЕДАНИЯ ВЕКОВ». Знал я эту старую книгу Н. Карамзина, пылящуюся среди многих иных на полке в книжном шкафу. Дальше мысли понеслись галопом.

Во втором ряду ребуса находилось изображение самолёта. Всезнающий интернет подсказал, что это АН-24. Далее. Глаза – взгляд, смотреть, глядеть. Голова + стрелки по кругу – крутиться, вертеться, кружиться. Голова крутится. Кружится. Головокружение! Потом соединил все слова. «АН-24. ГЛЯДЕТЬ. ГОЛОВОКРУЖЕНИЕ». И тут меня словно током шарахнуло. Не конструктор, а композитор Антонов! И песня у него такая есть со словами: «Гляжу в тебя, как в зеркало до головокружения…». ЗЕРКАЛО! Уф-ф. Я распрямил спину и размял затёкшие руки. И всё-таки непонятно, за каким лешим дядька так изощрённо всё завинтил?

Ответ я получил через неделю, когда при помощи книги Карамзина я перевёл четырёхзначные группы цифр в буквы. Шифр оказался несложным. Первая цифра – номер страницы, вторая – номер строки сверху и последние две – место буквы на строке. В конце концов, появился непонятный набор букв, которые прочитались в зеркальном отражении.

«Генератор когерентного гравитационного излучения…». Далее шло изложение физической основы феномена и принципов работы прибора, описание конструкции и результатов экспериментов и в заключение рекомендации по совершенствованию прототипа. Потом по инструкции я соединил части чертежа и передо мной появились принципиальная и монтажная схемы того самого генератора.

Сказать, что открытие меня ошарашило, ничего не сказать. Особенно меня поразила последняя фраза: «…эта штука опасна. Вещь в себе. И оружие, и лекарство. Она может защитить, или убить, преобразовать, или разрушить привычный нам мир».

Сгорбившись за столом, сутки напролёт я тщательно изучал записи, запоминал и размышлял над ними, потом сжёг все расшифровки на заднем дворе и прикопал пепел. Все расчёты, схемы и чертежи глубоко впечатались в моё сознание. Более того, я не мог избавиться от навязчивого ощущения, что я их просто вспомнил.

После этого началось время мучительных метаний. Я прекрасно понимал, что мне в руки попало прорывное открытие, но это ещё больше усугубляло сомнения в моём праве на его воплощение. Меня то трясло от нестерпимого желания с кем-нибудь поделиться, то покрывал холодный пот от ужаса за возможные последствия использования генератора. Наконец, я пришёл к выводу, что генератор всё-таки нужно сделать, но тайно, никому не показывать и позаботиться о нескольких уровнях защиты.

Вместе с тем, даже с небольшой высоты моей осведомлённости, несмотря на всю гениальность открытия дядьки Павла, изложенная в записях скудная информация в целом была сырой и жидкой, а относительно современных знаний и технологий схема устройства – морально устаревшей. Дядька без сомнения был гением, но за прошедшие двадцать лет элементная база основательно изменилась, и сегодня прибор можно сделать намного компактнее и умнее.

Ежедневные и ежеминутные размышления привели к тому, что изначальная схема прибора обросла оригинальными дополнениями, важными усовершенствованиями и новыми блок-схемами, порождённые намёками в записях. Одним словом, к лету глубоко модернизированная принципиальная схема прибора уже чётко сложилась в голове, и я начал готовиться к сборке, доставая, изготавливая и приобретая разные материалы, детали и элементы. Дождавшись каникул, я взялся за работу.

Вначале друзья приходили, зазывая на пляж, на дискотеку, на тусовки, в поход или турпоездки. Я отшучивался, отговаривался и отбрёхивался, потом снова и снова садился за расчёты, паял блоки, сверлил и точил металл и крутил тиски в гараже. Родичи и друзья с тревогой посматривали на мои чудачества, а некоторые знакомые, узнав, где я пропадаю, украдкой вертели пальцем у виска. И только дед понимающе поглядывал из-под кустистых бровей и, встретившись со мной глазами, одобрительно кивал головой.

