Одним таким солнечным летним днем я неспешно прогуливался по тенистой улочке городского центра, как вдруг мое зрение выхватило из зелени растущих вдоль тротуара деревьев испитую физиономию типа, отправившего Марию вместе со мной набрать воды из-под крана. Он явно тоже меня заметил, так как наши взгляды на секунду встретились. Я мог бы спокойно пройти мимо, но возникшее желание осведомиться о судьбе так и не забытой Марии, чья мягкая улыбка вместе с гипнозом сапфировых глаз частенько теперь украшали ночные сновидения, заставило меня свернуть с асфальтовой дорожки.
– Привет, как жизнь? – сказал я, приблизившись к нему.
Обросший щетиной пьяница брезгливо посмотрел на мою протянутую руку, словно она была в слоях грязи, и лишь после напряженного раздумья нехотя коснулся ее своей пятерней, после чего лениво процедил.
– Че хотел?
Я собирался начать издалека, чтобы не выказать свой особый интерес к конкретной женщине, но из-за его презрительной мины и видимого нежелания общаться прямо спросил:
– Как там Маша поживает? Прохожу через сквер почти каждый божий день, но ни разу ее не видел.
– Это тебя надо спросить! – тут же отреагировал он. – Как ушла к тебе за водой, так и пропала! Ни разу больше на лавке не появлялась! Хорошо, ее потом видели у общаги, а то мы уже начали думать, что ты ее порешил.
– Никто ее пальцем не тронул, просто она сама не спешила уходить, – зачем-то стал оправдываться я.
– Ну пальцем, может, и не тронул, зато чем-либо другим – так это наверняка! – лицо алкаша искривилось в злорадной улыбке. – Иначе какого черта тебя она так волнует? Даже подошел ко мне только из-за нее! Или я не прав?
Мне нечего было возразить, поэтому пришлось подтвердить проницательность пьяницы многозначительным молчанием.
– А знаешь ли ты, чудило, что это дама ВИЧ-инфицированная? Она как только появилась, сразу всех известила и даже справку какую-то показывала. Мы ее не прогоняли, но и не приставал к ней никто. И зовут ее, между прочим, Муза. Муза Васильевна вроде, а может Константиновна. Сначала кликали ее Музыкой, Музкой, но прижилось более привычное и схожее по звучанию Мурка. – обросший тип сплюнул и протяжно вздохнул. – Ладно, хрен чай с ней! Больно много внимание мутной бабе уделяем. Подбрось лучше деньжат, а то сдохну в такую жарищу!
Оглушенный услышанным, я послушно выгреб из кармана джинсов всю имеющуюся наличность и молча вручил ему. И без того прогретый воздух казался теперь раскаленным, перед глазами заплясали темные мушки, а в ушах раздался радостный, почти детский смех Алисы, оглашавший сегодня квартиру прямо перед тем, как мне выйти за порог. Наверное, из-за того, что я в мгновение ока страшно побелел, но, скорее всего, по причине моей невиданной щедрости, помятый тип дружески хлопнул меня по плечу и весело произнес:
– Что, пора памперс сменить? Успокойся, бро, побереги нервишки, они еще пригодятся! Я ведь пошутил насчет СПИДа. Ты сам напросился. Ходишь мимо, задрав башку, никогда копейку не подкинешь, сигареткой не угостишь. Да еще Музу нашу увел с концами. Знаешь, как обидно! Но все же сдай анализы, проверься. А она еще обязательно нарисуется, причем нежданно-негаданно, когда даже имя ее позабудется. Уж поверь!
Он положил татуированную руку себе на грудь, после чего, страдальчески сдвинув брови, заявил, что во избежание остановки сердца должен срочно идти в магазин и предложил составить ему компанию. Кивнув головой, я побрел вместе с ним, хотя выпивать не собирался. Его твердая уверенность в возвращении Музы согревала мне душу лучше всякого алкоголя. «Она обязательно объявится. Обязательно, – повторял я про себя, еле поспевая за ускоряющим шаг бедолагой. – Этот тип верно говорит – она появится самым неожиданным образом!».
Впоследствии время доказало правоту нашей общей с ним убежденности. Муза не раз появлялась в моей жизни самым удивительным образом и в самых разных обличиях.