К концу лета я практически закончил эксперименты с магнито-акустической накачкой, разными материалами для линз, полупроводниковыми и кварцевыми пакетами рабочего тела и блоком управления на микрочипах. Однако работу пришлось отложить. Осень прошла в институтских заботах. Но главное, в стране произошли важные события и крутые перемены.

Всё началось с того, что на Украине случились серьёзные беспорядки. Тут же, как по заказу, резко обострилась международная обстановка. По старой привычке западные политиканы обвинили во всём Россию, и, обгоняя друг друга в холуйстве перед американскими господами, заставили свои правительства ввести против нас разные санкции. Спустя некоторое время нашу экономику залихорадило. Переполненная слухами страна заволновалась. Тревожный градус резко повысился, и в воздухе повисло ожидание чего-то очень опасного.

Хрен этих хохлов поймёшь, из-за чего разгорелся сыр-бор, и зачем они взялись за дубьё? Их страна всегда считалась самой богатой и благополучной из всех бывших союзных республик. Недаром последние генсеки-хохлы, что Хрущёв, что Брежнев, что Черненко, да, и полухохол Миша Меченый, ставили Украину в самое выгодное положение, десятилетиями накачивая в неё огромные средства за счёт всей остальной страны. Не секрет, что именно на Украине были сосредоточены многие наукоёмкие, валютоёмкие и военные производства. Поэтому Украина была самой богатой из всех советских республик.

И вот после пьянки в Беловежской Пуще, когда три бухих президента в угоду финансовым воротилам из Бильдербергского клуба, а, вернее, по их прямому указанию, развалили Советский Союз, Украина стала независимой, или на их новой мове – незалежной. Казалось бы, что ещё нужно для процветания и богатой беззаботной жизни? Но нет. В страну будто дрожжей в сортир кинули, и полезла наверх такая вонючая дрянь, что всем соседям пришлось заткнуть носы и отойти подальше. От майдана к майдану в украинском обществе нарастал градус нацистского фанатизма, внутреннего озверения и восторженного саморазрушения.

Итогом двадцатилетнего бардака стал вооружённый переворот в Киеве, уничтоживший последние остатки законности и здравого смысла. На свет божий вылезла и уселась наверху всякая нечисть и мразь от фашистов и националистов, до шизофреников, наркоманов и гомосеков. И, что поразительно, некогда разумный, работящий и хлебосольный украинский народ вдруг истово возненавидел Россию, окрысился на всех русских, объявив их исконными и лютыми врагами.

Потом вспыхнули беспорядки и в Крыму, но в отличие от Киева тамошний люд сразу разобрался в ситуации, взял за горло экстремистов, провёл референдум и вернулся в состав России. Крымчане искренне радовались и ликовали, а в самой России народ впервые за тридцать лет испытал настоящую гордость за своё государство. С другой стороны, после потери Крыма жители Украины, словно с ума свихнулись. Для них слово «русский» стало страшной бранью, и начались жестокие и подлые преследования за речь, за имена, за обычаи, традиции, веру и память предков. Вдрызг разругались близкие родичи, по разным причинам оказавшиеся по разные стороны границы. В безумной ненависти родители проклинали детей, и брат отказывался от брата.

В ответ восстал русскоязычный Донбасс. А украинцы с какой-то истеричной обречённостью стали сами себя называть «украми» и даже «укропами» и, брызгая слюной, обозвали всех защитников русской идентичности и русской правды «колорадами», «сепарами», «ватниками». Города и веси Украины стали жить по понятиям запрещённых в России преступных фашистских организаций, а главари этих банд стали ведущими политиками и депутатами. Нацистов и убийц объявили героями Украины, а ветеранов Великой Отечественной войны прокляли, загнобили и запретили их награды и любые упоминание подвигов. В стране начался неприкрытый и узаконенный террор с арестами несогласных и исчезновением сотен людей в застенках СБУ. В Россию потянулись сначала тысячи, а потом и миллионы беженцев.

Гражданская война на Украине разгорелась, как пожар в степи. А потом, залив кровью Донбасс, укры начали провокации на границе с Россией. Рванули несколько взрывов в крупных российских городах, начались регулярные артиллерийские обстрелы с украинской стороны приграничных российских поселений. Дальше, больше. Произошли инциденты с участием кораблей Черноморского флота. Упал сбитый украинскими ракетами пассажирский лайнер. Прекратилось водоснабжение и энергоснабжение Крыма через Перекоп. Рванули взрывы на крупнейшем газопроводе и на приграничных линиях электроснабжения.

Обе армии встали по обе стороны границы. Пахнуло дыхание большой войны, и люди стали готовиться к худшему. Мало того, бессовестные политики и с той, и с другой стороны принялись умело подогревать конфликт, истошно надрываясь изо всех говорящих ящиков, а господа за проливом и большой лужей всё шире растягивали рты в похабной и довольной ухмылке. Обстановка в России резко осложнилась, жить стало трудно, а честно трудиться бессмысленно, чему немало способствовала безнаказанная деятельность наших бессовестных политиканов, защитивших себя силовиками и двусмысленными законами.

Тревожная обстановка и неизбежные бытовые проблемы ощутимо выбивали из колеи, но, не смотря на углубляющийся кризис, в зимние каникулы я всё-таки начал сборку сразу трёх генераторов. Приобретение комплектующих сожрало все мои многолетние денежные накопления и заставило влезть в немалые долги. Дороже всего обошлись мощные компактные литий-ионные аккумуляторы фирмы «Сальф» на 5 и 50 амперчасов, а также дюжина оригинальных микрочипов.

Сломав голову, выдумывая плотную компоновку, в конце концов, я умудрился сделать приборы в виде длинных цилиндров с двумя разного размера сферическими расширениями в корпусе. Ближе к середине находилась камера с рабочим телом и главной линзой, а ближе к переднему краю камера фокусирующей системы и рекордера. Длинная рукоять вмещала в себя аккумуляторы и всю электронную начинку. Так или иначе, к марту три генератора лежали на моём столе, тускло отсвечивая серыми матовыми корпусами.

Скрываясь и шифруясь от родных и знакомых, я испытал приборы в разных режимах. Первый самый мощный и большой генератор с фиксированными параметрами излучения я назвал «деструктором». Он легко «резал» всё что угодно. Для него не имело значения что разполосовать. Он одинаково быстро расправлялся с булкой хлеба, стальным рельсом, гранитным валуном или стеклом. Из зоны распада вылетала струя мелкой пыли, оставляя ровную гладкую щель шириной полмиллиметра. Деструктор был самым тяжёлым из генераторов и весил примерно 5 килограммов.

Второй прибор с плавающей частотой широкополосного излучения получился более компактным и относительно лёгким и получил название «корректор». Он предназначался для воздействия на живые организмы и имел в комплекте полсотни пластин-рекордеров с разными веществами: антибиотиками, анестетиками, снотворными, анальгетиками, стероидами, блокаторами и даже ядами, такими как цианиды, биотоксины и гликозиды. В своих записках дядька Павел особо отмечал именно эту перспективную особенность воздействия генератора: перенос информации для целевого улучшения состояния здоровья, или, наоборот, для осмысленного нарушения или блокирования разных функций.

Третий прибор представлял собой нечто среднее между первым и вторым. Но именно его я считал главным по возможностям воздействия на вещество. Он назывался «композитор». Собственно говоря, именно этим в основном и занимался дядька Павел. Импульсное излучение этого прибора изменяло свойства любого вещества под воздействием модулированного сигнала. К нему прилагался комплект пластин-рекордеров с веществами, имеющими самые разные свойства: сплав титан-хром-вольфрам, сверхпрочные легированные и мартенситные стали, разные иные металлы, асбест, кевлар, карбонатный пластик, графен и десяток других. Я изрядно намучился, почти четыре месяца подбирая и доставая правдами и неправдами эти образцы. Часть материалов я надыбал в институтских лабораториях, часть выменял или купил, часть попросту спёр.

Всё лето и начало осени я всесторонне исследовал феномен. И первые же опыты дали ошеломительные результаты. Со смешанным чувством восторга, ужаса и трезвого расчёта я повторил все эксперименты дядьки Павла и провёл несколько своих, что позволило внести в конструкцию некоторые существенные поправки.

 

В конце сентября работу над приборами в целом я закончил, и меня постепенно затянули обычные повседневные заботы. Но теперь помимо всего прочего мои мысли постоянно крутились вокруг безответных вопросов практического применения генераторов и плотно упирались в извечное гамлетовское сомнение: быть или не быть? Ни днём, ни ночью эта проблема не давала мне покоя, но недаром говорят, что, если душа ищет романтику, то задница обязательно найдёт приключения. И на этот раз эта истина доказала свою правоту.

Однажды вечером по дороге домой, я почувствовал противное ощущение в затылке, будто сзади пристроился стоматолог со своим сверлом и пытается со спины добраться до моих зубов. Сосредоточившись, я понял, что ощущение связано с чужим недобрым вниманием. Осторожно огляделся. На первый взгляд в почти пустом автобусе никто не внушал опасения, слегка настораживал лишь сидящий сзади через два ряда невзрачный зачуханный тип, упорно пялящийся в темноту за окном.

На другой день незнакомый вахтёр в гараже царапнул меня оценивающим взглядом, а в боковом зеркале припаркованной машины я увидел, как за моей спиной он достал мобильник, искоса поглядывая мне вслед.

Сперва я отнёс эти подозрения к мнительности, помноженной на дядькины предупреждения. Однако, через пару дней сомнения развеялись, когда по пути на дачу туда и обратно я заметил чёрный «форд», который всю дорогу, как привязанный, тащился в полусотне метров сзади.

Догадавшись, что меня пасут, я реально струхнул, а потом разозлился. На самого себя разозлился. Если бы мог, сам себе дал бы в морду, ведь дядька Павел чётко и ясно предупредил об опасности. Да, и сам я всё лето убеждался в этом. Расслабился и засветился, идиот долбокрякнутый! Чемпион среди тупых баранов!

Непонятная опасность вползла в мою жизнь как чёрная липкая жижа, заставив ходить осторожно, сосредоточиться и в поисках выхода тщательно выверять действия и поступки. Для начала я решил запрятать приборы подальше и убрать малейшие следы исследований. И, словно по заказу, вскоре подвернулся удобный случай.

Закадычный друг детства Серёга Марин, собрался с ребятами в предгорья Адыгеи с заездом по пути к многочисленным родичам в Ростов. Вот ему я и решил передать кофр с генераторами, чтобы отправить их подальше от Москвы. Он не спрашивал, что в большой клетчатой сумке, и клятвенно обещал пристроить груз по одному из трёх адресов. Где примут. Опасаясь за посылку и за Серёгу, я придумал передачу через третьи руки и камеру хранения. Более того, перед встречей с курьером я дважды пересаживался на такси, между этим попетляв по дворам, чтобы оторваться от возможного хвоста, а потом издали проследил передачу. Теперь за сохранность сумки с кофром я был спокоен, а ростовские адреса серёгиных родичей крепко засели у меня в голове.

Избавившись от приборов, рабочих записей и следов опытов, я наивно полагал, что обезопасил себя, но эта иллюзия рассеялась вместе с телефонным звонком. Однажды утром в мобильнике прогудел искажённый электроникой скрипучий голос: «Ты под колпаком. Веди себя разумно и не вздумай скрыться. Подумай о близких. Сиди дома и жди. Ничего не бойся, проигрывающий достойно, достоен снисхождения и… награды». Многоточие гудков резко оборвало голос. Вместе с тишиной у меня оборвалось и сердце. Предупреждение неизвестного врага явно не было пустым звуком, и на меня ощутимо пахнуло могильным холодом. Моп же твою ять! Вот это называется – влип.

Требовалось срочно искать выход. Мозг судорожно анализировал ситуацию, но мне не хватало достоверных сведений, и решение этой задачи всё время ускользало. Единственным очевидным аргументом в свалившейся на мою голову проблеме было то, что слежка началась после начала испытаний приборов. Значит, кто-то проведал про генератор, а это можно смело считать катастрофой! Также очевидно, что этот «кто-то» интересуется не лично мной, Павлом Смирновым, а только содержимым моей злосчастной головы, поэтому с остальным туловищем они наверняка церемониться не станут. Зная из бесчисленных сериалов и детективов о повадках и методах бандитов и всевозможных шпионов, я всполошился от того, что поставил под удар не только свою жизнь, но и жизни своих близких: родителей, брата, деда.

Чуток оклемавшись, я взвесил обстоятельства и понял, что, поскольку противопоставить противнику мне нечего, надо лишить преследователей их главной цели. Проще говоря, я задумал скрыться в каком-нибудь тайном месте, полагая по наивности, что это возможно. Поспешно прикинув ситуацию к носу, я уговорил однокурсника пустить меня пожить в его пустующей даче.

Прихватив кое-что из вещей, немного еды и оставшиеся деньжата, я затемно выскользнул из подъезда и сразу разобрал и выбросил в мусорную урну телефон. Весь день я шарахался по затромбированным улицам Москвы, запутывал следы и уже под вечер дождался приятеля у его подъезда. Ничего не поняв из моих невнятных объяснений, он недоумённо поскрёб затылок, но ключи от дачи вынес.

Оставив позади тревожный и озабоченный свет московских окон и беспокойную суету улиц, глубоким вечером я выбрался из автобуса в сумеречном пригороде. Нужный мне дом находился в дачном посёлке, к которому вплотную подступила новостройка. Необитаемое строение носило следы осеннего запустения, однако по виду показалось ухоженным и крепким. Старый сад скрывал расположенный в глубине участка дом, почти не видимый со стороны проулка. Соседние дачи тоже пустовали. Не сезон. Я открыл висячий замок на калитке, осторожно зашёл на участок и обошёл засыпанную листьями территорию, оглядев закоулки.

Внутри дома также царили темнота и холодное безмолвие. Я наскоро осмотрел комнаты. Потом проверил второй вход через застеклённую веранду, немалую часть которой занимала дровяная поленница. Набрав охапку дров, я немного подумал и положил их обратно. Топить печку среди безлюдных дач равносильно крику: «я здесь, идите все сюда». Облюбовав небольшую комнатку за печкой, я наскоро перекусил бутербродами, и, не придумав ничего лучшего, прямо в одежде и обуви растянулся на промятом диване и накрылся толстым ватным одеялом в надежде заснуть.

Из чуткой полудрёмы меня выдернул слабый посторонний звук. Осторожно поднявшись, я замер, превратившись в слух. Через минуту тревожного ожидания звук повторился. Со стороны крыльца донеслось едва слышное звяканье, будто кто-то снаружи пытался потихоньку открыть внутренний запор. И вряд ли это был мой приятель.

Прихватив рюкзачок, я на цыпочках начал пробираться к веранде. Однако и там через застеклённую дверь в светлой темноте я увидел неясный контур человеческой фигуры. Осознание попадания в ловушку и отчаяние придали сил. Я ещё давеча приметил в углу потемневшую от времени и работы лопату, и, когда в проёме двери возникла фигура чужака, со всей дури приложил её по башке. Незнакомец шумно рухнул, а я через открытую дверь метнулся в осеннюю темень. Перемахнув через перила веранды, я бросился к забору, подтянулся, перекинул ногу и уже почти перевалился, когда вместе с глухими щелчками выстрелов почувствовал сильный удар в руку, затем прилетело в спину и в правый бок. Невидимая во мраке земля сильно ударила по голове, которая взорвалась болью. Рот наполнился солёной кровью. Вспыхнула темнота, потом мелькнул свет, потом непонятный шум, потом я сверху увидел себя, лежащего в реанимации, опутанного проводами и трубками. Весьма, доложу вам, курьёзная ситуация.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20 
Рейтинг@Mail.ru